Немыслимое - 2

Владилен Елеонский
Продолжение, начало см. Немыслимое - 1.
 
  Наверное, нет смысла подробно описывать тот кошмар, когда мне приходилось изображать перед пассажирами, что все идёт нормально, а двигатели не слышны, поскольку работают в особом бесшумном режиме, всё для удобства пассажиров! В действительности я прекрасно понимала, что теперь любая оплошность пилотов может привести к непоправимому, – аэробус перейдет в неуправляемое падение, и о том, что будет дальше, лучше не думать.
 
  Все девочки стали белыми как мел, Началова тайком пила успокоительное, потому что никто не знал, в том числе сам Глебов, в чем причина остановки двигателей. Женя заметно нервничал, стал более порывист, однако по-прежнему находился где-то рядом и время от времени приходил мне на помощь, за что я ему до сих пор благодарна, поскольку временами у меня крепко кружилась голова, и если бы не его плечо, я, наверное, в конце концов, точно растянулась бы перед пассажирами в проходе между кресел. Временами казалось, что аэробус падает, и в животе возникало пугающее чувство невесомости.

  – Ой, что это?! – в ужасе вскрикивали особо чувствительные персонажи.
 
  – Не волнуйтесь, – голосом учительницы, до умопомрачения влюбленной в своих учеников, отвечала я. – Воздушные ямы. Обычное явление. Скоро пройдет!
 
  Я старалась не смотреть на седого противного дядьку-умника, его насмешливый взгляд сбивал меня с толку, заставлял краснеть, и тогда я начинала нервничать. Началова шепнула мне мимоходом, что взмокший от крайнего напряжения Глебов пытается спасти аэробус в планирующем полете при помощи руля высоты. Пока что, как видно, у него получается неплохо. Судя по всему, мы теряли высоту, но сохраняли допустимую скорость, и не сваливались. Теперь главный вопрос, – удастся ли найти подходящую посадочную полосу. Этим занимается Ясенев, пока что безуспешно.
 
  Моя неугомонная старушенция не уставала непрестанно звать меня к себе, словно младенец, потерявший соску, а некоторые пассажиры вели себя так, как будто я как стюардесса им должна следующее, – накормить и напоить, сводить в туалет и дать водки, затем горячий кофеек, развлекательные цветные журналы, и, наконец, постель, то есть пассажирское кресло и плед, причем и здесь, я, словно наложница при султане,  должна была быть рядом, готовая выполнить любой каприз своего господина.
 
  Удивительно, но теперь меня такое поведение нисколько не бесило и совсем не напрягало. Главное, что пассажиры верили мне и, кажется, ничего не поняли, искренне полагая, что полёт, в самом деле, проходит в целом как обычно.
 
  Лишь седой дядька-умник продолжал скептически поглядывать на меня и, наконец, не выдержав, подозвал и шепнул на ухо:
 
  – Послушайте, милая,  мне-то вы можете сказать, что происходит. В молодости я двадцать лет летал вторым пилотом на Ту-134.
 
  Я твёрдо положила свою ладонь на его плечо.
 
  – Пожалуйста, всё хорошо, полёт проходит в штатном режиме, все бортовые системы исправны!
 
  – А это что? – в страхе тихо сказал очкастый сосед и ткнул пальцем в иллюминатор.
 
  Я глянула сквозь покрытое прозрачным пластиком стекло и увидела в темноте стремительно приближающиеся уличные огни какого-то города. У меня язык буквально застрял в горле.
 
  – Да вы сами ничего не знаете! – взвизгнув, истерично сказал очкарик.
 
  Стало очень страшно, и именно в этот момент плюс ко всему прекратилась подача электричества. В салоне воцарилась кромешная тьма, даже дежурные лампы не горели.
 
  Я буквально оцепенела от ужаса. Мне почему-то показалось, что сейчас произойдет ужасный удар о землю.

  Самые нервные истошно завопили:

  – Мы падаем!..
 
  Жуткие секунды текли, а удара всё не было и не было. Я кинулась к переговорному устройству, однако оно не работало.
 
  – Всем занять свои места, пристегнуть привязные ремни! – очень громко и властно сказал  Женя неожиданно низким голосом, но его, кажется, никто не услышал.
 
  Многие из тех пассажиров, которые сидели в первых рядах, кинулись в хвост самолета, сметая всё на своем пути. Они, как видно, полагали, что там будет безопаснее.
 
  Моя старушенция вцепилась мне в руку мёртвой хваткой.
 
  – Я так и знала! Мы разобьемся. Я очень хочу жить, милочка, очень.
 
  Мне хотелось рявкнуть ей прямо в лицо: «Куда тебе ещё?!», но сил не было даже на то, чтобы просто открыть рот. Я медленно опустилась на пол и закрыла глаза, но неугомонная старушенция вдруг принялась неистово хлестать меня по щекам, у неё оказались на удивление сильные руки и твердые как железо ладони.
 
  – Не спать, милочка, не спать!!.. У вас на плечах триста душ.
 
  Страшная апатия навалилась на грудь, и неистовые удары старушки, которые в другой обстановке вызвали бы, наверное, дикую боль, сейчас показались мне лишь досадной помехой, не позволяющей уснуть навеки. Я впадала в анабиоз, и никакая сила теперь не могла меня из него вывести.
 
  Наверное, напряжение последних месяцев, – безответное чувство к Артему Ясеневу, козни Началовой, сумасшедшие пассажиры, нервотрепка в истории с  олигархом Артуром Оскаровичем, – вылилось в такую реакцию организма. Ему хотелось уйти, забыться, отключиться от всех раздражителей, и я ничего не могла поделать.
 
  Сумеречным сознанием я ещё слышала, как Женя носился по салону, словно угорелый, пытался успокоить пассажиров, усадить их на свои места, пристегнуть к креслам, но, кажется, получалось плохо, и даже ругань, которую я впервые услышала из Жениных уст, не помогала. В салоне началась самая настоящая паника.
 
  – Сволочи, они всё время врали нам, они нас угробили!
 
  – Какой идиот за штурвалом!
 
  – Мы все погибнем!
 
  В этот ужасный и омерзительный миг темноту салона разорвал спокойный и мелодичный голос Глебова из динамиков.
 
  – Уважаемые пассажиры, говорит командир воздушного судна, сообщаю, что с любезного разрешения властей Республики Казахстан мы совершаем вынужденную посадку в аэропорту города Актюбинска. Всем сохранять мужество и спокойствие, вы ещё своим внукам будете рассказывать, какие вы герои. Несмотря на незначительные неполадки в двигателях, всё под контролем, самолёт управляем, полёт проходит практически так, как обычно, через минуту мы совершим посадку. Всем занять свои места и пристегнуть привязные ремни. Температура за бортом плюс двадцать семь градусов по Цельсию. Благодарю за внимание!
 
  Голос Глебова умолк, в салоне вдруг включилось дежурное освещение, видимо, подключили резервные аккумуляторы, и я увидела буквально окаменевшие лица и фигуры пассажиров.

  Я встала и очень тихо, поскольку голос предательски сел, сказала:

  – Пожалуйста, займите свои места и пристегните ремни.
 
  Удивительно, но все послушались беспрекословно, словно трехлетние дети, услышавшие в садике голос любимой воспитательницы.

  Едва я успела сесть и пристегнуться, как салон жутко подпрыгнул, колеса шасси яростно и злобно ударились о бетон, за ним последовал ещё один жестокий удар, а затем ещё. Кто-то противно завыл от ужаса, и я зажала уши ладонями.

  Старуха в совершеннейшем беспамятстве вцепилась своими острыми до невозможности ногтями мне в бедро выше колена под юбку, порвав модные французские колготки и причинив адскую боль, но я даже не вскрикнула, ожидая четвертого рокового удара. Аэробус, между прочим, сгорает дотла за три минуты.

  Громко и жалобно заплакал ребенок, и в этот миг самолет, словно услышав его,  мирно покатился по взлетно-посадочной полосе. Мы ещё долго не могли прийти в себя и не верили, что спаслись, а когда, наконец, поняли, что все позади, начали плакать и обнимать друг друга, не различая ни старого, ни молодого, ни мужчину, ни женщину, ни пассажира, ни бортпроводника.

  Подогнали трап, вокруг аэробуса сгрудились пожарные машины и кареты скорой помощи, но они, слава богу, не понадобились. Все отделались легким испугом.

  Мы помогли пассажирам выйти из салона, они спустились по трапу, однако не желали садиться в автобусы, чтобы ехать в здание аэровокзала.

  – Командира корабля сюда! – решительно потребовал седой дядька-умник.

  Глебов вышел из самолета и спокойно спустился по трапу. Толпа кинулась к нему. Я испугалась, что сейчас его растерзают, однако люди под чутким руководством опытного дядьки-умника схватили Глебова за руки и за ноги, несколько минут с истошными криками восторга подкидывали высоко в воздух, а затем понесли на руках в здание аэропорта.

  Он кричал:

  - Прекратите, всё прошло в штатном режиме, конструкция аэробуса позволяет, - но его никто не слушал.
 
  Все словно обезумели от счастья. Никакие уговоры не действовали, и службе безопасности пришлось дать восторженной толпе зелёный свет. Так закончился этот рейс, который стал для меня роковым не только из-за той смертельной опасности, которую пришлось пережить.
 
  По возвращении в Москву Глебова и Лосева отстранили от полётов на неопределенный срок, а газета «Труд» напечатала обо мне какую-то ерунду, мол, мои хладнокровные и умелые действия предотвратили панику и спасли триста человек.
 
  Артема Ясенева назначили командиром корабля, и он вдруг совершенно неожиданно круто переменил ко мне своё отношение, стал всерьёз за мной ухаживать, и дело пошло к свадьбе. Лишь много позже я узнала причину остановки двигателей, но это отдельная история.

25 июля 2018 года