С первыми апрельскими днями нагрянула Весна – она весь март провела в раздумьях, не рано ли собралась в прекрасную Францию, и только в последних числах месяца поняла, что задерживаться дальше просто неприлично, так можно и к Пасхе не поспеть. Поэтому опоздание она нагоняла семимильными шагами. По всем дорогам неслись ручьи, солнце давно прекратило бойкую капель, а в полдень уже изрядно припекало. В один из таких дней Бланшетт решила наведаться на пустырь за Сен-Сюльпис. Первая трава, наверстывая упущенное из-за холодов время, бойко пробивалась из-под камней, радуя глаз. Коты грелись на солнышке, Базиля не было, и Бланшетт почувствовала, как уходит ее беспокойство: все же она, в душе, готовилась дать отчет в своих действиях. Ее появление было встречено без всякого интереса: пожилая кошка со своей девственной белизной была живым упреком грязным дворовым котам.
- А где Базиль? – робко поинтересовалась Бланшетт у своей бывшей подруги, трехцветной Бигарре.*
- Приказал долго жить твой Базиль! Поймали его, теперь сожгут на Гревской площади. «А до лета посидит в клетке», — сообщила не без злорадства Бигарре, которой удалось вырваться из облавы чудом.
- Это же ужасно! Как ты можешь говорить об этом спокойно? – возмутилась Бланшетт.
- Для каждого из нас приходит его час, - философски заметил старый Вантрю**, подставляя солнышку свой необъятный живот. – Вот и для Базиля он настал. Только рано вы хороните это пройдоху: ставлю на Ле Ронжера, как самую жирную крысу в округе, что Базиль выйдет из клетки еще до того, как его отправят на костер.
- Кто-нибудь знает, где этот подвал? - Бланшетт нервно облизнулась.- Не понимаю, как вы можете здесь сидеть спокойно, когда Базиль прощается с жизнью.
- Кто-нибудь всегда прощается с ней, - философски заметил Лактер,*** охорашиваясь и подсушивая под лучами солнца свою огненно-рыжую шкурку, отчего на ней плясали красные искры. – А где сидит Базиль, знает Ле Ронжер. Вот у него и спрашивай.
Бланшетт не стала медлить, помчалась домой, но хитрый крыс не дремал: то ли он подслушивал, то ли следил за Бланшетт, но острая мордочка с шевелящимся носом выглянула из-за угла дома точно в тот момент, когда Бланшетт собралась свернуть на улицу Феру.
- Как господин Атос поживает? – ехидно поинтересовался крыс. – Плохо ты о нем заботишься, кошка!
- Я? – Бланшетт села, обернулась хвостом. – Не до того сейчас! Базиля поймали для костра.
- Ну и что? Туда ему и дорога, раз знается с нечистой силой.
- Ле Ронжер, миленький, скажи, куда его запрятали. – взмолилась кошка.
- Тебе все равно не попасть в подвалы Шатле, - важно ответил крыс.- Слишком узкая туда ведет дыра.
- А ты, ты сможешь? – Бланшетт с такой мольбой смотрела на крыса, что в сердце у него что-то шевельнулось, какой-то маленький червячок напомнил о себе. Впрочем, это чувство быстро ушло, не оставив следа.
- Ле Ронжер может все! – гордо выпятил грудь крыс.- Только я должен знать, какую награду получу за свои труды?
- Награду? – кошка растерялась. – Ну деньги же тебе не нужны?
- Как знать, как знать, покачал длинным рыльцем зверек.
- У меня нет денег.
- Так укради! – посоветовала наглая тварь.
- Ле Ронжер, я буду тебя кормить со своих обедов, - чуть не плача пообещала Бланшетт. – Ты никогда не будешь голоден.
- Я никогда не бываю голоден, - пискляво рассмеялся крыс. – И в твоих обедах тоже не нуждаюсь, - заявил он высокомерно. – Идем, я доведу тебя до Шатле, а дальше уж ты действуй сама. Базиля я предупрежу.
Ле Ранжер не обманул, привел Бланшетт под самые окна подвала, где томились без еды и воды десятки котов и кошек. Муки несчастных были ужасны, и их вопли доносились до короля, когда он проезжал по близлежащим улицам с эскортом своих мушкетеров. Но в этот раз его величество подозвал одного из своих телохранителей и дал ему какой-то пакет. Кортеж проследовал дальше, а мушкетер тронул коня по направлению к Шатле.
Бланшетт едва успела отскочить от тяжелого копыта его лошади, но всадник ничего не заметил. Он проследовал к зданию тюрьмы, спешился во дворе, вошел в здание и вернулся через десять минут, но уже без пакета в руках. И тут Бланшетт признала Атоса. Он давно уже погнал коня вслед за королевским кортежем, а кошка все еще сидела перед подвальным окном, пытаясь осмыслить, что делал здесь ее подопечный мушкетер. Она так задумалась, что не сразу увидела, как выползают и выбегают коты из подворотни, подгоняемые гиканьем и свистом стражей Шатле.
Разноцветные тела, словно брызги красок, проносились по брусчатке мостовой, прячась в любую щель.
- Что это? – пробормотала Бланшетт. – куда они все бегут?
- На свободу бегут, - Ле Ронжер ухмыльнулся. – Твой мушкетер привез королевский приказ об освобождении всех кошек. Теперь никто не посмеет сжигать котов на Гревской площади: приказ его величества, которому надоели кошачьи вопли. А жаль, - добавил он со злостью. – Для меня эти крики были музыкой.
Бланшетт с трудом добралась до родного пустыря: Базиль был уже там: худой, взъерошенный и страшно голодный. Увидев Бланшетт кот потер лапой за ухом и посмотрел на нее слезящимися глазами.
- Я принесу тебе поесть, - засуетилась кошка и помчалась домой, надеясь, что у мадам Дюшан найдется лишний кусочек мяса или куриное крылышко. Гримо на кухне только бросил на нее взгляд, и все понял. Через минуту кошка опрометью неслась к Сен-Сюльпис, крепко сжав челюсти. Язык приятно ласкал вкус копченого угря.
Базиль сощурил глаза, облизнулся бледно-розовым язычком до самых ушей и уронил несколько слов, которые заставили кошку замереть.
- А приказ короля отпустить всех котов привез твой мушкетер. Так что, получается, что он нас освободил от лютой смерти.
К чести Атоса, надо сказать, его меньше всего на свете интересовало содержание письма, которое он передал начальнику тюрьмы. Так что он так никогда и не узнал, что оказался спасителем парижских котов.
*bigarr; - бигаре - пеструшка
** ventru – вантрю - пузатый
***lactaire- лактер -рыжик