...статичный зимний пейзаж почти не изменяется. Почему же так медленно? Может быть взять - и книжку достать почитать? Нет... Бесит такое унылое чтиво. Маршрутка то и дело - ритмично качается - вперёд и назад, потом замирает. И снова - вперёд и назад... Меня укачивает в автотранспорте, который крупнее, чем легковушка. Вязкий комок тошноты пока ещё плавает где-то внизу - в желудке, но временами он настырливо проситься к горлу. Ей-богу - вдруг так захотелось кого-то жестоко избить... Когда мне нехорошо - я становлюсь агрессивным... Кстати вспоминаю, как когда-то в трамвае пьяный быдлан ударом ладони выбил книгу из моих рук с криком - эй, читатель - уступи место женщине!
Носки часто и дробно танцуют чечётку. Я бы сейчас затолкал в его потную харю ту сраную макулатуру (от некого мастера Пратера), пока б щёки не расползлись в недоброй улыбке Гуимплена, а разбитая челюсть не отделилась от лысого черепа хама... Напрягаясь узкой чахоточной грудью, глотаю прилипший где-то за кадыком вязкий сургуч. От нечего делать пресно пялюсь в окно. Там - словно облако, разбавленное красным колером от гурьбой стоящих друг за другом машин. В этом городе можно сутками в унылых пробках стоять - скрипя зубами от слепой и бессильной от этого ярости. Над дорогой стелится плотный сырой туман. Алая его пелена то и дело разбавляется синюшными вспышками света.
Постепенно притихший автобус подбирается к месту, где застывший поток должен немного ускориться. В этой своеобразной развязке - как в узком жерле бутылки - скрыта изюминка - самое интересное на нашем скучном пути - самая что ни на есть причина затора. Те из пассажиров, что занимали свои места поближе к водителю, на полусогнутых привстают с жёстких кресел и по-гусиному вытягуют шеи - старась разглядеть это "нечто". Походу - авария - шелестом шириться шёпот...
Вот наконец из пелены вынырнула белая - в государственных полосах флага - "патрульная". Машина, небрежно корячилась, склонённая лихой ездой на бок: двумя боковыми колёсами она впёрлась в обочину, а пара других - замерла на припорошенном свежим снегом асфальте. Снег крупными хлопьями падает наземь, кружась на унылом сыром сквозняке в своём медленном танце, он мешается там с лихо налитой кровью, а её берега - как Красное море - широко расплываясь, обрамили свои очертания посреди магистрали. Касаясь багровой лужи, пушистый осадок постепенно наполняется краской, разбавляясь до мутных серых оттенков.
Чуть поодаль от полицейской машины - у покрытых белыми шапками снега ларьков - небрежно притёрлась "швидка". Над окровавленным месивом, утопая в грязи сапогами, маячит крупный мужчина в синей униформе с почти невидимой надписью "поліція" на спине. Он деловито вертит в руках блестящий широкий планшет. Посередине лужи в неестественной позе, кутаясь в чёрную куртку, зябко свернулось калачиком пострадавшее тело неопределённого возраста и принадлежности к полу. Обе его ноги - в серых, заляпанным бурым месивом брюках - как у оловяного солдатика - смежно вытянулись под острым углом к остальной части туловища. Лицо бледное - серое.
Над останками, резво плюясь и сморкаясь в снежную грязь, суетятся серые мыши в белых халатах - румяные от лёгкого морозца санитары. Они - как те крабы, расставив в стороны клешнями руки и ноги, топчутся на одном месте в своём брачном танце с короткими алюминиевыми носилками, стараясь пристроиться поудобнее, затем - резким рывком - под мышки и за стопы поднимают коченеющий труп, смятая куртка шевельнула вялыми складками и задралась - под нею всё было чёрным от запёкшейся крови. Голова трупа безвольно повисла на тоненькой шее - кадык острой костью выпер через шершавую кожу. Казалось - что и позвоночник бедняги поломан. Справа от нашей машины, почти что на самой обочине - развернулся в грязных гребнях, оставленных шипастыми шинами белый микроавтобус. Левый бок его смят и растерзан, из пробоины топорщатся ржавые арматурины и обрывки листа гнутой стали. Под медленно крутящих каменистое полотно трассы колёсах маршрутки хрустят мелкие кусочки пластмассы, разбитые резким ударом. По левую сторону от унылой улиткой ползущего "Богдана" подобно своему горемычному хозяину - как свежий пирог - почти пополам разломилась убогая красная "Таврия" - призрак из прошлого века. Теперь уже ясно, почему так изранен водитель...
А вот владелец "Газели" остался живым - но был смертельно напуган. Впрочем, как и его пассажир - крашеная полная женщина - блондинка лет сорока - может жена... Оба, бессильными плетями свесив руки вдоль тела, столбычили рядом со своим поверженным транспортным средством, обречённо упёршись блуждающим взглядом перед собой...
Наш автобус, ленясь миновал место трагедии, урча перегретым мотором, не спеша набирает скорость, сымпровизированная самой судьбой печальная сцена постепенно тает в тумане, пассажиры суетно вертят в нетерпеливых руках телефоны. Молодой паренёк, занявший кресло прямо передо мною, поспешно тыкая в мерцающий сенсор кривым указательным пальцем, мотает на убогом аппаратике только что снятое видео в начало - и после с невнятным шумом вникает в своё немое "кино", смакуя подробности.
Жаль, у меня нет смартфона. Есть только память. Человеческая...