Бумажный сейф

Владимир Махниченко
        Когда в 1991 году проводился всесоюзный референдум по поводу сохранения СССР, вдовствующая пенсионерка Софья Тимофеевна Бедненко, чувствуя нутром: затевается что-то нехорошее, - высказалась "за" сохранение Союза. Подобно ей, проголосовали более 76% участвовавших в опросе. То есть - большинство! Но это не помогло: СССР всё равно распался.


        За этим событием последовали малорадостные перемены. Отчасти: всё подорожало, а денег у большинства трудоспособного и нетрудоспособного населения катастрофически не хватало.


        Софья Тимофеевна тоже пострадала: размер её пенсии не соответствовал прожиточному минимуму. А довольно приличная сумма, что хранилась у неё на сберкнижке и должна была скрасить её старость, обесценилась в результате упразднения общесоюзного рубля.
        И пополнила бы Бедненко многочисленные ряды беззубых пенсионеров, вынужденных доживать свой век в беспросветной нужде, если бы не заначка её покойного мужа...


        Платон Никифорович, так звали мужа Софьи Тимофеевны, при жизни служил на таможне, и за разного рода снисхождения при досмотрах, получал взятки. Именно - получал, а не брал! Взяток он ни от кого не требовал, но ему всё равно давали. Но раз дают - надо брать! Ведь на таможне иначе нельзя: не будешь брать - уволят.


        Получаемые таким образом дополнительные средства, дальновидный Платон Никифорович Бедненко не тратил: мало ли что, а вдруг придётся возвращать! Он эти левые денежки обменивал на валюту, и в виде стодолларовых купюр - чтобы места меньше занимали - складывал в коробку, которую хранил в своей квартире, на антресолях. Это его занятие продолжалось годами.


        ...Платон Никифорович скончался от обширного инфаркта во время неожиданной ревизионной проверки на таможне, не дотянув до спасительной пенсии два года.


        Когда мужа не стало, Софья Тимофеевна сгоряча хотела сдать его заначку, где было около пятидесяти тысяч долларов, государству. Но, пораскинув мозгами, решила этого не делать: власти могли запросто упечь её в кутузку за сокрытие преступных действий, которые совершал Платон Никифорович.


        Какое-то время Бедненко боялась даже прикасаться к тем долларам. Но когда стала голодать и мёрзнуть в неотапливаемой из-за неплатежей квартире, то её руки сами потянулись к коробке с "американской зеленью".
        Она отнесла в обменный пункт одну сотку.., затем другую, и - пошло-поехало...


        С тех пор жизнь у Софьи Тимофеевны стала лучше, жить ей стало - веселее! Когда Бедненко хотелось курятинки откушать, она шла на рынок и покупала, не торгуясь, петуха. Апельсины с ананасами у неё теперь не переводились. Гардероб она свой обновила. Зубы новые вставила. Даже начала ходить на аэробику, где под зажигательную танцевальную музыку, разрабатывала подвижность своих усыхающих суставов.


        То, что Бедненко стала вдруг роскошествовать, не скрылось от зорких глаз её малоимущих соседей. Они решили: старушка в лотерею выиграла крупную сумму денег. А иначе откуда у бывшей малярши деньжата завелись?
 
        - Кучеряво стала жить, Тимофеевна!  Признавайся: сколько миллионов  выиграла в лотерею? -  однажды прямо в лоб спросил у неё один особо нахальный сосед.
        - Ничего я не выигрывала! Просто у моей зарубежной родни наконец проснулась совесть и они стали оказывать мне материальную помощь. Так... чуть-чуть, - соврала, не моргнув глазом Бедненко.


        Однако соседи ей не поверили: "Лукавит вдова! Никакой родни за границей у неё отродясь не было, а прибедняется, так как ни с кем делиться не хочет, жлобиха".


        Слухи о "подпольной миллионерше" - так многие знакомые стали её звать за глаза - дошли до ушей криминальных элементов. Естественно, у них появилось острое желание экспроприировать у богачки её набитую золотом кубышку.
        Воры-домушники, разные там форточники - неоднократно проникали в апартаменты Софьи Тимофеевны, когда та куда-нибудь отлучалась, и наводили там шмон.


        Чуткими пальцами воры прощупывали содержимое её шифоньера и комода; перетряхивали постельное бельё; проверяли каждую емкость, которая попадалась им на глаза - даже заглянули в ночной горшок, что стоял под кроватью пенсионерки...  Ничего! Тогда они кидались простукивать полы, плинтуса, стены и даже потолки в старушкиной квартирке, но ни золота, ни бриллиантов, ни даже рублей - кроме ничтожных сумм, - там не находили.


        Вероятно, опытных воров это озадачивало и раздражало, так как они повторяли свои "визиты" к Бедненко с завидной регулярностью. Но удача им так и не улыбнулась.
        В итоге: криминальные элементы оставили старушку в покое, по-видимому решив, что слухи о её крупном выигрыше - чья-то глупая шутка, или плод воспалённого, от хронического недоедания, ума.


        Прошли годы... Софья Тимофеевна Бедненко благополучно дожила до своего восьмидесятилетия и отметила эту круглую дату в ресторане, где беззаботно, словно ребёнок, смеялась, пела и даже танцевала.
        А на следующий день она занемогла... Пролежала несколько дней пластом, и почувствовала: пришло её время помирать. Дала знать о своём состоянии родне.


         На клич Софьи Тимофеевны приехала лишь одна дальняя родственница из Закарпатья - племянница Дарья Рябица.


         Перед тем как перейти в мир иной, Беднеко открыла ей тайну, которая долгие годы не давала покоя немалому числу людей: истинную причину её финансового благополучия на старости лет. Вероятно, старушка имела потребность оправдаться за свой не совсем благовидный поступок в далёком прошлом, и тем самым сгладить чувство вины, которое могло её беспокоить.


        - Дарьюшка, вот тебе крест, я всегда была против взяточничества. И мой Платоша - тоже! Но он был подневольным человеком: его вынуждали брать хабари. Он из-за этого страдал и собирался всё, что ему надавали, сдать государству, но не успел: скоропостижно скончался. Я поначалу хотела те пятьдесят тысяч долларов, что были в мужниной заначке снести в милицию, но затем подумала, и решила этого не делать. Платошу уж точно - не тронули бы, а меня запросто могли бы привлечь к ответственности за укрывательство. Но как ни крути, выходит, что я прикарманила государственные деньги, а значит - согрешила.


        - Ничего подобного тётя, вы правильно сделали, что оставили пятьдесят тысяч себе. Государство о вас не позаботилось, так вы сами о себе подумали. На вашем месте каждый бы так поступил, - сказала участливо Рябица.

        - И то правда: без денег жизнь малорадостная, - всё больше слабеющим голосом, вымолвила Бедненко. - Все соседи завидовали моему достатку, а воры много раз проникали в мою квартиру: всё искали мои "миллионы", но так и не нашли их...


         - Понятное дело! Вы же, тётя, не из числа выживших из ума дур, которые хранят наличные под матрасом. Наверняка, держали деньги в солидном банке?

         - Нет, не в банке! Я им не доверяю. Когда власть в девяносто первом поменялась, все деньги, что были у меня на сберкнижке пропали. А где гарантия, что у нас власть снова не сменится?


         - Точно! А я об этом как-то не подумала. Куда же вы законопатили свои доллары? Зарыли на каком-нибудь пустыре, что-ли?

         - Нет, я их спрятала в своей квартире. Но так чтобы злодеям было сложно валюту обнаружить, а у меня - был к ней лёгкий доступ. Ты же знаешь: я по профессии маляр и умею мастерски клеить обои. Доллары я решила спрятать...  под обоями.


         Я долго искала подходящие для этой цели обои и клей. Обои должны были не только надёжно скрывать под собой долларовые купюры, но и легко отставать от стены при смачивании их водой. Клей же - легко смываться и не портить своим химическим составом бумажные деньги.
         Я нашла, то что искала. Остальное было делом техники...


         - Фантастика! Хранить доллары под обоями! Как вы только, тётя, до такого додумались? Но я вот вижу: обои на стенах выглядят, как будто их однажды наклеили и больше не тревожили...


         - Конечно я их тревожила, да ещё как!  Когда у меня кончались деньги, я отделяла от стены цельную полоску обоев - от пола до потолка и забирала находящиеся под ней ассигнации. На образовавшуюся на стене пустоту я наклеивала обои того же фасона: я заранее знала, что они мне в будущем понадобятся и изначально приобрела обоев в два раза больше чем было нужно...

 
         И так с трудом говорившая, Софья Тимофеевна стала вдруг задыхаться. Испуская дух, она успела сказать племяннице, что потратила не всю валюту: под обоями ещё должны быть доллары... А где именно, Бедненко племяннице не сообщила, так как неожиданно умолкла, и как оказалось - навеки.


         Тёткины откровения вызвали у Дарьи Рябицы сильное сердцебиение и потение ладоней обеих рук...


         Как только тело Софьи Тимофеевны, для приготовления её в последний путь, забрали работники из бюро ритуальных услуг, и из квартиры ушли все посторонние, Дарья кинулась сдирать со стен обои... Если в каком-то месте они не поддавались, она, словно кошка, царапала их ногтями.


         В прихожей и спальне, под обоями были лишь голые стены.  И лишь на кухне, в труднодоступном месте, за шкафом, Дарья обнаружила нетронутую тёткой одну полоску обоев...


         Три тысячи долларов - это всё что осталось от пятидесятитысячной заначки Софьи Тимофеены Бедненко.
         Этих денег Дарье в обрез хватило на скромные тёткины похороны и на железный крест на её могилке.


         Квартира в которой проживала тётка, оказалась государственной, то есть не приватизированной. Из видавшей виды мебели, что стояла в квартире, Дарья продала лишь малую часть, а остальное раздала соседям.


         Управившись со всеми делами, Дарья Рябица отправилась на железнодорожный вокзал и купила билет на поезд, чтобы вернуться в свою родную Гуцульщину.


         Когда а небе взошла луна и самоцветами засверкали звёзды, Дарья уже была в пути. Она лежала на верхней полке плацкартного купе и не могла уснуть. Ритмичный перестук вагонных колёс: тук-тук, тук-тук, тук-тук - отзывался в её голове синхронным: дура я, дура я, дура я...


          Дарья Рябица ещё долго будет жалеть о том, что не навещала свою тётку раньше.