7.
Шорох на втором этаже быстро стих. Трубадур думал, что заснет, стоит лишь коснуться головой диванной подушки. Покрывало он тоже нашел на диване, в ногах, но не стал его разворачивать: оно было шерстяное, слишком плотное, слишком жаркое. Скинул с бедер полотенце на спинку дивана и голым растянулся на мягком бархате, который успел впитать тепло Любиного тела. Початая бутылка виски переливалась в бликах пламени причудливым многогранным камнем. Трубадур сомневался: он не спросил, можно ли пополнить стакан, но потом решил, что от двух-трех глотков не убудет. И даже с помощью виски он не сумел призвать сон.
Гул за окном, мерцающие всполохи – все это беспокоило, не давало сомкнуть глаз. Люба, наверное, просто привыкла засыпать под такое светозвуковое сопровождение. Трубадур замер и прислушался. На втором этаже – ни шороха. Значит, хозяйка дома спит. Он встал, походил по комнате. Постоял у камина, понаблюдал за догорающим огнем; потом – у окна, попробовал посчитать цвета радуги, понять закономерность их смены, но сбился. Подержал в руках бутылку, хотел плеснуть себе еще пару глотков, но подумал и не стал. Можно бороться со сном, но бороться с бессонницей бесполезно. Трубадур, преодолев брезгливое чувство, влез в задубевшие штаны. Брезгливость вызывало непривычно-чистое тело, а не привычно-грязная одежда. Вернее, несовместимое сочетание того и другого.
За порогом было прохладно и пусто. Одинаковые двухэтажные дома с двускатными гонтовыми крышами протянулись по обе стороны от мостовой, и было совершенно не понятно, какой из домов имеет хозяина, а какой заброшен. По отсутствию людей на улице Трубадур понял, что желание Любы жить поближе к Воротам и Радужной Стене разделяют не так много горожан. А может, Любин дом – единственный жилой дом на этой улице.
Осмотревшись по сторонам. Трубадур запомнил ориентиры. Последнее строение перед взбегающей на холм тропинкой. Не заблудишься. Сон так и не думал заглядывать в гости. Луна светила ярко, но мерцание Стены пеленой затягивало небесный свет. Тем не менее блуждать наощупь не придется. Из двух направлений – к Воротам или к Анкетной башне – Трубадур выбрал второе. И вот под подошвами походной обуви на смену гладким булыжникам мостовой пришли мелкие острые камешки. Анкетная башня одиноко возвышалась на холме, размеры которого Трубадур не мог оценить в темноте. Сам же холм расположился на пустыре за чертой Города.
Что Трубадур знал о Бухгалтере? Что помнил об Анкетной башне? Только то, что слышал от приемного отца, от других Трубадуров, о чем сам рассказывал доверчивым слушателям. Ни одно сказание о Городе невозможно представить без главы о Бухгалтере. Традиция предлагала несколько вариантов, Трубадур мог выбрать любой.
Значения имени не знал никто. На равнине все имена обозначали профессию, но какой именно род занятий связан с именем Бухгалтер, оставалось загадкой. До всех Эпох на равнине (а по легендам, и за Немым хребтом, и в пустоши, и еще в невесть каких краях) проживало так много людей, что для них не хватило одного языка. Люди говорили на нескольких разных и не всегда понимали друг друга. А когда люди не понимают друг друга, не знают взаимных намерений, они злятся, строят домыслы и могут причинить друг другу вред. Может, именно поэтому и произошло Большое Несчастье. Если бы язык был один, как сейчас, если бы люди слушали, слышали и понимали один другого, то все могло быть иначе.
Отец как-то упоминал, что в некоем древнем забытом ныне языке имя «Бухгалтер» было связано с книгами. То ли «хранитель книг», толи их «владелец». И даже себя отец иногда называл с улыбкой «Бухгалтером», потому что владел одной книгой. Книга перешла к Трубадуру по наследству и до сих пор лежала в его походной суме.
Истрепанный томик с неприлично затершейся обложкой, на которой невозможно было различить ни рисунок, ни название. Страницы книги почти истлели, листать их нужно было с крайней осторожностью. По этой книге отец выучил читать Трубадура. О чем повествовала книга, Трубадур так и не смог разобрать до конца. Почти все слова были понятны, но, пригнанные одно к одному, понятные слова создавали странный незнакомый орнамент, рисовали мир чужой и расплывчатый, как игра теней в сумерках.
Бухгалтер – хранитель книг, так говорил отец, но Трубадур имел сомнения: отец вполне мог придумать все это для красоты историй, ради лишних медяков на площадном выступлении. Были и другие варианты легенды. И чем больше было представлено в истории неправдоподобных подробностей, тем больше восторженного свиста собирал ее рассказчик на площадях.
Самой простой, а потому достоверной легендой представлялась Трубадуру следующая. Некий Купец в поисках более щедрых покупателей и более выгодных продаж и обменов миновал последнее поселение равнины и, углубившись в безлюдные земли, уже собирался повернуть назад, но остановился на ночлег вместе с караваном, состоящим из Носильщиков и Охранников. Ночью прямо перед их глазами возникла чудесная радуга, что рассекла равнину надвое – Радужная Стена. Отдельный участок радуги слепил бело-желтым сиянием. Этот кусок Стены Купец назвал Воротами. Почему – трудно сказать.
Эта же легенда повествует о том, что Купец вернулся в заселенную часть равнины, распродал или выменял на инструменты и еду все свои товары и снова отправился к Воротам с детьми, Женами и многими наемными людьми, чтобы возвести здесь Город. Для себя лично он построил Анкетную башню, в которой собрал большую библиотеку, за что горожане и прозвали его Бухгалтером.
Когда отец Трубадура рассказывал именно этот вариант легенды, он всегда добавлял одну трогательную деталь, вводил еще одного персонажа – Сына Купца. Радужная Стена, что выросла в ночи перед изумленными путниками, разделила не только равнину, но и семью, отрезав Купца от его Сына. Поэтому и построил Купец Город у самого хвоста Дракона: он не в силах был покинуть это место и долгие годы искал способ проникнуть за Ворота и найти Сына.
Сам Купец этого сделать не мог – Ворота не пускали его. Но зато пропускали всякого, кто получил купеческое благословение. И вот год за годом, день за днем посылал Купец-Бухгалтер все новых и новых гонцов, чтобы отыскать своего Сына. И многие соглашались выполнить это опасное задание, потому что Бухгалтер не скупился на деньги и щедро одаривал своих посланцев. Но никто из них не возвращался. Однажды Трубадур слышал эту легенду от собрата по профессии, но в другом исполнении: за Воротами оказалась Дочь Купца, а не его Сын.
В более фантастическом изложении Купец не строил Город, а просто повелел Воротам создать улицы и дома, топнул ногой, и в тот же миг за спиной Купца вырос Город с людьми и строениями. Иногда появлялась некая Дева Ворот, которая влюбилась в Купца и полностью повиновалась его велениям. Иногда Дева Ворот влюблялась в Охранника, или Носильщика, или Сына Купца, или…
Самые смелые сказители вообще лишали основателя Города человеческих качеств. Он был не Купцом, не Бухгалтером, а творцом Ворот и Радужной Стены и духом этого места. Злым духом или добрым – зависело от характера и настроения Трубадура и от желания толпы.
Толпа всегда была сильнее любого сказителя, толпа подминала под себя, переделывала истории по своему желанию, карала и миловала героев, лепила сюжет свистом и улюлюканьем. Искусство Трубадуров заключалось не только в том, чтобы помнить имена, события, названия исчезнувших городов, назначение несуществующих предметов. Умелому Трубадуру следовало «ловить ветер», чувствовать настроение слушателей, следовать велению толпы, но всегда возвращаться на ту дорогу, которая выведет повествование к одному из заготовленных финалов. Хорошо еще, что толпа не изобретала ничего нового – в этом и заключалось мастерство Трубадуров, - а лишь выбирала из предложенных вариантов.
В истории про Бухгалтера только дети готовы были видеть его мифическим зверем, бесплотным духом или таинственным существом – они ждали сказки. В некоторых «детских» сказках про Город никакого Бухгалтера вообще не существовало, чтобы не смущать неокрепшие умы, чтобы не отвечать во время представления на бесчисленные вопросы, на большинство из которых просто не было ответов. Взрослая толпа, напротив, желала встречи не с духом, а с человеком, пусть даже этот человек будет наделен необычными способностями, будет обладать несметными богатствами в тайниках. Поэтому Трубадуры рисовали Бухгалтера Купцом, основателем Города, его правителем, градоначальником, даже вспоминали древнее слово Мэр. Иногда называли Атаманом в память об Эпохе Воюющих Банд, иногда – Лидером, отдавая дань Эпохе Столицы.
История про Город, Ворота, Радужную Стену, Анкетную башню и Бухгалтера была одна, но Трубадуры равнины, как зеркала, отражали разные ее стороны. И в таком калейдоскопе отражений правда, даже если она когда-то была, рассыпалась на множество иносказаний, легенд, небылиц, невероятных выдумок. Но все эти истории имели одно общее место: через Ворота нет пути до тех пор, пока искатель счастья (или смерти – кто ж знает, что там, за Воротами?) не посетит Анкетную башню, пока не встретится с ее хозяином - Бухгалтером.
Встреча с Бухгалтером, кроме пропуска за Ворота, давала еще одно неоспоримое преимущество: богатство. Хозяин башни как бы вознаграждал путника за смелое желание отправиться за световую грань в неведомое. Сумма вознаграждения разнилась в зависимости от алчности слушателей и наглости рассказчика. Самые скромные Трубадуры пели про горсть медных монет, самые невоздержанные в своих фантазиях говорили про золотую монету, которую, правда, давали не всем, а только особо приглянувшимся таинственному Бухгалтеру.
Трубадур взбирался по тропе к Анкетной башне. С каждым шагом тьма вокруг сгущалась, но не повсеместно, а выборочно, словно некто черной гранитной пылью засыпал те области пространства, которые гостю Анкетной башни видеть было не обязательно. Плотный слой такой пыли скрыл от глаз Трубадура уже пройденный участок и все, что находилось по обе стороны тропы. Нить дорожки перед глазами, напротив, желтела все ярче, словно ее подсвечивали из-под земли. Таким же ярким свечением наливалась и сама башня на холме.
Странное это было здание – башня. Сейчас никто не строил таких. Да и прежде – кому могло понадобиться подобное строение? Дома должны быть предназначены для жилья, или складов, или торговли. Есть дом Трактирщика, в котором зал для приема пищи и комнаты для приема гостей. Есть в каждом селении дом Шлюхи, есть мастерские Сапожника, Ткача, Кузнеца, Лекаря. Есть загоны для скота и амбары для урожая.
Чем просторнее дом, тем он богаче, удобнее, вмещает большее количество жильцов, товара, скота. Всем известно, что места всегда больше в прямоугольном строении. Поэтому круглое высокое здание было пустой тратой времени строителей и бесполезным расходом дорогого тесаного камня, из которого были сложены стены. Что может уместиться внутри такого дома? Разве что одна комната на этаж, да и то половину комнаты будет занимать лестница на следующий. А этажей в башне не мало. Трубадур не мог посчитать точно – четыре или даже пять. Да еще на верхних этажах башня сужалась еле заметным конусом. Очень странное здание…
Внезапно Трубадур остановился в испуге: на тропе стоял дикий пес – большой, взрослый, страшный. Пес оскалил клыки и смотрел на незваного гостя недобрым глазом. Внутри широкой собачьей груди клокотало глухое рычание. Трубадур сделал шаг назад, пес не двинулся с места. Рука сама легла на туго пригнанные веревочные петли рукояти – нож Трубадур всегда носил под курткой. Пес слегка наклонил огромную голову, словно заинтересовался тем, что его враг может извлечь из-за пазухи. Неприятная встреча. Пройти такой длинный путь, чтобы у самой цели истечь кровью от рваной раны? Нет уж, не бывать этому, и позлее беды встречал Трубадур по дороге. Он набрал полную грудь воздуха и приготовился к схватке.
Тонкий еле слышный свист раздался из темноты. Пес повел ухом и… завилял хвостом, вывалив язык. Если бы такое было возможно, Трубадур сказал бы, что дикий пес улыбался. Во всяком случае, оскал перестал быть грозным и предвещать атаку. На тропинку вышел человек, приземистый, с плоской головой на короткой шее. Кожа на открытых местах под облегающей одеждой блестела, словно человек только что вылез из бака с теплой водой. Не человек – черь, пиявка.
Черь и пес, несомненно, были знакомы – хищный зверь подсунул лохматую голову под руку в ожидании ласки. Пиявка почесал собаку за ухом, глянул сквозь Трубадура безразличным рыбьим глазом, снова посмотрел на пса. Четвероногий хищник переводил взгляд с черя на человека и обратно, словно вопрошая о чем-то своего хозяина.
Пиявка прищурился в сторону Трубадура, будто не замечая никого. Потом сложил руки на груди, потом простер правую руку в сторону Анкетной башни, а левую – за спину Трубадура, в сторону окраины Города. Издал несколько всхлипывающих звуков и повторил эту загадочную танцевальную фигуру. После нескольких повторов пиявка замер с простертыми руками. Постояв так с минуту, черь опустил руки и шагнул в темноту по другую сторону тропы. Снова раздался тихий свист, и пес, забыв про Трубадура, в один прыжок исчез вслед за хозяином.
Некоторое время Трубадур не дышал и не трогался с места, ожидая возвращения странной пары. Но тьма была бездвижна и безмолвна. На десятом ударе сердца Трубадур решил продолжить восхождение на холм. Через два десятка шагов он оказался перед тяжелой двустворчатой деревянной дверью. Здесь, у подножия башни, городское мерцание совсем не мешало, Луна снова ярко сияла над головой. Гигантская каменная колонна, казалось, упиралась вершиной в черный небосвод, усеянный звездами.
Башня была очень древним строением. Несомненно, возвели ее до всех Эпох. Тяжело пришлось ей в огненные годы Большого Несчастья: камни её стен оплавились, но двустворчатые двери были сложены из довольно свежих широких досок, видимо, были вставлены не так давно. Трубадур потянул за металлическое кольцо (непозволительная роскошь!) – створка двери поддалась удивительно легко, плавно и без скрипа. Прямо от порога каменные ступени уводили вдоль стены на следующий этаж. За дверью не было никакой комнаты. Все пространство занимала винтовая лестница, змеиными кольцами свернувшаяся вокруг внутреннего каменного стержня Анкетной башни.
По стене через каждую дюжину ступеней чадили небольшие факелы. Трубадур взбирался с опаской, стараясь ступать тихо, и как мог вытягивал шею, чтобы заглянуть за изгиб спирали. Недавняя встреча на тропе предвещала, что впереди его могли ждать любые неожиданности. Очень скоро он понял, что не было в Анкетной башне промежуточных этажей, был только первый, где от порога начиналась лестница, и последний, куда эта лестница должна наконец привести. Не только факелы освещали это узкое пространство – в стене были прорублены то ли окна, то ли щели, словно кто-то нанес несколько колющих ударов гигантским ножом, и этот нож оставил просветы в желтом камне, как в желтом сыре. Сквозь прорези в башню заглядывала Луна, оставляя на ступенях тонкие белые лоскуты света.
Впервые за весь долгий путь Трубадур спросил себя, зачем он здесь. Нет, сомнения и прежде возникали многократно – на каждом привале, в каждом селении, в часы мучительной жажды или нестерпимого голода, при каждом столкновении с живыми или бездушными страхами равнины или с черствостью толпы на площадях. Когда кровоточили раны, когда отказывались нести ноги, когда слезились от пыли глаза, когда от усталости выскакивало из груди сердце и перешибало дыхание – сомнения возникали и таяли в новых тяготах пути. Когда упорно идешь к цели, нет времени, нет желания, нет смысла думать, зачем этот путь был начат.
В трактире Ворчуна наступило облегчение – все тяготы остались позади, Город найден, он не выдумка товарищей по профессии, он существует. До цели теперь всего несколько шагов, осталось сделать их и протянуть руку. Потом встреча с этой необычной женщиной, Любой. Она показала Трубадуру Ворота, теперь он не просто знал, что достиг цели, он видел саму цель. От порога Любиного дома ноги сами повели его к Анкетной башне. Конечный пункт – Ворота, но перед Воротами нужно миновать обязательную финишную отметку – башню Бухгалтера. На холм Трубадур взбирался так же, как преодолевал расстояния между селениями – не задумываясь, просто шел, потому что знал, что нужно идти, и знал, куда идти.
И вот теперь, за несколько ступенек до победы, он вдруг спросил себя: «Зачем?» Что именно собирается он найти на этом верхнем этаже башни? Кого увидеть? Какие тайны открыть, какого человека встретить? О чем он будет говорить с этим человеком? И с человеком ли?
Это зрелище: столпотворение странных существ у Ворот – только добавило вопросов. Где, например, обычные люди, горожане? Почему из мобиля они с Любой наблюдали только скопление черей? Кроме Ворчуна, Стервятника и Любы он вообще не видел в Городе людей. Где они? Кому задать этот вопрос? Бухгалтеру, если тот, конечно, ждет Трубадура там, наверху? Или Любе, когда вернется домой? Домой? Это чужой дом, почему он в мыслях уже считает Любин дом своим? И вернется ли?
Он так и не спросил у Любы, каков порядок действий и событий в Городе. Встреча с Бухгалтером – что ожидает искателя на ней и после нее? Люба наверняка должна знать. Она многое - если не все - знает о Городе, Бухгалтере, Воротах, Анкетной башне. Посещение Анкетной башни гарантирует пропуск за Ворота? И если пропуск получен, то воспользоваться им нужно немедленно или можно придержать до времени, чтобы использовать по своему усмотрению? Да и что там, за Воротами? Почему так стремятся проникнуть за Радужную Стену и люди с равнины, и чери из неведомых миров? И почему он не дождался Любиного пробуждения, не расспросил, не подготовился, не дождался следующей ночи?
Так, за вопросом вопрос, за ступенью ступень, Трубадур сам и не заметил, как вышел на верхнюю площадку башни, на второй (и последний) этаж. Круглая комната, залитая ровным светом, пара дверей в какие-то служебные помещения, застеленный простыней диван с подушками и пледом, несколько полок с несметным богатством – книгами (не меньше десяти! Трубадур никогда не видел столько книг!), огромный стол почти по центру, за столом склонился над бумагами человек. Бухгалтер.