«… ежли бы способный ветер последовал, через один день…».
Рождественский рассказ о расстриге, хотевшем улететь из Тобольска до Малороссии и о битии плетьми или лозами «пока не раскается»...
Олег Яненагорский, член Союза писателей России, 7 января 2023 г.
Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверзтую вдали!
Марина Цветаева
Все же плохо Европа влияет на наших людей и тем ломает судьбы молодых, умных и талантливых…
Все, что здесь будет изложено, я нашел в открытых источниках, а за идею сего краткого повествования благодарю Надежду Сухорукову, главного хранителя Государственного художественного музея ХМАО-Югры.
Рассказ о несостоявшемся полете «тобольского Икара» надо начинать с того, что много дет назад на Полтавщине - Малороссийского Переяславского полку местечка Золотоноши - родился мещанский сын, нареченный Федором, а по фамилии мальчик был Мелес. Он рос смышлёным мальцом, окончил местную семинарию, с молодости желал стать монахом и был пострижен в иноки в 1749 г. под именем Феофилактий. Потом способный молодой монах продолжил образование в Московской академии «для обучения латинской науке». Видно за успехи в обучении через год направили его служить в православный храм в городе Киль (тогда – Голштиния).
Все было хорошо… но за три года «воздух европейского города» видно очень сильно подействовал на мозги и стал Феофилактий расстригою Федором. Выражаясь казенным языком того времени «с себя монашеский чин свергшего и во иремонашестве более быть не желающего и в том упрямстве и в непокорении состоящего…». Бог знает, что там с ним произошло – то ли тогдашних «европейских ценностей» в Голштинии набрался, то ли возгордился сверх меры по неизвестным причинам.
Расстригу отправили в Петербург, не торопясь допросили в подвалах святейшего Синода, да и отправили в Успенский Далматовский монастырь, что расположен и поныне в 50 км от Шадринска и в 160 км. от Екатеринбурга. По столичным понятиям 1755 года – «глушь неимоверная». Что именно вменялось в вину саморасстриге Федору Мелесу мне не известно. А формулировкой «За учиненные весьма непристойные и неприличные священно-монашескому чину поступки и предерзости к поношению и крайнему бесславию всего российского духовенства» можно обозначить все, что душе угодно.
Много еще интересного было в судьбе Федора Мелеса до февраля 1762 года, когда он оказался в Тобольске. И побеги он совершал, и кричал «Слово и Дело», и даже заявлял, что в веру магометанскую перешел. Правда, увидев, что выгоды от такого заявления нет и никто его положения улучшать не собирается, вновь вернулся «с покаянием в православную веру». В общем ждали его в Кодском Троицком монастыре, основанном еще в 1657 году на правой стороне Оби в устье реки Кондушки. Но сильно не хотелось в Федору Мелессу путешествовать в далекую Югру
А хотелось улететь в Малороссиию
17 февраля 1762 года, дождавшись, когда охрана благополучно заснула, в два часа Мелес разбил ножные кандалы, срезал с ближайшей колокольни у дома митрополита веревку и бежал из Тобольска, перемахнув через крепостную стену. Из интересных деталей того побега – где-то Федор нож достал и прихватил с собой шесть хлебных мешков для изготовления крыльев. Увы, холста ему для полета никто не приготовил. Сначала беглец затаился на острове меж берегами реки Тобол и там двое суток делал крылья. Тут тоже важны подробности потому перейдем к цитированию следственных документов: «на котором состоят таловые кусты и в тех кустах будучи двои сутки, делал себе для летания из унесенных мешков крылья, которые сделав и зи позноблением у себя рук (ибо огня при себе не имел), в тех кустах оставил и нестерпя де того зимнего мороза, принужден из оных кустов выйтить для объявления тех к способу летания зделанных крыльев».
В переводе на современны язык это означало, что замерз беглец на февральском Тоболе пошел сдаваться губернатору. Далее – снова цитата из старого журнала «Уральский следопыт».
«20 февраля Мелес пришел к губернатору Соймонову и рассказал ему обо всем. Соймонов приказал схватить изобретателя и отправить в Тобольскую духовную консисторию.
И снова цитаты:
1762 г. февраля 20. - Акт и резолюция Тобольской духовной консистории о поимке бежавшего из митропольичего дома бывшего иеромонаха Фёдора Мелеса, строившего крылья для полёта
Сего 1762 году февраля 20 дня приведен в канцелярию Тобольской духовной консистории Сибирской губернской канцелярии сержантом Дорофеем Ивановым сыном Ярковым бежавший сего февраля на 18-е число в ночи, содержавшийся по указу святейшего правительствующего Синода в Тобольском митрополитанском доме колодник растрига Федор Мелес скованой, причем оной сержант Ярков присутствующим словесно объявил, что оной беглец растрига Мелес того 20 числа февраля явился неведомо откуда на двор господина тайного советника и сибирского губернатора Соймонова и объявил о себе ему тайному советнику, что он Мелес имеет искусство употреблять такое, куда похочет, то на крыльях полетит, и для того де от оного господина тайного советника Соймонова приказано ему сержанту Яркову отвесть ево беглеца растригу Мелеса для надлежащего о побеге ево и о протчем рассмотрения объявить в канцелярию Тобольской духовной консистории.
Приняв предъявленного беглеца растригу Мелеса и об убеге его и о протчем обстоятельно допросить и что в допросе скажет записать, а его, заковав в прежние кандалы, содержать попрежнему.
Февраля 20 дня 1762 года.
Эконом архимандрит Иакинфий
Протопоп Василий Русанович
Больше месяца длился допрос с пристрастием. Дотошные судьи (они же – следователи) спрашивали Федора: кто научил его такому способу летания, где бы он ночевал и питался во время полетов? На это Федор Мелес отвечал: «зделанный им к летанию способ кому будет он показывать, и за то видящие имеют его Мелеса охотно принимать и как ночлегом, так и пищею во всем не оставлять, ко оному летанию такую практику знающих, и летающих других никого нигде не видал и не знает и ни от кого не слыхал, а оный к летанию способ употребить вознамерился он Мелес со своего рассуждения по науке философической».
Есть еще версия, что несостоявшийся летун надеялся за сутки долететь от Тобольска до Полтавщины. Но тут я подозреваю в неискренности Федора Мелеса. Доставленный из Петербурга в Далматов монастырь, а потом в Тюмень, никак не мог он не понимать дальность расстояния. Да и февральские морозы не способствуют столь быстрым перелетам. Или не понимал беглец таких простых вещей и плохо знал географии. Государства Российского или лукавил? А следователи (или судьи?) глупцами не были и поэтому задавали вопросы об питании и отдыхе во время полета…
А еще мне очень интересны истоки идеи о полетах на крыльях. Знал ли Мелес древнегреческий миф об Икаре? Или может в Европе познакомился с мыслями Леонардо да Винчи? Ибо сами по себе «рассуждения по науке философической» вряд ли могут навести на мысль об изготовлении крыльев из тальника и мешковины.
В целом мне нравится люди с «дерзостью в замыслах», но вот что-то мешает восхищаться Федором Мелесом… Может быть, его систематическое вероотступничество и разнообразие лжедоносов?
И снова цитата из старого журнала: «25 апреля 1762 года митрополит Павел вынес приговор, что если Мелес в церковь ходить не хочет, «а когда бывал и то как бездушный идол и окаменный стоял», потому, к нему «праздному дьявол приступил, как к своему сущему рабу и показал ему безумный способ к летанию, которому он и поверил, а бога,, сотворившего всех человеков, оставил, и дабы впредь до конца не мог бы погибнуть, в наставление дать его честному иеромонаху Авраамию с приставом добрым, которому в дневное время работу исправлять черную с принуждением, в случае же непокорения принуждать как лошадь ленивую, а за содеянное безумие по прельщению и порабощению дьявольскому в пяток всякая недели по сорок ударов плетьми или лозами отчитывать ему, вместо поклонений земных, которых он нести не охотник».
Сведений о новых попытках изготовления крыльев у меня нет и кажется, что больше Федор Мелес не пытался летать. В Кондинский монастырь после очередного побега несостоявшийся летун все же попал, но потом и оттуда его отправят – как говорится от греха подальше». Ибо Мелес угрожал сжечь монастырь… Видно крепко продул ему мозги «воздух свободной Европы», если, выражаясь современным языком, он был готов к террористическому акту.
Но Рождественские рассказы, по определению, должны заканчиваться хорошо. В 1773 году, церковная власть смилостивилась над постаревшим расстригою и опустила его на родину – в полтавское местечко Золотоноши…