И пред ним, зелёный снизу,
Голубой и синий сверху,
Мир встаёт огромной птицей,
Свищет, щёлкает, звенит.
Э. Багриций
«Птицелов»
Спелым яблоком лето скатилось.
Тёплый август улёгся у ног.
Было ль это, иль только приснилось –
Поле, небо, сплетенье дорог?
Девочку-дошкольницу привезли на лето в деревню.
Она ещё мала, и подружек у неё пока нет. Потому всё время она проводит с дедушками и бабушками.
Сегодня она поедет с дедушкой, папиным папой, Петром Андреевичем. Он берёт её с собой на работу – просто покатать. Дедушка возит хлеб.
У него есть лошадь и телега, на которой стоит целый, как кажется девочке, домик или большой ящик с раскрывающимися дверцами. Когда они открываются, воздух наполняется всепроникающим тёплым запахом свежего хлеба. Таким притягательным, какого нет ни у каких других продуктов. Вдыхаешь его и пропитываешься ароматом хорошо пропечённой хрустящей корочки. Невероятно вкусной, такой, с которой не может сравниться ничто другое, никакие иные яства на свете.
Коричневая лошадь кажется очень терпеливой и спокойной. Она послушно выполняет то, что требует от неё дедушка, который сидит на сиденье с вожжами в руках. А девочка устраивается рядом с ним.
Как она любит эти поездки! Ощущение простора и воли. Уходящая вперёд тёплая от солнца дорога среди бескрайних полей, неисчислимое множество строем стоящих колосьев справа и слева. И они с дедушкой одни во всём мире.
Асфальта в этих местах ещё нет, проложат его лет через десять.
А сейчас, в конце шестидесятых, это хорошо накатанный грузовиками большак с иногда примыкающими просёлками – двумя узкими колеями с полоской редкой зелёной травки между ними – вливающимися и изливающимися из него, и уводящими куда-то в только им известном направлении.
В тёплый солнечный день нет лучше занятия, чем неторопливо ехать по такой дороге, смотреть по сторонам на поля с мелькающими стеблями ржи, пшеницы, ячменя и овса. Или просто глядеть в небо на белые облака, представляя себе то парящую огромную тяжёлую или маленькую лёгкую птицу с раскинутыми крыльями, то пушистого зайчика, то толстого добродушного смешного бегемота. Или смотреть то на чёрную, то на серовато-серебристую, лоснящуюся и отражающую солнечные лучи накатанную землю на дороге. И слушать ровный монотонный размеренный топот копыт. И ехать-ехать-ехать – вперёд по убегающей в бирюзовое необъятное небо бесконечной дороге. Прислушиваться к звонкому и настойчивому стрёкоту кузнечиков. Втягивать носом душные сладкие медовые запахи луговых трав с обочины или с редких островков в лощинках между полями, где не сеют хлеб.
Хорошо прибитая колея под палящим солнцем давно растрескалась на ровные квадратики. Если на остановке ступить на них босыми ногами, то они кажутся обжигающими и чуть-чуть покалывающими своими острыми краешками и комочками.
Иногда дорога быстро ныряет в буерак, и лошадь прибавляет шаг, по инерции тихонько бежит вниз. Потом дорога, достигнув самой низкой точки, самого донышка лощины, как будто одумавшись, устремляется вверх, и лошадь вслед за ней покорно и натужно выползает наверх – куда-то в бесконечную ширь, неохватный простор и завораживающую голубизну безбрежного неоглядного неба, которое принимает и девочку, и дедушку, и повозку, и лошадь в свои беспредельные объятья.
И девочка купается в ощущении счастья и непередаваемого покоя.
Они едут в пекарню, находящуюся в Троекурово, за десяток километров от Топтыково. А однажды из-за каких-то неполадок в пекарне они даже отправились за хлебом в дальнее село Ведное.
Потом они развозят хлеб по деревням своего колхоза «Красное знамя», заезжая сначала в Топтыково, потом в Люблино, в Дуровщино и в Горюшки. Иногда по пути они заглядывают в дедушкины родные Бычки, где живут его сёстры.
Девочка очень любит длинные поездки, для неё это большое событие и огромное приключение. Она крутит головой, стремясь не упустить ни малейшего штриха, увидеть и запомнить всё до самой мельчайшей детали. Она впитывает в себя целый мир. И при этом о чём-то болтает. И ещё она делает то, что можно делать, только будучи полностью и безмятежно счастливым человеком, – она поёт. Это песни, которые она слышит по радио или по телевизору, или на пластинках, которые можно прослушать на патефоне. И она купается в чувстве счастья от того, что можно громко петь – во все лёгкие, на всё огромное поле – на весь мир – бирюзовый сверху и «золотой, зелёный снизу». С серебрящейся серовато-чёрной полосой длинной дороги посередине, такой своей, родной и тёплой, и ведущей куда-то вдаль, о чём знает только она сама.
Лошадь мерно и спокойно метрономом ритмично и чётко отбивает такт копытами.
«У моря, у синего моря, с омномом ты рядом с омномом», – воодушевлённо распевает девочка модную песенку, которую слышала от своей тёти.
«С каким же „омномом”? – всегда смеялась и поправляла её тётушка. – „Со мною”!»
Но пятилетняя девочка так услышала эти слова впервые и потому так упрямо поёт на свой лад. «С омномом» ей нравится больше. Кто такой этот таинственный «омном», она не задумывается, но верит, что с ним точно очень славно и хорошо.
Дедушка никогда её не поправляет. Наверное, он не знает этой песни, да если бы и знал, то тоже не стал бы поправлять.
И про реку Волгу, текущую вдаль, которой «конца и края нет», девочка тоже поёт, и про орлёнка, который должен взлететь выше солнца.
Когда заканчивались и оказывались перепетыми все песни, девочка начинала импровизировать, и у неё получался какой-то длинный вокализ-фантазия, который она никогда не решилась бы исполнить в другом месте. Но дедушка всё с удовольствием слушает. И девочка изощряется на все лады, громко-громко. Ей кажется, что голос у неё силён и красив – вон как он разливается во всю ширину поля! И чтобы удостовериться и получить подтверждение того, что она поёт, как настоящая певица, девочка иногда спрашивает дедушку: «Ну как?»
Дедушка, искренне любуясь, с удивлением и восхищением, поддерживая её, говорит одно слово: «КрасотнО!»
Девочкино сердечко переполняется ликованием и благодарностью. Её сомнения в дилетантстве и непрофессионализме сразу рассеиваются (дедушке же нравится, и он так уверенно и искренне хвалит её!), что она на минутку умолкает, а потом опять воодушевлённо принимается за пение. После одобрения душа её взлетает от восторга. Да, она поёт по-настоящему, как взрослая певица, и у неё всё получается. И дедушка с явным удовольствием и так заворожённо слушает!
Дедушка очень плохо видит. Он потерял один глаз на войне в бою на Воронежском фронте. К счастью, второй глаз остался цел, но он больной. А на месте потерянного у дедушки искусственный глаз – совсем как настоящий. Девочка даже не знает и не умеет понять и различить – оба глаза с небесно-голубого цвета радужной оболочкой.
После войны дедушка долго работал комбайнёром. О нём даже в районной газете писали. И эта статья о всей семье хлеборобов хранится у папы. В заметке говорится и о девочкиных папе и дяде, школьниками помогавшими отцу и работавшими во время каникул штурвальными. И о бабушке Александре Васильевне тоже говорится, потому что и она тоже помогала на уборке хлеба – готовила еду для комбайнёров.
Но теперь зрение у дедушки совсем сдало. Однако он продолжает работать, только уже не механизатором, а ездит на лошади за хлебом в пекарню и развозит вкусные душистые буханки по окрестным деревням.
– Как же ты ездишь так далеко? – спрашивали у него иногда односельчане.
– А лошадь умная, она сама дорогу знает, – отшучивался он.
Дедушка с лошадьми с детства. У его отца до революции были лошади – он очень любил их. Дедушка даже рассказывал, как на него, маленького мальчика, однажды помчался по дороге конь. Но его отец, девочкин прадедушка, встал перед ним. И конь сразу покорно остановился, замер как вкопанный. После революции и коллективизации, сдав своих лошадей в колхоз, прадедушка не расставался с ними, став при них конюхом.
Когда хлебовозка подъезжает к пекарне или к магазину, дедушка всегда снимает внучку с телеги, и девочка в ожидании послушно стоит на месте у входной двери, никуда не уходит и к лошади не приближается, выполняет все инструкции.
– Да разве можно с ним ребёнка отпускать? – начинают обсуждать ситуацию женщины в очереди. – Он же слепой совсем. А вдруг заблудятся, заедут куда-нибудь?
Но дедушка как никто другой хорошо знает всю округу, каждую дорожку и тропинку. Он уверен в себе, и того минимума зрения, который у него есть, ему хватает.
И лошадь у него умная и добрая, всё знает сама.
Девочка прекрасно это понимает – она даже не замечает, что у дедушки есть проблемы со зрением, он всегда уверен в себе. И ей с ним хорошо, спокойно и надёжно. Поэтому праздные разговоры сердобольных тётенек кажутся ей ненужными и лишними, неделикатными и оскорбительными. Ведь дедушка всё-всё видит и знает.
Уже много лет спустя, когда совсем слепым дедушка ехал по родным местам со своим сыном, девочкиным отцом, и с её мужем на машине, именно он помог сориентироваться и вывел на правильную дорогу. Тогда ещё не было навигаторов. И они совсем заплутались в хитросплетении бычковских тропок и дорог. А слепой дедушка сразу вывел двоих зрячих из лабиринта, подсказав ориентиры и указав верный путь.
Тогда они везли его на родину – в Бычки – из Рязани, где дедушка жил после бабушкиной смерти у дочери, «присматривая» (!) за маленькой внучкой. Они ехали на машине к дедушкиным сёстрам, как он говорил, – «к девкам». Там, в родном доме, он прекрасно ориентировался и выходил в большой яблоневый сад, растущий за домом.
– Как же ты всё время в темноте? – спрашивала его повзрослевшая много лет спустя девочка.
– А мне ночью сны снятся, – отвечал он, – тогда я всё вижу. И так – помню, по стеночке хожу.
Ещё вспоминается взрослой уже девочке один его рассказ о том, как в самом начале войны он ехал в эшелоне мимо родной деревни. Там – в тёмной ночи – в километре от железной дороги стоял в ряду других его родной дом. Но ничего не было видно из вагона-теплушки, в котором перебрасывали солдат под Москву в район боевых действий. А в угадываемом в кромешной темноте родном доме ждала его молодая жена с маленьким сыном на руках. Ещё ждала она второго сына, который родится позже и о котором дедушка пока ничего не знал. И он стоял, вглядываясь под перестук колёс в густую ночную черноту, которая уже много лет спустя будет сопровождать его долгие годы, и думал о родных, и не знал, какая судьба его ждёт.
А потом были бои. И было ранение, и потеря глаза, и плен, и полная неизвестность. О том, что он выжил, родные узнали только тогда, когда он вернулся с войны после Победы. И стал жить, обрабатывая бесконечные поля и выращивая хлеб.
Теперь со своей первой внучкой едет он по длинной дороге в хорошо знакомых – до кочки – полях, посреди своего полного красок, огромного золотого, зелёного и синего мира. И копыта послушной лошади неспешно топают по пыльной чернозёмной колее. А хлеба нежатся под ярким тёплым солнцем. И оглушительно стрекочут в траве кузнечики, и благоухает на всю округу ярко-жёлтый донник со своими мелкими цветочками, и изредка перед самыми копытами перебегают дорогу вспугнутые лошадиным топотом дикие серо-коричневые полевые курочки и перепёлки, прячась опять в хлебах, а мир зеленеет и светится радостью и любовью.
Девочка что-то беспечно лепечет, поёт и спрашивает дедушку:
– Ну как?
– Красотно! – восхищённо и удивлённо отвечает он.
И ничто не может нарушить этой идиллии. Потому что девочка и дедушка неторопливо едут себе вперёд по своей дороге, везут ни с чем несравнимые вкусные буханки, над ними синеет небо и светит солнце, а вокруг – куда ни глянь – золотятся хлеба.
«Комментарии к частным беседам». – Рига, 2022.