(Отрывок из книги А. Лухтанова «Ольга – дочь лесничего»)
Поездка в Нарын
Вечером за ужином Василий Васильевич делился с семьёй:
- Узнал я случайно интересную вещь: в городке Нарыне, что у черта на куличках, где-то в глубине тянь-шанских гор живет человек по фамилии Неживов. Так вот у него во дворе настоящий зверинец, и кого там только нет: козероги, орлы, волки, олени и даже барс есть. Ирбисом его киргизы называют. Очень редкий и красивый зверь, большая пятнистая кошка.
Мария Давыдовна да и все девчонки внимательно слушают отца. Он многое чего видел и знает и каждый раз из своих поездок привозит интересные рассказы, а то и какого-нибудь нового зверя. Далеко не каждой хозяйке такое понравится, а Мария Давыдовна даже рада. Детеныши, они такие забавные и милые! И беззащитные, без женской заботы пропадут, как тут не помочь! А девочки и тем более, наперебой готовы ухаживать, кормить, заботиться.
- Интересно было бы с ним познакомиться, с этим Неживовым, - заключил Перовский.
Случай не заставил себя ждать, однажды Перовский застал Баума, мирно беседовавшего с незнакомым человеком. Эдуард Оттонович вместо приветствия встретил лесничего словами:
-Знакомься, Василий Васильевич, твоего поля ягода. Зверей любит больше себя самого.
-Неживов Осип Емельянович, - представился незнакомец, – и, не дав Перовскому ответить, сразу заговорил о цели своего визита в Верный.
- Я тут проездом, Василий Васильевич, и вы уж простите меня за невежливость, я человек деловой, поэтому сразу буду, как говориться, «брать быка за рога». Прослышал я, что у вас дома ручной тигр живет. Вот и подумал: это ж такая обуза для дома, да и опасный зверь, тем более, у вас дети. Может, продадите, избавитесь от опасной игрушки. Я же понимаю ваше положение, надо искать выход из него, пока беды не случилось. О ваших девочках думаю, а мне от него выгоды никакой. Сколько вам дам, за столько и в немецкий зоосад сбуду. Мне как раз заказывали, причем, именно семиреченского, светлой окраски. В Европе никогда не видели семиреченского тигра.
- Правильнее назвать туранского, – поправил Перовский. – Наш подвид тигра занимает территорию от Урала до Китайского Туркестана.
- Вот-вот. Мне ведь приходилось ездить на охоту в китайские пределы. Именно за тигром у озера Лобнор. Места там еще более дикие, чем у нас, хотя китайцы активно развивают сельское хозяйство. Так как насчет вашего Васьки, Василий Васильевич? Рискованно ведь держать в доме такого зверя. Пока он еще молодой, можно сказать ребёнок, а вырастет, что тогда с ним будете делать? Нет-нет, страшно подумать, это же зверь, что у него на уме – никто не знает. Он ведь охотник и по природе ему положено убивать. В любой момент может проснуться этот его инстинкт.
-Это всё очень интересно, что вы рассказываете, - не удержался Перовский. - Но сразу скажу: тигрёнка мы не отдадим. Привязались мы к нему: и жена, и дочки, и я о них не отстаю. Он у нас как член семьи, а родных не продают.
-Честно говоря, я и не ожидал другого ответа, - признался Неживов. – И даже рад за вас. Рад знакомству с вами и приглашаю вас с дочерями в гости. Приезжайте, не пожалеете. Дорога к нам, хотя и дальняя, но вполне трассированная. Можно и на коляске.
-Приедем, обязательно приедем, пообещал Перовский, и поездка состоялась тем же летом. Василий Васильевич взял с собой и детей.
В Столыпино, большом крестянском селе на берегу буйной Чу Перовские остановились у чайной отдохнуть и перекусить. К их столу несмело подошел старик в опрятной, но старомодной одежде:
-Извините, ради бога,господа хорошие, вижу, вы нездешние, никак в Нарын направляетесь?
- Да, в Нарынскую крепость.
- По казенной части, али как?
- Ты, браток, спрашиваешь, будто чиновник из казенной палаты.
- Простите, ради бога, я не из любопытства, подсказать кое-что хотел. Сам-то я из Нарына, а место наше не совсем обычное.
- В чем же его необычность?
- Горы, высота, отдалённость, сами понимаете. Днём-то жарко, а ночи бывают холодными. Долонский перевал опять-таки по пути. Там ваши девочки замерзнут в легких-то платьишках.
- У нас тёплая одежда есть.
- Вот и хорошо. А если в Нарын едете, можете у меня остановиться. Гостиница-то там никудышная. Меня Василием зовут.
- Василием? Это интересно. А я Василий Васильевич. Значит, мы тёзки. А едем мы в гости. Живет там у вас знаменитый зверовод Неживов. Вот к нему и направляемся.
- Как же, знаю я Осипа Емельяновича. Его все здесь знают. Можно сказать, сосед мой. Городок-то наш совсем маленький, так даже не городок, а поселок. Однако, гарнизон стоит. Воинская часть.
- А что, Василий, на Долонском перевале снег лежит?
- Нет, нонче снег рано растаял, а бывает, что и летом может пойти. Всяко бывает.
- Я смотрю, Василий, вы бывалый человек. Как в эти края попали?
- Как попал? И не говорите, я же из Рязани, а вот живу здесь, почитай, всю жизнь. Однако, так же, как и Осип Емельянович. Вот прикипел и остался, хотя по ночам березки до сих пор снятся. Я же эту дорогу, по которой едем, сам строил.
- Это интересно. По таким горам, наверное, это не просто было?
- И-и, и не говорите. Так тяжело, что и вспоминать страшно. Каторжный труд, а я вспоминаю с радостью. Молодой ведь был. И все там были молодыми, и солдатики, и офицеры, на стройке-то. Ведь было это, дай подсчитать, однако 43 года назад. Назвал цифру и самому не верится, что так давно. Мне тогда всего 20 годков было. Нас-то пять строевых рот из Верного пригнали. Было это в 1872 году. Генерал-губернатором тогда был Кауфман Константин Петрович. Знатный человек, большой чин имел, его в Туркестане звали Ярым-паша. То есть почти царь. Так он и с самим царем в большой дружбе был. Вот, почти царь, а простой с солдатами был. Они его и любили и очинно уважали.
Он тогда перед нами, солдатиками, речь держал, душевно говорил: – Вот построим Нарынское укрепление, а дороги в него нет. Только одна кой джол туда ведет, баранья тропа. Полезут кашгарцы через границу, а нам и подкрепления невозможно послать. Дороги нет, а вьючными караванами не навозишься, нужна колесная дорога, чтобы пушки можно было возить. Очень торопились тогда со стройкой. В этом Кашгаре Валихан-хан сидел. Очень он настроен был воинственно и все похвалялся наш край себе забрать. И видно, наши русские его побаивались. Так вот, собралось нас на стройке всего не меньше тысячи человек, а руководила саперная рота из Ташкента. Мастаки они были в своем деле.
- А что, одни солдаты строили? – удивился Перовский. – А местные жители участия не принимали? Им же тоже дорога нужна была?
- Еще как нужна! Они же вьюками товары возили, сколько их в реку с тропы свалилось! Очень рисковая дорога была. А что до стройки, то они никак не верили, что колесную дорогу провести можно. Толпами приезжали смотреть стройку.
- А маршрут какой был? Откуда намечали вести дорогу?
- А вот как вы ехали, так и намечали вести тракт – из Верного в Нарын. И уже тогда поняли, что дорога через Кастекский перевал слишком сложная. Там же перевал в две с половиной тысячи метров. Горы, а зимой еще и снега. Тогда и пробили новую трассу через Курдай. Дорога подлиннее, зато легче и надёжнее.
Да, а еще надо было по Буаму дорогу бить. Сколько раз там воевали со скалами да с рекой. Сорок с лишним лет расширяют там дорогу, а она до си висит над пропастью.
- Нынче в землетрясение ее опять заваливало, - напомнил Перовский.
- Заваливало, и люди там погибли – подтвердил рассказчик.
- И мосты там непростые. Семеновский, Кокмойнакский. А тогда у Кокмойнака на берегу Чу разбили главный лагерь, строительный. Все там собрались перед стройкой. Кузни поставили, чтобы инструмент исправлять, пекарни, фельдшерский пункт. Надо через реку переправляться, Чу там бурная, а моста нет. Саперы сцепили оглоблями несколько арб, загнали поперек реки – вот тебе и мост. Нагрузили камнями, чтоб не унесло, настелили доски и айда, пошел. Работали с огоньком, погонять не надо. Офицеры вместе с солдатами с кирками да ломами рядом трубили, поручики, подпоручики. А командовал полковник Колокольцев Дмитрий Григорьевич. Он спозаранку, как встанет, солдат построит: «Ну что братцы-молодцы, не подведите, послужим отечеству и царю-батюшке!» Душевный человек был. И народ старался – бывало, простой солдат из мужиков толковых подскажет, где как лучше сработать, и офицеры не гнушались советов их, а еще и благодарили. Был там у нас подпоручик очень хваткий да шустрый – везде всё углядит, непорядок то есть, если где есть. Иван Куленко, до сих пор помню. Он дважды солдат спасал. Там ведь как Джуйван-Айрыкскую теснину проходили, пороховзрывные работы вели. Однажды, как положено, взорвали скалу, солдатики стали завал разбирать, а этот Куленко заметил, что один цилиндр взрывной целёхонек лежит, и бикфордов шнур тлеет уже совсем рядом, вот-вот разорвется и убегать поздно. Так он шапкой своей зачерпнул воды – река рядом – и залил этот шнур. Потом уж замерили, шнуру гореть оставалось всего дюйм, не больше. Неминучая была бы смерть солдатам. В другой раз заметил этот Куленко, как с горы катится камень и как раз попадет в солдат, работающих внизу. Так как из-за шума ребятам крик услышать было невозможно, он бросился туда сам, солдат к самой стене прижал, а камень жахнул в двух шагах рядом, но никого не зацепил. Над ними пролетел. Этого Куленко наградили потом, и сам царь денежную премию в 100 рублей прислал.
А самыми страшными были Чёрные скалы, и их надо было пройти. Над самой рекой висели.
- Никак невозможно будет урусам эти Каратау (Чёрные горы) прорубить, - говорили киргизы и качали головами. - Какая тут арба или коляска, тут и с вьюками не каждый караванщик пройдет.
А вот прошли. И мостов столько поставили и молы по руслу насыпали каменные, где надо. Потом уж, когда все изладили, Константин Петрович специально приезжал смотреть. Я, говорит, мог бы и на коне верхом, мне даже на нём привычнее, а вот специально на коляске приехал, чтобы всем показать вашу работу, что наш солдат всё может. И чтоб кашгарцы знали, мы Нарынский край в обиду не дадим. Очень тогда Кауфман доволен работой был, сердечно и искренне, говорил, «Благодарю вас, - сказал, - за ваш самоотверженный труд. Считаю приятным долгом выразить мою душевную признательность начальнику отряда полковнику Колокольцеву, всем офицерам отряда, а нижним чинам мое сердечное спасибо за их молодецкую службу. Спасибо вам, саперам. Дело сделано на славу».
Офицерам было выплачено денежное вознаграждение, солдатам тоже раздали небольшие суммы. Особая благодарность была фельдшеру, что никто не болел, никто не помер.
- А скажи-ка, Василий, знаешь ли ты древний монастырь, что стоит по дороге в Кашгар? Таш-Рабатом называют его.
- Как же, знаю. Каменный он, будто крепость. Только скорее всего, это не монастырь, а заезжий двор. Раньше, когда караваны из Кашгара ходили, в нём останавливались. Какое-никакое, а укрытие от непогоды. Главное, крыша над головой есть. Всё же высота, вы знаете. Тем более зимой бураны и всё такое. Караван-сарай, одним словом.
- А мост через Нарын целый?
- Как же, мост там всегда был. Ещё китайский. Когда русские пришли, построили новый. Два раза сооружали, река Нарын с норовом, первый по весне сорвала, второй раз понадёжнее поставили. Так что, погостите у Неживова, ко мне загляните, найти меня, всяк в Нарыне знает, подскажут. Спросите Василия, что дорогу строил, а мне здесь по делам надо еще остаться.
Перовский поблагодарил случайного попутчика и на этом расстались.
Русский Хагенбек
Что же из себя представлял Нарын, расположенный в самом сердце Тянь-Шанских гор? Небольшой посёлок, входяший в Семиреченскую область и доставшийся России с боями и потерями. Даже по меркам Киргизии это отдаленная глубинка. Киргизы, желая подшутить над провинциальным человеком, говорят: «Ты, наверное, нарынчанин»? Все равно, как в России, подсмеиваясь, упоминают про какой-нибудь Урюпинск или Васюки. Поселок, возникший рядом с русской крепостью, поставленной для охраны рубежей от зарившегося на Киргизию Кашгара. Там стоял русский гарнизон из солдатиков, привезенных из далекой России.
Необычно, а порой и страшновато было русским людям, привыкшим к равнинам, среди диких и грозных каменных гор. Но нашелся среди них мужичок из-под Перми, некто Осип Неживов, которого киргизские горы прямо-таки сразили и он остался здесь жить.
Хозяйство Неживова оказалось даже большим,чем ожидал увидеть Перовский. Целый поселок в стороне от самого городка с постройками, большими огражденными загонами и обширными вольерами для животных.
Одних только домочадцев - родных и родственников 12 человек, несколько домов, хозяйство со штатом служащих и работников (в основном охотников) до 40 человек. Во дворе и саду стояли вольеры и клетки с хищными зверями, в загонах бродили травоядные: архары, теки (горные козлы), сибирские косули, яки, олени. Особой гордостью и любовью хозяина пользовались хищники; их у него был полный набор: от горностаев, куниц и рысей до медведей, снежных барсов и тигров. В вольерах и загонах разгуливали обитатели заоблачных вершин: барсы, яки с шерстью до земли и лошадиными хвостами, в клетках сидели филины и беркуты. Всё это услышали и увидели Перовские, разгуливая по дорожкам меж клеток и вольер, а сопровождал их сам хозяин Осип Емельянович.
- Вы думаете, я сразу разобрался, что к чему и звери сами появились в моих клетках и вольерах? Не-ет! Долго мне пришлось набираться опыта, делая массу ошибок и прогорая в деньгах, - так начал свой рассказ Неживов, когда после размещения гостей и отдыха они вместе с хозяином отправились на экскурсию для знакомства с обитателями всего звериного хозяйства.
- Напротив, в моём представлении и жизни не хватит, чтобы так хорошо поставить дело, завести такое хозяйство, - отвечал Перовский, дейсивительно пораженный увиденным. – Мне бы хотелось услышать, как вы всё это начинали, что подвигло вас ко всему этому делу.
-Ну, тут разговор длинный, и начну я его со своего детства.
Вырос я в глухой глубинке в европейской России под городом Пермью. Никаких гор, естественно, не видал, но интересовался всем, что меня окружало, то есть природой. И вот как-то через деревню, где я жил, проезжал важный и учёный, граф Строганов, собиравший коллекции насекомых. Он заприметил меня, а я был шустрым мальчишкой, буквально ходившим за ним по пятам, отпросил меня у отца и целый месяц возил с собой. Там-то я, пятнадцатилетний парень и научился искусству препарирования, набивке чучел и собиранию коллекций жуков, бабочек и прочих козявок, как принято говорить, произведений природы.
Потом забрали меня в солдаты и привезли вот сюда, на край света. Признаюсь вам, поначалу непривычно мне было обвыкать среди диких и грозных каменных гор. Но страх страхом, а любопытство и восхищение преобладало и превысило все остальные чувства, даже тоску по родине. Киргизские горы прямо-таки сразили меня. Как я уже сказал, до природы я был охоч ещё у себя дома, любил побродить с ружьецом, и пуще всего привязан был к зверушкам, птичкам и прочей живой твари вплоть до козявок. А тут насчет этого был просто рай земной: диковинное зверье и птицы прямо-таки кишмя кишели, невиданные жуки, яркие бабочки порхали среди пышного разнотравья. Когда кончился срок службы, я долго не раздумывал и здесь и остался. Построил себе халупу из самана, как и все местные, и стал думать, как выживать. На первых порах добывал себе пропитание охотой. Охотнику раздолье, но хотя я и был на этот счёт не промах, вскоре захотелось мне не только убивать, но и держать зверьё живьем у себя дома, чтобы всякие козлы и барсы жили под боком. Словом, так, чтобы их можно было всегда наблюдать и получать от этого удовольствие. Короче говоря, начал я создавать домашний зверинец, сначала из самых простых и доступных животных: кекликов, ящериц, черепах. Но прежде начал с насекомых и тут надо открыть секрет. Вы же знаете, что началась во всём мире мода коллекционировать фауну и флору, к тому же, учёными велась перепись животного мира. Даже наши чиновники и офицеры, на досуге прогуливаясь по окрестностям своих гарнизонов, стали наблюдать и подлавливать кое-что из мелочи: птичек, насекомых. Находились и такие, что этим подрабатывали. Я и подумал: а почему бы и мне так не поступить и не начать снабжать экзотическими бабочками, стрекозами и кобылками научные учреждения, например, зоологический музей Академии наук. И вот стал я ночами просиживать у костра или с фонарем, с азартом гоняясь за мотыльками, слетающимися на свет. Среди насекомых были совершенно неведомые, диковинные, неизвестные науке, а потому они охотно скупались учеными зоологами.
Экскурсируя месяцами по горам и долам, вскоре я стал знатоком края. Я изучил обычаи местных жителей, их язык, научился форсировать бешеные горные реки, как и где укрываться от непогоды, узнал повадки зверей. Не раз попадал я под снежные обвалы-лавины, отсиживался в пещерах в снежные бураны, спасался от камнепадов, страдал от жары и холода. Характера мне было не занимать, жизнь научила меня бороться и не опускать руки, как бы тяжело ни приходилось. Ко всему прочему, видимо, оказалась у меня и деловая хватка, жилка настоящего предпринимателя, заставляющая думать, как расширить своё дело, всё более захватывающее и, как бы я хотел думать, перспективное.
В Нарын время от времени наведывались натуралисты и естествоиспытатели, им то я и сбывал добытый материал. Это давало кое-какие копейки. Вскоре я смекнул, что музеи интересуются и скелетами, и шкурами зверей и птиц. В ход пошли и рога, и черепа.
Следующий этап в моей жизни и деятельности связан с приездом в Нарын хранителя зоологического музея в Петербурге энтомолога А. И. Герца. Он надоумил меня вывозить зоологический материал в Центр, причём, не только в виде засушенных коллекций, шкур и костей, но и живых птиц и зверей. А их у меня, как у истового зверолова, накопилось немало. Во дворе стояли клетки не только с лисами и обычными волками, но и с редчайшим красным волком, дикобразом и сибирскими козерогами.
Мало-помалу скопился у меня небольшой капитал, но меня он не очень радовал, так как в России торговать с размахом было негде. Я уже готов был совсем приуныть, но потом подумал: я же мужик из простого народа, привычный ко всяким невзгодам, стыдно падать духом! И верно, опять помог счастливый случай. Опять выручили знающие люди. Директор петербургского зоосада дал мне совет везти зверей за границу. Там люди живее, всем интересуются куда больше российских, и азиатские диковинки пойдут нарасхват. И верно, так всё и вышло: в Берлине директор зоопарка встретил меня с радостью, купив всех привезенных зверей и птиц и заплатив хорошую цену. Я был счастлив и окрылен успехом, и с этого времени дело у меня пошло на лад, можно сказать, было поставлено на поток. Так вот, не сразу, постепенно я понял, как надо действовать. Ловцов и служителей теперь я нанимаю в основном из местных киргизов-охотников. Они лучше знают местность и привычки зверей, неприхотливы и непритязательны. Немаловажно для охоты и то обстоятельство, что киргизы не курят и не пьют вино, а значит, не отпугивают зверей, не терпящих никакие запахи. Они у меня разбиты на бригады, все охотники специализируются на определенных животных: одни ловят мелочь, другие организовывают загоны на травоядных, третьи охотятся на хищников.
Я не слишком докучаю вам своим пространным рассказом? – вдруг озаботился Неживов. – Грамотных людей не часто мне здесь приходится видеть, вот я и отыгрываюсь на вас.
-Нет, нет, что вы, - возразил Перовский. – Мы с величайшим интересом слушаем вас, и девочки мои будут вам несказанно благодарны.
-Мне тоже нравится слушать про зверей! – энергично поддержала отца самая младшая Наташа.
- Вот и хорошо, и я вам благодарен, что вы навестили меня в такой глуши. Знаете, даже сами киргизы говорят с уважением: «О-о, он живёт аж в самом Нарыне!». То есть, у чёрта на куличках.
Обойдя загоны, гости и хозяин присели на скамеечки на аллее под сенью лип.
- А мы видели дикую козу с козлятами, когда ехали к вам, - вдруг опять заявила Наташа. – Они стояли на каменной полочке, на высокой скале у самой дороги.
- Стояли и с любопытством смотрели на нас,- добавила Юля. – Наверное, им было очень любопытно видеть людей.
- Да, козероги совсем не редкость в наших краях, - признал Осип Емельянович. – Даже у самой нарынской крепости их можно наблюдать,стоит лишь подняться к ближайшим скалам.
- Мне тоже часто приходится их видеть и в Верненских горах, - подтвердил Василий Васильевич.
- Так вот, я ещё не всё рассказал вам, как вожу своё зверье за границу, - продолжал Осип Емельянович. - Вскоре Семиречье показалось мне тесным, оказалось, что некоторые редкости водятся за его пределами. Вы же знаете, что дикую лошадь, дикого верблюда, этих никем еще из европейцев невиданных зверей генерал Пржевальский описал из загадочной и недоступной Джунгарии. После него братья Грумм-Гржимайло сумели добыть этих животных и привезти в Европу их шкуры с таинственного озера Лобнор. Пришлось и мне посылать экспедиции за рубеж, в Восточный Туркестан, в богатые дичью горы Восточного Тянь-Шаня, что в Западном Китае, в район Зайсана и даже в Тибет. Так мне стали привозить необычно светлых, желтовато-шерстных с белыми когтями, тянь-шанских медведей, полумифических красных волков, похожих то ли на лисиц, то ли на шакалов, про которых рассказывали, что редко кому из людей, застигнутых в горах стаей этих хищников, удавалось спастись. Рысей – лесных хищников, вопреки утверждениям ученых зоологов и здравой логике, пойманных в безлесном (даже без кустарников!) Восточном Памире. Постепенно я стал не только охотником и ловцом, но и звероводом, разбогател и расширил свое дело до целого звероводческого хозяйства. Не скрою, я стал заметной фигурой в крае, едва ли не достопримечательностью всего Туркестана, - смеясь, заключил Неживов.
Каждый год я снаряжаю один - два каравана с сотней животных, а то и с двумя. На специально построенные огромные телеги-арбы ставятся клетки, накрепко привязываются, и в долгий путь! Почти тысяча верст по ужасной, тряской дороге, временами похожей на вьючную тропу. Вы же видели, какая к нам проложена дорога?
-Не только видели, своими боками прочувствовали все ямы и кочки.
-Но и то, слава богу, что хоть такая есть, - отозвался Неживов. - Спасибо солдатикам, что строили. Много пота и крови им пришлось пролить, пока пробили через горы этот тракт.
-И этак вы на арбах до самого Кабул-Сая? – не удивился, ужаснулся Перовский.
-А куда денешься, до него самого, до чугунки, до железной дороги, благо, что её построили. Здесь гружусь на железку, отпускаю большинство своих караванщиков-киргизов, и сам, оставив с собой одного-трех помощников, товарняком через всю Рассею, через два континента – Азию и Европу до германского Берлина. Зато там меня ждут.
-А почему бы не в Москву или, например, не в Петербург?
-А это вы извольте спросить владельцев тамошних зверинцев. Что-то не чешутся они, не проявляют особого интереса. То ли денег жалко, то ли лень наша русская. Рутина одним словом у нас во всём.
-Так это ж еще надо сохранить живым весь ваш товар в дороге!
-А как же! Непростое это дело, в пути надо иметь всё необходимое да ещё и свежее, иначе мои питомцы околеют. Зато, скажу я вам, не хвалясь, каждый мой приезд целое событие у тамошних любителей диких животных в Европе, одним словом, он вызывает большой интерес. Меня там как только не называют: траппером, трампеадором, русским Хагенбеком. Зоологи и содержатели зоопарков Европы съезжаются в надежде раздобыть у меня очередную диковину. Мне скрывать нечего, каждый такой караван приносит мне 15-20 тысяч рублей.Мне же надо платить зарплату рабочим, ловцам-охотникам, да и о расширении хозяйства приходится думать.
-Интерсно бы знать, если не секрет, какие же расценки на диких животных в Европе? - спросил Перовский. - Если корова сейчас стоит 10 рублей, а лошадь 20, то сколько же стоит, к примеру, медведь или барс?
-Да, пожалуй, мне нечего скрывать, налоги я плачу исправно, - отвечал Неживов.- Самый дорогой зверь - это тигр. Там его назыают туранским и стоит он от 1500 до 2500 рублей, снежный леопард (барс) 300 - 500 рублей, тянь-шанские медведи, дикие лошади, рыси, куланы, красные волки, все примерно по одной цене, в среднем по 200 рублей, джейраны, выдры, козероги по 100 рублей, грифы, бородачи-ягнятники - 50 рублей. Бабочки, жуки (засушенные) от 1 копейки до 3 рублей. У меня ничего не пропадает, и все идёт в дело: кости, шкуры, птичьи яйца. А как же, иначе разоришься! – заключил Осип Емельянович.
Королем всех охот я считаю облавы на тигров, и тут уж я сам не могу себе отказать и бываю их непременным участником. Готовимся мы к ним очень тщательно, ведь зверь редок и дорог, а охота на него связана с риском для жизни. Обнаружив хищника, мои люди дают мне знать; тогда я бросаю все свои дела и организовываю экспедицию, до мелочей разрабатывая план охоты и, будьте здоровы, возвращаюсь домой, лишь доведя дело до конца. На могучего и опасного зверя мы охотимся двояко: загоном на стрелков или засадой из юрты или специально построенного скрадка. Последний способ родился в Средней Азии и описан даже в учебниках охотоведения. Особенностью его является сооружение крепкого каркаса внутри юрты или клетки, обтянутой войлоком или шкурами. Внутрь забираются охотники, которым отводится роль служить приманкой или своего рода раздражителем. Засидку ставим на тигровой тропе, дожидаясь зверя, а если он уходит, то передвигаем ее, преследуя хищника. Так раздражаем тигра до тех пор, пока он, разъяренный, не бросается на охотников, которые тут его и приканчивают. Такая охота особенно эффективна в том случае, если тигр оказывается самкой с детенышами. Тогда тигрят забираем и выращиваем до полувзрослого состояния на продажу.
-Детенышей забираете, а мать, значит, убиваете? – робко спросила Оля, - Жалко же...
-А тут бывает по-разному, - отвечал Осип Емельянович, - иной раз живьем удаётся взять, а то и убивать приходится. А что делать, это ж страшный зверь, с ним не договоришься, его не убедишь для его же пользы.
Все помолчали, обдумывая не очень весёлый рассказ, а Неживов продолжал:
- Снежных барсов, у нас их называют ирбисами, ловим живьем ямами-ловушками. В замаскированной хворостом яме подвешивается кожаный мешок с приманкой, обычно с убитой дикой козой. Зверь, привлеченный запахом мяса, проваливается, попадая в мешок. От тяжести мешок затягивается и моим людям остаётся лишь его погрузить и везти к месту назначения. Так же ловятся волки, рыси и некоторые другие хищники. Травоядных берём загонами, причем основной расчет делается на детёнышей. Они лучше приручаются и выживают в неволе. Крупных хищных птиц – сипов, грифов, орлов - отлавливаем у приманки сетями.
Особой заслугой и достижением считаю то, что почти все дикие звери и птицы, даже такие редкие, как ирбис, размножаются у меня, хотя и находясь в неволе.
Вы не думайте, что я злодей конченый и только убиваю. Охота охотой, но мне всегда хотелось видеть дикое зверье, даже находясь дома. Так пришла мысль организовать собственный зоосад и музей природы, где можно выставить чучела, скелеты, коллекции насекомых, птичьих яиц и разные диковины, собранные за годы странствий по горам. Словом, то, что вы и видели. Собственно говоря, именно это на всё и подвигло.
- Это вы хорошо придумали – музей природы. Видели, удивлялись, восхищались и были безмерно благодарны вам за всё это, - с пафосом сказал Василий Васильевич.
- Доступ ко всем этим богатствам у меня всегда открыт для любого желающего, и я сам совершенно бескорыстно вожу экскурсии, стараясь передать посетителям свою любовь к животным. Скажу вам по секрету, что к своим питомцам я питаю чувства, сходные с отеческими. Я и дня не могу провести вне своего звериного общества. Ежедневно обходя свое хозяйство, останавливаюсь у клеток и подолгу «разговариваю» со своими любимцами.
-А как же вы расстаётесь с ними, увозя на продажу? – спросила Соня.
- И не говори, Сонечка, сердце кровью обливается. Но куда денешься: работа, дела, везде деньги нужны. Зарплату надо ж людям платить. И потом я знаю, что в зоосадах Европы хорошо содержат зверей и птиц, им там будет не хуже, чем у меня. И ещё меня утешает, что я приношу пользу науке. Теперь, когда я обеспечил себе безбедную жизнь, я могу себе позволить дарить музеям кое-что из своих экспонатов просто так, безвозмездно и одно лишь мучает меня: собственная необразованность. Не мог я в своё время учиться и не раз пожалел, что не разбираюсь в тонкостях зоологии, что не могу поделиться тем, что знаю, что видел и пережил за свою жизнь, богатую встречами с дикими животными. Сам я никаких записей и дневников не вел, о чём сожалею. Да и о чём говорить, необразованный я человек, неуч. Ученые мужи не раз бессовестно пользовались этим, нередко присваивая себе приоритет моих открытий. Особенно преуспевают в этом зарубежные энтомологи. Свысока поглядывая на необразованного русского мужика, они дают названия новым видам, забывая о человеке, открывшим их.
- Так вы русский Хагенбек! – вырвалось у Перовского. – Понятно, что я не первый вам это говорю.
-Не совсем. Хагенбек и заготовитель и демонстратор животного мира. Он популяризатор, я же просто заготовитель. Поставщик и демонстратором себя не могу назвать, так как живу не там. Хагенбек живет в центре Европы, а я где? На краю света. Кому здесь демонстрировать? К сожалению, некому.
-Но вот мы же приехали, смотрим ваш замечательный зверинец.
-Правильно. Но вы – это единица, ну там местные скотоводы иногда приходят, интересуются. И это всё. А у Хагенбека тысячи посетителей, десятки тысяч. Там Европа, центр цивилизации и науки. А у нас что?
-Местообитание этого редкого зверья. Уверен, они там, в Европе вам завидуют. Не прибедняйтесь, Осип Емельянович, вы служитель науки. Благодаря вашим поставкам учёные могут иметь представление о фауне Центральной Азии.
- Ну, здесь я могу с вами согласиться. Вы не представляете, каких трудов стоит мне доставка моего товара в Европу!
-За это наука должна быть вам благодарна. И что, нет ни одного вида, открытого вами и носящими ваше имя? – спросил Василий Васильевич.
- Представьте себе, нет, - отвечал Неживов. – по крайней мере, такого я не знаю.
- Да, это обидно, - согласился Перовский.
Проведя три дня в Нарыне, Перовские уезжали домой.
- Мне кажется, дочки, вы остались довольны поездкой? – усаживаясь на козлы, спросил Василий Васильевич. – Какая природа, горы, сколько новых впечатлений! И Неживов оригинал. Что вы о нем думаете?
- Необычный человек, - подумав, сказала Ольга, - животных он любит – это хорошо. Но в то же время мне кажется, что он жестокий человек. Ради денег ловит и продает диких зверей в неволю. А сколько при этом гибнет!
Да, девочки, вы, конечно, правы, да, издержки есть, но вы должны понять, что во всем этом хлопотном и нелегком деле не одна лишь корысть руководит Неживовым. Любит он это дело, любит и своё зверье, хотя, возможно, приносит им вред. Плохо и то, что большинство неживовского материала уходит за границу, не остаётся в России.
- Получается, что он просто торговец и бизнесмен, - поддержала сестру Софья. – А поездка была замечательной, хотя надо еще добраться домой.
Да, я понял вашу позицию и вынужден с вами согласиться, - признался отец девушек. - Но ведь и учёным надо знать и описать весь животный мир, всё, что живёт на белом свете. Вот тут и приходит им на помощь Осип Емельянович, поймав и привезя зверьё. А я вот, признаться, немного позавидовал ему. Занимается любимым делом. Да, - помолчав и подумав, продолжил Василий Васильевич, - но вот купцом-предпринимателем я, пожалуй, не смог бы быть, да и не хотелось бы мне заниматься торговыми делами. А вы, молодёжь, новое поколение, у вас новые мысли, новые идеи. Вы уже по-другому думаете и, наверное, это хорошо.
- А ну, Гнедко, прибавь ходу! – прикрикнул он на коня, больше для видимости покрутив в воздухе кнутом.