"Знаешь", - сказал я когда мы сидели на залитой высокогорным солнцем веранде швейцарского отеля, - "Мне, всё таки, ближе горы Рериха, а не эти сахарные головы" . "Почему", - лениво спросила ты, расстегивая лыжи, отхлебывая капучино и оглаживая забредшего с морозца, растолстевшего сенбернара с аптечкой на заиндевевшей спине. Я откинулся на мягком сиденьи и закурил: "А потому что для рериховских гор, надо прожить какую-то другую жизнь, не эту нашу с тобой - с электроавтомобилями, пиццериями и выскобленным до бела асфальтом, а совсем, совсем другую... С холодом, с вьючными турами, с вороватыми кули и с винтовкой вдоль тела, когда спишь в палатке на холодных камнях. И с прелым запахом из под полушубка, который ты не снимал с себя уже целую неделю ..."
Тут ты, конечно, поморщилась, а я, с непонятной тоской посмотрел на уютные швейцарские утесы... Подошёл стюард и осведомился, не подлить ли нам ещё чего нибудь.
Тогда, я попросил его принести снега.