То, что мы потеряли

Елена Жестовская
Я очень редко смотрю телевизор. Я не люблю зомбирование, не люблю навязывание чужого мнения. Я боюсь, что мне в голову влипнут чужие мысли, чужая жадность, чужая жестокость. Не хочу быть игрушкой в руках ловких манипуляторов, психологов, политологов. Мне нравится быть собой и иметь свое мнение. Даже если оно неправильное и не совпадает с общим или чьим-то личным. Я не буду кричать о нем о отстаивать его в драке. Один Бог и несколько человек на этой Земле знают меня и мои мысли. Мне достаточно.

Но сегодня я случайно включила канал «Культура». И наткнулась на «Песню года 80». И залипла.

Это год московской Олимпиады. Я так хорошо его помню. Мне 15. У нас теплый дом, хорошая семья, родители любят нас с братом. Папа работает на двух и иногда на трех работах, и поэтому в доме всегда красиво и сытно. Еще мы держим большой огород, сад, поросят, куриц и даже пчел. Все в семье постоянно чем-то заняты. Но мы, ребятишки, успеваем и поноситься по улице, и погулять в выходной в городском парке, сходить в кино, поесть пирожных, выпить лимонада или сока, покататься на аттракционах, пострелять в тире. Нам дают рубль на двоих. И этого хватает на целый день развлечений. И мы шатаемся по городу вдвоем с братишкой и отрываемся по полной программе. Никто не боится, что с нами что-то случится, что произойдет какая-то беда.

И песни, услышанные сегодня, это песни тех лет, теплой ладонью погладили они мою душу. Чистота глаз и голосов. Певцы из разных республик Союза. Молодые, красивые, звонкие и душевные. Слова песен, стихи известных поэтов ясны и прекрасны. Красота мелодий поражает. Абсолютный профессионализм легкого жанра. Раскрываешься весь навстречу этой музыке. Она про жизнь, про любовь, про счастье и честность.

Десять лет до 90-х. Мы все еще верим друг другу. Мы ждем счастья и радости, и чудесной взрослой жизни.

В 1983 я поступаю в институт в Москве. Все хорошо, и пока ничего еще не предвещает беды. Песни с подпольных кассет пока не заставляют думать, только будят любопытство. Дискотеки, сумасшедшие танцы, молодость, любовь наотмашь, горе наотмашь. Я - комсомольский секретарь. Ну, факел курса. Наивная и очень дерзкая. Через год мысли немного начали меняться. Формализм работы, необходимость муштры к праздничным демонстрациям с Красной площади, косые взгляды некоторых однокурсников, непонимающих моего юношеского максимализма. Подробные конспекты работ Ленина, без этого не сдать ни историю КПСС, ни философию марксизма-ленинизма. Ох, как они доставали, сколько времени отнимали. Сейчас бы почитать, эх!

Через два года я плавно съехала с общественной работы. Очень хотелось просто жить. И влюбляться, и целоваться, и чтобы времени хватало на все. Да и как-то в душе образовалась двойственность между необходимостью этой работы и ее нужности окружающим. Ни разу меня никто ничем не наградил, не поблагодарил за все время. Оказывается, это я сама должна была выдвигать себя на награждения. А я -то думала, все видят и оценят, других же ценили! Это был самообман. Практически для всех, кто этим занимался, это была первая ступенька в карьере.

Потом семья. Ребенок. И мы влетели в 90-е на санях нищеты и беспредела. И другие лица, другие люди. Ненависть и бандитизм. Предательство вождей. Я не помню никаких песен того времени. Я помню Москву рыночную, Лужники, заставленные и обвешанные дешевым тряпьем, изредка стрельбу, наперсточников на каждом шагу, воришек мелких и крупных. На ваучеры всей семьи я купила себе пальто. И начала челночить. Я не знаю, где я брала силы не спать по нескольку суток, все время быть в движении, в непрерывной борьбе за выживание, за здоровье сильно болеющей дочери, за урожай в огромных огородах. Я бралась за любую работу. Я не помню песен кроме тех застольных, которые изредка пелись в узком кругу друзей семьи.

Потом жизнь стала понемногу налаживаться. Появилась хорошая работа, сменилось место жительства, понемногу приходил достаток, вылечила я дочь. А песен больше не было. Ни в компаниях, ни на улицах, ни на концертах. Они были, но смысла и любви в них не было, в этих новых песнях ниже пояса, которые больше нескольких месяцев не живут. И не стало композиторов и поэтов-песенников. Почти не стало. То есть, они конечно были и есть, но так редко их можно увидеть теперь даже по телевизору. А раньше авторы ездили по стройкам, по новым городам, к энергичным и веселым, душевным людям.

И мы так и живем. И растим уже второе поколение, уже внуков, без душевности и тепла.

Но недавно появилась надежда. Моя внучка начинает учиться на отделении народного вокала, и я иногда бываю на занятиях и концертах, правда, редко, потому что мы живем в разных городах. То, что я вижу, вселяет в меня огромную надежду. Я вижу там наставников, людей, которые еще помнят и отдают свои песни и душу детям. Детские голоса, прекрасные мелодии, горящие глаза…Значит, выживем?