Примечание автора: прямое продолжение этого рассказа http://proza.ru/2021/04/27/1789
Вечерело. После захода солнца, несмотря на летную пору, на улицах города сделалось непривычно мрачно. Впрочем, предчувствие что вот-вот свершится нечто нехорошее витало здесь уже очень давно. Позавчера жителям стало известно, что девушку, которая еще недавно лечила людей целебными травами и настоями, обвинили в колдовстве и приговорили к сожжению на костре. Казнь должна была состояться уже утром.
Впрочем, на самом деле мало кто удивился очередному обвинению в подобном - новый церковный прокурор города уже был хорошо известен тем, что не знал жалости ко всякому, кто был уличен в ереси или ворожбе. Его невозможно было задобрить, смягчить или подкупить - он всегда, что называется, резал по живому. И даже служивший у него писарь, который помогал с составлением всех необходимых бумаг, был поражен такой холодности и жесткости, исходящей ведь от еще молодого человека.
Вот и сейчас, стучась в дверь кабинета своего господина, писарь чувствовал сильное волнение, особенно если учесть, о чем именно он собирался просить этого непримиримого фанатика. Услышав "Входи", юноша нервно сглотнул и, набрав побольше воздуха, нажал на дверную ручку.
В комнате царил почти полумрак, и лишь пламя свечей выделяло мрачную худую фигуру человека, сидящего в кресле за столом. Одетый во все черное, но с русо-рыжими, почти как огонь волосами, он, поначалу словно и не замечал писаря, но затем наконец посмотрел в его сторону.
- Подойди. Ты принес еще какие-то важные бумаги, верно?
Писарь кивнул.
- Положи сюда.
Церковник читал все доносы и ордера на арест внимательно, но довольно быстро, а, едва закончив, обмакнул перо в чернильницу и принялся их подписывать. Писарь наблюдал за ним, точно кролик, которого вот-вот заглотит удав.
"Вот эта вот бледная, но стальная рука с черным перстнем на пальце каждый день решает судьбы десятков людей, десятков жизней. Не дрогнув ни разу, он подписывает сотни ордеров на арест и смертных приговоров. Кем нужно быть, чтобы делать такое? Бессердечным? Находящимся в слепой вере? Или же... это все происходит по иной причине?"
Закончив подписывать документы, мужчина вновь взглянул на юношу.
- Это все на сегодня?
- Да, господин.
- Тогда можешь идти.
- Постойте, я еще хотел... - голос писаря дрогнул, - я хотел у вас узнать...
Карие глаза фанатика прищурились.
- Говори.
- Я бы хотел узнать о той девушке... которую недавно обвинили в колдовстве.
На мгновение лицо прокурора приняло очень странное выражение, но затем снова сделалось почти каменным.
- Ах, ты о ней. Что же: мне нечем тебя порадовать. У нее был шанс покаяться и отречься от своего Темного покровителя из самой Преисподней, однако она наотрез отказалась это делать. Поэтому ее казнят. Завтра. Те бумаги я уже давно подписал.
Писарь нервничал все больше.
- Вот я как раз хотел просить вас... Вы можете изменить свое решение? Помиловать ее. Ведь она не совершила ничего дурного, я знаю людей, кому она действительно помогла.
Губы мужчины скривились.
- Ты еще слишком юн и неопытен. Допускаю, что она действительно не причиняла людям зла в очевидной форме. Однако она явно страдала грехом Гордыни и возомнила себя равной чуть ли не Господу нашему, поскольку решила, что в ее власти решать, должен человек испытывать физическую боль, которая, как известно, дается как наказание свыше, или же нет. Также она проявила неуважение к нашим людям, а это тоже карается весьма жесткими мерами. И эти правила придумал не я. Я всего лишь их соблюдаю и подчиняюсь Главе церкви.
- И все же вы можете, возможно, единственный раз сделать исключение...
- Повторяю: я не могу миловать преступников, тем более тех, кого Глава церкви признал ведьмами и пособницами Сатаны. Если я пойду против нашего Совета, меня самого обвинят в измене и отлучат от церкви. Я сделал все, что мог, чтобы сохранить ей жизнь, а теперь могу лишь попытаться спасти ее душу, пребывающую в разладе с затуманенным Дьяволом рассудком. Да, я рад, что ей уготована именно смерть через костер, ведь если в огне сгорит вся ее гордыня, она не попадет в Ад, получит в Чистилище шанс на излечение и освобождение от прежних грехов. Что еще я мог сделать здесь, скажи!
- Но заслуживает ли она столь сильных страданий?..
- Это уже воля Божья, если Он считает необходимостью, чтобы она мучилась, значит, так тому и быть. Я долго пытался ей это объяснить, добиться от нее смирения, однако она не пожелала меня слушать. Поэтому теперь ее судьба в Его руках, не в моих. Я выполнил свой долг. Тяжелый, но необходимый. Если я сделаюсь слишком мягким и буду допускать снятия обвинений с тех, кто того не заслуживает, дело всей нашей Братии обратится в прах. А если ты, - голос мужчины сделался почти металлическим, - осмелишься вдруг мне перечить или попытаешься устроить ей побег... Будь уверен, тебе тоже не дадут пощады, пойдешь как сообщник ведьмы и окажешься в петле.
Писарь замолчал, опустив голову.
- Правильно поступаешь, не стоит рисковать своей жизнью ради приспешницы Дьявола. Надеюсь, впредь у тебя не будет мысли пытаться оправдать подобных ей в моих глазах. А сейчас ступай, мне нужно побыть одному. Иди прочь.
Поникший и осознающий свое поражение, юноша медленно покинул комнату. Церковник же поначалу сидел неподвижно, точно каменная статуя, а затем откинулся к спинке кресла, запрокинув голову. С его губ чуть слышно сорвался шепот:
- Пресвятая Дева Мария, убереги меня от пресловутого соблазна и помоги сохранить твердость до конца!..
Уже стоя в коридоре, писарь тяжело вздохнул и тоже прошептал в пустоту:
- Что ж, раз я не смог добиться для нее помилования, то в моих силах хотя бы облегчить ее страдания в последние минуты жизни на этом свете. Хоть это я должен сделать для нее, раз не способен на большее.