Тагиров - 3

Владилен Елеонский
Продолжение, начало см. Тагиров - 1.


  Я жадно глотнул свежего июньского воздуха и буквально опьянел от него. Кажется, всё позади, однако я ещё не знал, что меня ожидает.
 
  В тот трепетный момент вообще не хотелось ничего знать. Думалось лишь об одном. Бекетов, скорее всего, сообщил жене о прекращении дела и моем освобождении из-под стражи, поэтому она, конечно, должна находиться где-то поблизости.
 
  Спустившись с монолитного тюремного крыльца, я стал озираться по сторонам, и вдруг увидел знакомый мальчишеский чуб, густые прямые брови, озорной взгляд умных карих глаз и тяжёлый борцовский подбородок. Никогда я не жаловался на сердце, однако в тот момент в груди что-то больно ёкнуло, дыхание перехватило, голова закружилась, я пошатнулся и, наверное, упал бы, если бы Спицын вовремя не поддержал меня.
 
  Мы крепко обнялись.
 
  – Спицын, блин, глазам не верю, откуда ты, как ты меня нашёл?
 
  – Нашёл? Что за странный вопрос, Саша! Я все время был рядом, а ты, как видно, не чувствовал, жаль.
 
  – Да нет же! Я всегда помнил о тебе, но о том, что ты где-то рядом, даже подумать не мог. Все эти годы с того дня, когда мы виделись в Калининграде, ничего о тебе не напоминало.
 
  – Эх, Сашка, хороший ты парень, только кожа у тебя толстая, как у слона!
 
  – А мозги как у барана!
 
  – Ага!
 
  – Сергей, извини меня за мою тупость, однако я решительно ничего не понимаю! Я верил в своего ангела-хранителя…
 
  – Задачек ты много мне задал своими необдуманными действиями. Тем не менее, как видишь, я справился. Пойдем в Пассаж, побеседуем за чашкой чаю.
 
  Мы хорошо сидели за столиком в углу, смаковали крепкий зелёный чай, смотрели через запотевшие окна на влажный переулок, увешанный рекламой Кока-колы, и долго молчали, изредка поглядывая друг другу в глаза. Сергей очень изменился с того дня, когда мы случайно после долгих лет разлуки встретились с ним двадцать лет назад, стал более степенным, и в то же время сильно потерял в весе, вновь напомнив мне того глазастого худого подростка, с которым я так увлеченно мараковал над заржавевшими деталями, мечтая собрать свой собственный мотоцикл.
 
   Спицын откинулся на спинку стула и загадочно посмотрел на меня.

  – Ты, наверное, помнишь старый советский фильм «Офицеры», до сих пор его часто показывают по телевизору.

  – Конечно, помню. Жизнь постоянно создает героям безвыходные ситуации, и, кажется, никогда они не станут настоящими командирами, однако клятва, которую они дали на могиле геройски погибшего комэска, его пример образцового служения родине всякий раз, какой бы сложной ни складывалась ситуация, не позволяют им сложить крылья и сдаться.

  – Точно.

  – Так ты всё-таки стал офицером?

  – Только погоны свои я ни разу не надел. Нельзя!

  – Можешь пояснить?

  – Долгая история, в другой раз, давай лучше о твоём деле.

  - Да в моём деле все, кажется, просто.
 
  – Хм, по-твоему иметь дело с такими людьми, как Рамзан Тагиров, достаточно просто, а я, например, не стал бы так утверждать.
 
  – Сергей, он всего лишь подпольный делец, которому наше лихое время дало массу ранее недоступных и маловероятных возможностей.
 
  – О, Саня, если бы все было так просто!

  - В чём сложность? 

  - Во-первых, характер. Он без колебаний убирает всех, кто, как он считает, стоит у него на пути к неограниченной власти.

  - Да плевать мне на его характер!
 
  - Погоди, не горячись. Во-вторых, у него имеется покровитель в высшем руководстве России, поэтому твои связи не могли ничего сделать, а ты не мог понять, почему он лезет на рожон, рискуя потерять всё.
 
  К счастью, мой куратор оказался несколько весомее хозяина Тагирова, это, знаешь, как во времена Айвенго, к моему барону король прислушивается более внимательно, чем к его, что-то подобное. С правоохранительными органами шутки плохи, это только в кино показывают отчаянных гангстеров, которые спокойно стреляют в полицейских. В действительности бандиты чутко улавливают правила игры и тенденции, и стараются открыто не вступать в конфликт с офицерами из силовых структур. Те отморозки, которые сии элементарные правила игнорируют, кончают плохо, однако, в твоём случае коса нашла на камень.
 
  Тагиров закусил удила, он верил в своего хозяина и слишком рано почувствовал себя королём в городе. В силу своего характера он рассчитывал загрести как можно больше жирных кусков, выжать из своего замаскированного предприятия все соки, и это ему удавалось, пока не появилась твоя замечательная фирма «ЛОМО».
 
  Создав свою фирму, ты проявил свою знаменитую неуступчивость, которая всегда крайне раздражала твоих врагов. Тагиров приказал своим людям аккуратно нейтрализовать тебя, и начались твои неприятности. Вначале он хотел обанкротить «Хозбытпро» Бекетова, чтобы поставить на этот бизнес своего человека, а когда узнал, что, кроме «Хозбытпро», появилась еще и «ЛОМО», решил разобраться более решительно.
 
  Вот так, дорогой. В действительности, Саша, у  нас складывается неофеодальная система, которую намеренно или случайно, однако в любом случае, ошибочно окрестили бандитизмом.
 
  – Голая Ольга, моя разбитая Тойота, сгоревший офис, кража выручки, отказ банков предоставить кредит, – все это его рук дело!
 
  – Вот, ты начинаешь прозревать. Его люди, как видишь, поработали хорошо.
 
  – Что же его остановило?
 
  – Узнав, что его подручные отравились в ресторане, а они именно отравились, никакой сердечной недостаточности, конечно, не было, Тагиров сразу распознал почерк, присмирел мгновенно и оставил тебя в покое.
 
  – Кто их отравил?
 
  – Это была наша спецоперация.
 
  – Вопросов больше нет.
 
  Вот такой у нас со Спицыным произошел разговор, и в итоге он стал моей крышей.
 
  – Не беспокойся, много брать я с тебя не стану, – со смешком сказал он мне в тот памятный день, когда мы ударили по рукам и решили вести бизнес вместе, – дай мне всего лишь одну возможность, – каждую субботу видеться в бане, чтобы я смог повторять тебе: «А помнишь, Сашка, как мы с тобой...»
 
  Моя жизненная река вновь перетекла в счастливое русло, однако Спицын вдруг получил информацию, что Тагиров, как видно, всего лишь сделал вид, что успокоился, – мне по-прежнему угрожает опасность, причем угадать, в чем конкретно она проявится, практически невозможно. Я снова не знал, что делать, и опять на помощь пришел Сергей.
 
  Он устроил так, что меня, как и некоторых других ветеранов спецслужб, наградил почётной грамотой начальник питерского управления госбезопасности, а мэр города пригласил на званый обед, где я имел честь лицезреть весь правоохранительный бомонд.
 
  Среди высокопоставленных персон сидел Тагиров, грузный как борец японской борьбы сумо, и обаятельный, как Ален Делон. Представляю, что он испытывал, искоса поглядывая на меня горящими как раскаленные угольки глазами, однако в целом выглядел очень пушистым и с безукоризненно белоснежными лапками.
 
  Мой наградной пистолет Макарова с витиеватыми узорами на стволе, золоченым курком и щечками, отделанными ценными породами дерева с вырезанным на них гербом Российской Федерации, покоился у меня в кобуре под мышкой, и весь вечер мне хотелось подойти к Тагирову, приставить дуло к его жирному лбу и нажать на спусковой крючок. Я бы, наверное, в конце концов, не выдержал и так и сделал бы, – рыдания вдовы Сулакшина стояли у меня в ушах, – однако Тагиров испарился в самый разгар празднования, и больше увидеть его мне не пришлось.
 
  После всего этого нам со Спицыным показалось, что меня и мою семью оставили, наконец, в самом деле, в покое, и я вздохнул свободно, однако, как выяснилось чуть позже, всё-таки преждевременно.
 
  Во время летней круизной прогулки по Финскому заливу неизвестный выбросил меня за борт. Я уверен, что тот, кто так искусно столкнул меня с парома, действовал по указанию Тагирова.
 
  В тот вечер, оставив жену и дочь наслаждаться красотой балтийского заката, я пошел в бар за мороженым, однако, когда вернулся, не обнаружил их, стал искать, обегал всю верхнюю палубу, но так и не нашел, – они пропали.
 
  Мороженое потекло, я стал слизывать его с рук, в этот момент кто-то сильно ударил меня в спину, мозг резанула адская вспышка, и я перелетел через фальшборт. Первоначальный шок от падения с высоты в воду в следующий миг сменился ужасом.
 
  Я стал кричать, что есть мочи, однако на палубе так громко гремела музыка, что мой отчаянный крик утонул в её оглушительном реве. Паром, усыпанный разноцветными гирляндами электрических огней, медленно растворился в сумерках.
 
  Позже мои женщины рассказали, что к ним подошел обаятельный подтянутый мужчина с характерно выдвинутой челюстью, он чем-то напоминал известного актера театра и кино Игоря Верника, представился моим другом детства, небрежно упомянув кое-какие детали, о которых, в самом деле, мог знать только близкий человек. Затем новый знакомый сообщил, что я жду их в ресторане, там будет мороженое и много чего ещё.
 
  Они поверили, невозможно было распознать подвох. Он провёл их в обеденный зал, но не туда, где сидели все, а за глухую перегородку, усадил за овальный столик с удобными окаймлявшими его по периметру сиденьями, сам пошёл делать заказ, а на вопрос жены, где я, со смешком сказал, что в туалете, – живот не ко времени свело. Больше они его не видели, но обслуживание было на высшем уровне, им непрестанно несли и несли изысканные блюда французской кухни.
 
  Прошло около часа, никто не появлялся, жена и дочь запаниковали, стали разыскивать меня по всему парому, и, не найдя, сообщили капитану. Он убедительно заверил, что я обязательно отыщусь, однако в действительности, кажется, ничего не сделал для того, чтобы провести настоящий розыск.
 
  Мои женщины провели кошмарную бессонную ночь, однако утро не принесло облегчения. Я пропал, колокола во все инстанции ни к чему не привели, и целый месяц они не знали, что со мной случилось.
 
  Когда паром растворился в темноте, я лег на спину, определил по звездам, в какой стороне берег, и стал спокойно грести. Свободная рубашка с коротким рукавом, широкие брюки и парусиновые туфли практически не мешали плыть, а плыл я долго, обессилел вконец, однако берега так и не увидел. Вокруг в свете звезд сверкала лишь тихая рябь волн, наверное, я плыл не прямо, а наискось, поэтому не смог достичь побережья.
 
  Когда сонное безразличие навалилось на мозг, и глаза стали слипаться, я, засыпая, вдруг вспомнил слова, которые твердил в детстве у кромки влажной гальки во время грозного морского шторма. Превозмогая полное безразличие ко всему происходящему, я пробормотал едва ворочающимся языком:
 
  – А ты, море, все равно хорошее, – и потерял сознание.
 
  Не знаю, что мне помогло, эта моя импровизированная детская молитва или, может быть, просто мне не суждено утонуть. Потеряв сознание, я отдался на волю течения, и оно вынесло меня на отмель. Вопреки распространенному мнению, наше тело устроено так, что вода извне запросто попасть внутрь не может, есть специальные мышцы, которые блокируют несанкционированное мозгом проникновение воды в пищевод и трахею. Когда люди тонут, они впадают в панику и сами губят себя, в страхе глотая и вдыхая воду.
 
  Гладкая спокойная волна вынесла меня на пологий и песчаный пляж лицом вверх, скоро я очнулся от холода и, поднявшись, в шоковом состоянии долго шел вдоль кромки воды, затем упал у какой-то старой лодки и окончательно лишился сил. Наутро меня обнаружили местные рыбаки и отправили в Сестрорецк.
 
  Врачи долго боролись за мою жизнь. Переохлаждение дало о себе знать, однако сильный организм выдержал. Через месяц, когда я снова стал говорить, учась словам, как двухлетний ребенок, и смог назвать себя, ко мне приехал Бекетов и сообщил, что Тагирова расстреляли в спину, высунув автомат Калашникова из окна проезжавшего мимо автомобиля в тот момент, когда он поднимался по роскошным мраморным ступеням своего благотворительного фонда.
 
  Я страстно желал встретиться со Спицыным, чтобы прояснить ситуацию, однако он исчез. Где только я не наводил о нем справки, к кому только не обращался, всё было бесполезно. Никто не мог мне ничего пояснить, никто не знал сотрудника с такой фамилией в наших структурах, и до сих пор его судьба мне не известна.
 
  Видимо, Сергей допустил роковую ошибку в тот момент, когда решил, что я погиб. Он поддался эмоциям, горюя обо мне и желая отомстить. Итог – спешно подготовленная операция по устранению Тагирова. Устрашение, которое прослеживалось в этой публичной казни, пришлось не по нраву, как видно, не только покровителю Тагирова, но и могущественному куратору Спицына.
 
  Показательный расстрел вызвал нежелательный резонанс в чрезвычайно влиятельных кругах, и Сергея решили убрать. Возможно, я ошибаюсь, и он все-таки жив, в любом случае память о нём навсегда сохранится в моем сердце.
 
                Конец

10 декабря 2017 года