Блогерша, гл. 3

       
        Из окна - матовый цвет на  иссохшую лаковую столешницу, взбухшими шрамами она хранит время многочисленных ударов влаги и непогоды.
Несколько страниц небрежным веером лежат на ней в полудрёме ещё тёплого творчества. След писателя Влада Щипкового за минуту не остыл.
Глаза обоих подруг смиренно, переглядываются в свете полной Луны. Сквозь подёрнутую лёгким ветром штору их внимание проковывают играющие геральдические фигуры вдруг на бамбуковом полу.
Образы химеричные, кажется, который раз твердят, настаивают, громко сшептываясь друг с другом об опасности занятого предприятия Авы и Валерии.
Валерия ступает осторожный шаг первой, желая не задеть ничего живого в писательском кабинете: фантастических вещей множества антиквариата, то и дело ведущих беседу друг с другом, - там и там, -  и чувствует, как запястье ее вдруг перехватывается холодной ладонью верной подруги. Та искоса, предупредительно в тенях развивающихся и продолжающих сговариваться волн гардин, что-то хочет произнести, как словно тоже предупредить, но поздно (все поздно уже). Лишь крепче смыкаются губы ее до проявления ясочек на щеках.
Валерия впервые их наблюдает. Она резко, но приручено двигает рукой, чтобы освободить хватку своей путешественницы-соискательницы, убедительно кивает раз и два в побелевшие лунной склерой испуганные глаза азиатки: мол, не переживай, все в порядке. И продолжает ход (следующим шагом) к оставленной, вот, уж минувших трёх минут, двери кабинета писателя.
Обе они (история такова) осмелились на данное действо ещё вчера, сговорившись за чашкой кофе вечером как-то. Им представлялась данная операция довольно без излишеств, - спор тут не при чем, ведь двери двухэтажного особняка знаменитого Щипкового не была запертой для гостей в вечернее время. Вот уже несколько дней, присаживаясь в бистро, напротив его дома, они много раз это замечали в двукратно-театральный бинокль.
Ава элегантно подводила бинокуляр к переносице и частенько косила глаза куда-то в сторону. Ее тут же интересовал молодой человек, явно увлёкшийся ее фигурой в рассеянном бриллианте «Саrikа» платье, подолом выглядывающее из-под ее куртки.
Валерия же настаивала на серьёзности всего предприятия и не терпела холостых увлечений, не спускала конвой за подругой ни на миг.
- Ты обещала, - настаивала она, - будь серьёзной! Ты говорила - роман где-то там, ты видела.
- Да, - утверждала Ава, - и он будет называться «Перемещение» кажется, но это не важно, правда?
- Ах, Ава, - вторила Валерия,- не нравится мне твоё фривольное поведение.
- Фривольное! Ого!
- Да. Или что-то в этом роде, - продолжала Валерия, - не нравится. Ей приходилось тратить энергию на все того же молодого никчёмного, на ее вкус, человека, которому понравилась Ава.
- Да-а, - отвечала азиатка, удовлетворяясь вполне, наконец, и опуская бинокуляр на колени, и возвращаясь в тему, - да, это сведения от Александры.
-  Не пойму, - складывая руки перед собой, говорила Лера, - как ты могла за всеми нами следить, и вообще все это в голове держать: все три пары?
- Все это: в связи с Владом? – Улыбнулась Ава.
- Именно.
- А в том успех. Все мы: я, ты, Александра крутимся вокруг одного мужичка. Он там де что-то сочиняет, а мы, бабы, крутимся, как…
- Посмотри-ка, - прервала Валерия, - вот она!
Ава немедленно подняла бинокуляр и сфокусировалась на объекте слежения.
- Нам непременно нужно добраться до этой его новоиспечённой работы, - говорила она, непременно. Мне кажется ключ загадки нового нрава нашего неугомонного Щипкового вот-вот уже в кармане. Ты меня в статье своей упомянешь? – Все это азиатка говорила, не убирая глаз с увеличительных стёкол.
- Да-а, кадр! – Отвечала Валерия, - он намеренно взял на себе эдакие тяжкие обязанности обожествиться и слишком рано, рано слишком согласился покинуть тот прежний образ жизни, - человеческий, в котором мы все, люди нормальные должны содержаться. Вот гад!
Ава посмеялась:
- Я же говорила тебе – втрескалась ты в него.
- Тьфу! – Отреагировала блогерша, - ты видела моих мужчин, моих ухажёров. Их…
- Тыща? – Ава перенесла глаза с бинокуляров на подружку, переспросила и засмеялась.
- Тыща, да! – подтвердила настроение Валерия.
- Эх-х, - выдохнула Ава, - память теряется… Я вот сужу по рассказам Александры. Ты, Лерочка только следы заметаешь за ней, а я беседу с ней проводила, так – случайно. И, знаешь, она ведь дура. Она ведь двойственности своей не понимает, не помнит.
- Биполярности?
- Биполярности. Но это и не болезнь. Эт-то…
- Это, дорогая, сумасшествие, - осмелилась заключить Валерия.
- Ну, ты не доктор, я не доктор. А так…
- Что же? У тебя есть мысли?
- Да, - бинокуляр стукнул о поверхность столика, - есть у меня идейки. Не может быть, чтобы этот щипковой инструмент (Щипковый Влад) брал интересом. Что он из себя представляет, а? Ага! Ничего! Вот только ты…
- Перестань, - оборвала Валерия, - никакой … ничего даже у меня к нему нет. Ты все выдумала! И я не хочу об этом больше, чтобы ты…
- Нет, ты послушай, я не хочу тебя оскорблять или принижать, или…, - говорила Ава, - поднимая чашку кофе, - не в том совсем дело. Дело в том, и мне это интересно, чем он этот обрюзгший старец берет таких молодых девчат? Чем?
Валерия пожала плечами.
«Не знаю».
- Вот! – Ава вытянула указательный палец, - так вот: у меня есть идейка. Идейка в том, что он очень даже может быть, ее, то есть Александру гипнотизирует – во как!
Валерия усмехнулась, мотнув головой.
- Нет! – Не сдавалась азиатка, - на самом деле. Как? Я знаю Александру лучше тебя: Александру номер один – невменяемую и Александру номер два – нормальную, социальную.
- И чем же они отличаются?
- Да, всем. Первая, как в сказке ходит, вторая – на работу и все такое, но первая иногда нет-нет и в глазах проскочит «нормальной».
- Ух, уж мне все эти разговоры о нормальности - не нормальности…
- Она ведь из-за двойственности своей не всегда замечала меня, кто с ней беседует – не замечала полностью, пока де переключится с одной позиции на другую, -  объяснила Ава. - И ныне, пребывая в новом месте, то есть дома у себя он – Щипковый - ставил себе задачу номер «раз»: прочувствовать, как раньше с ним было, с той адекватной Александрой и превратив ее в неадекватную, тоже быть где-то рядом с ней, как раньше это у него получалось, – коллективно и окружающее его. Перемены, вдруг ставшиеся с этим коллективом (качества которого он опускает, на его несчастье), чтобы снова подняться на ту прежнюю великую черту, колонну великого Одиночества, великого иного качества.
- Тьфу! Ничего не пойму, что говоришь, - Валерия отметила и одарила Аву тем взглядом, который она расценила многозначно.
Откинувшись на спинку кресла, тем не менее, продолжала:
- И ты думаешь, - интересовалась Ава, - у него в этот раз получится  эссе? Не-ет, не эссе! Это дружок задумал такое…
- Хм, - не без удовольствия Валерия откусила бок пирожного.
- Агась! То-то же! Будешь мне по гроб благодарна!
- Ну, думаю: да. Ты права. Что-то задумал чёртик. Не эссе – роман. Если постараться, можно и цаплю научить писать.
- Да! – Воскликнула Ава, - Щипковый – цапля!
Их обоих вдруг это развеселило.
Но теперь, возвращаясь к данной описываемой ночи, когда подружки находились уже в творческом кабинете и овладели каллиграфией письма Влада, Валерия лист за листом аккуратно подносила к подоконнику, на свет и тщательно копировала каждый.
Как в тумане марева вышли они кое-как из писательского дома и вот, дрожащими ногами добрались до своих квартир.
Ава оставила Валерию до утра. И они встретились завтра.
Анализируя дома полученные данные, Валерия не спала всю ночь, она же и сделала первый вывод о том, что художественная прежняя схема писателя не работала, то есть работала не так, как раньше, а именно чувственность, интуиция – свобода выбора в проклятиях и наказаниях избранных героев. Подтверждение правосудием, деньгами мешанина и прочее, прочее, в общем: чем-то материальным – не шло.
И в данном начале творческого зоба: прежние чувства выдуманной возлюбленной, например, с  самого начала ей же изменяли.
Щипковой быстро разметал все закономерности сюжетной линии, и взялся за образ некоего Велимира.
Во второй половине дня явилась Ава. Нехотя будто она взялась за печатные листы Щипкового. Жуя что-то на ходу, перебирала их, кажется, думая совсем не о чтении.
И все же она метко узнала в новой героине романа, кроме Велимира, образ технологии биоробота, - первого лика Александры (той приторможённой из реальной жизни), находку которой писатель, безусловно присваивал себе. Ещё что?
Ещё пытался сменить декорации: буквально через пару глав меняя времена года вдруг (мало ему было ломать классику сюжетных линий), вбиваясь частью в какой-то бред - рассуждения, в которые, впрочем именно Ава особенно внимательно вчитывалась, что-то ему не удавалось, - Щипковому, что-то: да.
И все же: никак не удавалось увлечь читателя.
«Нет, не удавалось!»
«Но ты же читаешь?!»
Это наблюдалось и в нервном, расползшемся земляным червём почерке автора, ещё не распечатанном на машинке: загибающихся струн окончаний прописных букв, которые плясали, тискались, обнимались, обожали друг дружку, и филигранью своей сами собой о чем-то уже говорили. Он (Щипковый) параноидально пытался вместить на одну строку столько смысла!
На двадцать шестом листе, как Ава добралась, Валерия отметила:
- Вот, погляди-ка, там я карандашом провела, - подняла она глаза на вечно жующую что-то азиатку, выплёвывающую кожуру фрукта в это время в ладонь свою, - вот здесь, смотри же, он придумал дом. Дом – королевство! В которое приплёл через сон якобы, приснившийся автору (ну, тут классика) с хозяином – Королём и его барышней, - Королевой.
- Так – так, - заинтересованно кивнула Ава, откашливаясь.
Голос Валерии стал звонче, вперемежку словами автора, она пыталась пересказать своими словами смысл рождаемой пьесы.
- «Безмолвие ее, - читала она об особенности Королевы, - как частичное качество, которое непременно нуждалось в интенсификации, результативности. Безмолвие ее требовалось разговорить Королю, подчиненным, Велимиру и этой… Люмии.
- Люмии? – Повторила Ава, приподняв брови.
- Да, Люмия – это пассия Велимира. Оба они коим-то образом попали в данное королевство.
- Подожди, каким «коим-то»? Тут все на сей счет ясно!
- Да-да, - торопилась Валерия согласиться, - да-да. Через сон.
- Вот! – Ава огляделась вокруг, подхватила, пустую бумагу, скомкала ее, вытерев тщательно руки от пищи.
Валерия проследила данное действие. Ничего не сказала, лишь головой мотнула.
- Безмолвие ее, - продолжала Валерия, по окончании «мытья» Авы, и как только та, расслабившись и растянувшись в милой улыбке, облегченно оперлась о спинку кресла, - как особенное качество этой женщины, то есть, королевы, которую требовалось разговорить, нуждалось в особенном ключе, пожалуй. И, пожалуй, здесь автор наш, Щипковый, включил Велимира и …
- Люмию! – Провела длинным пальцем Ава.
- Вот именно! – Подтвердила Валерия, держа несколько листов перед собой.
- Ты, кстати, давно очки-то носишь? – Спросила Ава, берясь за свой подбородок.
- А что: не идут? – Взглянула Валерия через очки.
- Да, нет. Оправу бы сменить…
- Слушать будешь?
- Да, извини.
- Так вот, - вздохнула Валерия, собираясь с мыслями, -  нужно было применить всю некую обаятельность некоего образа. Нужно было снести себе самому (бывшему, запутавшемуся начальнику Королевы – Королю, то есть) голову, чтобы снизойти к обычным человеческим качествам. А эти качества все в том королевстве уже призабыли. Вот в чем дело!
- А Велимир и эта сумасшедшая биоробот Люмия, значит, человеками в стать там пришлись?
- Ну, вроде того.
- Но он готов был сражаться, и он помнил еще кое-что из прошлого, когда был простым человеком, - продолжала Валерия.
- Кто это он?
- Да, Велимир – кто!
- А!
- Так, - Валерия снова потеряла мысль. В другое время…
В другое время она бы не потерпела подобных прерываний ее речи, но… Ава.
Какое-то очарование шло от этой очаровашки азиатки. Какая-то симпатия. Необыкновенная.
«Об этом надо бы пораздумать!» - Подумала Валерия.

4