Наследство

Ирина Шлионская
М. лежит на полу, пытаясь ослабевшими пальцами ухватиться за ножку старого деревянного стола. Ему кажется, что если это удастся, то ситуация изменится. Он сможет встать и снова станет хозяином положения. Ему кажется, что его нынешнее положение – это какая-то нелепая случайность. Он не мог упасть. Хоть он и старик, у него никогда раньше не было проблем с координацией, как у прочих его ровесников. И в принципе он мог бы даже выходить из квартиры, если бы не этот жуткий вирус, посадивший его под замок. Да, он знает, что другие старики, кто может ходить, выходят и в магазин, и в банк, и просто на прогулку. Выходы не запрещены, хотя вот социальные карты периодически блокируют, чтобы пенсионеры меньше пользовались общественным транспортом и меньше заражались, ведь по статистике это самая уязвимая категория населения. Но М. не выходит из дому добровольно. Он не хочет ни лечиться, ни делать прививку, так как это в любом случае риск. Дверь квартиры он открывает только, чтобы забрать пакеты с продуктами, которые раз в две недели приносит С. Конечно, пакеты тоже могут оказаться заразными, но все же здесь риск меньше, чем при контакте с живыми людьми.

Сейчас он покрепче ухватится за ножку стола и встанет. В голове что-то гулко пульсирует, он, наверное, ударился, когда падал. Как это случилось? Сколько минут или часов назад? Он не может вспомнить.

М. пытается хотя бы повернуться, его взгляд падает на противоположную стену. К ней прислонена картина, которую как-то оставила Ю. Небольшой приморский поселок среди сопок. Зима, из труб неказистых домишек вырываются клубы дыма, снуют крошечные людишки… Странно. Ведь картина, кажется, была завернута в бумагу. И тут он слышит шорох. В комнате есть кто-то кроме него. Грабитель? Пришел за картиной? Почему именно за картиной? И откуда он узнал про нее?

М. не успевает додумать эту мысль. Чья-то тень нависает над ним, со стола пыльным комом падает потертая скатерть и узлом сворачивается вокруг старческой шеи… И всего через мгновение он вдруг оказывается в том самом затерянном поселке среди сопок.

* * *

Пасмурный февральский день. Ю. замедляет шаг, подходя к парковке, где ее ждет в своем джипе С. Она боится, что он уже знает про завещание. А вдруг у него с собой пистолет? И он просто выстрелит в нее, когда она подойдет? Или когда они окажутся вдвоем в машине. Или отвезет ее куда-нибудь в безлюдное место и потом застрелит.

«Да что это со мной! Что за фантазии! Откуда у него пистолет? И не совсем же он дурак – меня убивать. Ведь его тут же вычислят! Кто, как не он, заинтересован в наследстве?!»

Ю. подходит, С. распахивает перед ней дверцу, блестя стеклами очков. Они едут на кладбище, разыскивать могилу тетки, которая умерла давным-давно и к которой М. мечтал быть подхороненным. Нынешняя квартира досталась М. как раз по наследству от тетки, у которой не было детей.

У самого М. дети есть. Вернее, есть по паспорту. Хотя вся семья знает, что С. ему не биологический сын. Как рассказала Ю. мать, М. когда-то, еще в нищей бесприютной молодости, где-то познакомился с дочкой высокопоставленного партийного начальника. Оказалось, что эта самая дочка беременна невесть от кого. И отец, чтобы прикрыть грех, предложил нищему приезжему парню жениться на его Оленьке. Не просто так жениться – посулил будущему зятю комнату в московской коммуналке, что по тем временам было просто шикарным подарком.

Сыграли пышную свадьбу, как положено, в ресторане, с танцами и возгласами «горько!». За столом тесть все подливал М. рюмку за рюмкой, и к концу мероприятия тот хотел только одного – спать. Не помнил, как добрался до кровати в той самой, подаренной комнате. Наутро проснулся – молодой жены в доме не было. Выяснилось, что она сразу из ресторана уехала с родителями. А М. на такси одного отправили к нему домой.

В следующий раз они встретились только во время процедуры развода. М. уверял, что у них не было не только брачной ночи, но и вообще никаких ночей – тогда, мол, не было принято этим заниматься до брака. А если у невесты ночи и были, то не с М. Тем не менее, когда родился маленький С., Оленька подала на алименты, и М. пришлось их выплачивать, пока парню не исполнилось восемнадцать.
С. он никогда не видел и вспомнил о нем только, когда дело покатило к старости.

Своих родных детей М. не нажил, да и браков официальных больше не случилось, только гражданские. Словом, он призадумался, да и принялся разыскивать С., которому к тому моменту исполнилось уже лет тридцать. Мать его Оленька к тому времени уже давно и благополучно была во второй раз замужем за неким профессором.

Особого интереса С. к своему «паспортному» отцу не проявлял. До тех пор, пока не узнал, что тот владелец аж двух квартир – одну ему дали еще в советское время от работы в обмен на ту самую пресловутую комнату, а другую он отсудил после смерти одинокой тетки. Вот тут-то С. стал иногда звонить и наезжать. И даже поддерживать отношения с родней М. Ю. в молодости, когда приехала в Москву учиться в аспирантуре и жила у М., приходившегося ей двоюродным дядей, как-то гостила по приглашению С. у него на даче. И там приключился один неприятный эпизод: С. заснял Ю. совершенно обнаженной, когда она выходила из душа. Видно, специально караулил с фотоаппаратом наготове.

Надо сказать, С. вообще являлся любителем женщин. Не считал зазорным жить одновременно на две семьи и при этом мечтал встретить молоденькую девушку, которая родит ему ребенка. Ну, ему тогда было лет сорок, а девушке предположительно должно было быть лет двадцать. В одной из своих квартир (а их было несколько – и от покойного деда по матери доставшаяся, и когда-то купленная кооперативная, и та, где жили мать с отчимом, вторым ее официальным мужем) он устроил фотостудию и бродил по улицам, зазывая туда встречных девушек, чтобы пофотографировать их в стиле «ню».

Ю. после того случая с фотографированием в душе относилась к С. настороженно и больше у него не гостила. А когда М. составил завещание на обе квартиры и объявил Ю. наследницей, и вовсе начала сторониться. Да тут еще жуткая история приключилась с матерью С., той самой Оленькой, а теперь Ольгой Михайловной.

Дело было так. С., Ольга Михайловна и ее второй муж сидели дома за обедом. Вроде бы на обед было какое-то блюдо с грибами. Ольга Михайловна отведала его, и ей вдруг стало плохо. С. вызвал не «Скорую», а сразу реанимационную бригаду, но мать не откачали – скончалась на месте. И вскрытия почему-то не сделали. А вскоре после кончины матери С. принялся судиться с отчимом из-за той самой дедовой элитной квартиры. И отсудил ведь!

М., про все это узнав, старался не брать от С. ничего из продуктов. Вернее, брал только то, что в магазинной упаковке. А если что-то типа банки с медом – даже не открывал. Опасался отравы.

* * *

Пока едут, С. коротко и деловито рассказывает Ю., как было дело. По его рассказу выходило, что незадолго до смерти говорили с отцом по телефону, тот услышал, как очередная жена С. кашляет где-то на заднем плане, и велел не возить больше продуктов – мол, новый штамм «омикрон» такой заразный, что и на пакетах наверняка осядет.

С. покорился, недели две не звонил М., а потом ему позвонили из полиции. Оказывается, соседи почуяли из квартиры М. трупный запах. Когда вошли, тело уже вовсю разлагалось. Вроде бы М. упал и виском ударился. Впрочем, причину смерти патологоанатом так и не смог определить – слишком много времени прошло. К тому моменту, когда М. нашли, он уже был мертв дней десять.

С. показывает Ю. в телефоне фото не очень хорошего качества, на котором виден труп М, рука его тянется к ножке стола. На просьбу Ю. переслать снимок С. отвечает: «Ты же понимаешь, мне тяжело, это же мой отец!» Какое отношение это имеет к фотографии, Ю. не очень понимает. Но ей становится страшно. А что если С. показал ей снимок не просто так, думает она. А что если он знает про наследство и таким образом косвенно ей угрожает – мол, будешь претендовать на имущество моего отца, с тобой случится то же, что и с ним?

Заходит разговор про какие-то документы. С. начинает хвалиться, что он работает на спецслужбы и может сделать любые документы. Но ни про какое наследство так и не заговаривает. Ю. робко осведомляется, когда будут похороны. На что слышит ответ, что сначала будет вскрытие. И что ей, Ю., до этих похорон? Она ведь только дальняя родственница, намекает С.

Ю. становится горько и обидно. Она начинает убеждать С., что М. был для нее близким человеком и что ей важно проводить его в последний путь.
Найти нужную могилу им в этот раз не удается. На следующий день договариваются ехать в одну из квартир М., чтобы Ю. могла оттуда забрать какие-то свои вещи, но С. звонит и говорит, что у него сломалась машина.

* * *

Ю. открывает дверь квартиры своим ключом. Ключ ей когда-то дал сам М., чтобы она могла по необходимости заночевать в квартире, когда приезжает в Москву. Это не та квартира, где М. умер. Она завалена старыми газетами, книгами и всяческим хламом – фанерками, железками, деталями приборов. Среди них – несколько советских еще телевизоров и радиоприемников. Ю. подозревает, что значительную часть этого М. отыскал на помойке. При жизни он наотрез отказывался сдавать вторую квартиру, хотя это могло бы существенно улучшить его материальное положение. Ведь тогда пришлось бы очистить жилье от дорогого его сердцу хлама, а к этому он был не готов. Ю. с близкими и впрямь изредка здесь останавливалась – жить все же было можно, хоть и не слишком комфортно.

На обшарпанном кухонном столе лежит какой-то лист бумаги. Ю. присматривается – это акт, составленный пару месяцев назад газовой компанией. В нем говорится, что была проверка газового оборудования, и все в порядке. Наверное, газовщиков впустил С. Ю. знает, что он время от времени наведывался в нежилую квартиру по просьбам М. – проверить показания счетчиков и вообще посмотреть, как и что.
Собрав вещи, которые оставила здесь с прошлого приезда – куртку, джинсы, пару футболок, постельное белье, полотенца, какую-то посуду и еще несколько мелочей,

Ю. думает, не выпить ли ей чаю. На столе стоят две коробки с чайными пакетиками, чашки тоже на месте. Она берет спички, пробует зажечь газ – не получается. Ю. соображает, что газ перекрыт, поворачивает кран над плитой, потом снова чиркает спичкой. Конфорка включается, пламя горит. Но слабое. Прикинув, что кипятка придется ждать долго, Ю. выключает конфорку и пытается зажечь вторую. По прошлым приездам она помнит, что та более мощная. Раздается взрыв. Столб огня выстреливает аж до потолка. Ю. пару секунд в оцепенении смотрит на это, потом соображает повернуть кран в обратном направлении. Пламя тут же гаснет. К счастью, оно не успевает перекинуться на окружающую обстановку.      

Ю. снова смотрит на акт проверки газового оборудования. Ей приходит в голову, уж не нарочно ли С. оставил его тут, чтобы завлечь ее в ловушку. Может, потому он и отказался ехать с ней? Но, во-первых, не факт, что С. знает про завещание, а во-вторых, как он мог наверняка знать, что она станет включать в квартире плиту? Ю. вспоминает, что там есть электрический чайник, она просто про него начисто позабыла. Но все равно ситуация выглядит как-то подозрительно. С минуту Ю. думает, не позвонить ли С., но в конце концов решает, что не стоит.

Она вызывает такси и возвращается в гостиницу. По дороге Ю. думает о том, что надо бы наведаться и в другую квартиру, ведь там тоже остались ее вещи, даже шуба, которую из-за тяжести не хотелось тащить с собой домой в Приморье. Ю. не предполагала, что М. умрет так скоропостижно, и она не успеет подготовиться. Да, еще картина! Картину когда-то нарисовал их местный дальневосточный художник и подарил матери Ю., а Ю. привезла ее в Москву в надежде продать. Сумму за полотно можно было выручить не такую уж большую, но существенную. Однако пока продажа не была актуальна. Поэтому картина дожидалась своего часа в квартире М.

Ю. начинает слегка паниковать. С., когда они ездили на кладбище, сказал ей, что сменил замок на двери квартиры своего «паспортного» отца. Есть риск, что он заберет оттуда что-то ценное, и ее вещи тоже может забрать. Надо торопиться.

Она пытается дозвониться до С. вечером, уже из гостиницы. Но его мобильный не отвечает. Посылает сообщение по вацапу – оно остается непрочитанным. Паника цепкими когтями все сильнее впивается в нутро Ю. Контактов новой жены С. и двух его уже взрослых, на выданье, дочерей она не знает. Не знает даже, где он сейчас живет. Может, на даче. В любом случае, она к нему не поедет. Надо дозваниваться.
Наутро Ю. повторяет попытку. Из трубки несутся длинные гудки. Сообщения (а она отправила их уже несколько) не прочитаны. И она принимает единственно верное решение – ехать на квартиру М.

Но сначала нужно решить проблему с замком. Ю. звонит одному московскому знакомому, мастеру на все руки. Тот говорит, что если замок не сложный, то его легко будет взломать. На руках у Ю. копия завещания, заверенная нотариусом, она готова ее показать, если заинтересуется полиция. Есть еще вероятность того, что С. установил в квартире видеокамеру или сигнализацию. Но придется рискнуть, завещание служит своего рода страховкой.

Она дожидается знакомого во дворе, вместе они заходят в подъезд (Ю. набирает код), поднимаются в лифте. Ю. на всякий случай жмет кнопку звонка – вдруг в квартире кто-то есть? Звонок дребезжит, никто не отзывается. Машинально Ю. берется за ручку, и та вдруг поддается. Дверь открыта!

- Вижу, я тут не нужен, - говорит у нее за спиной знакомый.

- Извините, - отвечает Ю. – Я не знала, что здесь открыто.

- Да ладно, ничего, - говорит знакомый. – Давайте я тут у окошка пока покурю. Если что, кликнете меня.

- Ладно, - мысли Ю. уже заняты совсем другим. Она, даже не оглянувшись на мастера, толкает дверь, чтобы распахнуть ее сильнее, и заходит в квартиру. И сразу же видит на вешалке отороченную мехом зимнюю куртку С., а под вешалкой его ботинки. Он был в этой одежде и обуви во время их вояжа на кладбище. С. здесь? Но почему тогда не отреагировал на звонок? Неужели просто не захотел? Она окликает С. по имени, но из глубин квартиры не доносится ни звука. Может, просто вещи оставил?

В квартире стоит неприятный запах – пахнет как будто мышами и еще чем-то гнилым… Ю. заглядывает на кухню, в ванную, туалет – там никого. Очень грязно. Открывает дверь комнаты, которую считает своей – жила там раньше, в прошлые свои приезды до того как М. «изолировался»… В комнате все перевернуто вверх дном. С. искал завещание? Ю. обращает внимание на фото, которые стоят на комоде. Прежде здесь были ее снимки, как отдельные, так и с членами семьи. Но теперь стоят новые фотографии в рамках, на них сам С., его покойная мать, дочки… Похоже, С. уже считает квартиру своей. И ту, вторую, наверное, тоже. Сказать ему о завещании? Нет, лучше подождать. Сообщить, что не дозвонилась, решила заехать на всякий случай, звонила в дверь, и та оказалась открыта… А ей надо и отсюда вещи забрать.

Продумав тактику разговора, Ю. открывает дверь во вторую комнату. Она уверена, что С. там. Если он вообще в квартире.

Сначала она видит темно-синюю брючину и серый носок, а рядом – валяющуюся тапку. Все остальное загораживает старый громоздкий стол, стоящий посередине комнаты. Скатерть наполовину с него сползла. С чего бы? Ю. замирает в дверях. Она почему-то смотрит не на ногу на полу, а на картину. Ту самую, что привезла в Москву продавать, да так и удосужилась выставить на продажу. Среди домиков и сопок снуют человечки, и ей кажется, что фигурок на полотне прибавилось… Но как знать наверняка?

Наконец она подходит ближе к столу и заглядывает за него. Человек на полу совершенно неподвижен, он лежит ничком, так что лица не видно, возле головы уже засохшая темная лужица…

Ю. боится трогать тело. Она как-то почти сразу же начинает в уме называть его так – тело. Как будто с этого момента оно потеряло черты индивидуальности и даже имя. Она достает мобильник, набирает номер С. Звонок раздается совсем рядом. Телефон вон он, лежит на столе. Наклонившись, она видит на экране свое имя. У нее, в отличие от тела, имя есть. Пока.

Прежде чем вызывать полицию и «Скорую», надо кое-что сделать. Ю. перешагивает через тело, подходит к прислоненной к стене картине, берет ее в руки и с усилием вытягивает из рамы. В раме остается какой-то лист. Ю. вытаскивает и его, переворачивает, смотрит на напечатанный текст и несет в прихожую. Там она достает из сумки папку и кладет лист туда. В папке уже лежит один точно такой же лист с точно таким же текстом и штампом. Это завещание М. Теперь у нее с собой и оригинал, и копия.

Ю. выглядывает на площадку и просит знакомого мастера зайти в квартиру. Наверное, полицейским будут нужны понятые.

2022-2023 гг.