Гетера играла в саду на кифаре
И пела, что люди – суть подлые твари.
Но бог Аполлон осердился на это
И сделал из бедной гетеры котлету.
С тех пор, хоть прошли уже тысячи лет,
Все, кто утончён, избегают котлет.
Обличая человечество, почаще заглядывай в зеркало.
У Афродиты были афродети,
Они рассеялись в живых садах Сахары,
Но не могли на месте усидеть, и
Никто из них своей не встретил пары.
Как дурак я вас глубоко понимаю.
Жил в древности философ,
По имени Стагнаст:
Не задавал вопросов
И не чеканил фраз.
Но он бродил уныло
Под солнцем и дождём,
Хрипя, собравши силы:
«Все к чёрту пропадём!»
Стагнаста не любили
Во всей его красе.
И, как могли, так жили…
Пропали к чёрту все.
Понимаю, что надо заткнуться, а какой-то бес толкает говорить.
Такова диалектика – сиречь палка о двух концах. Когда молчишь, она помогает преодолеть опасные или скользкие места, а когда заболтаешься, можешь получить той же палкой. Некоторые не понимают и неустанно сотрясают воздух. Возможно, у них врождённая ненависть к тишине. Или обожают звук собственного голоса. Или дуры.
Но которые понимают – тоже недолго выдерживают молчание. Может быть, потому, что полагают, будто слова имеют значение. Ох как они заблуждаются!..
Родной души не встретив в целом мире,
Издать прощальный, бесполезный крик.
Нелепо всё, как вдруг сказать: «Четыре».
Сейчас младенец, а сейчас старик.
У замдекана с завкафедрой сын комбат, а дочь помреж.
Психея, порхаючи в Летнем саду,
Увидела психа себе на беду.
И тут же навеки влюбилась.
Такая вот хрень приключилась.
Чужой ум у него почитался глупостью, а своя глупость – умом.
Там, где ничтожно,
Ступай осторожно.
Ничтожное – пропасть,
В которой все можно.
– Философы-киники лопали финики.
– Это остроумие?
– Нет, исторический факт.
– Типа занимательная античность? Лукулл себе испортил стул?
– Ну да. А какой смысл углубляться? Все остальное – в Википедии.
– Бред какой-то.
– Пока живёшь – жрёшь и врёшь.
Такую дурь сказать,
Чтоб не было дурей,
Чтоб где перед, где зад –
Не понял брадобрей,
Чтоб ни подстричь и ни побрить,
Ни тряпкою прикрыть,
Ни превзойти, ни позабыть,
А только повторить.
Которые думают, что они понимают, – очень даже заблуждаются. Но им этого не объяснить.
Прошу – не брызгайте слюной,
Свою мне правду излагая.
Не в крике истина нагая –
Есть, видите ли, взгляд иной.
Один еврей
Работал в кигибей.
Ай вей!
Одежды небогато на тебе –
Один пикантный бантик на звезде,
Но ты вошла – и все мужчины встали.
Воистину природа крепче стали.
– Когда встречаю самодовольных господ, я перехожу на другую сторону улицы.
– Неужели это так заразно?
– Про заразу не скажу, но прилипчиво. Прилипаюсь со своими наставлениями. Учат нас, неумех.
– В ученье крамолы нет.
– Какая крамола? Там одна демонстрация самодовольства. Советы и наставления для подчёркивания превосходства.
– А вдруг Вы излишне придирчивы? Рассмотрим вариант, что счастливый господин желает счастья и Вам.
– Вот я и говорю – чересчур прилипчивы. Пошли бы они со своим счастьем по известному русскому адресу. По-нашему, самодовольство – это конец. Извините за «штиль», но уточню: смерть души. А мне противно, когда прилипает мертвечина.
– Простите, но подавляющее большинство человечества Вас не поймёт. Приблизительно девяносто восемь с половиной процента. Мир считает состояние довольства собой безусловным благом.
– Да мне-то что с того? Я ведь ни к кому не прилипаю. Просто когда встречаю самодовольных господ – перехожу на другую сторону улицы.
Несчастный гуру с горя пёр на гору,
Поскольку конкурент обчистил низ.
Горушник звал примкнуть к земному хору,
А низовик зато в ответ стаканы грыз.
– Я выделю тебя, –
Сказала королева. –
Ты станешь корольком
Всего свиного хлева.
Вся необъятная и труднопостигаемая Вселенная, тем не менее, умещается в очень небольшой черепной коробке. Поскольку коробок этих множество, то и Вселенная получается какая-то множественная, причём в одних шкатулках – тихая и мирная, а в других – агрессивная. Одни пихают туда все новые и новые знания, а другие спокойно живут со своей уютной Вселенной, привычной, как комнатная собачка.
Любители спорить – спорят. Платон и Плотин, Блаженный Августин, Декарт и Спиноза, Беркли и Юм, Кант и Гегель, Винер и Бор…
А потом костяная шкатулка захлопывается навсегда, и твоя неповторимая Вселенная исчезает, будто её и не бывало. И никто не может бесспорно объяснить, зачем это нужно. «Скажи, зачем!!.» – как выкрикивал, рыдая, один маленький мальчик, впервые прочувствовавший невозвратимость своей детской потери.
Чтоб в Гегеле тумкать, пройти надо кучу науков.
Есть немецкое слово, в котором сто сорок буков.
Уважаю за эти приколы германцев, суков.
Ну что с того, что королева – дура?
Зато какая – глянь! – архитектура!
Ну что с того, что резали друг друга?
Зато какая чинная прислуга!
И что такого – час пришёл расплаты?
Но как роскошны царские палаты!
Учись искать хорошее в дурном –
Ведь грядки удобряются говном.
Огромная стая дроздов из Африки как тучка налетела на цветущую землю в Средиземном море. Приземляясь на отдых, пташки не ведали, что хитроумные туземцы уже приготовили свои ловчие снасти. И вскоре рабы и рабыни уже ощипывали мелкие тушки. Народ ликовал в предвкушении обжорства – пускай мелочь, зато целая тучка!
А на следующее утро одна маленькая девочка, которая больше всего радовалась прилёту своих милых птичек, наткнулась на заднем дворе на горку мельчайших косточек. Она была совсем маленькая, эта девочка, и она в первый раз все поняла. И горючие слезы брызнули и потекли, обжигая. И были они столь горячи, что прожгли даже броню Юпитера, под которой он укрывался, чтобы не чувствовать содрогания от непотребств людишек. Однако слезинки жгли, и пришлось принимать меры. Старик откупорил Везувий, и огненная лава с пеплом сперва подогрели, а после напрочь засыпали Геркуланум и Помпею. После этого Юпитер укрылся новой броней – покрепче – и пробормотал: «Будут теперь знать, подлецы!»
Но подлецы ничего знать не хотели. Они как ни в чем не бывало продолжали ловить и лопать усталых пташек, даже совсем крохотных – ласточек и жаворонков.
Мораль сей басни где-то должна быть. Или не должна.
Вавилон, Афины, Рим…
Мы в стороночке курИм.
Все проходит, все проходит, –
Равнодушно говорим.
Вашингтон, Москва, Париж…
Ты серьёзно говоришь?
Все проходит, все проходит.
Так куда же ты спешишь?
Ведь сказано вам – не мечите бисер перед свиньями! Что же вы снова и снова к ним суётесь с этим разноцветьем?.. Ах, это не свиньи, а куры? Ах, они его даже клюют?.. Ну, тогда совсем другое дело!
Однажды сеятели свет и добра
Пришли в Содом, чтобы дела поправить.
Но там их просто стали раком ставить
Под смех и крики «слава!» и «ура!»
– Докладываю, сэр: теперь мы уже точно в жопе!
– Спокойствие, Джонсон, только спокойствие!..
Один послушный гражданин
Хотел иметь высокий чин
И в этом твёрдо преуспел –
До самого конца хотел.
Так было: гнобили японцы старичье,
Ну а китайцы свято чтили старость.
Отсюда сделать выводы осталось,
Что в жёлтой расе щель образовалась
И будет в этой щели горячо.
Прелестны выводы диванного ума –
В них плещется гармония сама.
Она сказала: «Я была права». Он подтвердил: «Была и есть и будешь».
И все получилось.
Это – нос, а это – этнос.
Нос у этноса велик.
Этот этнос, как кулик,
Носит носит носик свой конкретный.
Мне ваши праздники, коллега, безразличны.
Меня не суйте в эту суету.
И ваши свадьбы я объеду за версту,
А в цирке вашем потерплю привычно.
И вот этот бред, мутящий внутренности, кто-то назвал роскошью человеческого общения?..
Борьба со злом – престранная задача,
Ее решают много тысяч лет.
Но бродит зло, в губах ухмылку пряча,
Исподтишка вонзая свой стилет.
«Ты зло!» – «Нет, ты!». «Вы оба!» – «И ты тоже!»
Зло злобно злится, обличая зло.
Борьба со злом способна зло умножить…
Решить задачку нам не повезло.
Я очень высоко ценю людей. Некоторые даже понимают, что им говорят.
Сидеть в пивной и всех мочить презреньем:
Все сволочи, паскуды, дураки.
Есть только ты, последний в море кит,
К которому планктон обязан плыть с почтеньем.
Знакомый бармен подсказал, что выпивать нужно редко, но сразу целый стакан. Тогда результат будет мгновенным и таким же эффективным, как вовремя поставленная клизма.
Прекрасна Лаура, но тоже ведь дура…
Кончайте трендеть мне про стрелы Амура!
И коль припекло, так есть Шура и Мура,
Они вам дадут – что не может Лаура…
Вон птицы летят – пригласите авгура!..
Но вы все твердите: Лаура, Лаура!..
Какое, к чертям собачьим, может быть единство? Крестьянина с конокрадом? Желудка и раковой опухоли? Самоуверенной шлюхи и забытой старухи?.. Косяк сельди, возможно, и бывает един, но только не с пожирающими его дельфинами.
Итак, гражданская война
Уже у нас в кладовке:
Там спорят за мешок зерна
Полевки и домовки.
В течении времени гулком
Особенный час поутру:
Подайте мне свежую булку –
И я ее сразу сожру!
– Ах, неприлично говорить о пище, –
Сказала томно дочка людоеда. –
У нас в семье всегда после обеда
Играет музычка и канарейка свищет.
Не всякая сука выглядит как сука, но в решающий момент обязательно проявляет себя как сука.
Тихо-тихо, ни гу-гу!
Спать хочу, да не могу…
Хорошо лежать в стогу
И нести свою пургу
(Только очень утомительно, понимаешь!)
Турки из дурки пришли к нашей Мурке:
– Мы, – говорят, – собираем окурки.
Накопим деньжат, купим белые бурки
И звонко поскачем на сивке-каурке.
Бывает, что умирают задолго до смерти. То есть физиологически существуют, говорят и даже спорят. Но того человека, которого ты хорошо знал и, может быть, любил, просто нет. А этот новый только стирает милые тебе воспоминания.
И не обязательно в старости. В среднем возрасте сколько угодно. Да, бывает, что и дети. Такой был чудо-ребенок, не устаешь любоваться. И вдруг смотришь чурбаном: кто это? Ужасное переживание.
Но случается, что и воскресают. Вот так походил, пофункционировал в мертвом виде, и вдруг бац! – перед тобой личность. Поудивляешься, порадуешься – а потом ночью думаешь: что это было-то? И как вообще?..
Объяснить не берусь. И копать не буду. Да и лопаты нет. Кто живет и наблюдает – таких чудес навидается, не надо братьев Гримм. Лежа в коечке, успокаиваешься и думаешь: «А кто это постановил, что тебе должно быть понятно? Или ты здесь хозяин?.. Видишь? Слышишь? Ну и скажи спасибо».
– Все очень упростилось, – сказал учитель пения. –
Конечно, ноты прежние: и до, и ре, и ми.
Но музыка потопа крещендо, тем не менее.
Я вижу нас в ковчеге, оставшихся людьми.
Не шопинг вовсе он, а Шопенгавр –
Он выдавал народу афоризмы.
И не был он певцом капитализма,
Но упреждал: ответим за базар.
Че Гевара и Че Бураха – таки кто кого сборет?
Я сознаю свою неправоту,
Заботясь о дровах, воде и хлебе.
И только ангелы, поющие на небе,
Простить способны эту суету.
– Хотел быть героем. Хотел быть самым умным. Хотел быть счастливым. А теперь хочу только, чтобы ушла боль.
– Что поделать, такова жизнь.
– Нет, это не совсем жизнь. Или совсем не жизнь. Это послежизние. Хорошо бы умирать вовремя, не затягивая процесс до безобразия.
– Но ты можешь думать и вспоминать…
– Не могу. Перебирать в голове обрывки банальностей – это не думанье. Это позор бессилия.
– Ладно, вернемся к началу: хотел быть героем. Попробуй героически перенести неизбежное.
Вы за это, я за то.
Кто субъект, а кто ничто?
Можно голову сломать,
Только слышно: мать, мать, мать…
В нашем сортире постановили, что в замке неправильно питаются.
У каждой расы были пидорасы,
Но нечего за это пачкать расы:
Есть массы, классы, Гали и Тарасы,
А есть конкретные уроды-гендерасы.
Ругать людей, хвалить или любить
Никак у нас не выйдет без разбору.
Брильянты, инструмент, желе и кучка сору –
К ним очень разные подходы могут быть.
Вера, Отечество, дети – вот тебе и вся резолюция с печатью.
– Самовыр – вот что главней всего.
– Чего-чего?
– Это я для краткости и ударного стиля. Самовыражение, значит.
– Ну, иди в свой самовыр и сиди там. Кто тебе не дает?
– Я не за себя толкусь.
– А за кого?
– За тех, кому надо, а им не дают.
– Кто не дает?
– А такие, как ты – тупая масса.
– Мы тупые, мы тупые, а ты – острый самовыр! А мне все одно – самовыр, самовар, самобур… Бурите, только не скрозь меня. Каждому выдана жизнь – в количестве одна штука. Вот и бури свою – выр-выр-выр! – авось до чего и добуришься.
– Я ж говорю – тупые! Самовыр – он для вечности. Эксперимент, неизведанность! А если при эксперименте тупым будет больно – так кто ж их считает! Самовыр, звезда, блеск!
– Уразумел, уразумел: звезды есть звезды, навоз есть навоз, и им никогда не сойтись! Старо, брат, старо, даже уже пованивает. Ступай-ка выдумай другой порох, поновей.
– Да я и так знаю, что котлетной массе самовыр недоступен!..
Есть в человечке тайные местечки,
Они таиться могут много лет.
И что из них полезет вдруг на свет –
Не представляют сами человечки.
Убеждает нас наука:
Враг трудящегося – сука.
Суки бродят где попало,
Жрут и пьют – и все им мало,
И, как Карла написал, –
Обгрызают капитал:
Нас лишают лучшей части,
Обрекая на несчастье…
Разомкнуть бы сучий круг
Академикам наук!
О, мир! О, пир! О, гранд-сортир!
(Халат, застиранный до дыр).
Пароль: вы любите ли сыр?
И отзыв: это мой кумир!
Предоставьте стремящимся к смерти идти своей дорогой. И, если у вас нежная натура, отвернитесь и закройте глаза. Ибо воистину страшен оскал, скрывающийся под их масками.
Говорила Ляля няне:
«Ой, боюсь, придут цыгане!»
Няня нежно: «Спи, засранка!
Ты, мой свет, сама цыганка».
Лялька, Лялька, чо не спишь?
Или шишечку хотишь?
Шишечка в лесу растет,
К нам придет на Новый год.
«Здравствуй, – скажет, тетя Ля,
Вам на праздник три рубля».
«Миллион пользователей зовет тебя присоединиться!» Да хоть миллиард. Я не цифропоклонник. А вы пользуйтесь себе. Или вам без меня скучно? Мне без вас – норм. Кстати, один знакомый гегельянец говаривал, что во всякой пользе есть свой вред. Но это не доказано.
Вас тряханула земля, и вы объявили траур – сидите плачете. А мы потрясаем себя сами: устроили революцию с гражданской войной, потеряли миллионы, а после с энтузиазмом заголосили: «Мы будем петь и смеяться как дети!..» Вот что значит иметь правильных учителей.
У меня была подруга
Из порядочного круга,
Говорила: «Ты, Манюня,
Не пускайся сразу в нюни,
Ты гляди на суету
Аки прынц на сволоту».
Чтоб кишки на место встали,
Есть портрет – товарищ Сталин.
А на острове Бали
Раздавали ****юли.
Тем, кто помирал от скуки,
Выдавали по две штуки.
Ну а мы не таковые,
Мы ребятушки крутые,
Мы проникли изнутри –
Получили сразу три!
В наше время всеохвата
Только явные дебилы
Подбирают к слову рифмы
Розы грозы позы слезы.
Хоть и жалко их, убогих,
Но возможно ли позволить
Дуть нам в уши бесконечно
Здрасьте страсти масти власти?
Пусть им выделят площадку
Под присмотром санитаров,
Пусть они там буйно скачут,
Гоп ли стоп ли сопли вопли.
Ну актриса. Ну дура. Так есть же текст, который не абы кто писал, – ну там Шекспир или даже Чехов. Выучи и скажи с выражением. Зачем же из себя выносить? Все сразу и видят – дура. Неужто так тяжело промолчать? Накрайняк спела бы чего-нибудь. У любви как у пташки крылья, понимаешь. Вот я, к примеру, слесарь, разбираюсь в болтах и гайках, могу объяснить про левую резьбу – но я не пойду в филармонию размахивать руками – не мой профиль. Так и ты, актриса, – играй королеву, как написано и как покажут. Но знай себе, что не королева ты, а дунька.
Болтуны болтают и болтают,
Болтуны про все на свете знают.
Вот бы взять да снять бы с них штаны,
Заготовив розог целый воз,
И влепить бы им горяченьких под хвост,
Где накапливают знанья болтуны.
– Интернет проклятый все портит!
– Да ну? А по мне прозрачненько стало, без интернета тихарились, можно было в ком-то ошибиться. А теперь так говно и поперло!..
– Душа болит и плачет…
Скажи, что это значит?
– А ничего не значит.
Плаксивая – и плачет.
– Разве вы не понимаете, что надо писать Ттааллиинн?
– Надо же! А я думал – Сталин.
Счастье, видишь ли, пошловато,
И тут ничего не поделать.
Что выберет старая дева –
Смеяться над всем или плакать?
Не восклицай, чудес не приключилось.
Все повторяется в сто тысяч первый раз.
Выкладывай куличики из фраз
И не рассчитывай на милость.
Господа советчики! Выход – в конце коридора.
Зачем клевещут на ослов?
Их крик противен – но без слов.
Везут, работают - молчат,
От страсти только вдруг кричат,
Ни кафедр нету, ни столов –
Зачем клевещут на ослов?!
– Вы тут какие-то чокнутые, – сказал Сергей Николаевич и закукарекал.
Я никого не трогаю,
И всем мое почтение,
Иду своей дорогою –
Плевать на ваше мнение!
Почему вы думаете, что вас должны любить? Вы такие же мерзкие, как все остальные.
Вавилонская блудница,
Валаамская ослица,
Европейская столица –
Всех накормит наша пицца!
…Ох как хочется напиться!
Даже в Европах можно встретить настоящих парней, только замучаешься искать. Вот я и изобрел прибор вроде миноискателя, на каких принципах – вам не скажу. И пришел к нашим.
– С этой штукой, – говорю, – сможем работать целенаправленно.
А они мне:
– Немедленно сожги чертежи и развей пепел!
– Почему?
– А вот если твоя хреновина попадет к пидорасам? Они искоренят последнюю надежду…
Так вот сжег и развеял. Потому как признаю – до конца не додумал.
Накормите талант непризнаньем,
Одарите его клеветою,
Пусть какой-нибудь критик нахальный
Разудалую скажет речугу,
Что цена, мол, ему две копейки,
Да и то лишь на паперти церкви.
А потом наблюдайте в бинокли:
Он шевелится там или чахнет.
И да сбудется суд дарвинизма:
Сильный выживет, слабый погибнет.
– Представляешь, если бы все наконец замолкли – какая бы прекрасная началась жизнь!
Всегда считай,
что ты тот самый перстень,
который в кучу мусора
попал.
– Рассказал бы лучше какую-нибудь складную историю. Типа жили-были дед и баба, ели кашу с молоком…
Жизнь была – и сразу нету.
Это многих потрясает.
Но другие, отвернувшись,
Говорят: закон природы.
Главно дело – по закону.
Это значит – все в порядке.
А порядок, как известно,
Есть основа всех основ.
– Я не хочу, – сказала муха, – напрасно гибнуть на земле.
Думать о приятном –
это не о людях,
это котик-песик,
ласковый денек,
голубое небо
бодрость организма,
в голове пустынной
майский ветерок.
– Товарищ директор, почему у нас такой бардак?
– Да? У вас? А у меня все отлично.
Хотел бы сказать вам единственное слово, чтобы вы все поняли наконец. Это слово я искал всю свою жизнь, но оно не давалось. Пока твердо знаю первую букву: ш-ш-ш!..
По-русски значит Цицерон – Горохов.
И это как-то вдруг меняет дело.
«Горохов скажет вам, что хорошо, что плохо!»
Но речь гороховая форум не задела.
«Господи, неужто я совсем говно?»
«Ну, это где-то как бы так».
Да что им всем моё страданье?
Да что им всем беда моя?
На мир рассеяно вниманье –
Не хочут думать про меня.
Как ты собираешься разбираться в людях, не понимая ничего в самом себе?
Не отрицаю и не лобызаю…
Такой, как есть – нескладный и неловкий.
И явно что-то недопонимаю.
Но из меня не надо вить верёвки.
Хотите вместе все? Прекрасная идея!
Но мне милей по тропочке идти.
Кто лучше, хуже или кто главнее –
Я не решаю, Господи, прости!
…Но пришла хозяйка смерть и смела со стола все наши игрушки…
Одна распущенная оперная дива
Любила не шампанское, а пиво.
Ей говорили: «Это некрасиво»,
Она в ответ кривилася спесиво.
Не подражайте дети, этой тёте,
Иначе будут неприятности в работе.
Вы никакой поддержки не найдёте,
Когда на самое святое наплюёте.
Когда умник говорит слишком долго, из-за его плеча выглядывает дурак.
Тили-тили-тилигентик,
Говорливенький такой,
Хочет сделать тех и энтих,
Грош имея за душой.
– Опять стишки… ну сколько можно!
– Так это… Аптекарь присоветовал… Против деменции.
– А-а… Тогда придется терпеть.
Хам дочь свою назвал Нихама,
Но и она родила хама.
Как видно, вырос новый ген –
От хамства засланный агент.
И нет уже стыда и срама
У расплодившегося хама.
А Хаим – это вам не Хам.
Лехаим тоже тут не там.
Короче, все в природе сложно,
Лишь кое-что понять возможно.
Просыпались небесные дары –
Их получили редкие счастливцы.
А ты, мой друг, так жаждал обладать –
Но не случилось. Надо примириться.
И умоляю: только не завидуй,
Цени и свой не самый частый жребий,
Что дал возможность подлинное видеть
Под кучами таких-сяких подделок.
Лишь один вид скуки способен мне по-настоящему досадить: когда добрый человек многословно убеждает думать самостоятельно, имея в виду, чтобы я поверил в те же бредни, в которые верит он.
Ужасный ужас ужаснул ужей –
Их будут жрать без вилок и ножей.
Допустим, шо вы правы. Допустим, шо я не прав. И шо?
Не угасает в жопе интеллект,
Он там бурлит, не просит он покоя
И рвется на просторы в Интернет
Воззвать, призвать и прочее такое.
– Вы любите ли поп? – спросили раз ханжу.
– Красивых – таки да, но толстых обхожу.
Жуков я люблю. А тараканов – нет. Как можно любить таракана? Другое дело – жук. У меня была первая любовь, ее звали Жужу. А таракан – фу, какая гадость!
И вот итог:
Все записи затерты,
Блестит, как вымытая, черная доска,
И кто-то вылезает из реторты –
Дымок? Песец? Иль смертная тоска?
Гениальный изобретатель в человеческом общении был тиран и мелкий пакостник. От этого его изобретения не стали хуже. Но близкие пострадали.
– Говорят, что в Голливуде
Все погрязли в страшном блуде.
– А вот Сергей Николаевич сказал, что завидовать нехорошо.
В конце, когда затихла буря,
И все мы выбрались на свет,
Один чудак из Верхотурья
Сказал: «Без солнца счастья нет!»
В поезде у некоторых принято рассказывать подробности собственной жизни. А в Интернете – выплескивать накопленную мерзость. Стесняться ведь нечего.
Сергей Николаевич очень рассчитывает, что его похоронят на почетном месте. Потому что как же без этого пережить!..
Одна моя знакомая муха постоянно учит пчел, как надо делать мед.
– Пошел к чертям свинячим! – рявкнули черти, когда он явился к ним, будучи туда послан.
– И много у вас таких подвидов? – поинтересовался он.
– Замучаешься бегать!
Отлыньте, вы, заразы, –
Я стану помирать.
Но долго или сразу –
Мне трудно предсказать.
Остаточную думу
Я буду мозговать.
Не надо только шуму
И гаму подымать.
Кто может – не поможет,
А кто не может – прочь.
Не стоит с кислой рожей
Торчать тут день и ночь.
Прощайте и простите –
Я был кругом не прав.
В свирельку посвистите
Среди зеленых трав.
– А для кого-то наши страдания и смерть – типа документальное кино!
Не то, не там и не тогда.
Пути Господни неисповедимы,
А чему быть – того не миновать.
И я стою, как бедный подсудимый:
И жаль его, и глуп – но виноват.
Любая идея может восторжествовать, когда за ней сила. Но если сила исчезает, идею назовут ничтожной, ублюдочной, античеловечной. Наполеон Бонапарт – гений или чудовище? Ни то, ни другое. Пока всех побеждал – гений, когда был разгромлен – жалкое чудовище.
Просветителей много, а просвета нет.
Однажды средний человек
Спросил у мудреца:
«Пошто я мучился весь век
Без края и конца?»
Мудрец, взбодрив свои власы
Корявою рукой,
Сказал в ответ ему: «Не ссы,
Не ты один такой».
Так много людей осознают себя умными, не различая своего калибра… Они страшными голосами орут: «Орудие, пли!!», – не замечая, что в руках у них всего лишь игрушечный пистолетик, стреляющий горохом.
В институте философии и дворник – философ. Что бы ни случилось, кому бы ни присудили степень доктора, он резюмирует: «Та нехай!» Остряк секретарь ученого совета даже предлагает: «А не кинуть ли и дворняге степенюшку какую-никакую, ради эгалитэ ?»
– Я верую, – сказал Тертуллиан. – Ибо абсурдно.
– О, безумец! – ответствовал на это строгий эллин,
Вознесший логику на высший пьедестал
(Чуть ниже геометрии). – Как можно
Внимать всерьез побасенкам восточным?
Ведь варвар – это просто варвар,
И видеть в нем иное – неразумно.
Восточный варвар – это сказки, бредни
Затейливые, страшные, больные…
Им можно поначалу изумляться
И видеть в них художества крутые, –
Но тот, кто влезет в эту паутину, –
Считай, пропал для логики и смысла,
И, отрезая кое-что от тела,
Уверует, что он избранник Божий…
Но то, что ныне там заполоняет
Враждебную рассудку Ойкумену,
Психической могу назвать атакой
На логос, логику и красоту пропорций.
У них кто всё отдал – тот стал богаче,
И кто уверовал – передвигает горы,
А смертию позорною казненный
Становится вдруг Богом – сыном Бога…
Нет, эллины не против пародоксов,
Особенно когда они забавны,
Но слушать бесконечно эти басни –
Увольте, мы не дети на песочке…
– Позволь, учитель, высказать сомненье
В навеки установленном порядке.
Ведь то, что знаем мы и что не знаем,
Как сказано, есть остров в океане,
И их размеры несопоставимы.
Что может быть быть точнее и логичней,
Чем муравейник, в цельности порядка,
Где всё законно, точно и бесспорно, –
Ну, так, что ни убавить, ни прибавить?
И вдруг какой-то слон своею тушей
Сметает вдрызг законность и порядок.
Зачем и почему? Откуда туша?
Недолжному торжествовать не можно…
Абсурд есть то, что муравью противно,
И, может быть, не только муравью.
Да, есть границы, есть и заграничье,
И безграничье есть, хоть мы его не знаем.
И, может быть, в великом парадоксе
Просвет, призыв и тропка в бесконечность?..
– Изыди прочь! – вскричал суровый эллин.
Не ученик мне больше ты, но тело,
Изъеденное варварской проказой.
Ступай туда, где твой царит абсурд!