Все-таки момент, когда появилась мысль, нашептанная дьяволом, еще не был роковым, – мало ли что может прийти в голову? Думай на здоровье, только не делай, и никто не узнает. Но не зря же говорят, что мысль материальна, то есть может в точности осуществиться. Вот и сбыться бы чему-нибудь хорошему, о чем не раз мечтал, чего хотел, так нет же – сбывается обязательно какая-то дрянь. Почему?!
Чтобы крамольная дума осуществилась, надо было в тот вечер хлебнуть для храбрости, потом оказаться на танцах пригородного санатория и после безуспешных попыток напроситься к кому-нибудь в провожатые, отправиться бродить по прилегающей к железнодорожным путям лесной полосе. Домой не хотелось, вечер выдался погожим, но одиночество донимало. Пацаны разбрелись кто с кем, а Валерка снова остался не у дел. Что за невезуха и до каких пор придется наблюдать чужие утехи со стороны?! Сходить подраться с кем-нибудь, что ли? Так ведь и самому накостылять могут, если поддержки рядом нет. Вон и еще какая-то одинокая фигура замаячила впереди. Надо же, не один он вынужден коротать вечера, бесцельно слоняясь без пары. Нет, эта, похоже, не слоняется, а торопливо идет в строгом направлении. Сквозь деревья просвечивают окна каких-то частных домов, а вокруг безлюдье и темень. Валерка решил догнать девушку, но та, почувствовав шаги за собой, прибавила скорость. Поди, страшно одной в такое время. Хрупкая блондиночка. Приблизившись, окликнул дежурной фразой:
– Девушка, куда вы так спешите?
Может быть, в этот момент и случилось непоправимое? Девушка затравленно оглянулась и поступила так, как нельзя себя вести при виде хищника – бросилась бежать. Но они же не в джунглях, Валерка не хищник, однако именно этот инстинкт вдруг сработал: бегут – лови. И Валерка бросился догонять. Чего она улепетывает? Чего они все шарахаются, как дикие кобылы?! Ну все, хватит! Не идет в руки по-хорошему – бери по-плохому!
Вроде же просто хотел догнать, ничего такого, но когда схватил за локоть, девушка рванулась в сторону и вскрикнула. Рука сама зажала ей рот, но отчаянное сопротивление пойманной заставило спешно бросить ее на землю и – в ответ на попытку вцепиться острыми ноготками Валерке в лицо – с силой ударить по переносице. Собственно, он точно не помнит, как все произошло до того момента, когда тело девушки обмякло и... Вот оно, наконец-то запретное рядом! Быстро, быстро!..
Содеянное почему-то не доставило ожидаемого удовольствия. Даже утехи наедине с собой приносили больше радости. А тут – волнение, спешка, ожесточенное стемление получить свое, а потом... Податливое тело вдруг дернулось и забилось под Валеркиной тяжестью, породив панику. Девушка пришла в сознание, и это опять не оставило выбора. А ведь выбор был – хотя бы броситься бежать и скрыться, затеряться в темноте, ищи потом ветра в поле, да и лица его девчонка наверняка не разглядела. Вместо этого рука сама поднялась, нанесла еще один удар, и тут под кулаком что-то хрустнуло. Девушка затихла.
Как же мало понадобилось времени, чтобы все свершилось, предательски промелькнула та секунда, когда еще можно было хоть что-то изменить! Одно дело вообразить, а другое – перейти границу, совершить рывок туда, откуда нет возврата. Несмотря на темноту, Валерка понял, что девушка очень молодая, почти ребенок. Эх, дура, и чего шлялась в такое время? Вот и случилось...
А дальше было уж совсем гадостно. И даже не то, как дрожа прятал тело в каких-то зарослях, раздирая, царапая почву подвернувшимися камнями и палками, заваливая чем попало, что удавалось нашарить в темноте. И не то, как потом спотыкаясь, пробирался напролом сквозь кусты, – гадостной стала вся жизнь. Побоялся ехать на последней электричке и шел пешком, потом истерически комкал, сворачивал грязную одежду, никак не мог вычистить из-под обломанных ногтей как будто вросшую в них землю...
За годы до этого среди всего запретного, о чем доводилось Валерке думать, не проскочило ни одной мысли о том, как будет за той чертой. Разве трудно догадаться, что ни один день там не похож на те, другие, до преступления? Вот оно. Преступление. Но удалось лишь теперь, собственной шкурой прочувствовать и всей своей проклятой душой уяснить страшный смысл много раз слышанного и вроде обыденного слова. Почему же никто не объяснил?! Да нет же, объясняли. Тот же отчим ремнем объяснял. И в школе объясняли. Ну да, предупреждали, даже слишком часто, что воровать нехорошо. А он ведь при случае воровал и не раскаивался, только досадовал, если попадался. Или требовалось какое-то другое, более доходчивое разъяснение? Вот кому-то достаточно услышать и обдумать, а до других доходит лишь после того, как испытают на себе, стало быть, лично наступят на уже порядком обтоптанные другими дураками грабли. Выходит, он дурак? Теперь он завидовал тем, кто оказался умнее, с которыми ничего такого не случилось и живут они себе припеваючи. Тяжелые мысли одолевали, не было от них спасения ни днем, ни в беспокойных снах.
И раньше-то настоящих друзей-приятелей у Валерки было маловато, а тут абсолютно все оказались как будто за толстым стеклом. Движутся себе, мельтешат, проблемы какие-то решают, но они из другого мира. Надо же – никто из них даже не помышлял ни о чем подобном, да они же в раю! Нет, из адского пламени до них не дотянуться. И когда этот ад начинал терзать с особой жестокостью, перематывать в сознании случившееся, как заезженный кинокадр, Валерка буквально застывал на месте, где бы ни был. Иногда раздавался окрик: «Чего застыл, как соляной столб?» А как тут не застынешь? Кому расскажешь, что за этой чертой жизни нет, а есть ее ядовитый суррогат?
За чертой прожил Валерка примерно пару месяцев, но трудно было назвать это свободой, и лишь на зоне вдруг понял, как страшно устал за такое короткое время.
(Продолжение следует)