ООН в Крыму, гл. 74. Самообучение интиму

Рома Селезнёв
ВНИМАНИЕ!!! : Только для читателей 18+

ОТПУСК  ОДНОГО  НУДИСТА  В  КРЫМУ
Курортно-познавательный эротический  роман


Глава 74.  ПОЧТИ  СМЕРТЕЛЬНОЕ  САМООБУЧЕНИЕ  ИНТИМНОМУ  ДЕЛУ

*   *   *
О периоде полового созревания Рома знал лишь кое-что: вычитал об этом во «взрослой» книге из родительской библиотеки, где научно и подробно говорилось про половое воспитание подростков. Поэтому самообучение интимному делу в своё время он проходил так, как знал и умел.

Впрочем, тем самым утром, когда он проснулся один дома, а Ромка-младший вдруг выбился из повиновения во время краткого курса массажной релаксации, Рома невольно отвлёкся на эти научные измышления и почувствовал, что давление в трусиках значительно пошло на убыль. Ну что же, теперь можно было уже встать самому и опорожнять переполненный мочевой пузырь, готовый, будто туго накачанный воздушный шарик, если не взлететь куда-то, то едва ли не лопнуть от натуги.

Начало облегчения, как всегда в таких случаях, было затруднённым. Моча то едва продавливалась, то никак не хотела этого делать вовсе, как ни тужься. Но наконец-то внутреннее давление упало настолько, что вначале уверенно пошла тоненькая струйка, которая становилась всё объёмнее, а отливать – всё комфортнее.

В конце этого важного процесса Рома испытал даже настоящее блаженство от процесса удаления мочевины и прочих шлаков, за ночь накопившихся в его организме.
Хорошо-то как стало! Просто отлично!
От удовольствия он потянулся всем телом до хруста в суставах.

Рома улыбнулся и задвинул своевольную штуковину в трусики: летом в деревне именно трусики молодой человек предпочитал надевать, чтобы не так жарко и потно было в промежности. Душевой кабины у бабушки нет, а потное тело он терпеть не мог, особенно если слишком влажно становилось именно «там». Тогда приходилось либо бежать на озеро освежаться, либо обливать себя водой из бочки для полива грядок.

Трусики продолжали прилично оттопыриваться, но такой картиной не зазорно было и полюбоваться: мол, вот какой я взрослый уже! Впрочем, во дворе и в доме Рома был один, да и за заборами у соседей тоже никого не наблюдалось, поэтому он нахально потопал в дом, слегка выпятив солидно колыхавшийся «указующий перст».

В охотку жевнул на кухне свежеиспечённые, ещё тёплые оладушки – вначале со сметаной, а затем и с мёдом на десерт. Отпил бабушкиного же домашнего отменного яблочного квасу и снова улёгся в постель. Куда-либо идти было ещё рановато, бабушки дома нет, поэтому он включил телевизор и стал смотреть утреннюю информационно-развлекательную программу.

Наблюдая за лёгким, музыкально украшенным, но поучительным сюжетом, он незаметно для себя по давнишней привычке принялся поглаживать себя пальцами правой руки, поскольку левую завёл под голову, чтобы лучше видеть экран. И не сразу сообразил, что раззадоренный Ромка-младший опять торчит так же бодро, как недавно до отливания!

Конечно же, было бы смешно сравнивать нынешние и прошлогодние его размеры, но смещение кожи вызывало привычные приятные ощущения. Волны ритмичного наступавшего удовольствия временами сильно расслабляли, и тогда Рому даже в сон начинало клонить, веки становились тяжелыми и начинали смеживаться.

Но всё же это были восхитительные ощущения! Такие эмоции хотелось получать ещё и ещё, и он потихоньку получал их, полностью освободившись из-под одеяла, благо никто не мешал тихому экстазу, получаемому в лучах пробивающегося сквозь листву солнца. Лучи эти очень приятно щекотали кожу, будто неслышно целовали её. От этого наступало истинное блаженство!

Повернув голову, Рома заметил своё солнечное отражение в большом зеркале, укреплённом на стене напротив. Хоть отображение его тела казалось достаточно удалённым, но смотрелось оно великолепно.

Вот это перец первостатейный вымахал из прошлогоднего угловатого Ромки! Высокий и стройный, и одновременно крепкий, с красивой, крупной головой и широкими плечами, довольно бугристыми мышцами, отличными кубиками  пресса...
«Солидно и красиво!» – отметил про себя самодовольный парень и более придирчиво осмотрел себя уже в свете новых, только что полученных сведений. Вот и ладно. Всё-всё-то у него везде было ладно и складно!

Рома немного передохнул от недавно пережитого напряжения чувств, потому что чувствовал, что получаемые ощущения перестали помещаться в голове, и нервная система попросила отдыха от пресыщения невероятным удовольствием.

Испытав несколько подобных пиков достижения высшего блаженства и слегка отдыхая после каждого их них, при ощущении приближения очередного пика экстаза Рома судорожно передернулся от противоречивых ощущений. С одной стороны мозг требовал не переступать высший порог блаженства, а с другой стороны руками двигало любопытство: что же будет за этим порогом? Был ли это уже предел возбуждения, или оно может быть ещё более длительным и ярким?

Но, вдруг скукожившись и содрогаясь всем телом почти так же, как недавно Сёмка под забором, он с саркастической улыбкой понял, что волна наивысших ощущений приближается так же неукротимо и стремительно, как цунами.
И этот девятый вал нахлынул неотвратимо!

Мощная и длинная струя раскалённого «свинца» выстрелила парню прямо в лоб и переносицу. Жидкий свинец тут же начал стекать по коже обильными потоками, заливая глаза. Рома перестал видеть, поскольку не успел увернуться из-за столь  внезапного и подлого выстрела Ромки-младшего. Тем более не успел он осмыслить этот выстрел как наступление смертного часа своего или, по крайней мере, потери сознания от перевозбуждения. Осознание пришло потом.
А пока ни смерти, ни потери сознания не случилось.

Рома с залепленными глазами через секунду почувствовал второй выстрел. На этот раз свинец впился в левую щеку и тоже горячо потёк по лицу. Третий выстрел оказался самым мощным. Горячий свинец попал в правую ноздрю и начал стекать к уголку рта. Свинец оказался с солоноватым металлическим привкусом, и вдруг Рома содрогнулся... в чихе! Поэтому свинец четвёртого выстрела просвистел мимо правого уха, слегка обдав горячими брызгами его и волосы, и застрял в подушке.

Из-за некоторой скукоженности тела из-за чиха пятый заряд свинца пролетел выше головы. Он с каким-то жадным шипом впился в обои над головой.
Но ритмичный обстрел с частой один выстрел в секунду не прекращался.
Шестой заряд попал в шею, седьмой выстрел облил свинцом грудь, а на восьмой раз свинец излился только на живот. Девятый, десятый и одиннадцатый произведены были с явным недолётом, а двенадцатый и тринадцатый выстрелы и вовсе оказались слабыми.

Поскольку опасность обстрела явно миновала, а свинец на лице потихоньку начал остывать, Рома продолжал водить пальцами по коже, слегка размягчившейся и от этого приобретшей свойство сверхчувствительности. Парню стало безразличным, что с ним произойдёт дальше. Тем временем произошли слабенькие выстрелы в четырнадцатый и пятнадцатый раз, а попытка извергнуть свинец в шестнадцатый раз оказалась неудачной: запас боеприпасов закончился, а с ним все силы стрелка и его жертвы иссякли окончательно.
Всё, Рома весь умер – сразу и бесповоротно...

Он продолжал лежать в каком-то полузабытьи, остывая, как это и положено только что расстрелянному человеку. И чувствовал, что только во всё заметнее уменьшавшемся в размерах Ромке-младшем продолжала кое-как теплиться жизнь. Тот всё ещё не унимался в своих предательских попытках выстрелить, но кроме ослабевающих потуг ничего больше у подлеца не получалось.

Рома продолжал расслабленно умирать и... слышать звуки.
Мерно ходили настенные часы, жужжала какая-то залётная муха, чирикали воробьи, кудахтали куры...
Местами кожу начинало стягивать. Это что, уже конвульсии начинаются или как всё это нужно понимать? Рома ведь до этого никогда не умирал и поэтому не знал, что должен чувствовать человек, внезапно покидающий сей грешный мир.

Интересно, а где это он теперь находится: в раю или аду? Скорее всего, в раю: это ведь там птицы поют. Но почему кудахчут куры и чирикают воробьи, а не раздаются голоса райских птиц? Или хотя бы соловьёв, наконец? Это на бренной земле сезон соловьиного пения давно прошёл, они скоро к отлёту начнут готовиться и исчезнут так же незаметно, как весной появляются. Но, может, из-за этого и в раю сейчас не поют соловьи? Странно...

И почему это в раю мухи летают? В раю им совершенно не место, а в какой-нибудь навозной куче. В раю навоза нет, там только нектар и амброзию подают. Впрочем, мухи сладкое тоже любят, может и просочилась в рай какая-нибудь лазутчица.
Зато в аду ей вообще нечего кушать: там одна сера, смола да огонь и противное жжёное мясо: знал Ромка, как нехорошо пахнут горелые котлеты, когда не успевал проследить за ними, будучи один дома и за компьютером забывая, что на плите разогревается еда.

«Где же я всё-таки нахожусь?» – и Рома попробовал открыть глаза.
Не сразу у него это получилось. Правый глаз весь заплыл холодным свинцом, а левый приоткрылся только в уголке со стороны виска. Но и через эту малюсенькую щель он понял, что находится...
Он находится в бабушкином доме и у себя в постели! И лежит совершенно голым, весь обрызганный липким и холодным боеприпасом, начинающим подсыхать и по этой причине стягивать кожу...

Рома не знал, сколько времени пролежал в полузабытьи, и перепугался, когда сообразил, что бабушка может скоро прийти и застать его всего обрызганного... собственной биомассой! И она повсюду – на теле, на подушке и даже на стене!

Он настолько быстро подхватился и привстал на постели, что, додумывая последнюю мысль, даже не заметил, как продрал глаза. Глянул на себя в зеркало... Это была та ещё картина! Если бы в зеркале не торчал его же собственный фейс, то он дико заржал бы над идиотом, перемазанным с ног до головы!

Вернее, от пояса до головы включительно было перепачкано его беспутное тело, которое так странно повело себя в последние мгновения перед наступлением цунами наивысшего наслаждения и затем в короткие секунды пробегания этой волны по скукожившемуся от сладострастия организму и последующей пробежки по нему же нескольких более слабых спутниц цунами. А он даже начихал на всё это дело в такой ответственный момент!

И тут же сообразил, что причиной чихания стала тёплая жидкость, попавшая в ноздрю. И тут же вспомнил про солоноватый привкус на губах. Облизал их. Вкус был таким же, как... как у густых соплей! Фуу! Рому едва не своротило от такого гадкого сравнения.

Скрючившись на диване из-за подступившей к горлу тошноты, он следом соскочил на пол, схватил первое, что попалось под руки, это была футболка, и начал вытирать глаза, лицо, шею, грудь и живот...
Повернув футболку чистой стороной, протёр потёки на обоях. Но с пола неудобно было дотянуться до верха пятна, пришлось встать на диван. Ого! Метра на полтора выше дивана стрельнул Ромка-младший будто по навесной траектории!

Как ни вытирал тщательно, влажные следы на обоях всё же остались. Может, когда высохнут, то исчезнут? А если что, придётся соврать что-нибудь бабушке про неловкость... с чем неловкость?.. да хотя бы с тем же квасом: нечаянно плюхнул изо рта, потому что... потому что – что?.. ну, что!.. Да потому что чихнул, когда пил квас, вот почему! Тут даже и врать особо не придется: ведь в момент стрельбы он действительно чихнул.

(продолжение следует)