С Никитой Георгиевичем я познакомился на турбазе «Клевое место». Мы дважды попадали в один домик. На второй раз обменялись телефонами и решили согласовывать наши будущие поездки на рыбалку. Мы примерно одного возраста, пенсионеры. Нам не требовалось ждать субботы, воскресенья, отпуска, мы могли в любой день отправиться рыбачить. Обычно кто-нибудь из нас звонил другому с предложением. Кто звонил, тот и заказывал домик.
Так было и в тот раз. Никита Георгиевич позвонил мне, предложил сегодня же вечером поехать на турбазу и остаться на несколько дней. Я согласился, предупредив, что приеду чуть попозже на вечернюю зорьку. Через полчаса он вновь позвонил, сказал, что домик заказан. Я собрал снасти, купил прикормки, приманки, наживки, заехал в продовольственный магазин за продуктами и отправился на турбазу с расчетом попасть на вечернюю зорьку.
Там меня встретил управляющий и указал место парковки. Обычно он выделял парковочное место по номеру домика, а теперь почему-то отвел другое место и дал ключи от входной двери домика, при этом предупредив, что ключ от комнаты в двери и что Никита Георгиевич уже на воде.
Я взял сумку с вещами рыбацкими и корзину с продуктами, зашел в домик, позвонил Никите Георгиевичу, сообщил о своем прибытии, спросил, как у него дела. Он ответил, что решил поохотиться на хищников, поймал несколько окуней, было два схода щук, так что будет охотиться на хищников и дальше для ухи. А из хищников мы там промышляли окунями, щуками, судаками. Я сказал, что буду ловить травоядных, а травоядными мы условно называли между собой белую не хищную рыбу, такую как плотва, лещ, подлещик, елец, уклейка, пескарь.
Я подошел на пирс, взяв снасти, прикормку, приманку. Управляющий подал мне журналы. Расписался. Он указал лодку, сказал, что двигатель отрегулирован, бензобак полный. И предупредил:
– Вы не очень-то задерживайтесь на реке. По моему внутреннему прогнозу, сегодня будет шторм.
Я посмеялся:
– Какой шторм? Такая шикарная погода. Бабье лето, – на что управляющий ответил:
– Меня мой внутренний барометр еще никогда не подводил. Будьте повнимательнее и приезжайте немножко раньше, чем начнется шторм.
– Хорошо, – заверил я и отправился на знакомое место, где мне попадалась интересная рыба. Сейчас меня интересовал елец.
Подъехал на место, заякорился, разбросал приманку, взял поплавочную удочку, нанизал опарышей, вымерил глубину. И только забросил, как поплавок ушел. Это был елец. Я его быстро снял в садок. На то же место забросил, долго ждать не пришлось. И так вот я сразу поймал четырех ельцов. А потом поплавок застыл. В общем, началась рыбалка. Так с ходу можно было не всегда наловить, тем более ельца в осеннее время. Обычно ельца ловим ранней весной, когда он идет на тёрку. Во всяком случае, мне редко так везло. Обычно осенью – один-два за зорьку. Это нормально.
Еще мне попался подлещик, крупная плотва. Я брал все подряд. Через какое-то время позвонил Никита Георгиевич, спросил, как дела. Я описал обстановку. Он сказал:
– Я на уху наловил и возвращаюсь на базу. А ты как хочешь. Вообще-то у тебя уже тоже достаточно, даже много, так что подлещика отпускай, пусть растет, живет.
Но я еще половил, пока не увидел, что в моем садке больше нормы, разрешенной в сутки рыбаку-любителю: пять килограммов уже точно набралось.
Я вернулся на базу. Подошел управляющий с кухонным работником, которому я отдал ельцов почистить, а плотву засолить. Управляющий опять предупредил меня, что, по его предположению, надвигается шторм, поэтому он просит взять из лодки снасти, подкормку, приманку, все причиндалы, поскольку лодки придется вытащить на берег. Работник снял мотор, понес в сарай.
Что ж, раз такое указание дает управляющий, надо подчиняться, я взял все свои причиндалы, отнес в машину, пошел в домик. В домике Никита Георгиевич уже заканчивал приготовление ухи. Спросил:
– Чего поймал?
– Отдал кухонным работникам.
– Что ж, принимай душ и подключайся к готовке ужина.
Пока я принимал душ, принесли чищенную рыбу. Я стал исправлять огрехи кухонного работника, снимая оставшуюся чешую. Промыл рыбу и стал отсекать головы. В это время Никита Георгиевич сказал:
– Уха готова, пусть настаивается. Теперь давай пожарю твою рыбу, а ты займись овощами.
Я так и сделал. Уступил ему рыбу, а сам стал мыть и резать овощи.
Не успели мы сесть ужинать, как за окном налетел первый шквал. Мы вышли на веранду, посмотрели на озеро. По воде бежали барашки, ветер дул сильными порывами. Мы переглянулись: да, иногда можно верить народным приметам и предсказателям, если считать предсказателем нашего управляющего и его внутренний барометр.
Мы сели за стол под завывание ветра. Ужинали практически молча. Уха получилась на славу, и жареная рыба была в изобилии, так что почти все осталось на следующий день. После чая мы вновь вышли на веранду. Ясно, что на утренней зорьке не придется рыбачить. Разошлись по своим комнатам.
Я просыпался несколько раз, смотрел в окно, как бушует ураган. Я посмотрел на стоянку и понял, почему управляющий указал мне место стоянки не под номером домика, а другое: на то место если упадет какое дерево, то не зацепит машину. Да, наверное, хозяину турбазы повезло с таким управляющим.
Я однажды несколько лет назад был на другой турбазе. Тоже прекрасная погода была, ничто не предвещало бури, поэтому лодки были на пирсе, и примерно такой же ураган поднялся. Три лодки были повреждены, одна пропала, потом ее нашли в камышах. Это было не на озере, а на реке. Там не было такого управляющего, который все предусмотрел бы, как здесь, и чтобы машины гостей не повредить, и чтобы лодки все остались целы.
Утром я вышел на кухню, где сидел Никита Георгиевич, с унылым видом поглядывая в окно. Продолжала бушевать непогода. Мы надели штормовки и пошли на пирс. Там находился управляющий и сказал:
– И не думайте, и не думайте, ребята, никакого выезда на воду не будет.
– Да мы просто спросить у местного метеоролога, как долго будет непогода бушевать.
– Во всяком случае до вечера – точно, а то еще и завтра. Можете спокойно идти досыпать. Это я вам точно говорю, а насчет завтрашнего утра сомневаюсь.
Мы постояли, развернулись и ушли досыпать, воспользовавшись советом. Попили чайку и опять разбрелись по своим комнатам.
Поднялись часа в два. Пообедали остатками ухи и рыбы с овощами и опять ушли по своим комнатам, поскольку ветер продолжал бушевать и гнал громаднейшие волны.
Вечером опять вышли на кухню, решили сделать ужин из того, что у нас осталось. После ужина спать, конечно, не хотелось. За чаем я спросил:
– Никита Георгиевич, а в каком районе ты живешь?
– Я в двух районах живу: две квартиры у меня. Первая квартира по обмену досталась и находится на Васильевском острове. Дом, на третьем этаже которого расположена эта квартира, считается архитектурным памятником. Не знаю, что там такого, нет никаких архитектурных изысков, ни эркеров, ни колонн. Со стороны улицы по центру дома есть вход в подвал с козырьком из ржавого железа, держащимся на ржавой арматуре. Явно, это не авторская задумка. В ограждении из кладки торчит кусок ажурной чугунной, очевидно, балясины. Возможно, дом получил статус памятника из-за этого чугунного литья.
Я говорил тебе, что я не ленинградец, я деревенский, точнее, хуторской. Родился на хуторе атамана Георгия Никитина. Это мой предок. Рассказывали мне мои прадед и дед, что Георгий Никитин, когда демобилизовался, был за верную службу наделен земельным участком на левом берегу Кубани с правом поселения. Я не знаю, принадлежал ли он к казацкому сословию или был приписан великим повелением, но демобилизовывался он атаманом. И после постройки его куреня хутор стал называться Хутор атамана Георгия Никитина. Рядом стали селиться казаки, отслужившие или ушедшие со службы по ранению. Так был заселен хутор, где я родился.
Прадед и дед рассказывали, что наш род – Никитины, казаки. Они защищали царя и отечество. Ходили с Ермаком в Сибирь и с Александром Васильевичем на Измаил, с Петром Алексеевичем – на Азов и под Полтаву. По рассказу прадеда, вполне возможно, но он не утверждал точно, что один из предков наших влепил пулю в лапу Карлу XII, когда был в дозоре, однако это не подтверждено никакими документами. В 1814 мои предки гарцевали по Парижу, а перед этим по Берлину. Разве что не участвовали в Гражданской войне. Когда началась эта заваруха, прапрадед мой атаман Петр Никитич договорился с карачаевцами и всех казачков старше десяти лет и казаков младше пятидесяти пяти лет увел в горы, а на хуторе остались малые, старые да хворые. Поэтому наш род в Гражданской войне не участвовал. «Негоже, – говорил атаман, – чтоб кубанец на кубанца шашку подымал».
Когда успокоилось, когда власть взяли красные, случилась другая напасть. Новая власть решила уничтожить казачество. Поэтому атаман приказал: все оружие, карабины, пистолеты, пулеметы, шашки, кинжалы, пики, законсервировать. И все оружие спрятали, а сами вернулись на хутор. Когда пришли чекисты для расказачивания, разговор плохой был. Тогда если находили какое-то оружие, то ли шашку или карабин, их хранение уже считалось преступлением, но по традициям, у казака оружие должно было быть с рождения. А здесь на хуторе чекисты ничего не нашли, даже патронов. Атаман сказал, что тут не воинственные люди. Потом еще несколько раз приезжали, проверяли. Но атаман строго следил, чтобы никакого оружия не появилось в куренях.
Наступило время коллективизации. Надо было организовывать колхоз. Председателя выбирали, как атамана. Так и попали опять мои предки из атаманов в председатели. Поскольку сохранились казацкий быт и дисциплина казацкая, колхоз работал хорошо и стал колхозом-миллионером.
Началась война. Вот тогда казаки и достали из схронов оружие. Отряд направился к генералу Белову во главе с моим дедом и отцом. Они участвовали в защите Москвы. Под отцом убило двух лошадей. Когда отец вместе с дедом летели в атаку на батарею, немец выстрелил из автомата в лошадь отцовскую, в отца не попал, лошадь упала, а всадник соскочил на лету и в черной папахе с шашкой наголо, как какой-то дьявол, накинулся на врага и сразил двух фашистов, остальные разбежались. Деду меньше повезло, в него попало две пули, одна в ключицу, вторая в бок. В общем, они захватили батарею, отец перевязал деда, тут подоспели санитары, деда забрали, а отец поймал коня погибшего казака и стал догонять своих, которые гнали опрокинутых фашистов. После этого боя моего отца направили в артиллерийское училище, и он закончил службу в Германии майором артиллерии. После Победы они вернулись на хутор. Дед был председателем колхоза, а его сменил отец. К ним относились, как к атаманам.
Дед говорил мне: «В ту войну мало шашками махали, воевали танками и пушками, а в следующую войну будут пулять ракетами. Так вот иди учиться туда, где научат управлять этими ракетами». После школы я поехал в Ленинград и, по рекомендации учителя физики, поступил в Ленинградский электротехнический институт имени Ульянова-Ленина.
У нас, казаков, дети с пяти лет занимались интенсивной физической подготовкой. Мне нравилось метать ножи. И работать мы начинали, считай, с пяти лет. В саду-огороде у нас обязанности были прополоть, убрать мусор. А когда в школу пошли, работали в колхозе. Собирали колоски. Комбайны несовершенные были, оставались колоски пшеницы на поле, и мы ходили, в сумки собирали колоски, а также подсолнухи, кукурузу. В сентябре мы практически не учились, а работали. Когда подрастали, и работа другая появлялась. В тринадцать-четырнадцать лет работали прицепщиками у трактористов. Наше дело было вовремя прицепить, отцепить плуг. В шестнадцать лет я получил права тракториста и мотоциклиста заодно, а в шестнадцать лет получил шоферские права, хотя работать можно было шофером только с восемнадцать лет.
Когда я поступал в институт, были отменены льготы медалистам, отводилось в институтах и университетах всего двадцать процентов от общего числа студентов, а восемьдесят процентов – это те, кто отработали на производстве два года и более или отслужили в армии. Поскольку я колхозник и в колхозе мы работали чуть ли не с рождения, как говорится, то мне в колхозе подсчитали, сколько трудодней я отработал, оказалось – больше тысячи, и мне выдали справку, по которой мой производственный стаж составлял около трех лет. К тому же мне выдали документ о том, что колхоз оплачивает мое образование и стипендию.
И вот с этими документами я поехал в Ленинград, но не к первому августа, а к первому июля. Встретил меня родственник, живший и работавший в Ленинграде, и я в первый раз увидел ленинградскую коммуналку на набережной Карповки. Громаднейшая квартира с большой прихожей. Направо от входа жила одна женщина, ей, наверное, было лет пятьдесят, блокаду здесь пережила. А слева проживала старушка, тоже блокадница и, оказалось, академик. Дальше комнату занимала семья, муж – военный, а жена – домохозяйка. А моему родственнику и его жене достались от ее родителей три комнаты: две смежные и одна небольшая напротив ванной. Им было лет по сорок. Жена – учитель русского языка и литературы в школе. У нее был летний отпуск, и на второй день она стала меня знакомить с Ленинградом.
Я себя не считал дремучим колхозником, бывал в крупных городах, таких как Краснодар, куда ездил на спортивные соревнования, и одежда у меня уже соответствовала современной моде. Не в широченных брюках приехал, а в нормальном костюме, в брюках-дудочках, как тогда называли узкие брюки. Правда, мы на Кубани не говорим – мы балакаем, то есть в нашей речи много слов наших кубанских. Мы букву «г» не произносим, вместо «что» говорим «шо». Моя родственница, слыша от меня кубанские словечки, поправляла меня, но так тактично, что ни разу мне не было обидно, даже было в какой-то степени приятно.
И вот она повела меня по городу. Мы поехали на Дворцовую площадь. Она так знала город, что я с открытым ртом слушал ее, так что она однажды мне сказала: «Закрой рот, а то муха попадет». Но мне не обидно было. Она говорила мне, что надо за собой следить в разговоре, выражаться уважительно, не надо руки в карманах держать. Я приехал, естественно, в кепке, чуб у меня, естественно, кубанский. Она мне сказала: «Очень красиво, но лучше без такого чуба. У нас в Питере нет такой жары, как на Кубани, и летом можно ходить без головного убора, тем более что через неделю в институте начнутся подготовительные курсы, которые тебе нужно посетить, и там кепку, естественно, придется снимать». В общем, вот такие вещи она мне объясняла. Я благодарен ей остался. Особенно она подправила мне язык.
Дед мне говорил: «У родственников не засиживайся, помни, что ты в гостях, а гость – человек временный. Как только получишь общежитие, съезжай в общежитие». Я так и поступил, хотя родственники уговаривали остаться, тем более что есть комната отдельная. Я возразил, нет, мне надо с коллективом.
Я ушел в общежитие и стал готовиться. И случилось так, что когда я пошел на подготовительные курсы, я влюбился, самым настоящим образом. Она была блондинкой. Громаднейшие голубые глаза. Такие, что от них оторваться было невозможно.
Увидев ее впервые, я подошел, поздоровался, назвал себя. Она назвала себя и протянула руку. Ладошечка такая маленькая, а я был ростом под два метра, рука рабоче-крестьянская. Я вырос на колхозных харчах, спортом занимался. Когда я пришел в институт, то с удивлением заметил, что я чуть ли не на голову выше всех абитуриентов. Много ребят в очках, таких щупленьких, они тяжелее карандаша в жизни ничего не поднимали, а мне приходилось и мешки с картошкой, луком, зерном грузить.
Я спросил:
– Ленинградка?
– Ленинградка. А вы? Южанин?
– С чего ты взяла?
– Южанина сразу видно и по разговору слышно, так что я, наверно, не ошиблась.
Вот так мы первый раз поговорили. Пришел преподаватель. Мы зашли в аудиторию, сели рядом и поступили вместе. Я каждый день провожал ее до парадной. Ее звали Светланой.
Дружба наша укрепилась в колхозе. Тогда традиция была посылать первокурсников перед учебой в колхоз на уборку картошки. Для меня работа в колхозе – дело знакомое. Правда, собирать картошку мне не очень нравилось, но командир отряда сразу же меня определил в грузчики.
Дней через пять подошла моя очередь дежурить и чистить картошку, а Светлана работала на кухне. И вот нас четверо ребят сидели чистили картошку. Мне попался нож, такой хорошо сбалансированный, а я давно уже не бросал ножи. В казачьем клубе я хорошо метал нож.
Взял картофелину диаметром сантиметров семь, разрезал пополам и прикрепил одну половинку к дереву. Вернулся на скамеечку, на которой сидели остальные чистильщики, и когда закончили чистить, я взял нож и метнул в картофелину, что прикрепил к стволу. Нож точно попал в картошку. Все сначала испугались, потом удивились, не поверили, решили, что случайно попал, стали обсуждать. Подошли еще люди, среди них наш начальник:
– Что тут за цирк? Кто это сделал?
– Я.
– Вы понимаете, нам доверили государственное дело – убирать урожай, а не цирковое представление здесь устраивать, тем более, портить продукт.
А кто-то, наоборот, стал говорить:
– Никита, а ну, покажи еще раз, как это у тебя получилось.
Один парень попытался вытащить нож из дерева, но не очень-то это у него получилось, и я помог ему. Потом опять прикрепил картошину, отошел метров на пять, попросил, чтобы все расступились, и вновь запулил этот нож. Он опять вонзился в центр картофелины. Многие зааплодировали, и тут и начальник наш вдруг сказал:
– Молодец, здорово!
Вот так я продемонстрировал свое умение.
По вечерам мы со Светланой слушали песни у костра вместе со всеми, а когда все расходились, мы шли на реку.
Когда начались занятия, мы решили, что будем учиться без прогулов, без всякой халтуры и сели рядом во втором ряду. На первой же лекции слышу сзади:
– Ты, дубина колхозная, сядь на пол, из-за тебя не видно.
Я промолчал, дождался перерыва, и когда Света отошла, я подошел к этому типу, который советовал мне сесть на пол, взял его за плечо, а это был сморчок какой-то, городской, бледный очкарик.
– Ты просил меня сесть на пол? Ты знаешь, я приехал учиться и буду сидеть там, где я сижу, а если ты еще раз пасть откроешь, то я тебя посажу на пол, – сказал я ему и сжал так ключицу, что у него перекосило рот, но видно, он побоялся заорать. – Так вот запомни, чтоб я из твоей пасти в свой адрес ничего не слышал подобного, а если услышу, то надеюсь, ты понимаешь, что может случиться, – я еще больнее прижал его своей лапой. – Договорились? Я так и понял, что договорились. Теперь ближе, чем на пять метров, ты чтоб не подходил ко мне, а то зашибу.
Конечно, моя угроза подействовала. В колхозе он не был, а те, кто был в колхозе, рассказали ему к тому же, чтоб он был поосторожнее со мной, они видели, как я нож бросаю. Так что этот молодой человек потом меня сторонкой обходил.
Недели через две после того, как начались занятия, ко мне в общежитии подошел парень-старшекурсник:
– Слушай, хочешь подработать?
– Где?
– Кушелевка, товарная станция.
– А что там делать?
– Вагоны разгружать. В основном картошка, капуста, лук. Редко перепадают фрукты.
– А оплата?
– Оплачивают сразу. Могут бартером.
Я согласился и стал туда ходить подрабатывать, особенно в воскресенье. При моем росте и силе меня с удовольствием принимали в любую бригаду. Денег, которые я зарабатывал и получал от колхоза в качестве стипендии, нам хватало со Светланой и в театр сходить, и в кино, иногда и в кафе.
Однажды ко мне обратился завскладом с просьбой помочь ему, что-то передвинуть, переставить, перенести. Я с удовольствием согласился, поработал у него, и он мне бартером целый пакет с продуктам дал, а там была такая редкая экзотика, как ананасы, бананы. Конечно, я этим угостил Светлану.
Прошел год. Я записался в стройотряд, и Светлана тоже. Я отговаривал, куда ей такой хрупкой, худенькой, но она настояла на своем. Я потом с командиром поговорил, чтобы определил ее в поварихи, ведь у нее опыт был на картошке.
И вот мы поехали в стройотряд, это было незабываемо, там наша дружба переросла в любовь. Настоящую любовь. Я всегда находился с ней. Она была такая красивая, такая милая, такая нежная, такая умная. Мне было хорошо с ней.
В стройотряде мы подзаработали денег, вернулись, и она решила познакомить меня со своими родителями. На эту экзекуцию я не очень был готов, поэтому договорились так, что берем билеты в театр, я захожу за ней, она знакомит меня с родителями, и мы быстро сматываемся на спектакль.
В назначенный день и час я явился с букетом цветов, а ее мать любила розовые розы, я купил пять штук розовых роз, коробку конфет, позвонил, открыла мне Светлана, я вручил ей конфеты, она сказала:
– Проходи.
Я прошел в гостиную. Там находились отец и мать. Я поздоровался. Они помолчали, потом отец протянул руку, назвал себя, потом мать протянула руку, а я не знал, что мне делать, то ли пожимать ее, то ли целовать, тут я вспомнил, что у меня цветы, и я в протянутую руку сунул цветы, получилось так, как будто она протянула руку за цветами. Она то ли улыбнулась, то ли ухмыльнулась, так посмотрела на цветы и передала их мужу:
– Поставь в воду.
Тот пошел выполнять приказание. А мы стояли, Светка рядом со мной, я возвышался над ней. Матери приходилось подымать голову, чтобы посмотреть мне в лицо. Она посмотрела:
– Садись.
Я подставил стул для Светы, она села, потом сел я. Мать говорит дочери:
– А ты чего уселась, а ну иди на кухню, чай готовь.
– Ну, мама…
– Иди!
Дочь поднялась и пошла. Мать села, в это время подошел отец, тоже сел.
– Ну что ж, послушаем, что оно такое.
Я понял, что это относится ко мне, обращение в среднем роде, в третьем лице, в единственном числе. Я промолчал. И тут отец говорит:
– Никита, откуда ты, кто твои родители?
– Я студент второго курса, вот вместе со Светой учимся.
– А родом ты откуда?
– Я из казацкого сословия, с хутора атамана Георгия Никитина, это мой прадед. Школу закончил на этом хуторе, который называется в честь моего предка – Хутор атамана Георгия Никитина.
Отец опять:
– А родители? Кто твои родители?
– Отец у меня председатель колхоза, а мать учитель в школе.
Тут мамаша:
– А что тебя принесло сюда в Ленинград? Сидел бы там на своем хуторе в колхозе, был бы трактористом или этим, как его, который с кнутом, – пастухом. Что ты приперся сюда?
У меня уже все закипело, такой грубости я не ожидал, а она продолжала:
– Что там, не было девок, что ли, в колхозе, что ты приперся сюда соблазнять девушек из интеллигентной семьи?
– Да вот приехал узнать, правду ли говорят, что у красивых девушек матери злые, недоброжелательные.
– Ты что, мне замечание делаешь, колхозник?
– Нет-нет, это комплимент, что вы.
– Ты хочешь меня оскорбить?
– Разве можно оскорбить такого человека?
– Ты мне будешь грубить? Пришел в мой дом и грубишь мне, хам такой! Петя, выстави отсюда этого колхозника, грубияна! Как он посмел в моем доме мне грубить!
– Спасибо, я знаю, где дверь, так что провожать меня не надо, – и крикнул в сторону кухни: – Света, мы опаздываем в театр! Спасибо за радушный прием, очень приятно было познакомиться, – я повел к двери появившуюся Свету и обернулся в прихожей: – Еще раз благодарю за теплый прием. Очень, очень приятно было познакомиться.
Захлопнул дверь, мы пошли. Светлана спросила:
– Что случилось?
– Ничего, все нормально.
Я не понял, слышала она разговор или нет. В общем, знакомство с родителями состоялось.
На каникулы я никуда не поехал, решил подзаработать на той же базе, где я был уже свой человек. Я научился определять, за какие вагоны больше платят. Умел договариваться с завскладами. Узнал, как они химичат за счет грузчиков, и конкретно договаривался о времени и о цене. Создавал себе бригаду, и вопросов у меня ни с бригадой, ни с завскладами не возникало. Не скажу, что много зарабатывал, но мне хватало.
После второго курса мы так же поехали со Светкой в стройотряд. Больше я с ее родителями не общался. По возвращении из стройотряда мы решили, что, наверное, пора уже нам вместе жить, не скрываясь по углам. И тут она сказала:
– Я говорила родителям, что я в тебя влюблена и выйду за тебя замуж, и они разрешили нам жить вместе с ними, так что настраивайся переезжать ко мне.
Я посмотрел на нее:
– Ты что, в своем уме! Чтобы я, казак, в примаки пошел, да еще после такого оскорбления? Да ни в жизнь! Да мне после этого домой к деду не появиться на глаза: в примаки пошел. Не-ет, такого ни в жизнь не будет. Снимем комнату и будем жить. А чтобы в примаки, и мысли чтоб у тебя никогда не было.
– Что значит в примаки?
– Значит к теще жить.
В общем, отказался от такого предложения. Мы сняли комнату у старушки. Та все опасалась чего-то, что слишком молодые и еще незарегистрированные. Мы сказали, что подали заявление. Она попросила за месяц вперед ей заплатить. Мы заплатили, и я пошел на следующий день на Кушелевку разгружать вагоны. Завскладом сказал, что вот, сейчас буду жить отдельно с женой, снял комнату, так что расчет сегодня бартером. И полный рюкзак притащил с картошкой, капустой, свеклой, морковкой, с двумя банками тушенки, свиной и говяжьей, и с рыбными консервами. Потом я пополнял запасы с провизией, а старушке Светка сказала, чтоб она брала, не стесняясь. Они подружились, и хозяйка даже стала готовить обеды к нашему приходу из института. В общем, дружно жили с этой старушкой. Когда подошло время платить за следующий месяц, я предложил деньги, она замахала руками:
– Нет-нет-нет! Я никогда столько овощей и фруктов не ела, а вы еще деньги даете, это я вам должна заплатить.
Мы зарегистрировались. Скромненько в районном загсе. Свадьбу сыграли в кафе. Там были и ее родители, но держались на расстоянии.
Жизнь продолжалась. Я подрабатывал, нам хватало вполне.
Дело двигалось к диплому. В то время ленинградцев уже оставляли в Ленинграде. Светлана – ленинградка, а я-то не прописан был, но поскольку я был женат на ленинградке, меня тоже оставили в Ленинграде, как и Светлану, и распределили нас в один НИИ. Когда пришли в НИИ устраиваться на работу, нам как молодым специалистам дали комнату в семейном общежитии, а там секция – две комнаты, общая кухня. Так мы обзавелись своим жильем, это было здорово.
На работу я попал в лабораторию, а она в конструкторский отдел. В обед мы встречались в итээровской столовой. Вскоре решили мы, что будет лучше жить нам на съемной квартире, чем в общежитии, но мы там прописались, и каково было наше удивление, когда через год нам предложили однокомнатную квартиру как молодым специалистам. Не знаю, каким образом, но чтобы вот так получить в то время в Ленинграде квартиру – это что-то немыслимое было, мы даже и поверить не могли.
Светка, конечно, радовалась, как мог радоваться только ленинградец, долгое время проживший в коммунальной квартире. Светкины родители получили отдельную квартиру незадолго до нашего знакомства, а до того проживали, как Светлана говорила, в густонаселенной коммуналке. Это была семикомнатная квартира, где жили семь семей с детьми, некоторые даже животных держали.
Как только нам дали ордер, Светлана в тот же день побежала прописываться. Потом я узнал, что мы получили квартиру так рано, не проработав двух лет на предприятии, потому, что мы попали под программу расселения общежитий. Была такая программа, по которой город выделял квартиры под расселение общежитий, принадлежавших предприятиям, которые делали какие-то взносы или оплачивали строительство жилья. Но выделенные квадратные метры не сразу переходили к постояльцам общежитий, отдельные квартиры сначала распределялись между заслуженными работниками предприятий. А освободившееся их жилье получали те, кто проживал в общежитиях. Причем были нормы: не менее девяти квадратных метров на человека.
Коллега, получивший новую трехкомнатную квартиру, сдал предприятию свою однокомнатку площадью 18 квадратных метров. Если выделить эти метры одному человеку – это слишком много, а в общежитии многие стояли семьями из трех человек, имея по одному ребенку. Мы же были бездетными, поэтому нам полагалась квартира как раз по норме девять метров на одного, восемнадцать – на двоих. Для одного много, для троих мало, а для двоих в самый раз.
По правилам, сотрудник, который сдавал квартиру, должен был или сделать ремонт, или выплатить деньги на ремонт. Бывший хозяин однокомнатки, доставшейся нам, сказал, что денег на ремонт у него нет, и предложил такой вариант:
– Если хотите заменить, например, обои и еще что-то, покупайте материалы сами, а я вам обеспечу высшее качество ремонта.
Мы, конечно, согласились. Он познакомил нас со своим родственником, который занимался ремонтами жилых помещений. Тот подсказал, какие материалы и где купить. Этим занялась Светлана. Все свободное время после работы она посвящала, как она говорила, «доставанию» то обоев, то сантехники, руководствуясь советами этого мужчины. Я практически не касался. В результате квартира была отремонтирована по высшему классу, как выразился бывший хозяин. Мы въехали, стали обставлять жилище мебелью. Светлана была довольна.
У нас приближалось время отпуска. Мы решили поехать к моим родителям. Я не хотел им сообщать, но потом все-таки написал, что едем к ним в отпуск. Отец ответил письмом, чтобы, как куплю билеты, обязательно сообщил время прибытия поезда. Посоветовал ехать до Армавира. Так мы и сделали. Купили билеты на поезд «Ленинград – Кисловодск», а в Армавире нас встречал отец на служебной «Волге». Мы вышли из вагона. Отец обнял Светлану:
– Да что ж ты такая худющая! Да белесая какая! Ну ничего, откормим тебя на наших харчах.
Поезд пришел очень рано. Но когда мы добрались до хутора, мама уже приготовила завтрак. Были там еще мамина сестра и отцовского брата жена и помогли приготовить обильный завтрак. Чего там только не было. Мы покушали и пошли отдыхать, хотя почти двое суток отдыхали в поезде. На обед был борщ, жареная курица, много овощей. Потом отец повез нас на «Волге» показывать окрестности хутора на Кубань.
Светлане Кубань не понравилась: река была мутная. А Кубань всегда мутная. От ливней в горах несет вниз илистую воду. Жена даже не стала купаться в этой воде, а я с удовольствием поплавал, поборолся с течением. Когда вернулись, в саду стоял стол с закусками и прочим. Стали подходить родственники, знакомые, соседи. Была суббота.
Первое слово за столом взял отец, сказал, что поздравляет меня здесь, на Кубанской земле, с браком, с получением ленинградской прописки и квартиры, пожелал здоровья и всего хорошего. Начались тосты. Народу пришло много. Стол ломился от блюд мясных и прочих, были гуси, целиком запеченные, и маленький поросенок зажаренный. Из гостей я многих не знал, а много было моих сверстников.
Мы с женой крепких напитков не употребляли, а народ хорошо заправлялся. Некоторых отвозили домой, потому что самостоятельно уже не могли передвигаться. Сидели до позднего вечера, потом женщины все убрали, и я предложил Светке спать на сеновале. Она спросила:
– Что это такое?
– Узнаешь.
Для нее это было интересно.
Наутро к нашему пробуждению завтрак был уже готов. Опять стали подходить люди, кто похмелиться, кто просто побеседовать. Многие за стол уже не садились, а садились в кружочек под деревьями, беседовали. Много расспрашивали меня и Светлану. Она с удовольствием рассказывала про Ленинград, потому что были хорошие слушатели.
В понедельник все отправились на работу, а мы продолжили отдыхать и так провели целую неделю. Отец предложил нам съездить на море. Оказывается, у колхоза был там целый дом отдыха. Поехали на служебной «Волге» с шофером в Лазаревское, где отец заказал для нас комнату. Конечно, не пятизвездочный отель, но, как говорят сейчас, «все включено». В ванной комнате была и ванна, и душевая кабина. Отец объяснил так, что в ванне можно полежать, если в море не очень нравится, а под душем можно хорошо ополоснуться, когда приходишь с моря. Номер был большой. На столе всегда свежие фрукты. Питание было вкусное, сытное, объемное. Светлана даже немножко поправилась.
Я ее все время оберегал, чтобы она не обгорела, но все равно носик облез, и приходилось частенько ее смазывать сметаной. Мы провели там десять дней. На предпоследний день Света решила записаться на экскурсию на озеро Рица. Я говорил ей, что это далеко, горная дорога, но нет, ей захотелось на это озеро, повелась на рекламу. Ну что ж, поехали. Проехали чуть больше пятидесяти километров, смотрю, она побледнела. Спрашиваю:
– Что такое?
– Да укачало меня.
Экскурсовод знала, что многих укачивает на автобусе, и программа была разработана со множеством остановок. Но Светлане становилось все хуже и хуже, и интерес у нее уже пропал, когда приехали на озеро. Я видел, как она терпела. У нее даже были позывы, как говорят, похвастаться харчами. Когда вернулись, она была совсем разбитая и стала вся раздражительная такая. Что ж, думаю, укачало, перегрелась. В номере сорвались у нее кое-какие резкости в мой адрес:
– Что, ты не мог убрать свои тапки в сторону, я спотыкаюсь иду!
Я промолчал.
На ужин она не пошла, попросила принести ей лимонада. Я на всякий случай захватил еды, кроме лимонада, но она ничего не стала кушать, легла спать, а я стал разбирать вещи, взятые с собой на Рицу.
Утром поднялся рано. На завтрак она опять не пошла. Я сходил быстро позавтракал. Пришел, она говорит, что хочет немножко полежать. Я стал собирать чемодан. Поезд «Адлер – Ленинград» прибывал утром довольно рано. Билеты купил отец в двухместное купе, воспользовавшись своими удостоверениями участника войны и героя соцтруда. На перроне стояли молодые ребята с коробками и решетчатыми переносными ящиками под фрукты для нас. Я говорю, зачем, не надо, они отвечают:
– Атаман приказал, мы должны исполнять приказание атамана.
Это все загрузили к нам в купе. Все коробки и ящики были подписаны. Отдельная коробка были с питанием в поезд. Я открыл. Там было расписано, что должно быть скушано вперед на первый день, что на второй. Светлана ничего не хотела кушать, она чувствовала себя плохо, никак не могла отойти от того, что ее укачало, и пеняла мне, что я не мог ее отговорить от поездки на Рицу, а в результате смазан весь отпуск. И всю дорогу с претензиями ко мне: это не так подал, воды не вовремя принес или чаю. Увидела где-то в окне женщин, продающих соленые огурцы с картошкой:
– Пойди купи.
Я купил, и она, наконец, с удовольствием поела.
В общем, приехали домой. Пришлось, естественно, воспользоваться услугами носильщика и такси. Добрались до дому. Светлана опять плохо себя чувствовала, а завтра на работу. В надежде, что до утра все пройдет, я принялся разбирать, как выразился отец, дары Кубани.
Утром состояние у жены было более-менее ничего. Пошли на работу. Захватили, конечно, с собой фруктов, она для своего коллектива, а я для своего. Тогда еще в Ленинграде не было такого, как сейчас, изобилия фруктов, и отдыхающие везли их с собой с юга.
Когда я пришел на обед, и Светлана пришла в столовую с каким-то мужчиной, блондином. Поприветствовала меня и села за столик вместе с этим блондином. А вечером сказала, что это командировочный из Новосибирска, аспирант, и у них одна тема. Кстати, когда мы окончили институт и устроились на работу, Светлана сразу поступила в аспирантуру, не отказавшись от такого предложения и имея красный диплом.
И всю неделю она приходила на обед вместе с этим блондином. Но чувствовала она себя все время неважно. Утром подымалась, говорила, что никак не отойдет от той «укачки» и не придет в норму.
В субботу мы проснулись попозже. За завтраком она опять мне про этого блондина говорит. Я ей заметил:
– Не забывай, что ты замужняя женщина.
– А что такое?
– Как что такое? Ты с этим блондином и на работе, и на обеде.
– Но у нас же одна тема.
– Сначала одна тема, а потом по этой теме и на круг можно вывести.
– Что значит на круг?
– У казаков был такой обычай: если в семье разлад происходит, то примерно после уборки урожая в Юрьев день казак может вывести жену на круг и сказать: «Она мне надоела, забирай кто хошь». Вот и весь бракоразводный процесс.
– Так ты хочешь меня на круг вывести?
– Я просто рассказал тебе про обычай.
– Ты со своими казацкими обычаями столько лет живешь в Ленинграде, со мной сколько живешь – и совершенно не приучен к культуре. Ты посмотри, вот никогда тарелку за собой не уберешь, поел, встал и пошел. Вон посмотри на Петра, он покушал, взял тарелки и в окошко для грязной посуды всегда подает, а ты дома ни разу не помыл, не то что не помыл, не убрал со стола. Я у тебя кто, жена или посудомойка и прачка? Я ведь дома и убираю, и посуду мою, и стираю. Вот с сегодняшнего дня, я пока сейчас кофе допиваю, ты убери посуду и помой.
Меня это, конечно, возмутило:
– Ты что, приказываешь мне убрать и помыть посуду?
– Да. Как хочешь понимай: хочешь – приказываю, хочешь – прошу. Так что давай, пока я кофе допью, убери посуду и помой.
– Хорошо.
Я стал складывать посуду, сначала суповые тарелки, потом тарелки для второго, тарелки для салата, вилки, ножи, взял это все, приподнял и об пол как шмякнул, так что все вдребезги, а посуда, кстати, была из сервиза, который нам подарили на новоселье.
Светлана поднесла чашку ко рту, и когда я хлопнул тарелки об пол, она так и осталась с открытым ртом. Смотрит на разбитые тарелки от сервиза, а я ей говорю:
– По вашей просьбе, посуда убрана, – потом заметил, что она еще держит в руках чашку, которую я ей подарил, фарфор Ломоносовского завода, – извините, – говорю, – посуда еще не вся убрана, – взял у нее из рук чашку и так же об пол ее разбил. – Теперь вся посуда убрана, по вашей просьбе-приказанию, – и пошел в ванную комнату.
Разделся, встал под холодный душ. Мне жалко было сервиз, жалко было чашку, но попасть под каблук так, как ее отец, я не хотел. Стоя под холодным душем, услышал, как хлопнула входная дверь. Я оделся, вышел. Светланка ушла.
В тот день она не появилась. В воскресенье, на другой день, тоже не появилась. После того приема, который оказали мне ее родители при знакомстве, я не звонил и не ходил туда, хотя на свадьбе и на новоселье они были, держась в сторонке, и теща с поджатыми губами.
И вот на следующий день я пошел на работу. В обеденный перерыв она не появилась ни в понедельник, ни во вторник, ни в среду. В среду подошел к моему столику этот блондин, с которым она целую неделю обедала, обратился ко мне, извиняясь:
– Скажите, Светлана заболела?
– А твое какое дело?
– Вы понимаете, мы вместе работаем…
– Ну, вот вали отсюда и работай. И не суй свое рыло куда тебя не просят.
Он так на меня посмотрел:
– Грубиян.
– Что?! – я приподнялся из-за стола.
Он повернулся и ушел.
К концу рабочего дня меня позвали к телефону. Тогда еще мобильников не было. У нас в лаборатории стоял один телефон, так сказать, общего пользования. Иногда туда звонили и родственники, и знакомые. Кто первый трубку брал, тот и подзывал того, кому звонили. Меня подозвали, я подошел, взял трубку. Оказывается, тесть звонит:
– Никита, надо поговорить. Кафе «Огонек» знаешь?
– Знаю.
– Давай после работы подъезжай туда. Поговорим.
Ну, с тестем у нас более-менее так были отношения. Иногда созванивались по рабочим телефонам. Я приехал в кафе «Огонек», тесть уже сидел:
– Ты чего-нибудь выпьешь?
– Я алкоголь не употребляю.
– А я возьму сто грамм с прицепом.
– Что?
– Сто грамм водки и кружку пива. Никита, расскажи, что у вас случилось?
– Ну, что? Она попросила убрать со стола и помыть посуду. Я собрал посуду, но не приспособлены мы к таким работам, она выскользнула у меня из рук и разбилась.
Тесть засмеялся:
– Ты знаешь, а я вот 28 лет назад пожалел тарелки, такая же ситуация была, а теперь, ты же видел, что получилось.
– Да видел. Мне не хотелось бы такого.
– Хотя и не такая дорогая была посуда, как у тебя, а я пожалел. Сейчас бы, конечно, не пожалел. Ну, молодец. Но я чего тебя позвал сюда. Там что-то теща затевает и подбивает Светлану. Я хочу тебе сказать, поступи взвешенно, обдуманно. Светка тебя, конечно, очень любит, но теща тебе еще до сих пор не простила знакомство. Имей в виду, что-то затевается.
Я поблагодарил тестя за информацию, и мы расстались.
Через два дня прихожу с работы. На кухне все убрано. А я иногда завтракал яичницей, а тарелку туда же в эту кучу осколков бросал. А тут вдруг все убрано, все чисто и даже ужин готов. Жена поздоровалась, я ответил. Как будто ничего и не случилось. Так прошло несколько дней.
Однажды утром я вышел готовить на завтрак яичницу. Она вышла с листком бумаги и говорит:
– Передай это секретарю в мой отдел, что-то я себя совсем плохо чувствую, пусть оформит мне отгул. Я полежу сегодня, отдохну.
– Хорошо.
Позавтракал, поехал на работу, отдал секретарю это заявление, сказал, что жена что-то совсем расклеилась, заболела. После рабочего дня я еще немного задержался, а когда приехал домой, почувствовал что-то необычное. Зашел на кухню. На кухонном столе лист бумаги и моя чайная кружка стоит.
Я стал читать: «Никита, извини, когда ты будешь читать это послание, я уже буду очень далеко. Не хочу я быть посудомойкой и прачкой, поэтому я полюбила другого человека и ухожу к нему. С квартиры я выписалась и вот оставляю еще заявление, что ни материальных и никаких претензий к тебе не имею и даю свое согласие на развод. Прости, до свидания, не ищи, прощай».
Конечно, меня взяла злость. Пригрозил ей кругом, а оказался сам на круге. Бросила и сбежала. Хотелось о стенку головой треснуться, хотелось крушить, ломать. Появилось вдруг желание напиться, но поскольку я дал слово не пить никогда, я отогнал это желание. Вот так нормальные мужики могут стать алкоголиками после таких действий их жен. Но что делать? Побесился, лег на диван и, к собственному удивлению, заснул.
На следующий день пришел на работу. Где-то в десять часов в лабораторию зашел начальник Светланы, отозвал меня в сторонку, чтоб никто не слышал нашего разговора. Показал мне заявление с просьбой рассчитать ее по собственному желанию без отработки.
– Что это значит?
– Что значит? Убёгла.
– Сбежала?
– Да, такую же бумагу вчера нашел на столе дома, когда после работы пришел. Как пишет, другого полюбила. Наверное, с этим блондином, с которым всю неделю ходила.
– Да нет, это Петр, я его хорошо знаю и его родителей, он женат, у него двое детей. Быть того не может. Что ж, придется рассчитать.
Он ушел. Мне было, конечно, не до работы, все валилось из рук, злость брала. Пошел на обед. Заметил, что распространился слух, чуть ли не пальцем на меня указывают. Я даже не доел до конца, пошел к своему начальнику, дождался его с обеда, подал ему заявление: «Прошу уволить по собственному желанию без отработки». Он стал интересоваться, что случилось. И я ему сказал, что жена сбежала, а на меня теперь пальцем показывают, не могу такого позора пережить, прошу отпустить. Он возражал.
– Хорошо, – говорю, – тогда уволишь за прогулы. Я с завтрашнего дня не выйду на работу. Как хочешь: или по собственному желанию без отработки, или за прогулы увольняй.
Он подумал:
– Ладно, из мужской солидарности подпишу, – и подписал заявление по собственному желанию без отработки в этот же день.
Я тут же подписал бегунок и получил расчет. Сдал пропуск, поехал домой. Чем заняться? А наш НИИ сотрудничал с несколькими заводами, с «почтовыми ящиками». И с утра я решил поехать на завод, попробовать там устроиться на работу. Когда уходил, я списал адреса этих заводов. Выбрал один п/я. Мне поручали испытать несколько узлов с этого завода, мне это было интересно, и теперь я решил попробовать устроиться туда на работу.
Приехал по адресу. На табличке написано: «Радиоэлектронный завод имени Попова». В охране, смотрю, военные. Отдел кадров находится в новом здании типа инженерного корпуса. Я прошел туда. В окошке женщина принимала документы. В очереди было несколько человек. Я захватил с собой паспорт, диплом, трудовую, на всякий случай и комсомольский билет. Подошла моя очередь. Женщина взглянула на документы:
– Так вы же ИТР.
– Да.
– Вам в другое окошко.
– А там никого нет.
– Ну ладно, одну минутку, – взяла мои документы и куда-то отошла, где-то за дверью скрылась. Потом появилась: – Вас вызовут.
Сижу жду. Вышла, очевидно, секретарь-девушка замдиректора по кадрам, назвала мою фамилию, попросила пройти. Я зашел в кабинет замдиректора. Навстречу мне вышел мужчина среднего роста и плотного сложения, поздоровался со мной за руку:
– Проходите, садитесь, – я сел за столик. Перед ним лежали мои документы: – Вы только что уволились из НИИ.
– Да.
– Причина какая?
– Семейная.
– И что вы хотите?
– Хочу к вам на работу. Есть ли какая вакансия?
– По вашей специальности, конечно, будет работа. Одну минутку, – он снял трубку, набрал номер. – Владимир Андреич, тут, кажется, кандидат в ваш отдел. Не хотите сами познакомиться? Хорошо. Жду, – потом стал меня расспрашивать, где живу, где прописан. Открыл паспорт на странице с пропиской: – Служебная квартира или нет?
– Да нет, не служебная, нормальная.
Еще какие-то вопросы задал. В это время зашел мужчина лет за сорок с небольшим, поздоровался с замдиректора, потом со мной и вдруг называет меня по имени-отчеству:
– Никита Георгиевич, добрый день! Что вас привело?
Думаю, откуда он меня знает, я его первый раз вижу.
– Мы знакомы? – спрашиваю.
– Вы – нет, я – да, – и говорит хозяину кабинета: – Оформите его начальником группы 53-й лаборатории, точнее, ведущим инженером.
– Но там же…
– Моей рекомендации достаточно будет?
– Вашей – да, достаточно.
– Что ж, если по вашим параметрам он проходит, то все – в 53-ю, – протянул мне руку: – Ну, до скорой встречи. Когда оформитесь, побеседуем дальше. До свидания! – он ушел.
Замначальника отдела кадров позвонил куда-то. Зашел еще один сотрудник.
– Оформите в 53-ю ведущим инженером.
Тот пригласил меня пройти в другую комнату. Предложил мне присесть, сам сел, открыл папку, дал мне анкету. Позвонил. Зашел еще один сотрудник с фотоаппаратом, попросил меня сесть ровно, сфотографировал в фас, в профиль.
Я заполнил анкету, написал автобиографию, подписал кучу бумажек.
– Позвоните во вторник, – подает мне бумажку с номером телефона.
У меня почти десять дней свободных. Я вышел на улицу, прогулялся, зашел в кафе, заказал завтрак, открыл газету «Из рук в руки». Стал смотреть рубрику «Обмен квартир». Увидел объявление: однокомнатная квартира в этом районе предлагается в обмен на равноценную на Васильевском острове. Я подошел к барной стойке, попросил у бармена телефон, позвонил и договорился с хозяйкой квартиры, что подъеду посмотрю их квартиру, а они – мою. Так и сделали.
Вскоре я подъехал по адресу. Меня вполне устраивала предлагаемая квартира. Хозяева – молодая пара. Сказали, что подыскивают квартиру для мамы поближе к месту их проживания. Посмотрели мою квартиру с шикарным ремонтом, остались довольны и очень быстро оформили документы. Я переехал.
Через десять дней позвонил в отдел кадров и услышал:
– Приходите завтра с паспортом.
Я пришел, позвонил с проходной. Вышел тот человек, который меня оформлял. В окошке женщина подала мне журнал расписаться и выдала пропуск с красной полосой и с моей фотографией. Мы зашли к замдиректора по кадрам. Он позвонил:
– Владимир Андреевич, забирайте своего сотрудника.
Меня проводили к Владимиру Андреевичу, он сказал:
– У меня весь день расписан. Подходи в 17.50, мы с тобой побеседуем, – нажал на пульте кнопку. Зашел мужчина лет за пятьдесят небольшого роста. – Владимир Борисович, вот, пожалуйста, Никиту Георгиевича ознакомьте с нашим предприятием, расскажите, чем мы занимаемся. Ему можно все рассказывать. И покажите ему 053.
Вот так я стал сотрудником завода п/я.
Мы пошли по цехам, по конструкторским отделам, лабораториям. Потом оказались в новом помещении 053, где заканчивалась отделка.
Без пятнадцати пять я опять был у кабинета Владимира Андреевича. У него заканчивалось совещание. Он вышел ровно без пятнадцати пять, пригласил меня. Я зашел, он спросил, обедал ли я.
– Да, обедал в итээровской столовой.
– Ну, и прекрасно. Пойдем.
Сзади его рабочего стола стояла ширма. Мы зашли за ширму, а там дверь. Он открыл. Там оказалась комната отдыха. Довольно большая. Там диван, кресло, стол, два стула. На столе компьютер. Тогда только появлялись компьютеры. Кофейный аппарат, чайник, микроволновка, холодильник. Имелось все для отдыха в перерывах в работе.
Он включил кофейный аппарат. Достал из холодильника какие-то боксы, поставил в микроволновку. Спросил, какое мне блюдо, мясное или рыбное. Я ответил, что лучше мясное. Сели за стол, приступили к приему пищи, когда она разогрелась. Он попросил меня рассказать о себе. Я сказал, что рода я казацкого, родился на хуторе атамана Григория Никитина, моего предка. Школу окончил там и поступил в электротехнический имени Ульянова-Ленина. Женился. И вот разженился.
– Как разженился?
– Да вот, пока ждал результатов приема на работу, жена подала на развод, сбежала от меня. Назначили через месяц.
– Ясно. Почему пошел именно в электротехнический?
– Исполнил наказ деда. Мои предки-казаки все воевали. Еще с Ермаком ходили. И с Петром Алексеичем ходили на Азов и под Полтаву. С Суворовым Измаил брали. Гарцевали по Берлину и по Парижу. В Гражданскую не воевали. После того как Свердлов с Лениным решили уничтожить казачество, атаман Петр, мой предок, разоружил всех казаков, сделали схрон и запрятали туда все оружие, и шашки, и карабины, и пистолеты, и пулеметы, и кинжалы. Превратились как бы в мирных хлебопашцев. Но во 2-ю мировую достали все это. Мой отец и дед отправились служить к Белову. Когда под Москвой погнали немцев, они атаковали батарею. Под отцом убило коня. Он в черной бурке и папахе с шашкой наголо спрыгнул с павшего коня и налету сразил фашиста, который выпустил очередь в коня, остальные побежали. А деду не повезло. В деда попало две пули, одна в ключицу, вторая в бок. Но батарею захватили. Отец остановил деду кровь, пока не подоспели санитары. Поймал коня, очевидно, из-под убитого казака и догнал остальных казаков, чтобы добивать фашистов. И вот дед мне сказал, что в этой войне мало шашками махали, в основном пушки, танки да самолеты решали дело, а следующая война будет совсем другая. Будут с неба ракетами пулять. И чтоб этими ракетами управлять, надо знания иметь. Так что иди учиться туда, где тебя научат ракетами управлять. Вот так я и поступил в электротехнический имени Ульянова-Ленина. Там же влюбился, там же женился. Но вот незадача, жена другого полюбила.
– Что ж, бывает такое, – сказал Владимир Андреевич. – Значит, так. Настраивайся на работу. Будешь не меньше 14-ти часов работать. Работа очень сложная, очень ответственная. Мы отстали от других стран. Придется догонять. Как говорится, будем с тобой в одной упряжке. Завтра придешь к половине восьмого. Познакомлю тебя с архитектором, который спроектировал лабораторию 053, где ты будешь работать. Вначале я тебе выделю пять человек в подчинение. Будет Олег Николаевич, но он впадает в депрессию, хотя он хороший ученый, работоспособный. У него погибла вся семья в авиакатастрофе, жена, дочь с мужем и внучка, и он периодически впадает в депрессию. Не старайся выводить его из депрессии. А второй ученый очень увлекающийся. Ему, как говорят у вас, казаков, надо шоры надевать, чтобы выполнял четко поставленную задачу, иначе он может от этой задачи уйти в сторону того, что ему кажется более интересным, поэтому его надо все время как бы в шорах держать. И еще три молодых человека, умных, способных, трудолюбивых. Работу подробно обсудим завтра. Тебе лично отвожу неделю на кандидатский минимум. Предмет, считай, сдал. Какой язык изучал?
– Английский.
– Как владеешь?
– На разговорном уровне.
– На первых порах будет достаточно, потом доучишь. На историю КПСС – неделю для подготовки к сдаче. Завтра приходи в 7.30.
Мы допили кофе и разошлись.
На следующий день я пришел в 7.30. В это же время подошел еще мужчина, высокий, может быть, на несколько сантиметров ниже меня. Владимир Андреевич познакомил нас:
– Это Борис Васильевич, главный архитектор помещения, предназначенного под лабораторию 053. Сегодня начнется заселение лаборатории. Прошу вас, Борис Васильевич, к обеду подготовить кабинет для завлаба. Завлаб, как видишь, чуть выше тебя. Так что все должно быть под ваш гигантский рост.
– Хотел для себя, а придется отдать, – проворчал архитектор. – Хорошо, к часу будет готово.
– Естественно, чтоб и сигнализация была подключена, и сейфы подготовлены, и вся безопасность.
– Хорошо.
Он ушел. Владимир Андреевич нажал какую-то кнопку. Зашел молодой человек, немногим старше меня.
– Познакомься, это Олег, твой помощник. Он все время будет рядом с тобой. Не стесняйся давать ему поручения. Он знает все, что надо для того, чтобы обеспечить нормальную работу руководителя. Сейчас Олег проводит тебя в первый отдел, где ознакомишься с секретной документацией и с условиями работы с секретными документами. Олег все объяснит.
Мы прошли в первый отдел. Я подал пропуск, расписался. Олег провел меня в комнату без окон. Стол, стул, настольная лампа. Олег сказал:
– Не писать. Не фотографировать. Только читать и запоминать.
Он вышел и вернулся с каким-то работником, тот принес четыре пронумерованные папки и журнал, в котором я расписался. Я часа три с половиной изучал это. Потом отправился к Владимиру Андреевичу. Он спросил:
– Ну как, справился?
– Да, справился.
– Пойдем посмотрим, что там тебе приготовили.
Мы вышли через другую дверь из его кабинета в галерею, которая соединяла инженерный корпус с лабораторией 053. Там стояли магнитные замки. Он достал карточку, приложил, двери открылись. И точно такую же карточку он выдал мне. Мы поднялись на третий этаж, где размещался кабинет руководителя. Я еще не догадывался, что это будет мой кабинет. Просторное помещение с высокими потолками, как будто под рост архитектора и под мой рост. Большое кресло, удобное. Стол для заседаний, стулья. Владимир Андреевич потрогал стол, кресло:
– Надежно, прочно. Можешь сесть, примериться. Это твое рабочее место, – я сел. Удобно. Как будто под меня сделано. Владимир Андреевич продолжал: – Потом Олег тебе все объяснит подробно. Надеюсь, компьютером ты умеешь пользоваться?
– Да, я компьютер уже освоил в НИИ.
– Ну и отлично.
Передо мной стоял компьютер с монитором и какой-то пульт с кнопочками и непонятными значками. Был там и сейф.
Прошли в комнату отдыха. В ней было примерно то же, что и у Владимира Андреевича: холодильник, микроволновка, кофейный аппарат, чайник, диван, кресло.
И вот началась у меня новая жизнь на новом месте. Все время занимала работа. Домой почти не приходил. Мне выделили пять человек. Одному было за шестьдесят, это тот, что склонен к депрессии. Он очень мне помог в организации. Он посоветовал мне сразу при создании коллектива заключить коллективный договор, куда обязательно включить пункт антиалкогольный и, не стесняясь, четко написать, что приносить и распивать спиртные напитки на территории лаборатории отдела 053 категорически запрещается, замеченные подлежат немедленному увольнению без права восстановления. При появлении в нетрезвом виде моментально должна делаться экспертиза, и при обнаружении алкоголя в организме сотрудник увольняется. И еще он посоветовал при этом вот что:
– Понимаете, – говорит, – у каждого есть теща, жена, а у них дни рожденья, дни именин и прочее. Как не выпить рюмку за любимую тещу? В таких случаях отсутствие сотрудника на работе бывает гораздо полезней присутствия с перегаром. Поэтому есть смысл включить в договор пункт: поскольку исследовательская и конструкторская работа – это работа творческая, сотрудник имеет право взять творческий отпуск на один-два дня в счет планового отпуска, но не более, чем два раза в месяц. То есть если перебрал человек, не удержался, то за один-два дня приведет себя в норму, не будет мешать никому на работе своими винными парами и придет уже нормальным человеком.
А также он предложил ввести гибкий график для любого желающего: приход на работу – от восьми до десяти часов утра, но уходить не позже восьми часов вечера.
– Почему? – спросил я.
– А это затем, чтоб график гибкий не согнули в дугу. Нередко бывает, что кому-то с утра надо задержаться дома, например, поухаживать за больным или отвести детей в садик, но из-за этого не должно случиться так, что к концу месяца недоработанных часов набегает столько, что их можно просто отсиживать до десяти-одиннадцати часов вечера без всякой отдачи. Поэтому надо ограничить работу до восьми вечера, и если кто-то не смог отработать пропущенные часы в течение месяца, то оплату производить только за отработанные часы.
Вот такие советы он мне дал. Я включил это все в коллективный договор, и потом мне пришлось уволить двоих, я бы сказал, талантливых ребят.
Как говорил Владимир Андреевич, еще один сотрудник в моей команде был талантливый ученый, но увлекающийся, ему надо было поставить задачу и следить, чтобы он не ушел в сторону. Другие трое – молодые, способные, умные, активные, трудолюбивые. Вот с таким коллективом я начал работать.
Конечно, руководил всей работой и моей, в том числе, Владимир Андреевич. Ставил задачи, назначал эксперименты, которые требовалось провести. Хочу отметить, что финансирование было прекрасное. С оборудованием и приборами проблем не было.
Когда коллектив перевалил человек за двадцать, я понял, что задыхаюсь без зама по хозяйству, слишком много времени у меня отнимали снабженческие вопросы. Владимир Андреевич рекомендовал мне в замы человека, сказав при этом:
– Он кандидат наук, но как ученый себя уже исчерпал. Если согласится, хозяйственника лучше не найдешь.
Пришел этот Максим Викторович. Солидный. Под пятьдесят. Костюмчик хороший на нем. Познакомились. Согласился на оклад по штатному расписанию плюс персональная надбавка. Вышел на следующий день на работу в отдельный кабинет. Попросил Олега предоставить все договора и через неделю пришел ко мне, подготовив к каждому договору дополнительное соглашение.
– Вот тут, – поясняет, – не предусмотрены затраты на оборудование, а вот здесь – на приборы, здесь – на творческое развитие коллектива.
– Что вы имеете в виду?
– Человек – это не машина, ему нужен отдых, для чего требуется спортивный инвентарь и прочее, что и предусматривается здесь.
Я не возражал. Опасался, что заказчики откажутся, но каково было мое удивление, когда все заказчики, которые финансировали эти работы, подписались на них. И с меня свалился такой объем задач, что я почувствовал себя свободным. Теперь мне не надо было думать ни о запчастях к компьютерам, ни о бумаге, ни о карандашах, ни о фломастерах, ни о кабелях. В общем, он взял все это на себя, у меня вдруг появилось свободное время.
Через полгода под руководством и нажимом Владимира Андреевича я защитил кандидатскую. Как только утвердили меня кандидатом, вышел приказ о моем назначении начальником лаборатории, заведующим отдела 053. Через год я стал готовить докторскую диссертацию и защитил.
Работал 14 часов в сутки. Практически жил в кабинете. Лишь в субботу, воскресенье мог заняться собой дома, постираться, поменять рубашки.
Однажды ко мне подошел Орлов, очень перспективный, очень умный инженер, с заявлением об увольнении по собственному желанию. Я спросил:
– В чем дело?
– Жилищный вопрос. Понимаете, я решил жениться. Невеста в общежитии, а у меня условия не позволяют.
– Позволь, а почему ты на очереди не стоишь на жилье?
– Да, я не стою на очереди, потому что по нормам у нас хватает, но дело в том, что родители мамы живут у нас, а прописаны они в другом месте. Они старенькие уже, живут в моей комнате, а я размещаюсь с братом в его комнате. Если не учитывать двоих, то получается, что у нас жилья хватает, а на самом деле мы в таких вот стеснительных условиях живем.
Я попытался решить вопрос, но единственное, что оказалось возможным, – это поставить на очередь сотрудника, если женится. Я обратился к своему заму по хозяйственной части:
– Нельзя мне потерять такого работника. Его голова очень ценна для нашего отдела.
– Хорошо, – говорит, – подумаем.
А он времени даром не терял, оказывается, нашему отделу уже принадлежит турбаза. В один из договоров о творческом развитии коллектива была внесена смета под приобретение турбазы. Там было три домика на две или три комнаты. В них уже отдыхали наши сотрудники.
И вот подходит ко мне мой зам Максим Викторович и говорит:
– Нашлась пропажа.
– Что за пропажа?
– Я просмотрел документы. Оказывается, когда передавали производственные помещения лаборатории 053, также были переданы жилые помещения под штаты, то есть те квартиры, в которых будут жить сотрудники, пока действуют трудовые соглашения. В случае прекращения трудового соглашения сотрудник освобождает квартиру. Но начальник ЖКХ сумел каким-то образом утаить это от вас и от меня и использует эти служебные помещения для собственной наживы, сдавая их как гостиницу. Так что вот, пожалуйста, имеется для Орлова двухкомнатная квартира, полностью оборудованная для жилья, вот ключи. Она обставлена начальником ЖКХ, как пятизвездочный отель. А всего оказалось пять квартир, две двухкомнатные, две трехкомнатные и одна однокомнатная. Мною дано предписание все освободить. Двухкомнатная освобождена. Вот документы. Пройдемте посмотрим.
Мне стало интересно. Мы пришли в эту квартиру. Чистенько, аккуратненько. Есть все необходимое для жизни. Хорошая мебель, холодильник, даже стиральная машина.
В это время вдруг появляется начальник ЖКХ с трясущимися руками. Протягивает заявление об увольнении по собственному желанию. Мой зам взял заявление со словами:
– Рассмотрим. А сейчас будь любезен освободить все квартиры к указанному мною сроку и передать мне ключи.
– Все будет исполнено.
– Имей в виду, что еще не подготовлены документы в ОБХСС. Поговорим потом об этом, – а потом обратился ко мне: – Эту квартиру можно занимать, вот Орлову свадебный подарок. Пока служебная. Заработает – получит потом свою. Голова есть, руки есть. Если что, на трехкомнатную поменяем. Так что пусть живет и радуется. Добавлю к этому, что коллектив решил отпраздновать свадьбу Орловых на турбазе. Вы, кстати, мало общаетесь с коллективом, это нехорошо.
Надо сказать, что с момента прихода Максима Викторовича каждому сотруднику на день рождения обязательно вручался адрес за моей подписью и подарок, что интересно, всегда такой, какой хотелось имениннику. А теперь Максим Викторович придумал свадебный подарок.
В субботу я должен был приехать на базу в отдельно стоящий домик, где мне выделена комната. Утречком у меня была возможность там порыбачить. Снасти, прикормки, приманки есть, лодка есть. А торжество намечено на двенадцать часов. Типа фуршета с шашлыками и алкоголем, поскольку это не рабочее место.
– Вы появитесь неожиданно вот с этой папочкой, – сказал мне зам. – В этой папочке ордер на двухкомнатную квартиру и ключики. Поздравляете и вручаете молодоженам вот эту папку. Договорились?
– Договорились.
Я в пятницу приехал на турбазу. Максим Викторович меня встретил. Подъехали к домику, отдельно стоящему, который он занимал и где мне выделил комнату. Я переночевал и утречком с удовольствием выехал на рыбалку. Сколько лет я не был на рыбалке! Порыбачил. К десяти вернулся. Привел себя в порядок, помылся, побрился, переоделся в цивильное. В двенадцать часов началось торжество. Доносился смех. Зашел Максим Викторович со словами:
– Пора и вам выходить.
Я взял папку, ключи и пошел с ним. Когда меня увидели, веселье притихло. Я поздравил молодоженов с законным браком, сказал, что полагается в таких случаях, и добавил, что лаборатория, чтоб жилось им хорошо, выделяет им двухкомнатную квартиру со всеми удобствами и причиндалами. Можно хоть сейчас въезжать и жить.
– Вот вам документы на квартиру и ключики. Живите, радуйтесь, работайте.
Они обалдело оба смотрят на меня, открыли рот. Все знали, что Орлов подал заявление, хочет уйти, и вдруг такой оборот. Первой не выдержала невеста, она сначала обняла и поцеловала жениха, потом подпрыгнула и подбежала ко мне и поцеловала меня:
– Спасибо!
Все аплодировали, получилось очень трогательно. Стали все поздравлять, радуясь такому неожиданному исходу. Но я предупредил, что это служебное помещение, оно будет в их распоряжении до тех пор, пока кто-то из них будет работать в отделе 053.
– Но уж извините, если прервется трудовой договор, в этом случае придется освободить помещение, такой закон. Но я думаю, к тому времени вы уже получите нормальное жилье.
Но это уже никого не интересовало, все подняли бокалы, налили и мне шампанского, но я извинился и сказал, что не употребляю. Кто-то спросил:
– А почему такой здоровый, видный мужчина и даже не пригубит?
– Не могу, потому что дал обещание своему деду не употреблять. Обещание надо держать. Но если есть квас или лимонад, то с удовольствием выпью.
Мне налили лимонада, я чокнулся с молодыми, еще раз пожелал им счастья и собрался уходить, но меня просто-напросто не отпустили, потому что как раз подоспели шашлыки.
Шашлыками занимался какой-то парень, приглашенный, не из сотрудников. У него свой столик был рядом с мангалом, на столике разделочные доски, ножи, шампуры, всё на профессиональном уровне. Он умело нанизывал мясо вперемешку с овощами и луком. Меня заинтересовали ножи. Я взял один, хорошо сбалансированный, как будто для метания. Кто-то из сотрудников обратился ко мне:
– Никита Георгиевич, а в колхозе, говорят, вы метнули нож, попав в картошку.
Я спросил:
– Кто говорит?
– Все говорят. Дело в том, что есть у нас сотрудники, которые были с вами в колхозе на первом курсе и рассказывали, как вы чистили картошку и потом метнули нож в картофелину с расстояния двадцати метров. Не покажете нам этот трюк?
– Да я уже четыре года не метал ножи.
– Давайте, давайте!
Прикрепили спичечный коробок на дереве, отошли в сторонку. Я взял нож и метнул. Нож попал в спичечный коробок, все зааплодировали.
Вот так я стал вливаться в коллектив не только на работе, но и на отдыхе. Стали меня приглашать на торжества. Я каждый раз искал причину отказаться, но не всегда находил. Приглашали меня на юбилеи старых производственников. Я всегда приходил с подарком.
Шел уже пятый год, как я работал в отделе 053. Теперь я мог себе позволить в театр сходить. И вот в Мариинке меня окликают вдруг по имени. Я уже отвык, чтоб меня просто по имени кто-то называл. Я оглянулся, это тесть. Он подходит с такими ошалелыми глазами:
– Никита, как ты здесь оказался?!
– В театр пришел.
– Ты же пропал, ты исчез, тебя нигде нет…
– Никуда я не исчез. Я как был, так и есть.
– Слушай, Никита, мне надо с тобой поговорить. Ты знаешь, очень-очень нужно. Ты в самом деле здесь?
– Да все время я здесь.
– Давай, давай, поехали куда-нибудь, ты не представляешь, как мне надо с тобой поговорить.
– Что-то случилось?
– Есть о чем.
Мы не пошли на второе отделение и уехали ко мне домой на моей служебной машине. У меня уже была вторая квартира, кооперативная.
Когда я еще только начал работать, появились первые жилищные кооперативы. Тогда еще никаких ограничений не было. В первые кооперативы зазывали, люди боялись, жалко денег было. Меня уговорил Максим Викторович, мол, надо воспользоваться моментом, а деньги у меня были, и я сделал взнос на трехкомнатную квартиру, и вот она у меня уже была. Максим Викторович взялся ее оборудовать, отремонтировать, и все было сделано хорошо.
Мы приехали с тестем ко мне. Он весь какой-то был взъерошенный, непонятный. Когда зашли, он сразу:
– У тебя выпить есть что-нибудь?
– Ты же знаешь, что я не пью.
– Так ты можешь не пить, а налить можешь?
– Ну, на этот случай есть.
– Скорей налей мне чего-нибудь.
У меня в баре было вино, коньяк, водка.
– Выбирай, что хочешь.
Он выбрал водку. Налил. Выпил.
– А прицепчика нет у тебя?
– Не знаю такого, не пользуюсь.
В холодильнике он нашел и пиво.
– Так что случилось? Рассказывай.
– А что рассказывать? – он достал из кармана фотографию: – На, посмотри.
– А что смотреть? На этой фотографии я в детстве, когда мне было три года, меня сфотографировали на коне-качалке с шашкой наголо. Что это ты мою фотографию таскаешь с собой?
– Дурак ты такой здоровый! Год, ты посмотри, какой!
Я смотрю, в самом деле: фото сделано год назад – на елке написан год.
– И что это такое?
– А то, что 29 апреля будет четыре года твоему сыну!
– Как четыре года?
– А вот так – четыре года. Можешь подсчитать, где ты был пять лет назад в июле месяце.
– На юге… Что?! Как?! – тут до меня дошло.
– А вот так! Уже четыре года твой сын растет без отца. Где ты был, где болтался?!
– Нигде я не болтался. Я ушел с работы, на завод поступил и на заводе работаю.
– На каком еще заводе?
– На п/я.
– Я ж тебя предупреждал, – он стал рассказывать, – что теща что-то затевала. Так вот они что задумали, чтобы тебя с твоими казацкими обычаями выкинуть? Они придумали, будто она влюбилась и уезжает, а чтобы это было убедительней, она даже выписалась из квартиры, заявление тебе на развод оставила, чтоб все естественно выглядело. А она никуда уезжала, она пришла к нам и ревела. А через три недели, понимаешь, стала болезненная какая-то, все ее подташнивает. Сходила в больницу, и ей сказали, что она беременная. Тут у ней истерика случилась. Она беременная, она развелась, что делать? Она попросила меня съездить на квартиру к тебе, а там какая-то женщина сварливая отвечает, что никаких Никит не знает и нечего здесь ходить, в общем, выгнала меня. Я на работу к тебе, а там говорят: уволился и исчез, ни с кем не поддерживает контактов. Я обратился в адресное бюро, там сказали, что не числится ни в Ленинграде, ни в области. Через месяц я опять в адресное бюро, мне опять сообщают, что нет такого ни в Ленинграде, ни в Ленинградской области. Исчез, нет нигде. Звоним общим знакомым: исчез. И где ты был?
Я объяснил, что поменял квартиру, выписался, а вот прописаться сразу не прописался, оформил прописку аж через три месяца, когда меня оштрафовали в связи с этим.
– Защитил кандидатскую, докторскую.
– Как! Ты доктор наук?
– Да, я доктор технических наук, вот моя визитка.
– Ты знаешь, тещу твою инфаркт хватит, если она узнает, что ты доктор наук.
– А где Светка? Что со Светкой?
– А что Светка. Ты смотался куда-то, скрылся, ни ответа, ни привета. Светка пошла жить к бабушке, моей матери. Устроилась на работу, хотя не очень-то хотели брать. Родила мальчика и воспитывает его.
– Где она сейчас?
– Там и живет. Со своей матерью поссорилась за то, что та испортила ей жизнь, ведь она вполне счастлива была с тобой, а тут такое случилось.
И мы с тестем договорились, что завтра, когда она возьмет мальчика из садика, мы подъедем к ней.
– И что хочешь делай, проси прощения…
На следующий день я заехал за ним на служебной машине, попросив шофера, чтобы тот купил 25 розовых роз. Мы подъехали к дому, где Светлана сейчас жила. Мы видели, как она из садика взяла мальчика, идет с ним, о чем-то беседует. Издалека было видно, что это мой сын. Какое может быть сомнение!
Мы подождали, когда она войдет в подъезд, вышли из машины, тесть открыл дверь в подъезд, поднялись на этаж, позвонили. Я встал на колени, держа букет перед собою. За дверью послышался голос:
– Кто там?
Я молчал. Она открыла, увидела меня, замерла, я протянул ей розы, а мальчик, оказавшийся тут же, спросил:
– Мама, кто этот дядя?
Она ответила:
– Георгий, это твой отец.
– А что он, такой большой, а стоит на коленях?
– Его наказали за то, что он пять лет где-то болтался и вот появился.
– А почему он стоит на коленях перед тобой?
– А потому, что он непослушный был, как и ты.
– Так ты разреши ему встать, пусть он встанет.
Светка сказала:
– Встань, – и повисла у меня на шее. – Где ты пропадал?
– Да нигде я не пропадал, был здесь, работал.
– Какая работа, когда сын без тебя вырос, скоро в школу пойдет, а тебя где-то носит.
Я взял ее на руки. Сын говорит:
– Дядя, ты что делаешь, зачем маму мою берешь?
Я отнес ее на кухню, усадил. Потом взял сына, сказал:
– Ты мой сын.
– А где ты был?
– Я был здесь. Я не знал, что ты родился. Если б знал, я бы раньше пришел. А получилось так, что случайно деда твоего встретил.
И он мне сказал:
– А я не знал, что ты есть. Ты теперь не пойдешь никуда?
– Нет, я теперь никуда не уйду. И тебя никуда не отпущу с мамой, мы будем жить вместе.
– И где же это мы будем жить?
– У меня будем жить.
– А где ты живешь? – я назвал адрес. – А когда мы к тебе поедем?
– А хоть сейчас поедем. Вон у меня машина стоит.
– А какая машина?
– Машина «Волга».
Сын обернулся к маме:
– Мама, можно мы поедем?
– Куда?
– Ко мне.
– Хорошо, поехали.
Они оделись, вышли. Мы сели семьей на заднее сидение. Светлана поздоровалась. Я сказал шоферу:
– Это моя жена Светлана и мой сын Георгий.
– Куда?
– Домой.
Мы приехали ко мне домой. А Максим Викторович уже детскую комнату оформил за сегодняшний день, пока я занимался делами. Там была конь-качалка и шашка была. Мальчик обрадовался, когда увидел игрушки, которыми была завалена комната.
Я взял Светлану на руки и перенес через порог.
Мы назначили свадьбу через месяц. Отмечали в ресторане. Было много народу. Все поздравляли. Вот так я второй раз женился на своей жене.
Через год родилась дочь. А через два года вторая дочь. И вот у меня сын и две дочери. Такие дела.