Шикарная поэма Николая Васильевича Гоголя «Мёртвые души». Эту книгу можно прочитать от корки до корки, а на следующий день перечитать от корки до корки же, а на третий – перечитать ещё раз…
Но, оказывается, сочинял эту поэму Николай Васильич не в бедной и убогой России, так изумительно выведенной в книжке, а в… Риме. Да-да – в благословенной Италии. Ласковой, тёплой, со своими, конечно, тараканами, но уж точно без истинно российского разгильдяйства и без истинно российской неустроенности. Буквально во всём.
Впрочем, по порядку.
Да и речь пойдёт не столько о бессмертной поэме, сколько о ситуации в русской литературе того времени.
Вот небольшой отрывочек из письма Гоголя Жуковскому. В этом письме так много подобного елея на голову монарха и монархизма вообще, что порой противно читать. И как-то по-другому взглядываешь на творчество писателя:
«Любовь вошла в нашу кровь и завязалось у нас всех кровное родство с царём… Государство без полномощного монарха – автомат: много-много, если оно достигнет того, до чего достигнули Соединённые Штаты. А что такое Соединённые Штаты? Мертвечина; человек в них выветрился до того, что и выеденного яйца не стоит.»
Сам Гоголь в том же письме критически отозвался о своей роли мыслителя:
«Мне стыдно, когда помыслю, как до сих пор её я глуп и как не умею заговорить ни о чём, что поумнее. Всего нелепее выходят мысли и толки о литературе.»
Николай Васильич, дорогой, так может и не надо было? Пожалуй, лучше бы дописали второй том «Мёртвых душ». Право, вышло бы честнее и правильнее.
Вернёмся, однако к поэме:
«Русь! Русь! Вижу тебя, из моего чудного прекрасного далёка тебя вижу». Вполне себе правильные слова – из «прекрасного» – а Италия, без малейшего сомнения прекрасна, «далёка» – а Италия, действительно, находится довольно неблизко от России, как-то смазываются проблемы, неприятные глазу сочетания красок на холсте и халтурные мазки.
Я уже когда-то говорил, что, если и существует Высший Промысел, то оттуда, с высоты, да и, по-видимому, немалой, Земля кажется лёгким шариком, кувыркающимся в холодной черноте, освещаемой и обогреваемой Солнцем, всё красиво укрыто голубым покрывалом атмосферы, расчерчено на прямоугольники пашен, зябей, и прочих агрономических терминов, вечерами и ночами блещет морем огней больших и малых городов…
Красота, да и только. А букашечного человечка и не видно с той высоты. И не слышно хлопков выстрелов, стонов, криков, ручьёв крови не видно. И кажется оттуда, что всё замечательно на Земле, поставленный опыт идёт успешно и должен быть продолжен.
Глупо. Нелепо. А как показать и объяснить Ему всю гнусность подобного эксперимента, я, например, не знаю. Не докричишься.
Опять отвлёкся.
Виссарион Григорьевич Белинский после появления приведённого выше пресмыкательства Гоголя перед властью, разразился сначала статьёй по поводу гоголевских «Выбранных мест из переписки с друзьями», а чуть позже накатал автору письмо.
Гоголь его уничтожил – наверное по традиции предал огню, но всё же текст распространился по России, и всякий сколь-нибудь мыслящий человек в стране знал его наизусть.
Достоевский Фёдор Михайлович читал это письмо в своём кружке и был именно за это чтение арестован и приговорён к смертной казни. Позже, правда, приговор смягчили.
Смертная казнь за чтение письма! Узнаёте, откуда есть пошла распоясавшаяся нынешняя власть в росии?
Белинский писал:
«Вы не заметили, что Россия видит своё спасение не в мистицизме, не в аскетизме, не в пиетизме, а в успехах цивилизации, просвещения, гуманности. Ей нужны не проповеди (довольно она слышала их!), не молитвы (довольно она твердила их!», а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, столько веков потерянного в грязи и неволе…»
Или вот ещё:
«…неужели Вы искренно пропели гимн гнусному русскому духовенству, поставив его неизмеримо выше духовенства католического? Положим, Вы не знаете, что второе когда-то было чем-то, между тем, как первое никогда и ничем не было, кроме как слугою и рабом светской власти… Наше духовенство находится во всеобщем презрении у русского общества и русского народа! …русский человек произносит имя божие, почёсывая себе задницу. Он говорит об образе: «годится – молиться, не годится – горшки покрывать.»
Ну и совсем общеизвестный факт, что Гоголь в своей книжке как абсолютную истину утверждал, что грамота исключительно вредна русскому человеку. Здесь комментарии совершенно ни к чему. Что называется – приехали. Тпрууу…
Достоевский, кстати, из ссылки после каторги, черкнул несколько стишков в пользу, так сказать, власти. И был за это возвращён в столицу:
«Царю вослед вся Русь с любовью
И с теплой верою пойдет
И с почвы, утучненной кровью,
Златую жатву соберет.
Не русской тот, кто, путь неправый
В сей час торжественный избрав,
Как раб ленивый и лукавый,
Пойдет, святыни не поняв».
Перебор получается, не правда ли? Какой же после таких строк выходит из-под пера Фёдора Михалыча «Мальчик у Христа на ёлке» или Николай Всеволодович Ставрогин?
Про Пушкина и его лебезятничество перед царским престолом мы говорили в предыдущий раз. Да и Гоголь облизывал Александра Сергеича в упомянутом не к ночи письме к Жуковскому. Между прочим, посвящение «К Н***» не означает посвящение царю Николаю. На этот счёт существовали и существуют расхождения у литературоведов. И если это так, то безапелляционное приписывание посвящения пушкинского опуса одной фигуре не совсем корректно.
Ещё пара замечаний.
Десять с небольшим лет назад в издательстве «Мысль» вышла книжечка Томаса Вудса с характерным названием «Как католическая церковь создала западную цивилизацию».
Чуть раньше Академией Наук СССР выпущена монография Ефима Фёдоровича Грекулова «Православная церковь – враг просвещения».
Очень толковые, умные и полезные книги. Отчётливо видно, кто есть кто, отчётливо ясна губительная роль православия, и обидно становится, что давным-давно князь Владимир Святославич повёлся на внешнюю пышность православных обрядов и крестил Русь в православие. Кстати, при крещении ему дали имя Василий. Так что все нынешние ссылки и упования на его языческое имя как-то несерьёзны.
Не Владимир он!
А Василий!
Католичество в результате оказалось умнее. А Русь с тех пор и по сю пору:
«…бедно, разбросанно и неприютно в тебе; не развеселят, не испугают взоров дерзкие дива природы, венчанные дерзкими дивами искусства, города с многооконными высокими дворцами, вросшими в утёсы, картинные дерева и плющи, вросшие в домы, в шуме и в вечной пыли водопадов… Открыто пустынно и ровно всё в тебе; как точки, как значки неприметно торчат среди равнин невысокие твои города, ничто не обольстит и не очарует взора».
Правда через несколько строк Гоголь пытается реабилитироваться какой-то непостижимой и тайной силой, непостижимой и тайной связью его с Русью, но слишком уж красиво и с любовью нарисован пером писателя итальянский пейзаж.
А Русь… Ну, разве города стали высокими, но остались такими же бестолковыми, как и насельники этой страны, страдающие припадками болезни, известной у психиатров как «религиозная мания» – «…он тотчас же земному богу подкурит больше, чем небесному, да ещё так хватит через край, что тот хотел бы наградить его за рабское усердие, да видит, что этим окомпрометировал бы себя в глазах общества…»
Это уже из Белинского. Хорошо сказано – не правда ли?
Боюсь только, что запретят две упомянутые мною книжечки Томаса Вудса и доктора исторических наук Грекулова, да и Виссариона Григорьича легко могут запретить, аки разжигающего и оскорбляющего, выбросят из всех библиотек, соберут на Лобном Месте перед кремлём и торжественно сожгут под праздничное бубнение молебна, всевозможных тризн и треб, изгоняющих злых-презлых духов из быдла, населяющего эту несчастную страну.