ВНИМАНИЕ!!! : Только для читателей 18+
ОТПУСК ОДНОГО НУДИСТА В КРЫМУ
Курортно-познавательный эротический роман
Глава 82. КАК НИЗКО ОПУСТИЛСЯ НЕГОРНЫЙ ОРЁЛ
* * *
Из-за трепетных прикосновений рук и охватившей Степана нервической дрожи, на Романа невольно накатили собственные армейские воспоминания, как к нему в трусы и тоже тайком лазил сосед по койке. И был это тоже их отделенный, старший сержант Хаджи-Мирзоев Алик (с ударением на И), вскоре ставший старшиной роты.
Этого сильно волосатого по всему телу и вполне симпатичного, на год младшего кавказца на самом деле звали Али. По мужской части всё у него было очень даже прилично выражено, но вот поди ты, такой же дурью маялся, что и Степан: чужими трусами увлекался.
Несколько раз Роман ловил соседа на этом, но ничего не мог поделать с отделенным, к тому времени ставшим уже «дедом». В первую же ночь «бунта московского салаги» Алик в сушилке очень зло и на полном серьёзе пообещал Роме, что засношает нарядами, а то и «по кругу пустит» его вместе со своими друзьями-кавказцами. Мол, есть среди них любители побаловаться с пацанскими попками.
Руки распускать Алик не стал: Роман не испугался его «вызова на ковёр», в любой момент был готов к физическому выпаду с его стороны, поэтому легко блокировал его хук правой. Оценив физическую форму «духа», решил не устраивать с ним спарринг в сушилке. Позднее этим делом они не раз занимались на ринге. Роман не любил бокс, но тут выбора не было. А в конечном итоге он даже остался благодарным Мирзоеву за то, что тот подтянул его уровень самообороны.
После разборки Алик больше не скрывал своих намерений и будто к себе домой требовательно залезал в Ромины трусы. Но доводил дело лишь до стояка, слегка трепал за ствол и оставлял соседа в покое: остальное брутального парня не интересовало, его впечатляли только размеры. И случалось такое по два-три раза на неделе.
В принципе, особого напряга при этом Рома не испытывал, но и удовольствия никакого не получал. Он научился даже засыпать под неспешное рукоблудие Алика под армейским одеялом. Ну, такая вот причуда накатила на деда, почти дембеля. Поэтому он и не чувствовал, как пару раз Мирзоев позволил себе приложиться к нему плотнее: видимо, парень загодя примеривался к большему. Лишь наутро в туалете странное шелушение под пальцами свидетельствовало о необычных ночных приключениях Ромки-младшего. И Рома знал, что это была подсохшая к утру слюна.
Роману поневоле пришлось смириться с таким положением дел. Несмотря на то, что он имел высшее образование и был старше Алика, но служил лишь рядовым, а тот уже заканчивал службу, был старшим сержантом и командиром отделения. Даже когда Роману Селезнёву вскоре присвоили звание младшего сержанта, он всё равно едва только начинал тянуть срок своего трудового армейского года. И ничего с неуставной армейской иерархией не мог поделать: служба есть служба со всеми вытекающими из неё ранжирами «не по жиру». В том числе, и с такими казарменными неуставами. В армии главную роль играет ведь не возраст служивого или уровень его образования, а отмотанный срок действительной службы, воинское звание и армейская должность. А отличная физическая форма – это само собой разумеется.
Спустя месяц с начала Аликиного хозяйничанья с Роминым добром, во время разгульной отвальной в роте перед очередным дембелем, деды традиционно крепко напились в каптёрке. С ними была также избранная часть новоявленных «дедов», в том числе, и Роман Селезнёв, приравненный к дедам по сроку окончания службы. Новой ротной «элите» предстояло принимать должностные эстафеты от своих дембелей.
Когда всё уже было съедено и выпито, и усталые армейцы начали расходиться, Алик придержал Рому за рукав гимнастерки, чтобы тот помог убраться. Каптёрку ротный старшина Хаджи-Мирзоев как раз сдавал Селезнёву, сам же и рекомендовал его на свою должность.
После того, как в помещении стало свободно от дембелей и относительно чисто после их разгула, Алик напрямик заявил, пристально и с вызовом глядя Роме в глаза, что хочет быть отблагодарённым Селезнёвым за продвижение по службе.
Первым делом слегка заборзевший Рома послал озабоченного дембеля куда подальше, причём весьма ажурным, можно сказать, художественным русским матом. Теперь это можно было себе позволить, поскольку старший сержант свои дела практически сдал уже.
Но у гордого горца вдруг так непривычно дрогнул голос и неожиданно так сильно потемнели и даже увлажнились глаза, что Роман, хоть и тоже изрядно, но не чрезмерно выпивший, просто обалдел от невиданной картины. Чрезмерно нервное состояние Алика было явно из ряда вон выходящим. И лишь немного поколебавшись, Роман... позволил горцу сделать задуманное.
Алик обошёлся без прелюдий, хотя вначале очень ласково, будто любовно, почему-то первым делом под гимнастёркой погладил крепкие бугры Роминых мышц на груди и плечах, обхватил и потряс бицепсы: он уважал сильных парней, которые ценят своё тело и умеют развивать его. Следом прошёлся по стальным квадратикам пресса и присел: действовал неторопливо и с невольной улыбкой извлек из заточения давнего своего знакомца...
Несмотря на сильное опьянение, Роме показалось, что Алик достаточно умело шёл к своей цели, но не стал уточнять причины и источники этих навыков: он получал отличный кайф и очень хорошо разрядился в итоге – вот и ладно.
Но Алик не отпустил Рому: по дедовской привычке потребовал закончить уборку помещения, чтобы затем спокойно продолжить дело. В чём состояла суть продолжения, уточнять он не стал. Но тут часть дембелей ломанулась назад в каптёрку: парни где-то нашли ещё пару бутылок водки. Роман с ними больше не пил: водки было маловато, да и назавтра, вернее, уже сегодня утром, ему предстояло заступать на дежурство по роте.
Зато дембеля пили и куражились ещё долго, глубоко за полночь, поскольку дурачились и фотографировались, обнимались и клялись в дружбе и верности до гроба – в общем, вели себя как заурядные пьяные дембеля. Под конец гудёжа двое из них дружно уснули прямо в каптёрке. Более стойкие сослуживцы самоотверженно решили не оставлять это дело на самотёк и потащили вусмерть упившихся боевых товарищей укладывать спать по их кроватям. Да и сами свалили, наконец. В каптерку больше никто не вернулся.
Алик отдал последнее армейское приказание своему уже почти не подчинённому: убрать в каптёрке так, чтобы всё блестело, как кое-что у мартовского кота.
И сам тоже отправился спать.
* * *
Несколько пришедший в себя после опьянения младший сержант Селезнёв тщательно прибрался в каптёрке, ведь утром перед новым старшиной роты, неведомым пока прапорщиком, уже ему придётся нести ответ за порядок в этом помещении.
Но только он открыл дверь, чтобы пойти в роту спать, как пьяный Алик Мирзоев валит навстречу. Шёл он один, затолкал Селезнёва в каптёрку, закрыл её и... мгновенно протрезвел. Оказывается, не так уж и много выпил бравый горец, больше притворялся пьяным. Да и напиваться не хотел, как вскоре выяснилось, совсем не зря.
- Разговор не окончен, – сказал он сухо и достал... презерватив.
- Ну, уж нет! – взвился и вспылил Роман.
- Это тебе, – тут же осадил его Алик, держа зажатый меж двух пальцев пакетик почти перед лицом младшего сержанта. – Хочу испытать себя.
Сказать, что Роман обалдел – это ничего не сказать. Но он тут же опомнился:
- Это будет больно. Очень больно.
- Откуда знаешь? Есть опыт?
- Опыт есть, но только не на себе. В этом отношении у меня табу.
- Чего-о? – даже растерялся и следом разозлился Алик.
- Ну, это запрет такой, – пояснил Роман.
- А-а... Зато у меня опыт есть.
- Что-о?!
- Есть, и всё. Но не с таким, как у тебя. Вот и хочу проверить свою... выносливость.
- Ну-у, как знаешь... А пацаны?
- Дрыхнут. В этом я сначала хорошо убедился, только потом пошёл в каптёрку.
Алик отдал пакетик и попросил Рому снять гимнастёрку. Именно попросил, и назвал Ромой – это было уже вообще ни в какие ворота.
Мирзоев снова погладил Рому по груди и плечам, помял мышцы, как бы измеряя их объём, обхватил бицепсы, погладил кубики пресса... И без комментариев только вздохнул уважительно. Следом по-хозяйски присел, прицельно осмотрел Ромку-младшего и начал возбуждать его.
Вскоре Алик привстал, строго глянул в глаза, только бровью слегка повёл и достал круглую металлическую коробочку. У Романа глаза на лоб полезли: вот это запасливый и предусмотрительный чертяка!
- У меня тут друг Ахмет есть... в третьей роте, – ответил он Роману на молчаливее удивление. – Мы земляки, одного призыва. И радовались иногда... друг другу в этой каптёрке. Часто нельзя было. У него такой же красивый.
- Член?
- Нет, это Ахмет красивый. Я оговорился. Хотя и там красивый.
- Да и сам ты тоже...
- Без тебя знаю, – прервал его гордый горец. – Ты давай не отвлекайся.
Бывший старшина роты повернулся к окну и локтями опёрся о столешницу.
Неторопливое движение прошло без проблем, хотя Алик поднапрягся в начале:
- Ооо, ****ь! – с уважением в голосе выдохнул он и расслабился.
- Ты же видел.
- Не болтай!.. – уже нетерпеливо и со злостью подстегнул горец.
Дальнейшее происходило без слов...
Алик отмотал и молча подал Роману туалетную бумагу, сосредоточенно отмотал ещё и для себя. Эмоций он почти не выражал, но Роман, зная закрытый и сдержанный характер кавказца, видел, что тот вполне удовлетворён: он достойно справился со сложным заданием.
- А ты молодец. Уважаю. – Он подал руку, и Роман ответно пожал её.
Пожатие было крепким, действительно уважительным и благодарным.
Мирзоев вышел первым, чтобы выбросить мусор и помыть руки. Когда немного спустя Роман зашёл в туалет, увидел, что гигиену горец делает прямо под краном. От этого зрелища стало неприятно, и Алик заметил неудовольствие москвича.
- Думаешь, в казарме я один такой? – усмехнулся он: мол, тоже мне чудак...
Утром Алик уезжал, и Роман с ним не попрощался. Получилось это не специально: новый каптёрщик был занят делами по службе. Издали увидал дембелей возле КПП, среди них был и Мирзоев. Просто помахал ему рукой, вот и вся армейская недолга.
Позднее, уже на фоне новых армейских забот, у Романа время от времени возникала мысль: вот зачем нужно было это делать высокому, красивому и крепкому парню?
В день увольнения дембелей видел он возле КПП и пресловутого Ахмета – земляк Мирзоева стоял рядом с ним. Ну, так себе был парень, и ростом ниже, и щуплее, и вообще ничего особого в нём не было. Но для Алика он стал красивым другом, кунаком и точка. Странно-странно...
(продолжение следует)