Он посмотрел на часы:
- Пора. Как быстро пробежало время.
- Да я ещё пристаю к тебе с дурацкими вопросами, да?
Молчание.
- Да?
- Да.
И снова не то. Светлана ждала, что он успокоит её как-то, извинится, что-то исправит, а он хлестнул душу коротким «Да», а потом встал и ушёл в ванную комнату. Ошарашенная этим коротким словом, она оставалась лежать в постели. Думать о том, что её сейчас волновало, боялась и потому усилием воли пыталась уводить свои мысли на что-то другое, не получалось, к счастью получалось гасить их, а вернее, обрывать и комкать. Она надеялась, что с его возвращением всё изменится, он что-нибудь скажет такое, что изменит положение, но он вернулся и молча начал одеваться. Одевшись, он как всегда нежно простился с ней, взял свой саквояж, и, бросив на прощание короткое «До завтра», ушёл. Всё ещё оставаясь нагой, Светлана встала, ноги провели её на несколько шагов по направлению к двери, но до двери она не дошла, остановилась у кресла, забилась в него с ногами, обняла колени и погрузилась в мысли. Её память обидными хлёстками выкидывала на арену мыслей его слова: «Вот ты, встретив какого-нибудь необыкновенного, красивого, умного мужчину, разве не обратишь на него внимание». Что-то возмущённо и иронично восклицало в ней, - Лариса – красивый человек! Лариса – умная женщина!» Света не видела в Ларисе красивого умного человека. Красивым, быть может, было лицо Ларисы, фигура нормальная, но, по мнению Светланы человечком Лариса была несимпатичным: лгунья, неряха в делах, циник, глупышка. «Значит, Лариса для него - необыкновенная, красивая, умная», - думала Света, - «а я? Кто я для Максима?» Этот вопрос как-то очень неожиданно выперся в сознании девушки, и она невольно стала искать на него ответ. Она вспомнила, как он говорил и ей - Светлане о том, что она умна, говорил, что красивая, но вот о том, что она необыкновенная ... Света лихорадочно листала в памяти все его признания, объяснения, все его комплименты, в надежде вспомнить что-то сказанное им, что хоть чуточку намекало бы на её, Светланы необыкновенность, но ничего подобного не припоминала, а лишь постоянно натыкалась на сказанное им неоднократно, вот и сегодня: «Ты чертовски сексуальна». Когда-то это нравилось Светлане, но сейчас этот комплимент подтверждал её догадку о его потребительском отношении к ней. Правда, он сказал, да и раньше говорил, что никто ему не нужен, нужна только она - Света. Эти слова чуть-чуть, секунд тридцать, потеплились в душе, но их вскоре вытеснили леденящим холодом всё те же слова, сказанные недавно Максимом о необыкновенноси Ларисы. Уж лучше бы он отмолчался, а он сказал то, чего она не хотела от него слышать.
«Значит», - терзая душу, пробуксовывала Светлана в сознании всё те же мысли, - «эту пустышку он видит необыкновенной, красивой, умной. Он так и сказал». И как бы в подтверждение его слов в памяти Светланы чередой стали всплывать случаи, свидетельствующие о его неравнодушии к Ларисе, и тут же в пику к ним другие, свидетельствующие, как ей казалось, о равнодушии его к ней, Светлане. Вспомнился День рождения Ларисы, который праздновали на прошлой неделе в филармонии. Ларисе он подарил диск с записью своего концерта, а ей, Светлане, в День её рождения, который они праздновали труппой осенью в Сочи, он от себя ничего не подарил. Вспомнилось собрание, на котором Порфирий Львович с неподдельной усталостью в голосе после всех выступлений сказал Ларисе:
- Голубушка, вы должны были чувствовать, мы все любим вас, искренне желаем вам добра, но вы не умеете ценить этого. Я не могу больше из-за вас ставить под удар весь наш коллектив. Думаю, вы сами понимаете, нам нужна скрипка, а не … - Порфирий Львович замялся, подыскивая слова, наконец, нашёл и промолвил - легкомысленная скрипачка.
Порфирий Львович хотел ещё что-то сказать, но Максим, тихо сидевший у рояля, неожиданно вмешался:
- Порфирий Львович, - в его голосе звучала решимость, - давайте дадим Ларисе Федоровне ещё один шанс. Она молода и потому… - Тут он замялся. – Я прошу оставить её в труппе.
Все эти воспоминания, а главное, его сегодняшние слова о необыкновенности Ларисы всё чётче и звучнее выводили в сознании Светланы вопрос «Раз ему так мила Лариса, зачем же он ходит ко мне?»
Неожиданно для самой Светы в памяти её пронёсся сегодняшний визит Максима с первой секунды. Она почти физически ощутила на себе ласку Максима, вспомнила его нежный взгляд, его шёпот, его стон, и почувствовала, что её душа переполнена любовью к этому талантливому музыканту. Для неё было счастьем сидеть с ним в одном оркестре, сливать звуки своей скрипки с его скрипкой, видеть его, слышать его, ощущать ухом его дыхание, его нежный поцелуй в уголок рта, сливаться с ним в сексуальном порыве и гасить в себе истому.
Ослепленная любовью, Светлана пыталась забыть все только что вспомнившиеся обиды и заглушить так неожиданно весомо возникший вопрос – зачем он ходит к ней, но его фраза о необыкновенном человеке, так и остающаяся где-то внутри торчать колом, пригвоздила её влюблённость, не давая ей как раньше лавиной заглатывать обидные мелочи. Оказалось, что мелочи не так уж и мелки. Мысли Светланы путались, замыкались в каком-то круге и усиливали вопрос, «Зачем он ходит ко мне?». Ответ на этот мучительный вопрос тут же находился, но ответ был не тот, который Света приняла бы с радостью, а другой, который она боялась принять и провозгласить в своём сознании. Напрашивающийся ответ был ненужный, а нужный, желанный срывался, не имея под собой опоры, и куда-то исчезал, уступая место ненужному. Светлана искала аргументы в пользу нужного ответа. Она вытаскивала из памяти разные мелочи в отношениях с Максимом, которые могли бы быть аргументами в пользу нужного ответа, но почему-то получалось так, что все они в итоге оказывались либо простыми банальными эпизодами, не могущими служить аргументами в пользу нужного ответа, либо даже напротив, аргументировали в пользу ненужного. По всему выходило, что Максим не любит её, Свету, а если даже и любит, как говорил о том, то только как необходимость, надо же здоровому мужчине заниматься сексом. Этот ответ и был тем ненужным ответом, которого она боялась, который гнала. Но этот ответ был аргументирован, он не просто напрашивался, он уже был, и его невозможно было игнорировать. Наконец-то Света признала этот ответ и призналась себе – «Он ходит ко мне лишь для удовлетворения своих сексуальных потребностей».
Удручённая этой мыслью, неожиданно нахлынувшей обидой, рассерженная на себя за то, что не понимала этого раньше, за то, что начала сегодня с Максимом этот разговор, за то, что сидит голая и бездельничает, за то, что подмочила кресло вылившейся из неё влагой и ещё за что-то очень неопределённое, Света вылезла из кресла и поплелась в ванную комнату. Ощутив на себе тёплые струи душа, она постаралась отключить все мысли. Почти получилось. Вода истерически била по плечам, по груди, по спине, по голове, по лицу, и снова по плечам, по спине, по груди, по голове, по лицу и уносила с собой в сток вопрос, ответ, обиду, образ Ларисы и даже образ его - Максима.
Почти успокоенная Света вышла из-под душа, начала обтираться полотенцем и увидела в зеркало своё отражение, которое насмешливо кричало ей: «ты чертовски сексуальна, ты нужна ему для секса, а увлечён он не тобой». Света была уже готова снова дать волю мыслям, но помешал телефонный звонок. Звонил художник Травкин, приглашал на свою выставку. Света замялась с ответом, но, узнав, что выставка будет проходить четыре дня, обещала быть. Через час звонил брат.
- Привет, Светуха! Как гастроли? Нормалёк?
- Привет! – искренне обрадовалась Света. – Да, нормалёк. А вы где были? Я вам звонила.
- Знаю. Мы ездили на Силигер.
- Здорово! Понравилось?
- Ещё бы! Приезжай, я фотки отпечатал. А ты как, замуж не вышла?
- Федь, скажи мне честно, что я сделала тебе плохого, что ты постоянно отправляешь меня замуж?
- Значит, не вышла, - нарочито тяжело вздохнул Фёдор. – Да хочется тебя, дурёху, с плеч скинуть. Знаешь ведь сама, баба с воза, кобыле легче.
- Да уж не ты ли та кобыла?
Оба посмеялись.
- Знаешь, Свет, я всё дивлюсь, куда это мужики смотрят. Такая женщина!
- Да смотрят, Федь, на меня смотрят. Но не он. А он не смотрит, – в голосе Светланы прозвучала неподдельная грусть.
- Эм… - Фёдор многозначительно подержал паузу и резюмировал, - тогда он дурак.
- Да нет, Федь, он не дурак.
- Я что звоню-то, давай завтра днём махнём в теннисный клуб. Хватит тебе свои ножки прятать под концертные платья.
Света засмеялась:
- А я и не прячу.
- Свет, а я его знаю? – вдруг серьёзно спросил брат. У него была странная манера общаться. Он часто перебивал сам себя, но почти никогда не перебивал собеседника.
- Его знают все, - грустно ответила Светлана.
- Это виртуоз что ли?
Молчание.
- Знаешь, Свет, а виртуозы тоже дураками бывают. Ну, так как насчёт завтра? Сёмушкин из Штатов приехал, всё так же по тебе сохнет. А что, выходи за него замуж!
- Федь, ты хочешь меня сбагрить в Штаты?
- Нет. Ты поставь ему условие.
- Да нет, не нужен мне Сёмушкин. А потом, ты же знаешь, его не вытащишь из тёплого гнёздышка. Он влюблён в свою Америку, и, по-моему, больше чем в меня. Вспомни, он с самого детства имел всего одну тему для разговора – Америка.
- Да вроде сейчас поумнел. Кстати, он завтра тоже будет.
- Да? Федь, извини, но я не смогу завтра. - Света замялась.
- Свет, ты что, из-за Сёмушкина что ли? Хочешь, пойдём без него.
- Да нет, я, правда, не смогу. Разве я тебе ещё этого не сказала?
- Сказала, но я не поверил. Мы заедем за тобой завтра в два часа. Идёт?
Свете хотелось пойти в клуб, она любила там бывать, да ещё с братом, с Иришкой, и Сёмушкина она была бы рада увидеть, возможно, он изменился, возможно, и к ней уже охладел, но что-то её останавливало. Собственно Света знала что, только не хотела себе признаться в этом. Это были слова Максима на прощанье «До завтра». Света хотела уже ответить отказом, но дальнейшие слова брата заставили её согласиться. А брат сказал:
- Вот и Ирина соскучилась по тебе.
- Хорошо. В два.
Максим позвонил вечером.
- Привет, весело начал он. – Это я. Давай завтра махнём на пляж. Хочешь?
- Нет, - просто ответила Света, удивляясь сама той лёгкости, с которой было произнесено это слово, и добавила, - я не могу завтра, у меня другие планы.
- Да? – с нотками шутливого упрёка спросил Максим. – Так ты не хочешь, или не можешь?
Сердце Светланы сжалось. Немного помедлив, она ответила, - Не могу и не хочу.
- Не могу и не хочу или не хочу и не могу? – всё ещё с нотками игривости в голосе спросил Максим.
- Не хочу и не могу, - ответила Света, и тут же решительно добавила, - вернее, просто не хочу.
В трубке воцарилось молчание, показавшееся Светлане слишком затянувшимся, но прерывать его она не хотела. Она ждала, что на это скажет Максим, хотя, что бы он ни сказал, она уже знала свой ответ. Он же ничего не сказал, а, пожелав ей спокойной ночи, и, даже не дождавшись её ответа, оборвал связь. Короткие гудки показались Светлане особо резкими. Забыв положить трубку на рычаг, Света вслушивалась в них, и ей казалось, что они вторили вырвавшееся из её уст короткое слово «всё».
- Всё, всё, всё, всё...
Что-то сжалось в её душе. Прервав истошные звуки положенной на рычаг трубкой телефона, Светлана медленно стала оседать в кресло, не успевшее ещё высохнуть после чистки, но присесть не успела, телефонный звонок поднял её и устремил к аппарату. «Он звонит!» - всплеснулось в душе. Но звонил не он, звонила подруга. О чём-то немного поговорили, и, улучшив момент, Светлана свернула разговор. Через час прозвучал следующий звонок. Звонили в дверь. «Он!» - ликовала Света. Мигом, даже не задерживаясь у зеркала, выскочила в прихожую, открыла дверь, за порогом стоял Сёмушкин с букетом цветов.
Сёмушкин Вадим Сергеевич в прошлом сосед и одноклассник Светланы, с детских лет был увлечён ею, а в старших классах начал открыто ухаживать за ней. Светлане нравилось это: Вадим был лучшим учеником школы, был хорош собой, интеллигентен, и многие девушки мечтали о нём. Но Вадим никого не замечал кроме Светланы, Светлана тоже к нему привязалась, они были почти неразлучны, и все стали считать их парой. Светлане нравилось быть любимой Вадимом, нравилось бывать с ним везде, нравилось заниматься с ним сексом, только разве что её немного утомляло то, что он был очень сильно привязан к ней. Незаметно для себя она стала сторониться его, а когда на третьем курсе встретила Максима, вовсе стала избегать его. Их объяснение произошло в осеннем парке. Вадим молча выслушал Свету, поцеловал её в чёлку и сказал: «Хочу, чтоб ты была счастлива». В этот же год он уехал в Америку. Через три года он прилетел в Москву, потом стал прилетать ежегодно. Все его встречи со Светланой носили дружеский характер. Вот и сегодня Светлана обрадовалась ему как другу. Вадим признался, что очень соскучился, а потому не стал дожидаться завтрашней встречи, пригласил её сходить поужинать. Света с удовольствием приняла его предложение.
Ресторанов в городе много, но они пошли всё в тот же «Старый дворик», куда ходили много лет назад вдвоём, когда ещё Вадим жил в Москве и считался парнем Светланы, и куда всегда ходили потом при каждой их встрече, когда уже Максим приезжал в Москву из Америки. Этот ресторанчик находился на одной из старинных улочек города, и почти ничего в нём вот уже много лет не менялось. Здесь была особая уютность, обусловленная торжественной домашностью интерьеров, вкусной едой, красивым ненавязчивым обслуживанием, а главное, здесь музыка не била по барабанным перепонкам, и более того, была немного приглушённой, что давало возможность посетителям общаться друг с другом без напряжения слуха. Вадим вкратце рассказал о своей жизни, упомянул общих знакомых, интересовался жизнью Светланы, и, наконец, решился спросить её, чем она сегодня огорчена.
Света ответила:
- Сегодня я убедилась в том, что нелюбима любимым.
- Это грустно, - заметил Вадим, опуская взгляд. После небольшой паузы добавил – У меня та же беда. Я не любим любимой. - Вадим серьёзно посмотрел в глаза девушки. - Светик, но мы всё равно счастливы, мы же любим, а это, поверь мне, много лучше, чем быть любимым нелюбимым человеком.
- Да?
Света тоже очень серьёзно смотрела на Вадима. В подтверждение слов Вадима о счастье любить Света пробежалась мыслями-воспоминаниями по счастливым моментам общения с Максимом, но в конце почти каждого воспоминания она натыкалась на какую-то неуютность. Это тяготило, она остановила себя, отвела взгляд, и переключилась ко второй части слов Вадима. «Любовь нелюбимого». - Я этого не знаю, - решила она про себя, но тут же вспомнила Вадима. Влетела мыслями в их совместное прошлое. Вадим не мешал, сидел молча, и тоже углубился в воспоминания их совместного прошлого. Они мысленно пробегали одни и те же прошлые события. Оба, она чуть раньше, он позже, вспомнили детский спектакль, в котором Вадим играл Деда Мороза, а Света – Бабу-Ягу, оба с некоторым может быть временным несовпадением вспомнили первый поцелуй, вспомнили походы на природу, прогулки по парку, праздники, тёплую летнюю грозу, промочившую их насквозь и многое другое. Мысли Светланы ворвались в осенний парк, где Вадим на прощание поцеловал её в чёлку, а Вадим мысленно всё ещё обнимал до ниточки промокшую Светлану.
- Ты сказал, что лучше любить, чем быть любимым нелюбимой…, - неожиданно не только для Вадима, но и для себя заговорила Света. – А ты это испытал?
- Любовь? – растерянно спросил Вадим. Слово слетело с его уст как спуганная птица с ветки. Света не успела ответить, он быстро, но уже как-то энергетически веско, из нутрии, так, что даже голос его прозвучал в какой-то чужой неуловимой тональности, добавил:
- Я тебя люблю, Света.
Света зажмурилась, наклонила лицо к столу и ладонью, как козырьком, подвешенным ко лбу, закрыла глаза. Ненадолго. Сбросила ладонь, нежно посмотрела в глаза Вадима и тихо произнесла:
- Спасибо, Вадик. Ты прости меня. Я… - Не докончив фразу, Светлана перешла на новую, кстати, так же начинающуюся с местоимения я. – Я хотела спросить, ты испытывал на себе любовь нелюбимой? Это, наверное, мучительно, да?
- Всё зависит от того, от той, кто тебя любит. В Штатах у меня была соседка, влюблённая в меня, так она просто проходу мне не давала. Пришлось менять квартиру. А, помнишь Зину? Её любовь была тихой, даже немного печальной. Я, конечно, испытывал неловкость, но с другой стороны это даже как-то меня забавляло, тешило моё самолюбие что-ли.
- Зину?! – удивилась Света. - Это Храпову? – Света назвала девочку из параллельного класса. Видя по лицу Вадима, что именно о ней идёт речь, продолжила удивляться. - Храпова любила тебя? Не может быть! – Но тут же осекла себя, - Хотя, в тебя были влюблены почти все девчонки.
Вадим хотел что-то возразить, не успел. Слова Светланы, упали каплей росы – И я.
С минуту посидели молча. Опять заговорила Светлана.
- А мне не ведомо такое.
- Какое?
- Любовь нелюбимого.
- А я? – грустно и как-то боязливо задал свой вопрос Вадим и тут же, пытаясь надеть на лицо улыбку, спросил:
- Я так далеко что ты не чувствуешь моей любви?
- Я всегда чувствую твою любовь, Вадим, - без промедления ответила Света и добавила с ударением, - Всегда. Но ты не нелюбимый.
Вадим замер, ждал продолжения, но Света замолкла. Помолчали минуты две. Заговорил Вадим:
- Свет, ты сказала, …
Света, видя, что Вадиму трудно даются слова, пришла на помощь.
- Да, Вадик, я сказала, что ты не нелюбимый. Я люблю тебя… как друга. Даже больше.
Уловив волнение Вадима, нарочито весёлым голосом заговорила:
- Знаешь, я сейчас вспомнила нас, наше детство, юность. Хорошо было. Правда, мы с тобой пережили много хорошего?
- Правда. Но впереди у нас хорошего ещё больше. – В голосе Вадима звучала уверенность.
- Думаешь? Вопрос прозвучал глубинно, настороженно, и в то же время с надеждой.
- Знаю, - тепло и всё так же уверенно ответил Вадим, с любовью глядя в глаза Светланы.