Продолжение, начало см. Женя - 1.
Глебов продолжал неизменно приглашать меня на подмену Ясенева. Мы сталкивались с Артемом в дверях кабины тесным, так сказать, контактом, но близость моего тела и мои пылающие от смущения очи не производили на этого ледяного человека никакого впечатления.
Каждое моё посещение Глебов подробно рассказывал мне о центральном пульте управления, толково всё объяснял, где какие приборы, каково предназначение каждого, и как справляться с многочисленными ручками, кнопками и клавишами.
Слушала я плохо, все это мне казалось блажью командира, поскольку он как-то обмолвился, что очень хотел дочь, роды в самом деле состоялись, однако девочка задохнулась, идя по родовым путям, и появилась на свет мертвой. Теперь ему почему-то кажется, что я чем-то похожа на неё.
Как-то раз он вдруг сказал:
– Я всегда глажу самолет перед полётом и разговариваю с ним.
Я приподняла брови и округлила глаза.
– Да вы что! Зачем?
– Ты не поверишь, но он – живое существо со своими капризами и настроением.
Наш разговор услышал Ясенев, который как раз в этот момент возвратился в кабину.
– Профессия пилота умирающая, к сожалению, – сказал он. – Лет через двадцать нас заменят дроны.
– Один пилот, наверное, останется, – вся внутренне дрожа, тихо сказала я. – Думаю, что присутствие хотя бы одного пилота будет всё-таки необходимо для подстраховки, да и вообще, – если дрон уходит в полёт один, нежно гладить его перед вылетом по металлической коже станет некому.
Глебов расхохотался, а Ясенев даже не улыбнулся, однако в его глазах пусть на миг, но мелькнула искорка заинтересованности. В следующую секунду она, конечно, погасла, однако искорка светилась, я готова была в этом поклясться!
Мне стало немного легче, я значительно приободрилась, однако сразу же, как обычно в таких случаях бывает, случилась проблема. Рейс поначалу шел хорошо, а затем возник конфликт с очередным хамом.
Летели, как сейчас помню, в Нью-Йорк, над океаном сильно трясло, пассажиры очень устали и после десяти часов полёта все спали вповалку. Всё бы хорошо, но один рыжий толстый веснушчатый гусь с жирной выпяченной влажной нижней губой снял носки, откинул столик и взгромоздил свои вонючие красные лапы на него.
Девочки, зажимая носы платками, ходили мимо, и ни одна не решилась сделать ему замечание. Что ж, значит, опять придётся мне!..
– Пожалуйста, уберите ноги с откидного столика, он предназначен для других целей, и наденьте носки и обувь. Неужели вы не чувствуете, что запах становится просто невыносимым?
Гусь вдруг агрессивно распахнул свои оловянные глаза.
– Да пошла ты в задницу, аэрошлюха гребаная. Я отдыхаю!
Ага, вот, оказывается, кто я на самом деле, а я и не знала. Ладно, мерзавец, сейчас ты у меня получишь!
Началова выглянула из-за занавески в сладостном предвкушении, но мне было плевать. Такое терпеть я не собиралась. Пусть Рита делает, что хочет, это её проблемы!
Я медленно наклонилась к самому уху наглеца, чтобы крепко обматерить его, но в этот момент меня отодвинул в сторону Женя. Он услужливо наклонился к пассажиру и что-то быстро прошептал заговорщицким тоном.
Гусь мгновенно вскочил, мигом надел носки, затем ботинки и кинулся в хвост, там были свободные места. Плюхнувшись в кресло и принюхиваясь к себе, он натянул бейсболку на глаза, а через несколько минут мирно задремал.
Я с изумлением воззрилась на Женю.
– Что ты ему сказал, какое новое матерное слово придумал?
– Ни одного нецензурного слова, Лена! Просто уведомил, что вчера на этом же месте летел один уважаемый пассажир, и он тоже хотел отдыхать, и точно также сложил свои голые ступни на откидной столик, только у него был жуткий грибок ногтей, но никто не осмелился ему сказать, потому что он был племянником одного известного губернатора, а продезинфицировать салон после него мы не смогли, – на дезинфекцию нам средств практически не выделяют, да и лень.
Я от всей души расхохоталась так, что Началова, скрипя зубами, подозвала меня к себе.
– А ты знаешь, что у тебя происходит в туалетной комнате?
– Нет.
– Пассажир заперся и двадцать минут не выходит. Проверь! Может быть, ему плохо.
Я подошла к двери туалета, индикатор в самом деле показывал «Занято». Двадцать минут? Это много! Неужели кому-то в самом деле стало плохо?
Я откинула табличку с надписью LAVATOR, сдвинула секретный болт-засов и толкнула створку от себя. Она сложилась в гармошку и стукающиеся друг в друга два жирных белых тела брызнули мне в лицо.
Упитанный кабан прижал пузом толстую свинью к раковине, а сам пристроился к ней сзади. Когда створка раскрылась, открыв эту потрясающую картину, достойную пера фламандского художника, он повернул свою лоснящуюся пунцовую физиономию и недобро стрельнул в мою сторону заплывшими глазками.
– Не мешайте, и закройте, пожалуйста, дверь!
Ничего себе, еще и пожалуйста! Я мило улыбнулась.
– Немедленно освободите туалетную комнату, она для этого не предназначена, да и негигиенично!
Кабан взмолился.
– Да дай же закончить, дура, закрой дверь!
Однако я крепко держала створку, и он никак не мог захлопнуть её. Шум привлек внимание некоторых особо чутких пассажиров.
В этот миг подскочил Женя со своим смартфоном, включил видеокамеру и навел её на открытый дверной проем.
– О, ребята, какая сцена! Сегодня я, кажется, соберу миллион лайков в Ютубе. Моя давняя мечта!
Сладкая жирная парочка мгновенно распалась. Натягивая на себя причиндалы, они, красные как раки, кинулись к своим креслам. Остальные пассажиры ничего не поняли.
Я в полном изнеможении, словно не у дебильных пассажиров, а у меня только что случился подобный изматывающий акт, оперлась плечом о переборку.
– Ф-фух, Женька, ты просто бог!.. Сил моих больше нет, мы прилетим сегодня когда-нибудь или нет?!..
Однако этот рейс был в самом деле богат на неприятные события, и меня ждало еще одно испытание. Надо сказать, что я подменяла Ясенева, а Глебова, когда ему надо было отлучиться из кабины, подменяла Началова. В этот раз Рите тоже достались проблемы, и когда Глебову понадобилось отлучиться из кабины, она была крепко занята сервировкой обеда для раскапризничавшегося словно младенец пассажира бизнес-класса, поэтому подменять Глебова в кабину пилотов направила меня вместо себя.
– Давай, Шакурова, вперёд, тебе там все привычно, не в первый раз, как говорится!
Я буквально вся задрожала, как молодая берёзка на резком ветру. Невероятно, в это не верилось, но мне, наконец, выпал случай побыть несколько минут наедине с Ясеневым!
О, боже, сколько же я ждала этого счастливого мгновения, какие только картины себе не рисовала по ночам, вплоть до откровенно эротических и даже, простите, неприличных сцен, и вот удача вдруг повернулась ко мне лицом. Дорогая Фортуна, благодарю тебя, милая, мне смертельно надоело постоянно видеть лишь одну твою красивую голую задницу!
– Сиди смирно, Лена, ничего не трогай, молчи и следи за приборами, – напутствовал меня Глебов перед тем, как выйти из кабины, а затем как-то обеспокоенно потер грудь. – Что-то устал я сегодня, странно, вроде бы никаких заморочек особых не было. Если посидишь полчасика, я буду тебе очень благодарен.
О, милый мой человечище! Я готова была прыгать от счастья и радостно хлопать в ладоши, словно пятилетняя девочка, только что узнавшая, что в зоопарке, куда её сейчас поведут, будут, оказывается, не только антилопы и верблюды, но еще слон, удав, жираф и бегемот.
– Конечно, посижу! Вы не волнуйтесь, Анатолий Алексеевич, я буду вести себя хорошо. Так что смело можете отдыхать, хоть час, хоть два!
– Час – это много, а минут сорок, пожалуй. Поболтаю с девочками, выпью свою чудодейственную таблетку, раньше она всегда помогала.
Мне захотелось обнять его как отца и расцеловать в обе щеки. Командир уловил мое внутреннее движение и тепло пожал руку.
Наконец, он вышел, я заняла его кресло, надела на голову наушники и осмотрелась. Многие приборы были мне знакомы благодаря настойчивым урокам Глебова (зачем ему это было нужно?).
По крайней мере, никакого страха и дискомфорта они не вызывали. Я вполне была способна понять, что полёт проходит в штатном режиме, все бортовые системы работают нормально.
Высота – тридцать пять тысяч футов. Курс – двести девяносто. Скорость – пятьсот десять узлов.
Ясенев даже не удостоил меня взглядом. Он сосредоточенно слушал эфир.
Моё сердце билось в груди, словно голубка, рвущаяся из клетки на волю.
– Артем Станиславович!
Он холодно покосился на меня.
– Что, приборы? Где?
– Да нет, какие приборы! Скажите, пожалуйста, а у вас вообще остаётся время на личную жизнь?
Он оторопело посмотрел на меня как на проститутку, которой вдруг вздумалось приставать к пилоту в кабине авиалайнера.
– Не отвлекайся, Шакурова, и меня не отвлекай, ты меня поняла хорошо? Я могу пропустить вызов нашего борта наземными службами!
Я закусила губу от досады. Вы не указание наземных служб можете пропустить, Артем Станиславович, вы любовь шикарной женщины может пропустить, а потом локти будете кусать, да поздно будет!
Больше он не произнес ни слова и вёл себя так, словно летит в кабине один. Я едва не потеряла сознание от тягостного молчания, и возблагодарила небо, когда Глебов, наконец, вернулся.
– Как вы?..
– Нормально, – словно старуха с беззубым ртом жалко прошамкала я и совершенно никакая вывалилась из кабины.
Такого удара в спину я от судьбы никак не ожидала. Катастрофа и полная безнадёга!
Всё опять рухнуло, едва начав строиться. Я считала секунды до окончания этого злосчастного рейса!
В конце концов, нескончаемо длинное время прошло, мы приземлились без происшествий, посадка прошла идеально, Глебов был как всегда спокоен и точен, только Началова была не в духе, но я настолько вымоталась, что даже почерневшее зловещее лицо Ритки теперь мне казалось ликом немного подуставшего доброго ангела.
После уборки салона я хотела только одного – встать под душ, а потом завалиться спать, или нет, лучше лечь в ванну с горячей водой и уснуть. Сил на то, чтобы принять душ, просто не оставалось.
Когда я в совершенно разобранном виде доползла до своего номера в отеле и достала ключ, чтобы открыть дверь, от тёмной стены слева неожиданно отделилась тень.
– Как ты себя чувствуешь, Лена?
– О, как ты меня напугал! Призрак. Да никак, Женя, никак! Если успею снять туфли, прежде чем заснуть, значит, вечер удался. Извини, даже на чашку чая или кофе нет никаких сил.
– Люди просто всего лишь разные, однако они постоянно считают друг друга немного ненормальными, посмеиваются друг над другом или опасаются друг друга, а бывает кое-что и похуже!
Меня как будто электротоком долбануло по затылку, я даже о ключе в замочной щели забыла.
– Чего-чего? Женька!.. Я не поняла. Переведи!.. Ты, похоже, как и я, смертельно вымотался или, может быть, травы выкурил?
Он грустно покачал головой.
– Началова не простила мне моё эгоистичное поведение.
Я напрягла все свои натруженные за сутки извилины, чтобы сосредоточиться. Какое-такое поведение?
Через минуту до меня, наконец, дошло. В Сингапуре Лосев не лег с Началовой в постель, как она того возжелала, и теперь, а что теперь? Да ничего такого особенного!
Что ещё может придумать наша мстительная бригадирша, кроме того, как загнать Женьку куда-нибудь на рейсы в Саратов, чтобы он не вылез из них до скончания века.
Женя шумно вздохнул.
– Девочки шепнули, что она добивается моего перевода в другую смену, и она добьется, ты знаешь.
Вот стерва!.. Я так и знала. С Началовой все до омерзения предсказуемо.
Я в изнеможении оперлась плечом о косяк.
– Женя, ты хороший славный мальчик, отзывчивый, чуткий, внимательный, находчивый, я тебе благодарна по гроб, но ничего у нас с тобой не получится. Извини! Придётся с этим смириться и просто расстаться, а интриг Началовой не бойся. Я уверена, что тебя заметят в любом рейсе и в любой смене, и ты ещё встретишь свою настоящую любовь!..
Женя покраснел до кончиков ушей, закусил губу и, буркнув что-то неразборчивое, оставил меня наедине с дверью. Вот тебе на! Мало мне было перипетий в тяжелейшем полёте в воздухе, на земле началось то же самое.
Падая с ног, я буквально вломилась в номер, такая была усталость, и в полном изнеможении упала на кровать лицом вниз, словно сраженная пулей наповал. Снять туфли я не смогла, завалилась прямо в одежде и обуви. Все силы были исчерпаны, и моральные, и физические. Этот проклятый день принёс слишком много стресса и огорчений.
Какая же я гадина! Обидела такого мальчика.
Честно говоря, я не знаю, почему так устроено, однако разрушать человеку гораздо приятнее, чем строить. Может быть, в этом кроется причина всех войн, – политических (между государствами) и личных (между мужчиной и женщиной).
Ах, если бы не Ясенев, возможно, всё было бы по-другому! Мне захотелось заплакать, но слёзы не шли, – сердце застыло, словно окаменело, а камни не плачут, они крошатся и разбиваются вдребезги.
15 июля 2018 года
Продолжение см. Олигарх - 1.