Кифа отсыпался два дня. Из еды купил лапшу быстрого приготовления, пачку чая и огромную плетенку с маком. Вставал только чтобы поесть, сходить в туалет, обмыть вспотевшую голову и грудь, наклонившись прямо над кухонной раковиной, и уходил спать опять. На третий день, когда из припасов остался только чай, он сходил в душ, оделся, зажал в кулаке свою электронную сигарету и, критично оглядев себя в маленьком пыльном зеркале в прихожей, вышел на жаркую летнюю улицу. Он шел устраиваться на работу по адресу, который ему дал беспризорник в трамвае.
Отыскать нужный адрес не оказалось проблемой. Офис располагался на первом этаже жилого дома, но выходил на красную линию, был уютно зажат двумя торговыми павильонами – в одном продавали гардины, а на другом было написано «Газ. Свет. Тепло». Что там продавали, было непонятно. Может, счетчики? Но название было таким притягательным, как пятизвездочный отель на курорте.
Кифа остановился на аллее близ нужного офиса, посидел на лавочке в тени лип, приглядывая за нужной дверью, покурил. В офис никто не входил и никто не выходил, но внутри точно была жизнь – за неплотно сомкнутыми перекладинами жалюзи на широких окнах пробивался свет, двигались силуэты.
Вздохнув, Кифа встал, оправил складку на брюках, подтянул ремень и пошел.
Сразу за дверью офиса (на котором была ничего не значащая табличка с набором букв и фамилий, в духе «ООО «Петров Корпорейтед груп») сразу располагалась миниатюрная приемная со стулом для посетителей и надменной секретаршей перед монитором компьютера.
– Вы к кому? – секретарша даже не повернула к нему головы, колотила по клавиатуре и смотрела в монитор.
– На работу хочу устроиться, – пояснил посетитель.
– Мы не набираем, с чего вы взяли? – девушка все так же не поворачивала головы и тон ее был не любезен.
Кифа выложил на стол визитку:
– Вот тут у меня пригласительный, – говорил как будто немного с иронией, действительно, если ошибка какая-то, можно просто посмеяться, что перепутал, и спокойно уйти, не раздражая надменную девушку.
– Ааа… – протянула секретарша, только краем глаза кинув взгляд на визитку. – Тогда понятно…
Девушка остервенело добила что-то на клавиатуре, как будто нехотя вынырнула из своего кресла и пошла к одной из дверей, которые вели из приемной.
– Я от Кузи, – вдруг вспомнил пожелание беспризорника Кифа.
– От Кузи? – пожала плечами девица, толкнула дверь и наполовину за нее провалилась. Кифа видел только оттопыренный зад и голую ногу.
– Заходите, – кивнула на дверь вынырнувшая обратно в приемную секретарша и первый раз обвела взглядом Кифу. Сверху вниз, потом снизу вверх, а потом вдруг закокетничала, заулыбалась:
– И что же это вы сразу не сказали, что по делу?
Кифа шагнул в соседнее помещение и секретарше ничего не ответил. Ему вдруг вспомнилось, как, еще будучи старшеклассником, он с товарищем (маленьким, но бойким казахом Нурланом) заполнял анкету для работы в сети фастфуда. Работа мальчишкам была очень нужна, но опыта и знаний не было, потому даже простенькая анкета для трудоустройства давалась с напряжением. Они придумывали свои положительные качества, рассказывали о каких-то безумных целях в жизни и видение себя в компании, а в конце анкеты, в графе «Расскажите о себе» Кифа и вовсе поставил прочерк, что там вообще можно написать? Нурлан сидел рядом, долго думал, грыз кончик ручки и потом размашисто крупными буквами написал: «СПРАСИ – СКАЖУ». На работу их, кстати, потом взяли – мыть посуду, полы, носить ящики из склада. Но над анкетами ржали еще месяца два, а бланк, который заполнял Нурлан, и вовсе вывесили на доске объявлений и долго подтрунивали над маленьким казахом, проходя мимо: «Ну, Нурлан, что бы у тебя спросить?» И наивный казах каждый раз вскидывался и улыбался, ждал беседы, как будто и правда верил, что сейчас у него кто-то что-то спросит, заинтересуется и подружится.
В соседнем помещении за пустыми столами сидело два натуральных мордоворота. Как будто вынырнувших откуда-то из девяностых. Оба были в полурасстегнутых потных рубашках, с бритыми складчатыми затылками, хмурые. Обоим лет за сорок, тяжеловатые. Один с поломанным носом, второй с ушами, как у борца. Оба вертели перед собой какие-то бесполезные письменные принадлежности, причем один, судя по всему, уже битый час складывал оригами, а второй просто решал кроссворд, который сейчас прикрыл чистой бумагой.
– Садись, – предложил один Кифе и тот пристроился за стол, на один из свободных стульев.
– С фронта?
– Да, – кивнул Кифа.
– Контрактник? Чего так быстро навоевался? Денег мало?
- Ранен был, комиссовали.
И, помолчав только мгновение, Кифа уточнил:
– На вокзале полгода пробыл.
Мордовороты переглянулись, понимающе закивали.
– Ты же понимаешь, что мы тебе можем предложить? Какая у нас работа? – продолжил хмурясь один мордоворот и как бы между делом продолжал перебирать свои бумажные поделки. Казалось, он просто избегал смотреть в лицо собеседнику, а второй наоборот – смотрел во все глаза.
– Конечно, – сразу кивнул военный. – У меня даже два варианта. И я на оба согласен.
Мордовороты опять переглянулись.
– Приятно иметь дело с разумным и понимающим человеком. А что так-то? Совсем денег нет? Ты ж воевал, тебе льготы положены, выплаты, земельный пай.
– Пока дадут – я от голода умру, – решил честно рассказать все как есть военный. – Побратимы некоторые вон по несколько месяцев уже свои деньги дожидаются, а паи земельные вообще только снятся. А у меня нет жилья, близких нет, без родни я. Мне деньги сейчас нужны, очень нужны. А с вашей работой меня, если в полицию попаду, может, и не посадят – я же герой. Может, просто дуркой отделаюсь.
Мужики снова понимающе покивали. Говорили уже как-то спокойней, не полунамеками, не проверяя, не прессуя. Один из них рассказал, что двоюродный брат тоже где-то на фронте был и вернулся «совсем дурак» – по ночам не спит, много пьет, работу найти не может и денег тоже никаких не получил. Второй вспомнил соседа-афганца, который только и смог – устроиться грузчиком на рынок. Всем война судьбы ломает.
– Ладно, – подытожил тот, что собирал поделки из бумаги. – Мужик ты нормальный, мы тебя сейчас по одному адресу отвезем, тебе там все и расскажут. Работы у нас много и деньги тоже водятся, так что будешь при делах – будешь при деньгах, только сам дураком не будь.
С таким напутствием все вышли из кабинета, молча, не прощаясь и не объясняясь, прошли мимо напыщенной секретарши, вышли во двор и сели в машину. Кифу причем усадили не сзади, как пассажира, а спереди – на штурманское место. В дороге вели праздные беседы про плохие дороги, оленей за рулем и тех, кто перебегает в неположенном месте. Короче, всякую чепуху обсуждали. Когда приехали – Кифа аж присвистнул – в горсовет! Но вошли не в административное здание, а в техническое – за главной постройкой. Долго блуждали туда-сюда – всюду двери, люди бегают, но потом нашли пустую комнату, сели, всех заглядывающих выталкивали. Зашел какой-то человек в форме охранника, с ним пообщались буквально кивком:
– Сюда?
– Можно.
И стали ждать. Минут через пятнадцать в комнату вошел невысокий бойкий человек при костюме. В кабинет входил боком, еще покрикивая куда-то вглубь коридора:
– И машину уже можешь идти прогревать, сейчас поедем на собрание на завод. Через пять минут, понял?
Пострелял глазами по сидящим в комнате, за руку поздоровался с тем, что был любителем оригами, со вторым за руку не стал, только махнул – привет. Сел на подставленный тут же стул, развалился, растекся как-то, как будто тут же расплавились все кости в его теле, даже костюм не смог этому помешать, и стал буравить глазами Кифу.
– Этот, да?
Любитель оригами кивнул.
Кифа тоже не отрываясь смотрел на вошедшего и на лице его было изумление. Изумление вдруг проскочило и по лицу человека в костюме.
– Петька! А я сначала и не понял… Вот неудобно же вышло, да?
И человек в костюме засмеялся. Кифа – нет, даже не улыбнулся. Изумление с лица исчезло, появилось какое-то сонное равнодушие.
– Ну, дела! – хлопнул себя по колену человек в костюме, как будто плохо играя радость. – Не могу поверить, а ты можешь?
Ответа не последовало, тогда человек в костюме перестал обращаться к Кифе, переключился на остальных присутствующих, он буравил глазками то любителя оригами, то его напарника и, тыча изогнутым пальцем в Кифу, с напускным весельем рассказывал:
– Мы с ним за гаражами дрались. Как вспомню! Учились в одном технаре, за одной партой сидели, в общаге в одной комнате жили, а потом из-за девки одной – дрались. Петька, помнишь, как ты мне тогда выписал? А как я тебе тогда, да? А теперь ты – вот он! А я вот тут сижу, понял?
И человек в костюме захохотал. И много всего слышалось в этом хохоте.
– Ну, про общагу это ты, Захар, загнул…
– Не Захар, а Захар Вадимович! – одернул его человек в костюме, сразу став каменно серьезным. – И про общагу – да, не жил я в ней. С родителями жил. Но был бы не местный – могли бы и в одной комнате. Могли бы!
И вдруг он снова залился хохотом:
– А как после драки мы с разбитыми мордами преподам доказывали, что просто упали оба, ты помнишь?
Кифа покивал. Захар как хохотал, так и замолчал снова резко:
– Да. И вот теперь такая встреча выпускников, понимаешь. Так ты воевал, говоришь?
– В аэропорту… – шепотом доложил любитель оригами. Захар дернул на него бровью.
– Работу ищешь?
– Ищу, – тут уже сам Кифа подтвердил.
– Ага… – Захар Вадимович придвинулся к столу, постучал в него деловито пальцем, как будто считал что-то или, обдумывая, взвешивал все «за» и «против».
– Ты мне, Петя, так скажи, ты же понимаешь, какую мы тут работу можем предложить с учетом твоего опыта и квалификации, так сказать? Ты ж не дурак у нас, да?
Кифа покивал. Мол, да – не дурак, понимаю.
Захар нахмурился. Любителю оригами кивнул:
– А выйди-ка, друг, за дверь, я с однокашником побеседую на животрепещущую тему…
Два амбала молча подскочили и вышли за дверь, на прощание кинув на Кифу грозные взгляды. Захар поелозил на стуле, порассматривал потолок, заговорил после паузы:
– Ты даже не удивился, увидев меня тут. Знал, что ли?
– Нет, – пожал плечами Кифа. – Не знал. Но и не удивился. Захар, у тебя отец директор завода был, верно? И мама… не помню… глава СЭС? И кем тебе после этого быть? Разнорабочим?
– Тоже верно, – подтвердил Захар.
– Так ты тоже теперь глава?
– Нет, – Захар как будто даже немного смутился. – Только заместитель.
– Понятно.
Захар одернул манжеты, подергал верхнюю пуговку на рубашке, как будто оправляя все внешние атрибуты статусности.
– Петька, а время тебе на пользу пошло. Ты ж был не дурак, а сейчас, я так вижу, еще умнее стал.
– Так возьми в помощники! Тут же, небось, не с хлеба на воду перебиваешься, хорошо платят. И мне с корочкой тоже хорошо будет.
– Нет, не возьму, – хихикнул бывший однокашник. – И зря ты думаешь, что тут у нас деньги какие-то большие. Были бы большие – я бы вот тех не нанимал! Идиоты…
И Захар кивнул на дверь, подразумевая стоявших за ней любителя оригами и его товарища.
– Так и меня к ним в банду возьмешь? – уточнил Кифа.
– Тоже нет. Да там и не банда, собственно, а так – бандочка. Но там у них свои дела, так что даже не мечтай.
– А что тогда? Наркотой приторговывать? Закладки делать? Или предпринимателей щемить? Слушай, не ходи уже вокруг да около, я понимаю, к чему дело идет. И намеков не люблю. Мне бы прямо и поскорей к делам приступить. Деньги нужны, ясность нужна.
Захар поднял брови:
– Решительный и прямолинейный. Видела бы тебя сейчас моя мама.
– Привет Кларе Эдмундовне.
– Передам, передам…
Захар снова повертелся на стуле и порассматривал потолок.
– Знаешь, не могу я тебя по мелочи и в расход. Наркотики, барыг щемить. Времена сейчас знаешь какие, посадят, не разбираясь. И деньги это, прямо скажем, нелегкие, небыстрые и небольшие. Но дело у меня к тебе действительно есть. Большое и серьезное. И как раз по твоей части.
Кифа поджал губы и напрягся, но перебивать и что-то говорить не стал.
– Есть один человек, – продолжал Захар. – Неприятный такой тип. Жадный, мелочный. Мы с ним еще лет десять назад дело одно затевали, мелкий бизнес. Поработали тогда, как водится, узнали друг друга ближе, разочаровались и разошлись полюбовно. То есть я – полюбовно, а он как-то совсем без любви. И вот с тех самых пор время от времени он мне названивает и что-то от меня требует – подписей, денег, влияний на других лиц. Надоел, сил нет! Но я терплю. Знаешь почему? Потому что этот неприятный тип компромат на меня имеет. Еще с тех пор, как вместе работали. Что, собственно, очень подло. Ведь я тогда все порешал для нас двоих, он пользовался, а вместо «спасибо» – вот такой дешевый шантаж. И ладно бы услуга за услугу, но он десять лет из меня соки тянет.
– Почему не откупишься, цену большую называет? – Кифа не удержался, переспросил.
– Вот если бы называл… – Захар только рукой махнул. – Он же не торгуется, просто требует и требует, и старое поминает. Я уже ему сам говорил, что пора бы и сочтись, но он считает, что всего того, что я уже для него сделал – этого мало! Считает, что он сам решит и сам скажет, когда уже мы будем квиты. Но самое неприятное… У нас тут выборы на носу, мне бы не хотелось, чтобы он с меня требовал или куда-то свой компромат слил. Я человек публичный, моя репутация должна быть кристальной, а тут он, как заноза…
– Что за компромат? Пленки, фотографии? Можно выкрасть, уничтожить?
Захар потер затылок.
– Да как тебе сказать… Нет никаких пленок, никаких записей, просто в пригороде, в лесочке лежит себе в целлофановом пакете, зарытая на трехметровой глубине одна тайна. И знают эту тайну и место ее расположения только два человека – он и я. И если он кому-то эту тайну покажет, то сидеть мне очень долго. Или не очень долго, но в этой стране уже не жить и в выборах участия не принимать.
Внезапно Захар как-то весь собрался, сгруппировался, как будто готовясь к прыжку или удару, и буквально впился взглядом в Кифу:
– А вот теперь часть большой тайны знаешь и ты. Ты мне только одно скажи сейчас, что не зря я тебе это рассказал.
Кифа взгляд выдержал и после небольшой паузы подтвердил:
– Не зря. Я знаю, как решить проблему.
– Вот и хорошо! – сразу обрадовался и снова расслабился Захар, но глаза у него все равно остались узкими и напряженно злыми. Прямо две бойницы, а не глаза. – Все расходы, все вопросы возьму на себя, даже не сомневайся. И как только проблема будет решена, берусь решить и твою финансовую проблему.
– Сколько? – сухо спросил Кифа.
– Двести тысяч долларов. Подходит?
– Подходит.
– Ашот! – завопил Захар, и в дверь немедленно заглянул любитель оригами.
– Ашотик, мы обо всем с моим однокашником договорились. Что там нужно будет – ты все реши, лады?
Захар похлопал себя по коленям. Встал, поправляя невидимые складки на брюках, хотел было уйти, а потом обернулся, что-то вспомнив:
– Петь, а ты чего сюда вернулся-то? Может, ты еще про Светку думаешь?
Кифа отвел взгляд, покачал головой:
– Нет, про Свету не думаю.
– Ну, ладно, – сказал Захар и вышел.
В комнате еще некоторое время царила тишина. Кифа сидел, как будто в оцепенении. В конце концов, Ашот, любитель оригами, не выдержал, тронул его за кисть руки и вдруг участливо заглянув в глаза, спросил:
– Все нормально?
– Да, – Кифа резко и порывисто встал, оправил на себе одежду и пошагал вон с таким чеканным шагом и такой гордо задранной головой, как будто он был на плацу.
Ашот и его напарник несколько мгновений с недоумением смотрели ему вслед, потом оба как-то синхронно пожали плечами и пошли следом. Нагнали уже внизу, предложили подвести. Кифа задергал щекой:
– Мне не к спеху, прогуляюсь…
– Брезгуешь? – завелся один из громил.
Напарник тронул его за руку:
– Угомонись…
Залез в карман, достал бумажник, не глядя вытащил оттуда пару купюр и сунул Кифе в кулак:
– Просто по-братски. На связи.
И оба громилы влезли в авто и стремительно покатили прочь.
Кифа остался один. Пожевал мундштук своей электронной сигареты, опять нервно подергал щекой, осмотрел деньги, что ему сунули в кулак, скомкал посильнее, так, что захрустели костяшки, сунул в карман.
Посмотрел на небо. Сплюнул. Беззвучно почертыхался и, еще раз что-то обдумав, сдвинув брови, решительно пошел куда-то, куда ему было важно попасть именно сейчас. Мысль, которая начала его терзать, была невыносима.
Город растекался от жары. Только акации и старые клены, которые росли во дворах, давали островки благостной тени. Старинные тополя, поднимавшиеся выше однотипных четырехэтажных хрущевок, тени почти не давали, а молодые деревца, которыми, очевидно, совсем недавно засадили центральную аллею, вообще стояли понурые, чахлые.
Кифа некоторое время шел напрямик, не замечая этой жары и оплавленного асфальта, но потом сдался и стал двигаться зигзагами, перебегая из одного островка тени в другой. В одном дворе заметил лавочку, уютно утонувшую в диком винограде, немного на ней передохнул, еще немного беззвучно почертыхался, потом взял себя в руки и пошел дальше. Уже почти не нервничал, только свою электронную сигарету все мусолил – катал в ладони, засовывал в рот, пристраивал в карман брюк, но тут же снова вынимал и отправлял в рот или за ухо.
Жара становилась невыносимой. Воздух дрожал, как струна, и все чаще казалось – вибрировал и начинал ныть на какой-то низкой ноте, мгновенно взлетая октав на шесть вверх и звеня уже так, что давило на барабанные перепонки. На троллейбусной остановке, которую как раз пробегал Кифа, какой-то женщине стало дурно – она только и успела выдохнуть: «Ой!» – и завалилась вперед, раскинув руки, как будто собиралась взлететь.
– Тепловой удар! – тут же прокомментировал какой-то другой прохожий, а еще двое мужчин кинулись полевать упавшую водой из пластиковых бутылок.
Звенящая нота опять рухнула в пропасть и загудела низами. Солнце скатилось к западу, сквозь дневную духоту стала мерещиться вечерняя прохлада.
Кифа побродил по дворам, посмотрел на чужие окна, незнакомые подъездные двери с домофонами и, наконец, узнал нужный дом. Два раза обошел его кругом и остановился у крайней двери, в тени покосившегося ореха.
Ждать пришлось недолго. Всего минут через двадцать со стороны троллейбусной остановки по узенькому проходу между палисадниками к дому прошла женщина – маленькая, худенькая, с темными волосами с заметной проседью, с отросшей на пол-лица челкой. Одета она была в синюю блузу в белый горох и узкие джинсы, лицо и руки бледные до синевы, из маленькой сумочки не романтично выглядывал край батона в зеленом полосатом пакете.
– Светка! – Кифа позвал сначала тихо, потом чуть громче, но каким-то треснувшим голосом. – Светка!
Женщина еще не успела его рассмотреть, но от одного его голоса дернулась так, как будто ее ударило током. Остановилась. Сделала шаг вперед. Снова остановилась. Зажмурилась, замотала головой, развернулась и быстро пошагала назад, к остановке. Кифа за ней не пошел, так и стоял на месте. Минуты через две она вернулась. Шла медленно, как будто беспечно прогуливалась. Потихоньку подошла, остановилась рядом, пристально посмотрела ему в лицо, потом медленно, аккуратно стащила с плеча сумочку и, хорошо размахнувшись, со всей силы ударила Кифу сначала по плечу, потом по голове, потом вообще без разбору и сумочкой, и кулаком, и даже попыталась пнуть ногой. Била его так отчаянно, что даже задохнулась, лицо перекосило, вместо слов из горла вырвался сначала неразборчивый свист, потом кашель, потом смех, потом сразу слезы.
– Ненавижу. Ненавижу! Зачем ты пришел? Тебя кто-то звал? Как тебе вообще это в голову пришло?
– Света… – он попытался ухватить ее за предплечье, но она вывернулась, передернулась, снова замахнулась сумкой, при этом из нее что-то посыпалось – помада, шариковые ручки, выпал и батон в зеленом полосатом пакете.
– Света, прекрати. Я все знаю. Мне твоя мама писала!
Женщина замерла, присмотрелась сощурившись, потом постреляла глазами через плечо Кифы в соседские окна, поправляя на себе блузку и накидывая на плечо сумку, коротко отрезала:
– Ничего не знаешь. А что знаешь – забудь.
И пошла к подъезду.
– Светка… – он засеменил следом. – Света, да послушай ты! Мы все не правы были. И я, и ты, и вообще – все. Мне твоя мама все написала, понимаешь, все.
Света трясущимися руками выудила из кармана джинсов ключи, запиликал домофон, заскочила в подъезд. Кифа в прыжке перехватил закрывающуюся дверь, зашел следом, в пролете между этажами догнал, все же ухватил за предплечье, развернул к себе лицом. Женщина гневно сверкнула глазами, он руки убрал, заговорил тихо, почти шепотом:
– Свет… Это уже все не важно. Я все понимаю. Я просто теперь знаю все.
– Ничего не знаешь! – зашипела она.
– Знаю… Свет… Ты просто…
Она развернулась, в два прыжка добежала до двери квартиры, вставила ключ в замок.
– Света… С сыном познакомь…
Женщина, тряхнув волосами, снова повернулась к нему и впилась злым взглядом:
– Что?
Кифа тихонько улыбнулся:
– Я же знаю, это не его, это мой сын. Познакомь… Твоя мама написала, три семьсот, родился во вторник…
Замок щелкнул, дверь открылась, в квартире было тихо и пусто.
– Нет, – сказала Света. – Не твой. И живет с Захаром.
Зашла и дверью хлопнула.
Как пьяный, врезаясь в стены и перила, Кифа скатился по лестнице вниз и побрел куда-то, не разбирая дороги. А Света зашла в прохладную прихожую, устало стащила с распухших ног босоножки, аккуратно поставила их на полку и, прямо тут же, у обувной полки, сладко поплакала, уронив голову на руки, все еще сжимающие босоножки и ремешок от сумки. Затем, утерев лицо и нос банным полотенцем, которое взяла в ванной, она прошла в гостиную, села в кресло, достала смартфон и набрала номер, который никогда не записывала в телефоне, но всегда помнила наизусть.
После трех гудков трубку сняли, но ничего не ответили.
– Захар… – заговорила Света в молчащий телефон. – Захар, ответь, пожалуйста…
Телефон молчал, но звонок не сбрасывали.
– Захар, – Света заговорила скороговоркой, как будто боялась, что звонок вот-вот прервется. – Петр приехал, я его только что видела. Ты понимаешь, это же Петр. Пожалуйста, подпиши разрешение, я заберу сына и мы уедем. Ты меня и его больше никогда не увидишь и не услышишь, мы совсем уедем, далеко-далеко. Нам от тебя ничего не нужно будет. Мы ничего и никогда о тебе говорить не будем. Захар, пожалуйста.
– Нет, – отозвалась трубка. – Про Петра знаю. А мальчик останется в интернате.
Больше он ничего не слушал и повесил трубку. Света заскулила, посидела, закусив губу, снова растерла заплаканное лицо полотенцем и так, в тяжелых раздумьях и слезах, уснула прямо в кресле, не раздеваясь.
Одна. В большой, абсолютно пустой квартире.
Коплю вдохновение на новые главы тут – карта МИР 2202 2023 3930 9985