Ниночка все еще была не в состоянии взять себя в руки, потрясенная тем, что только что произошло. Только что, ведь входная дверь захлопнулась за Анечкой не более десяти минут назад… часа назад… трех часов… вот уже и вечер наступил – предновогодний, праздничный, сказочный… ее последний вечер в этих стенах.
А дело состояло в следующем: недавно похоронившие мать сестры разбирались с наследством, и Ниночка, находясь под впечатлением утраты, согласилась с уговорами Анечки оформить для нее дарственную на дом, который мать завещала старшей дочери. Странно, конечно, что не младшей, как этого можно было ожидать, учитывая, что младшей (она же такая слабенькая, неудачливая) обычно отдавался приоритет.
Во всяком случае, когда сестры устраивали свою личную жизнь, мать слезно умоляла Ниночку уступить Анечке.
- Она так сильно его любит, а у тебя и без него имеется вариант, и преотличный. Не разбивай ей сердце. Мужчины еще могут быть, а вот второй сестры не будет никогда. Ты ведь согласна со мной? – и мать поторопилась объявить за праздничным столом (тогда тоже было 31 декабря, и вечер уже сгустился, приближая волшебство наступления Нового года), что Ниночка приняла предложение Сережи, не забыв упомянуть, как замечательно Анечка смотрится рядом с Колей. Коля был, так сказать, сильно удивлен таким поворотом и затем потребовал от Ниночки объяснений, но она только подтвердила уже озвученную информацию.
Немало лет прошло с тех, немало воды утекло, а счастья не прибавилось. Мать даже стала больше жалеть Ниночку, поскольку перекос в отношении невезучести теперь наблюдался в ее сторону. Отсюда, вероятно, и печальное «прости, дочка» перед самым концом, и дом вот тоже…
Анечка, засвидетельствовав свою лояльность (- Раз мама так пожелала, пусть так и будет), обещала сестре от дарственной одни выгоды (- Жить ты будешь здесь как прежде, зато никакой возни с завещанием, и с коммунальными платежами я тебе помогу), но внезапно приехала и заявила, что дом она продала, и у Ниночки только пара дней на сборы.
- Ты не бедная и одинокая, без иждивенцев на шее, так что не пропадешь. Снимешь себе жилье, да и все. А мне деньги сейчас нужны. Справь уж здесь Новый год, а потом съезжай, не задерживай меня.
Ниночка растерянно стояла посередине комнаты, напротив журчащего о чем-то праздничном телевизора, и не могла взять в толк, что у нее, всю свою жизнь прожившую в этом доме, который словно был неотъемлемой частью ее самой, - что дома у нее больше нет.
Вот эти вещи помнят ее детские, молодые, зрелые годы. Вот эта елка точная такая же, как и обычно, и украшена все теми же игрушками старого производства, из стекла, разрисованного фосфорицирующей краской, мягко светящейся в темноте. Даже фигурка Деда Мороза из ваты и папиросной бумаги, немного полинявшая и помятая, тоже все та же. Они ведь верили в детстве, что именно этот Дед Мороз приносит подарки под елку и даже чудо может совершить, как же можно было заменить его на другого.
В последнее время груз прошлого давил Ниночке на плечи, провоцируя желание освободиться… Следствие долгих неудач… Но теперь все выглядело своем иначе. То, что было будто обесценено, снова обрело свою настоящую значимость.
- Я же, выходит, бездомная, - Ниночка едва могла дышать от охватившего ее ужаса. – Что мне делать, куда идти, как жить?
Но затем из глубины ее существа поднялись обида, гнев, жгучие, огненные… Она не просто потеряла свой дом – его у нее отняли.
Словно обезумев, Ниночка заметалась по комнатам, быстро открывая шкафы, хлопая дверцами. Она смутно понимала, что сейчас, в спешке, не сумеет собраться как следует, но уже не жалела ни о чем. Затем она вытащила свою поклажу на заснеженный двор, отнесла из сарая на кухню запасной газовый баллон, подожгла, предварительно сбрызнув бензинчиком, все вокруг и снова выскочила на улицу.
Мысли в ее голове крутились в безостановочном, лихорадочном темпе, словно наскакивая друг на друга:
- Обман, чудовищный обман… Сестра, как она могла… Я же предлагала ей поделить наследство, но ей, оказывается, нужно было все… Жадность, эгоизм, душевная черствость… Но это мой дом, и я его не отдам, ни за что… Взрыв бытового газа, такое бывает. А что я сумки упаковала заранее – так ведь съезжать собиралась.
Стоя в отдалении среди сугробов, она смотрела на дощатый фасад, крылечко с резными периллами, ласково сияющие во мгле зимней ночи окошки, и даже не слишком вздрогнула, когда ожидаемое событие совершилось, окно на кухне вышибло вместе с наличником, стекла и обломки рамы разлетелись по сторонам, и полыхнуло пламя.
Огонь разгорался быстро, распространяясь по стенам, подбираясь к двускатной крыше, однако на Ниночку веяло не усиливающимся жаром, но смертельным холодом одиночества.
- Вот и нет больше дома. Но что дом - я потеряла всю свою семью. У меня ведь теперь нет сестры, последнего родного человека. А это куда ужаснее.
Ниночка посмотрела на свои сумки и горько усмехнулась. Зачем ей этот жалкий багаж, когда ничего не осталось не только от дома, но и от всей жизни? Одежда, утварь… какие пустяки… Вон, даже ватного Деда Мороза зачем-то прихватила с собой…
Ниночка взяла Деда Мороза в руки, ощутив слабый отголосок утраченного семейного благополучия, который, видимо, и не позволил ей бросить куклу там, где она находилась. И ей стало так больно, так больно... Все совершенные ошибки, несбывшиеся надежды, старые и новые обиды словно соединились в ее душе, и вытерпеть это было невозможно.
Поставив Деда Мороза на снег, Ниночка двинулась к дому. Огонь притягивал ее, завораживая, раскрывая ослепительно-алые объятия, мука которых представлялась ничтожной перед той мукой, которую она сейчас испытывала. Вот все и обретет свой конец…
Где-то внутри огромного костра внезапно раздался звон курантов из оставшегося включенным телевизора, свидетельствуя о наступлении Нового года.
- Ну и натворила же ты дел, внученька, - прозвучал за спиной Ниночки негромкий, слегка скрипучий голос.
Ниночка, как во сне, обернулась и сквозь слезы, затуманивающие взгляд, увидала перед собою старика в поношенном тулупе с полустертым орнаментом по краям и в шапке с растрепанной оторочкой.
- Сосед, должно быть, - подумала Ниночка, которой показалось, что этого старика она смутно, но помнит. - Сейчас и остальные набегут…
- Куда ж ты прямо в огонь-то, - сказал старик. Его седая борода топорщилась подобно щетке, глаза под лохматыми бровями были светлыми и прозрачными, как льдинки.
– Отойдем-ка подальше, крыша вот-вот рухнет.
Он потянул Ниночку за руку и отвел к забору.
- Я вызвала пожарных, - солгала Ниночка, медленно приходя в себя. – Но, когда они приедут, наверное, останутся одни головешки.
- Пожалуй, - согласился старик. – Зря ты это сделала. И как только могла.
- Я… я, вероятно, забыла выключить плиту, вот и… - пробормотала Ниночка, подозрительно глядя на говорившего, который никак не мог знать, что она там сотворила на самом деле.
- Да я не про газ. Я про тебя, твою сестрицу и твоего Николая. Ты и себе, и ему жизнь сломала. Свою любовь в сердце задушила, ладно, это твое дело, сама и мучайся. Но его-то надо было спросить, хочет он, чтобы ты им ради сестры жертвовала, или у него собственное мнение имеется. С ней у него все равно ничего сложиться не могло и не сложилось. Он ведь любил тебя, а ты… Эх, ты… А дальше все, конечно, еще пуще вразнос пошло... и вот до чего дошло.
- Но я хотела, как лучше, как правильней… Мама просила…
- Просила да потом пожалела, загоревала, а там разболелась, вот и ушла раньше срока. Вы все пострадали, каждый по-своему. Анна и та могла лучше стать, если бы вы с матерью ей во всем не потакали. Понимаешь теперь? А ты говоришь… ужас… Вот он где, ужас-то самый.
- Погодите, - попыталась наконец разобраться с происходящим Ниночка. - Погодите, откуда вы всё это… Кто вы?
- Не догадываешься? – усмехнулся старик. – Ты же столько лет меня под елку ставила и каждый раз о чуде думала. И ждала, хотя и выросла давно, так ведь? Не совсем это правильно, но, раз такие дела, то вот тебе твое чудо.
В пылающем доме опять что-то грохнуло, то ли взорвавшись, то ли обрушившись. Новые огненные языки взвились вверх, вокруг разлетелись горящие обломки. Один уголек отскочил далеко и, рассыпая сверкающие искры, пролетев над запорошенными пеплом сугробами, обжег Ниночке руку.
Ниночка подула на случайный ожог, полученный от соприкосновения с горячей сковородкой, а затем замерла на месте, не сразу уразумев, что дом был цел, на кухне готовился праздничный новогодний ужин, она сама в ожидании гостей уже нарядилась в то голубое с кружевом платье, которое ей когда-то очень нравилось, и… собственно, оно ей нравилось не когда-то, а сейчас, потому что ей было еще только двадцать лет, и все только начиналось.
- Анечка, бедняжка, так сильно его любит, а у тебя другой готовый жених имеется, - говорила рядом мама, живая и здоровая, и еще даже не старая, разумеется. - Не разбивай ей сердце, уступи. Ты сделаешь, как я прошу?
- Нет, - сказала Нина. – Мамочка, я тебя очень люблю, и Анечку тоже, но это… понимаешь, это уже чересчур, и никому не принесет добра.
28.12.2022