часть вторая
В ПОИСКАХ СЕБЯ
Бело-серый потолок с четкими следами грубой кисти маляра когда-то белившей его и ползающая по нему муха, ну чем не счастье? Покой и тишина. Как давно мне этого не хватало. Ветерок проникал сквозь приоткрытое окно с крепкой решёткой снаружи, а щебет птиц сливался в какую-то чудную какофонию. О чём они трещат? Вот бы понять. Сам себе, отвечая на заданный вопрос, я принялся перечислять: о свежей тле, которой просто усыпаны листья каштанов, о новом гнезде, строящемся на соседней ветке парой влюблённых друг в друга трясогузок, о благоприятной погоде для свадеб.
Скрип двери вынудил меня скосить глаза в сторону. Вошёл врач в белом халате и пододвинул стул к моей кровати, а свита в синих курточках и штанах, сгрудились позади него полукругом, с любопытством разглядывая меня. Видимо белый халат означал ранг не ниже генерала медицины.
— Как себя чувствуем? — сверившись с выуженным из папки листом бумаги, врач добавил: — Вадим Спиридонович.
— Прекрасно. Чувствую себя отдохнувшим.
— Это хорошо, — разглядывая мои зрачки, бормотал пожилой врач. — Кошмары больше не беспокоят?
— Есть один. Решётки на окнах.
Хоть бы кто улыбнулся. А, нет! Главврач с опозданием поправился, показав жёлтые зубы, в знак расположения к моей персоне.
— Я имею в виду голоса в голове, рептилоидов, гуманоидов и прочую нечисть.
Сделав вид, будто думаю, я действительно подумал о том, что же я мог такого наговорить тут?
— Не, а. Я давно лежу?
— Вот так бы давно! — обрадовался врач. — Не в смысле, давно болеете, а в смысле – давно бы пошли на поправку. — Повернувшись в внимающему ему с подобострастием упитанному обладателю синих штанов и курточки, врач поругался немного на латыни, а тот покивал, делая пометки в своём протоколе. После дал запоздалый ответ: — Вы батенька, занимаете койку в персональных апартаментах значительно дольше, чем позволяет мне это Минздрав. Давайте-ка больше не скатываться в мистику.
— Хорошо, доктор! — согласился я. — Ну, хотя бы ответьте, с каким диагнозом я занимаю эту удобную койку?
— Шизофрения.
Я поморгал глазами. Подмывало спросить ещё, что такое «шизофрения», но тут некстати вспомнился вопрос поэта Бездомного к Воланду на Патриарших прудах» и я на всякий случай прикусил язык. Чёрт его знает, а вдруг! Заметив моё замешательство, врач истолковал его по-своему.
— Да, вы не расстраивайтесь. Вылечим. Обязательно вылечим.
Мне разрешили гулять по этажу и ходить в столовую. Наверное, прежде меня кормили прямо в палате. Я ничего не помнил о себе, словно кто-то могущественный взмахом руки отрезал мне память. После обеда, упитанный обладатель синей куртки и такого же цвета штанов, оказавшийся мои лечащим врачом, устроил мне «промывку мозгов». Позвав с собой в ординаторскую, он вынул из стола увесистый том дела и принялся задавать мне вопросы, относительно моего прошлого. Дело шло вяло. Последние чёткие воспоминания оказались трёхлетней давности, после чего наступил провал в памяти. Кое-как, мы с ним одолели базовые знания обо мне, которые по большей части он мне читал из журнала. Утомившись и утомив его, я не намного больше узнал о себе нового. Я расстроился, а он нет.
— На первый раз хватит! Вы представить не можете, чего нам стоило побороть вашу болезнь. Потеря части памяти – небольшая плата за выздоровление. Сегодня отдыхайте, а завтра снова продолжим.
Вернувшись на спасительную койку, я принялся расставлять содержимое врачебной папки в своей голове. Я вырос в детдоме, но в отличии от друзей детства, не стал слесарем или столяром-краснодерёвщиком, а выбился в «люди». В двадцать шесть принят в штат НИИ горнодобывающей техники научным сотрудником, подающий надежды на скорую докторскую степень. Как часто бывает, перезанимался накануне защиты и кукушка поехала. Сказалось юношеское увлечение Толкненым и регулярный просмотр Ютуб-канала на космическую тематику. Верилось во всё это с трудом, поскольку я ненавидел технику с младых ногтей.
Мед брат, в прошлом, наверное, боец греко-римской, вкатил тележку с пузырьками и шприцами. Коробочку со своей фамилией я принял с благоговением и с любопытством заглянул внутрь. Пилюли и ничего другого. Борец молча ждал. Не знаю, как он ухитрялся попасть иглою в руку, но то, что долго ждать он не собирался, читалось в его нетерпеливом взгляде, не обещавшем ничего хорошего. Жертвы медицинского произвола в любимых мною полицейских сериалах, в подобных случаях прятали таблетки под язык. Как следовало из моего досье, я был старательным учеником. Таблеток было так много, что они не поместились под язык и одна или две попали прямо в горло. Кашель мед брат излечивал вполне профессионально. Он огрел меня по хребту ладошкой весом с угольный утюг прошлого века. Потом опрокинул стакан воды мне в рот и тряхнул за плечи, чтобы коктейль просочился в отведённое ему место. От тряски, кашель сменился насморком, поскольку часть воды попала в нос. Мед брат доказал, что умело справляется с любым случаем ОРЗ. Он сунул мне салфетку и вышел, бренча стекляшками на тележке. Чуть не задохнувшись, я всё же преодолел конфуз, и удивился когда после непродолжительного чихания, из носа в тряпочку вылетела пара пилюль.
«Для начала неплохо, – поздравил я сам себя, – два три в пользу хозяев». Высморканные таблетки я выбросил в окно, надеясь, что птицы не глупее меня и не станут подбирать их. Потом повалялся немного, не о чём связно не думая. Захотелось спать и чтобы преодолеть сон, я начал отжиматься от пола. Кажется, в кинофильмах все крутые заключённые тоже качают мускулы. За этим делом я и заснул. Сквозь сон я видел суету вокруг себя. Меня перетащили на койку, пощупали, померили давление и оставили в покое.
Я ожидал, что моё неадекватное поведение вызовет переполох, но всё обошлось. Наутро никто мне не напомнил о моих выкрутасах. Зато количество таблеток убавилось из рациона. А как же иначе, ведь я шёл на поправку! «Мягкотелый», как я про себя величал лечащего врача, изо дня в день, упорно зачитывал мне мою биографию. Я её добросовестно выслушивал и старался поскорее забыть, такая скукотища! Неужели это моя жизнь? Вскоре я ухитрился профессионально освоить высмаркивание препаратов, (явно вредных для нормального больного шизофренией). Приступы видения драконов и чертей не повторялись. А плохую память на заучивание биографии, главврач расценил, как особый случай. Я же начал подозревать, что тому виной мой таблеточный саботаж, но выкидывать снадобье в окно, наверняка дорогостоящее, не перестал. Из чувства противоречия. Всё же я вырос в детдоме, как записано!
Прогулки во дворе клиники намекали на скорое условно-досрочное освобождение. Условное потому, что меня подводили к принятию необходимости пить прописанные таблетки постоянно, до конца жизни, если я не хочу вновь оказаться в клинике для душевно больных. Наверное, у меня был очень серьёзный случай, поскольку намёки я не воспринимал всерьёз. Мне бы только выйти отсюда, а там я сам разберусь. И однажды я чуть было не оказался на грани провала, грозящего перечеркнуть все надежды на освобождение.
Тщательно подавляемый рефлекс чихания, когда я отправлял таблетки в нос, вновь проявил себя. Мед брат, он же «смотрящий» отделения, едва успел увернуться от моего выстрела картечью. Я даже одеревенел от страха. Но «борец» невозмутимо подобрал пилюли с пола и промыв их в стакане, сунул в мою руку. Мне даже стало стыдно, что он начал мне доверять, а я его обманываю изо дня в день. Стыд я проглотил значительно легче, чем вредоносные пилюли. Медбрат ушёл, прикрыв дверь, а я отправил химию в надлежащее ей место – во двор. Ничего, дожди размочат, а земля всё примет.
В день медицинского консилиума, я исправно отбарабанил свою биографию перед лицом экзаменаторов, пропустив девять десятых того, что счёл несущественным, (а по правде забыл). Те не совещаясь, выписали справку, кучу рецептов и выдали мой паспорт в потёртом бумажнике. Кажется, там была и некоторая сумма денег, но я не стал пересчитывать, доверяя своим спасителям. Главврач посоветовал покинуть клинику с утра, чтобы успеть на поезд. Только теперь я заинтересовался географией: зачем, мол, мне на поезд и где вообще я нахожусь? В палату меня не пустили, там уже оказался новый больной. Послонявшись по коридорам без дела, я наткнулся на табличку «кладовая». Сквозь полуоткрытую дверь меня окликнула пожилая дама.
— Эй! Долго собираешься меня терроризировать?
— Это не я, — попытался я улизнуть. — Я уже здоров.
— Одежду забирать будешь? Или в трико потопаешь?
Я оглядел себя. Впервые я задумался: в чём же ходят вне дома для душевнобольных? Спортивные штаны с пузырями на коленях, не подходят, это точно. Как и футболка. Про больничную куртку с номерком на нагрудном кармане и говорить нечего.
— Да, ты заторможенный какой-то! — рассвирепела дама. — Вот твоя одежда, забирай. А куртку сними и давай сюда.
Недоумённо, я принял из её рук потёртые джинсы и кричащую малиновую ветровку. Бейсболку она напялила мне на голову задом наперёд, когда я уже повернулся уходить. Где же мне переночевать, хотел спросить я её, но она уже захлопнула дверь в кладовую и, повернув ключ в замочной скважине, быстрым шагом направилась на выход. Странно как-то. До ночи оставалось чуть-чуть, а куда приткнуться «бывшему», никто так и не сказал. Немногочисленные сотрудники спешили по своим делам, в основном старались поскорее покинуть больницу через парадный вход. Тут меня и остановил «борец».
— Я тебя устал дожидаться, — хмуро сообщил он, хватая меня за руку. — Пошли.
Не то общество, которого я ожидал, но всё же лучше, чем ничего. Проводив меня в свою богадельню, напичканную застеклёнными шкафами, тележками, клизмами и другими непонятными мне механизмами, он указал на дерматиновый диванчик с высокой спинкой.
— Устраивайся, сейчас организую ужин.
«Борец» вышел, а когда вкатил тележку, на ней красовались две пятнадцати литровые кастрюли, наполненные первым и вторым почти наполовину, и алюминиевый чайник с компотом. Наверняка, мед брат объедал больных без зазрения совести. Борьбу за права сумасшедших я поднимать не собирался, поэтому принял ужин с благодарностью.
— Утром купишь билет до Воронежа и тю-тю.
— А почему до Воронежа, я вроде москвич?
— Москва, Воронеж, а только вряд ли что догонишь, — ласково пробасил «смотрящий», на соответствующем приватной беседе сленге.
— А где мы находимся? — вспомнил я, наконец, то, о чём следовало спросить в первую очередь.
Брови мед брата поползли вверх, приподнимая колпак на голове.
— Ты что-нибудь помнишь? Ты провёл полгодочка в палате номер шесть.
— Город! — уточнил я, сообразив, что вызвал неаккуратно заданным вопросом подозрения относительно своего состояния.
— А-а-а, город? — брови вернулись обратно, — это было бы слишком помпезно. Угольки. Так в простонародье нарекли эту местность зеки. Полуостров Кольский. Совсем не помнишь ничего из прошлого?
Я отрицательно помотал головой, заглатывая ложкой кашу-размазню, одновременно соображая, как это меня угораздило попасть за полярный круг страны родной. Уснул я сытым до такой степени, что рыгал во сне и, не просыпаясь, извинялся за неприличное поведение.
В семь утра я проснулся и, усевшись на диван, принялся изучать содержимое своего бумажника. Кроме паспорта, рецептов и выписного эпикриза там было три тысячи рублей мелкими купюрами. За этим меня и застал «смотрящий», входя с горячим чаем в помещение.
— Да-да, не много же ты отложил на чёрный день, браток.
— А этого на билет разве не хватит? — наивно спросил я.
— Наверное, хватит в товарняк. Но на еду точно не хватит.
Увидев моё уныние, он похлопал по плечу с отеческой заботой и, взяв со столика бланк рецепта, нацарапал что-то.
— Держи! Это адресок конторы, где тебе удастся заработать подъёмные. Держи нос по ветру и не доверяй таблеткам. Мой рецепт будет правильнее.
Подозрение о том, что меня проверяют в последний раз, проявилось на моём лице, потому что он вполне серьёзно добавил:
— Фокус с потреблением препаратов носовой полостью мне понравился. Ты далеко пойдёшь, не сомневайся!
* * *
Сомневайся, не сомневайся, а делать что-то нужно. Вначале я, расспрашивая встречных, добрался до железнодорожной станции на автобусе. Узнав по названию на здании вокзала, что Угольки – это те же Апатиты, заодно выяснил, что моих денег хватит до Питера в общем вагоне, плюс немного на пригородных поездах зайцем. На еду совсем ничего не остаётся. Можно было бы ходить по вагонам и показывать фокусы глотания носом подаяний, но в общих вагонах ездят такие же как я – безденежные и обездоленные. Я пожалел, что вчера сон сморил меня слишком рано, и не удалось доесть все пятнадцать порций. Повернув назад, я извлёк из кармана рецепт мед брата и добрался до административного здания Минпро Интернейшенел. По наполовину нерусскому названию было видно, что организация солидная. В отделе кадров меня приняли, как говорится, с распростёртыми объятиями. Кадровик, назвавшийся почему-то, менеджером по работе с персоналом, попросил документы. Изучил выписной эпикриз, скривился и развёл руками, дескать, работы для таких бродяг как я нет.
— Но, позвольте! — возмутился я, — научный сотрудник кафедры горнодобывающей техники вам не подходит? Тогда кого же вы принимаете на работу?
— Проходчиков, машинистов экскаваторов, водителей самосвалов. У вас есть корочки?
Речь явно шла не о хлебных корочках, я это сразу понял, хотя и шизофреник. Сожаление о потерянной трудовой книжке тоже мало помогли. Менеджер проверил компьютерную базу данных и сообщил, что Синицыны Вадимы Спиридоновичи там значится среди покойных, военнослужащих и пенсионеров.
— Значит, на руководящую должность вакансий нет? — не сдавался я.
— Как раз есть. Требуется директор шахты номер три… Но, уж очень ответственная должность господин Синицын.
Менеджер явно дурачил меня, надеясь отделаться. Пришлось изобразить начинающийся приступ, выпучив на него глаза. Помогло. Он быстро пощёлкал в своём компьютере и нацарапал что-то на бумаге, сунув её мне в руку. Бойко промаршировав в обозначенный на ней кабинет, я был отфутболен на медкомиссию. Врач, принимавший в кабинете неподалёку, изучил мою свежую простынку с перечнем диагнозов и содержанием анализов и, не поднимая глаз, поставил свою подпись, даже не задумываясь. Найти нужную шахту оказалось ещё проще, меня подвёз к ней водитель «белаза». Там в конторе, я познакомился с мастером участка освоения горных выработок, на которых мне предстояло трудиться. Выписав направление в общежитие, выдав талон на обед в столовку, он предупредил, чтобы я не опаздывал и был к шестнадцати часам как штык.
Посетив всё, куда позволяли пройти мне талоны, я остался доволен койкой на третьем ярусе шеренги металлических кроватей с матрасом, издающем клоповый запах. Обед я быстро усвоил и побежал обратно, чтобы не пропустить важную веху в моей биографии: с сегодняшнего дня я буду добывать фосфатный минерал, похожий внешне на топаз, берилл или турмалин. А то, что название кристалла апатит, давшее название городу, происходит от греческого «обман», так это пустяк. Сейчас все друг друга дурят. Такая уж на Руси сложилась традиция после просвещения наших предков славян, греками Кириллом и Мефодием. Образовывание тёмного народа Руси в «нужном» направлении продолжается по сей день «духовными учителями» религии «Золотого тельца», вуалируемой словом «Бизнес».
В раздевалке меня переодели в брезентуху и сапоги, нахлобучили на голову каску оранжевого цвета с фонарём и вместе с бригадой спустили в лифтовой кабине в шахту. Через сто пятьдесят метров падения в чёрную дыру, кабина остановилась и мы, направились вдоль штольни в самый её отдалённый конец верхом на канатной дороге. Этот вид транспорта назывался у шахтёров «баба яга». Когда подошла моя очередь, сесть на раскачивающийся стульчик и ухватиться руками за штангу, сжимаемую ногами, к которой и было прикреплено сиденье, я оценил меткость названия. Я вначале пытался разглядывать лица товарищей, но толком никого не запомнил. Хорошо, что мастер носил белую каску, его узнать было несложно. Меня он закрепил за наставником, пожилым, угловатым мужчиной, которого все звали батя.
— Сейчас берём перфоратор и бурим шпуры, — распорядился батя. — Смотри и делай как я. Скажу: «бойся!» – беги прочь. Понял, пингвин?
— Я не пингвин, — возразил я. Я Вадим.
— Когда проработаешь лет пятнадцать на шахте, как я, будешь батей именоваться. А станешь мастером, получишь белую каску и будешь именоваться «гаишником». Пока пингвин и точка!
Так далеко я пока не загадывал, мне бы на билет заработать и желательно менее чем за пятнадцать лет. Работа оказалась простая: перетаскивать с места на место установку, включать и выключать. Мы насверлили изрядное количество отверстий в стенах и потолке, а взрывники заложили туда взрывчатку и подготовили взрыв. По команде – «бойся», все направились подальше от места работы, под защиту укреплённой части штольни. Стальная предохранительная перегородка, отсекла нас от взрыва. Побалагурив с полчасика, все натянули дыхательные маски и направились обратно, полюбоваться на устроенный завал. Подтянули трубы вентилятора и принялись отсасывать пыль. Кто-то налаживал укрепы стен и потолка, кто-то ручным отбойником сравнивал крупные выступы, а мне как специалисту по горнодобывающей технике, вручили совковую лопату, помогать проходческому комбайну – грузить на ленту мелочь, которой было больше всего. Таким примерно образом и прошла смена. Я устал, но остался доволен новыми впечатлениями.
* * *
Прошла большая часть лета, приближалась полярная зима, а вместе с ней и стужа. Шабашники, уже подсчитывали прибыль и готовились «встать на лыжу», нацелившись подальше – к южным и родным землям. Мой контракт не предусматривал побега, вплоть до полных одиннадцати месяцев. Деньги тоже почти не выдавались, оседая на банковском счёте, доступ к которому я пока не получил. «Гаишник» обещал выдать магнитную карточку к концу первого месяца, но потом «забыл», после ошиблись с фамилией. Я уже начал переживать, что мой виртуальный заработок – просто обман в Апатитах. Когда совсем заподозрил неладное, карточку выдали и я ознакомился со своим счётом. Оказалось, на поездку в мягком вагоне я заработал давно, хватило бы даже на Дальний Восток сгонять, в отпуск. Сняв кучу денег и затолкав их в карман, я решил отметить праздник проставившись. Прикупил огромный торт на всю бригаду, ну и конечно спиртного. Сам я как мне кажется, ещё ни разу водку не употреблял, но батя сказал, чтобы без ящика не возвращался. Для опытных шахтёров, не промыть себя изнутри после смены – было грехом не меньшим, чем явиться в церковь на всенощную без креста на груди.
Нагрузившись и заполнив багажник такси всякой всячиной, я направился назад в общежитие. А на следующий день после смены с блеском выдержал процедуру «крещения». По такому случаю, явились даже те, кто проживал в своих или съёмных квартирах. Все хотели поздравить «пингвина» с переходом в «гоблины» – в полноправного проходчика. Дело происходило накануне «дня профилактики, плюс ДП», то есть перед выходным и дополнительным выходным, по случаю ремонта «Железного Капута» – породопогрузочной машины. Я вначале пирушки был как все, но к концу, стал дремать. Мужики много бухтели про кувалды и цепи, а я заскучал. Валерка – мой ровесник, который почти не прикладывался, как и я, неожиданно предложил мне махнуть на рыбалку. Он частенько отправлялся на Имандру, но по случаю двойного выходного решил повидаться с Сейдозером. Я воспринял предложение с энтузиазмом. Чтобы не терять времени впустую, мы тут же погрузили его туристическое добро и снасти в старенький Уазик и двинулись в путь.
Дорога обогнула Умбозеро и подобралась к горам Ловозерские Тундры. К четырём утра мы были возле рудника «Карнасурт». Валерку привлекали легенды про экспедицию Барченко. Я чего-то такое тоже когда-то читал, но после своей болезни решил не забивать голову. Алкоголь и фантастический бред, способны вызвать новое обострение шизофрении. Просто я люблю перемены, а штольни, штреки, шурфы, шпуры уже приелись, если честно. Тут было типа автостоянки, поскольку дальше можно было двигаться только пешим порядком. Две девчонки, которых Валера взял с собой, посапывали на заднем сиденье.
— Катька, для тебя, — заговорщицки подмигнул он, наклонившись ко мне. — Ленка, та что блондинка – моя девушка, к ней не клейся.
Толку от девушек было не много, кроме одного: пока они спали, не приставали с женскими капризами. Интересно, была ли у меня какая-нибудь девушка? Если была, почему не навестила и даже не подала никакой весточки? Наверное, я был женоненавистником, решил я. Дремать в тесной кабине было не очень. Промучившись пару-тройку часов, а к тому времени, уже окончательно прояснилось, я почувствовал себя деревянным чурбаном, без рук, ног и спины. Остальные видимо так же насытились ночёвкой, поскольку с нетерпением тронулись в путь. Я с удовлетворением убедился, что тело ещё способно шевелиться. Мы с Валеркой несли тяжёлые рюкзаки, а девчонки шли налегке, громко шушукаясь и заходясь иногда смехом. «Надо мной, что ли потешаются?» - заговорил во мне комплекс женоненавистника. Отдыхали пару раз, поскольку пешая прогулка неожиданно затянулась и оказалась не такой уж лёгкой. Валерка толком не знал, сколько нам идти, но временами попадались указатели, и как выяснилось, Катя бывала уже тут. Она принялась просвещать нас тёмных, сказав, что в прошлый раз они шли до озера почти весь день. Я тут впервые разглядел её. Ростом мне до бровей, острый носик между щёк, покрытых румянцем. Брови густые, не выщипанные, как у модниц, но тем не мене не портили её миловидной женственности. Ещё мне понравилось, как она спортивна и с какой стойкостью переносит тяготы и лишения похода. Лена, та сразу надула губки, как только услышала о том, что ногами топать придётся очень долго. Наверное, стоило поехать на рыбалку куда-нибудь ближе, но что сделано – то сделано, отступать было поздно. Так мы преодолели большую часть нелёгкого пути, взошли на перевал Эльморайок, где местами в балках попадался редкий снежок, наметённый переменчивой погодой здешней местности. Вскоре дорога пошла под уклон, предвещая долгожданную встречу с загадочным озером.
Валерка, взял на себя роль экскурсовода и громко рассказывал легенду саамов о побеждённом в прошлом их враге, ставшем после смерти духом по имени Куйва. Покровитель озера, чьё огромное семидесятиметровое изображение красовалось на скале словно выжженное, поражал воображение. Неподвижная водная гладь, наполненная глубокой синевой, предстала перед нами неожиданно и все смолкли в очаровании. Ветра в лощине, вместившей это чудо, не было, а деревья достигали высот совсем необычных для заполярья. Озеро расположилось строго в центре подковообразных гор, напоминая жерло огромного, потухшего вулкана. Про отдых позабыли, хотя уже упражняли ноги не менее пяти часов. Спуск был круче подъёма, но это не помешало нам установить новый мировой рекорд по спуску к Сейдозеру.
— Давайте-ка выловим рыбину, — предложил Валерка, — пока сюда не пожаловали ещё туристы.
— Что, может не хватить? — хихикнула Ленка.
— Написано же было на табличке возле тропы, что ловля рыбы запрещена, — испуганно возразила Катя.
— Чепуха! — Отмахнулся Валерка, быстро собирая спиннинг. — Поторопимся, никто и не увидит.
Он направился к прибрежным камням, а я собрал палатку на миниатюрной мшистой полянке, образовавшейся между четырёх сосен. Ровных мест по склонам было тут маловато. Сушняк, принёсённый девушками, весело запылал, а большущий окунь зашипел на решётке, извлечённой из Валеркиного рюкзака. Он оказался предусмотрительным и ловким в этом деле мастером. Как только последние кусочки рыбины, свидетельствующий о преступлении, исчезли в желудках, а в котелке закипела вода для кофе, показался ещё один отряд туристов. Они прошли мимо нас, поздоровались, внимательно разглядывая. Убедившись, что мы не представляем угрозы для их замыслов, тоже поодаль принялись браконьерничать. Мы весело наблюдали за их мероприятием, веселясь от их неудачи. У них рыбалка явно не клеилась. Уже третью поклёвку какая-то нахальная рыба съедала, а на крючок не шла.
За своими и их возгласами, звук мотора был услышан с опозданием. Резиновая лодка с двумя мрачного вида мужиками, в серой полевой форменной одежде без знаков отличия, подрулила к ловцам, и между ними начался неприятный диалог, последствием которого явилось изъятие паспортов, с обещанием невиданного штрафа.
— Видите? — веселился Валерка, — кто смел, тот и съел.
Тот, из егерей, что вёл себя как старший, показался мне знаком. Я никак не мог вспомнить, где я его мог видеть. Спортивного телосложения, плечи почти вдвое шире бёдер, без признаков растительности на щеках, он выглядел лет на тридцать пять. Разговаривал он уверенным голосом, привыкшим командовать. Закончив с первой четвёркой, егерь поднялся по откосу к нам.
— Доброго утра!
— И вам не хворать, — отозвался Валерка. Девки прыснули, словно он сказал невесть что смешное.
— Надпись читали? — осведомился инспектор.
— Нет! — ответил Валерка, наступая ботинком на обглоданный хребет рыбины, неосторожно оставленный Катей возле костра.
— Незнание законов не освобождает от ответственности, — заявил егерь, отодвигая своим ботинком ногу Валерки в сторону. — Штраф платить будете, или как те? — кивнул он головой в сторону притихших неудачливых рыболовов.
— А те, получили разрешение? — не унимался Валерка. — Рыбу мы с собой принесли, а тут зажарили. Ещё вопросы будут?
— Разрешение они получат в ближайшие дни, мало не покажется, — отпарировал егерь, доставая из кармана и раскрывая перед нами своё удостоверение сотрудника Минприроды. — А вы пока, приготовьте свои паспорта и рюкзаки для досмотра, — добавил он непререкаемым тоном.
Девки занервничали и запричитали, выдав нас с головой, а Валерка возмутился предложением обшмонать нас:
— Ну, вот. Пробило восемь утра по времени Одесской тюрьмы…
Во избежание усугубления, так сказать, паспорта нами были по очереди предъявлены. Суровый мужчина изучил их тщательным образом и даже сфотографировал каждую страничку мобильным телефоном. Содержимое вещмешков не предъявлено, да егерь и не стал настаивать, прекрасно понимая незаконность данного требования. Зато по отказу, уверился в наличии скрываемых снастей для рыбалки. Когда дошло дело до меня, то оказалось, что я не ношу на рыбалку паспорт, как и Валерка, у которого вместо паспорта были водительские права. Поглядев на меня изучающим взглядом, он спросил фамилию и, не записывая, просмотрел страницу в своём мобильнике.
: — За незаконное пребывание в заповедной зоне без регистрации на сайте Минприроды, с вас по пять тысяч с головы, — буднично объявил он. — Плюс пять за костёр. За ловлю рыбы пока повременим, до следующего раза. Наличными будете платить или…
Я, молча, полез за своим бумажником. Нужно же было кому-нибудь спасать положение. Плечистый егерь превратился в бухгалтера-касира, деловито пересчитал деньги и выписал квитанцию, припугнув напоследок, что конфискует снасти, если мы ещё раз попробуем нарушить. На этом всё и закончилось. Егеря сели в свою лодку, мотор затарахтел и они покатили вдоль берега.
— Видали когда-нибудь, защитников природы, которые подрабатывают рэкетом? — спросил Валерка. — Подозрительно всё это.
Настроение его было явно подпорчено. Только не моё. Я так долго обходился без денег, что потерял им цену. День между тем радовал, а солнце нагрело воздух не по полярному, градусов до пятнадцати. Настроение выправилось. Не искупаться в ледяной водичке я счёл за грех и выбрав место, быстро сиганул, задержав дыхание. Выскочил я ещё быстрее и побежал по тропинке вверх к нашей стоянке, чтобы быстрее согреться. Героев больше не нашлось, даже четвёрка туристов, глядя на меня, плотнее запахнулась в куртки. Валерка вернулся к вычитанным им сведеньям об озере и потащил подругу Лену взглянуть на пирамидальную гору.
Мы с Катей остались поваляться на спальниках, раздумывая, как готовить еду без костра, который был под запретом. Была миниатюрная горелка, но баллончика с газом не хватило бы на приготовление полноценной пищи. Я пересчитал наличность, которую не успел истратить сам и раздать нуждающимся егерям, оберегавшим, от нас – дикарей, первозданную природу Кольского полуострова. Выходило, что без ущерба я мог позволить себе ещё одно приготовление пищи, если не успеем управиться до появления стражей озера. Катя оказалась серьёзной девушкой, особенно с незнакомцем, коим я для неё являлся, поэтому отвергла моё предложение «разводить костёр деньгами». Она, вытащив из пакета с припасами китайскую лапшу, и отвлекла тем самым от наполеоновских планов. Мы поболтали о том и сём, в процессе я выяснил, что обе девушки работали в прачечной шахты. А «доширак» – частое застолье при их нищенской заработной плате. Я посочувствовал. Сочувствие было принято. Я в ответ, развлёк девушку рассказом о своём учёном опыте, который определил мою теперешнюю профессию. Про дурдом, я решил не болтать. Мало ли, вдруг перепугается?
Вернулись Валерка с Леной, оба розовощёкие. Про свои наблюдения пирамиды рассказывать не стали, видимо им внезапно стало не до прелестей таинственного озера. Я понял так, что теперь наша очередь гулять. Катя сразу согласилась. Мы взяли курс к южному берегу озера. До конца светового дня, времени хватало с избытком. День обещал закончиться не раньше двадцати трёх, поэтому мы не спешили. Она взялась показать мне сейды – фантастические нагромождения скал, балансирующих, словно акробаты в цирке друг на друге в самых невозможных позициях, при этом неизменно сохраняя равновесие на протяжении веков. Миновав стоянку четвёрки туристов, обиженных егерями раньше нас, мы убедились, что они ушли куда-то подальше. Путь не был предназначен для прогулок, тропа временами исчезала, тогда приходилось перебираться через камни по наитию. Преодолев впадающую речку по мостку из двух тонких брёвнышек, мы оказались в небольшой лагуне. Вода была прозрачна, как стекло, отчётливо был виден каждый камень.
— Что видишь? — спросила Катя.
— Как, это что? То же самое, что и ты.
— В прошлый раз я была на противоположном конце озера, где подкова долины своей открытой стороной смотрит на восток. Там вытекает речка, что соединяет Сейдозеро с Ловозером. Я лично, отчётливо видела дорогу из больших гранитных плит, по которой можно войти в долину, или выйти из неё. А вот остальные никакой дороги не видели.
— А ты не могла просто выдать желаемое за действительное? — спросил я.
Она пожала плечами.
— Впереди ущелье, видишь?
— Вижу. И каменную пирамидку вижу.
— Видишь, — удовлетворённо отозвалась Катя. — Так вот, многие, не замечая её, проходят мимо. Говорят, что озеро способно зачаровывать своих гостей. Одним показывает свои красоты, другим тайны.
Я подошёл ближе к пирамидальному столбу, уложенному из плоских камней, с непостижимой хаотичной небрежностью, словно тот, кто соорудил этот сейд, сделал это без смысла, играючи. В то же время камни, составляющие его, иногда походили друг на друга формой. Чем больше я смотрел на сейд, тем больше мне начинало казаться, что в кладке скрыт какой-то смысл, но уловить до конца не получалось.
— Это сооружение стояло здесь полуразрушенное, — сообщила Катя. — Его в прошлом году добровольцы переустановили заново.
— Они сделали это неправильно, — вырвалось у меня непроизвольно.
Это было просто ощущение. Ощущение того, что я знаю, как сейд должен был выглядеть, уложи его правильно. Катя странно посмотрела на меня, а я, поймав этот взгляд, смутился. Вновь начинало подниматься в душе что-то такое, что возможно и привело меня в отдельную больничную палату. Я постарался выкинуть все зарождающиеся мысли из головы, а для этого уставился на девушку, словно увидел только что. Теперь смутилась она и, отведя взгляд, повернулась и пошла вверх по ущелью. Я словно привязанный шёл следом, пока мы не упёрлись в высокую скалу, на которую забраться можно было, только имея навыки альпиниста.
— Заметил Вадим, что здесь место совершенно не просматривается с озера?
«На что это она намекает? – тупо соображал я». Между тем, говоря это, она приблизила своё лицо вплотную к моему. Я даже ощутил запах её кожи, слегка напоминающий аромат ягоды. Совсем глупая мысль закралась в голову, что черника, которая закончилась ещё месяц-другой назад, припасена этим местом для нас. Она продолжала неотрывно смотреть мне в глаза и я, подавшись порыву, чмокнул её в губы, ощутив себя верным мужем, сбитым со своего праведного пути, колдуньей. Тут она скользнула в сторону и расхохоталась, довольная проверкой своих женских чар.
— Как думаешь, чем сейчас занимаются Лена с Валерой?
— Ну, ясно чем, — вздохнул я. — Любуются красотами друг друга.
— Так вот, мы не будем подражать им, а разведём тут костерок и погреем водичку!
Она движением фокусника обеими руками выхватила из спортивной сумочки мини-котелок в виде плоской фляги с открытым верхом и два пакетика гмо-лапши. Я вышел из ступора и пошёл искать щепок для костерка, а она зачерпнуть воды. Потом, бок о бок, мы сидели на моей куртке, прижавшись друг к дружке, накинув сверху на плечи её тёплый плащ, и хлебали одной ложкой по очереди горячий супчик. Было очень вдохновляющее и главное приятно. Приятно, что Катя не ждала от меня донжуанских подвигов, как я, было, вообразил уже. Всё же, всякому делу должно быть своё место. Она рассказала о том, что с нетерпением ожидает завтрашний день, когда заберётся на гору над южным берегом. Какие древние развалины и сейды, какой вид на всё озеро! Я словно зачарованный прислушивался к её приятному грудному голосу, не вникая в суть рассказа. Время пролетело незаметно, мы опомнились, когда стало ощутимо смеркаться. Казалось, день был длинным и предвещал ещё много чего, но чувство времени подвело. Оно тут даже не летело, а просто мелькало.
Спохватившись, мы быстро собрались и зашагали обратно к палатке. Вместе с быстро приближающимися сумерками, пришёл и дождь. Камни под ногами сделались скользкими. Я шёл впереди, выбирая путь. Вдруг Катя сдавленно вскрикнула. Обернувшись, я обнаружил её сидящую и держащуюся за ногу.
— Подвернула, кажется, — сдавленным голосом произнесла она, растирая лодыжку.
Чем помочь ей? Попробовал подставить своё плечо, вместо костыля. Поковыляв немного, она быстро выдохлась. Боль читалась на её лице, хотя она пыталась это скрывать. Возможно, травма не ограничивалась растяжением связок. Дождь усиливался и нужно было что-то делать. Подставив спину, я усадил её верхом и понёс на себе. Мужская гордость не позволяла признаваться, что я сам уже едва передвигаю ноги. Я пытался изо всех сил не поскользнуться и не упасть. Не хватало нам вдвоём тут и остаться!
Мой подвиг подошёл к логическому концу, как только мы добрались до знакомых четырёх сосен. Но, на этом всё не кончилось, а только началось. Нашей палатки на месте не оказалось. Признаться, я был настолько удивлён, что не сразу понял, что произошло. Под сосной было суше, хвойная крона зонтом защищала от воды, льющейся с неба. Мы посидели некоторое время, молча: я переводя дух, она страдая от боли в щиколотке. Тьма постепенно опутывала нас. Нужно было что-то срочно предпринимать. Куда и почему ушли Валера и Лена, сейчас не имело значения. Важно было лишь то, что ночь не обещала температуру выше восьми – десяти градусов, дождь продолжался, а мы остались без крыши над головой.
— Чуть дальше на восток, — сказала она, — были какие-то развалины. Может остатки тысячелетней древности, может военных времён.
— Нужно поторопиться, пока хоть что-то можно разглядеть, — сразу оживился я.
Нога у Кати распухла и вызывала нестерпимую боль при движении, о том, чтобы идти самой не могло быть и речи. Я вновь подставил спину и взгромоздил её на закорки, после продолжил путь по тропе вдоль озера. В сгущающихся сумерках я протопал так с километр, впадая в отчаяние, по мере угасания солнечного света. Когда в очередной раз я остановился передохнуть, то с облегчением обратил внимание, что дождь утих, а редкие звёзды выкатили на нас свои холодные глаза.
— Сейдозеро делает нам одолжение, — заметила Катя. — Отдохни подольше, ты устал Вадим. Осталось недалеко. Развалины должны быть уже рядом.
— Вдруг одолжение окажется слишком коротким и снова пойдёт дождь? — заупрямился я.
Она оказалась права, деревья кончились, и вскоре слева поднялась отвесная стена.
— Должно быть где-то здесь, — повернула она мою голову в сторону стены, как наездник поворачивает свою лошадь.
Затопав в указанном направлении, я сразу нашёл четырёхугольный проём в стене и осторожно сгрузил её. Почиркав зажигалкой, но не получив от маленького огонька никакого толка, я направился исследовать скальное убежище на ощупь, осторожно переставляя ноги, чтобы не споткнуться в темноте. Жилище было просторным, метра три на четыре, без одной стены, вместо которой был вход. Ощупывая каменные стены, я убедился в их относительной ровности. Катя оказалась права – это явно было искусственное сооружение. Мы расположились на куче мха у дальней стены. Прежние постояльцы этой гостиницы соорудили превосходную постель, которой оставалось воспользоваться. Не хватало костерка, чтобы просушиться и отогреться. В темноте искать дрова было сомнительным мероприятием, к тому же одолжение озера на этом закончилось – снова зарядился мелкий дождь.
Не сговариваясь, мы постелили свою верхнюю одежду по прежней схеме и, укрывшись ею же, легли поближе друг к другу. Тело девушки дрожало, я обнял её, прижав к себе, а она без жеманства положила свою голову и руку мне на грудь, словно мы были мужем и женой. Скоро, несмотря на холод, мы заснули. Проснулся я в темноте от того, что мне приснился голос мамы произнёсшей несколько раз с раздражающей настойчивостью: Вадик, вставай! Я с трудом сообразил, что мамы у меня никакой не было, я ведь детдомовский. Странное дело! Ноги окоченели, и я с трудом пошевелил ими. «Если не отогреть их, воспаление лёгких обеспечено, – родилась на свет разумная мысль». Освободившись от приятных Катиных объятий, я встал на ноги и поковылял наружу с твёрдым намерением найти топливо. Дождя не было и свет полной луны над горизонтом, слегка подсвечивал местность, оставляя нечёткую дорожку на воде.
Хвороста я не нашёл, а споткнулся о толстую ветвь и вернулся с нею в нашу берлогу. Мокрая она не желала разгораться, хотя я наломал её на куски приемлемой длины. Я исчиркал весь газ в зажигалке и в очередной раз впал в отчаяние. Рука, толкнувшая меня вбок, сунула в мою руку коробок со спичками. Катя, наверное, давно наблюдала за моими неумелыми действиями. Спички оказались длинными и залитыми воском. С одной долго горящей спички мне удалось разжечь топливо, и долгожданное тепло потянулось к нам. Я снял ботинки и носки и помог девушке стащить резиновый сапожок с её больной ноги. Пока сушились, вновь захотелось спать. Ночь выпала намного холоднее дня, полного света и впечатлений. Теперь бы понять, куда подевались наши друзья. Но в голову приходило лишь беспокойство. Решив, что утро вечера мудренее, мы обулись и вновь, прижавшись друг к другу, задремали. Сна больше не было, было назревающее неопределённое чувство тревоги.
Вскоре сквозь дремоту начало закрадываться чувство приближения чего-то опасного, полного ненависти. Сразу же вспыхнули давно забытые образы неких странных существ, жаждущих моей крови. Кажется, я вновь начинал сходить с ума. Вот чья-то тень, загородила вход, уже слегка подсвеченный сумеречным утром. Я силился справиться с безумием, начавшим захватывать меня, а заодно защититься чем-то вроде джедайской силы. Интересно, что мозг вспомнил именно «Звёздные войны». Молния, вспыхнувшая в полутьме, окружила нас обоих и, померцав, ослабевая, померкла. Пока я ковырялся в себе самом, пытаясь отделить явь от бреда сумасшедшего, кто-то невидимый обрушился сверху, а невидимые руки попытались ухватить меня за горло. В уши вторгся длительный треск и вспыхнули синие искры. Мне удалось сбросить с себя нападавшего, почему-то ставшего вялым и беспомощным. Ногой я подтолкнул заготовленные ветки в тлеющие угли. Сразу рука Катерины легла мне на губы. Она приказывала молчать.
Это было совсем неожиданно. Занявшийся огонь высветил её с электрошокером в руке, что объясняло внезапную отключку напавшего на меня человека. Девушка была сосредоточена и глядела куда-то в пространство, прислушиваясь. Тут же возникшее на пороге нашей обители отвратительное существо, около двух метров в длину. Похожее на водоплавающее, словно призрак злополучного озера, оно, пригибаясь, чтобы не задевать за потолок, бесшумно устремившись к нам. Я уже не сомневался, что это приступ шизофрении – таких страшил в жизни не бывает. Тут существо распахнуло пасть полную остроконечных зубов, как у крокодила, в движении отводя когтистую лапу для удара. В одном я сомневался: нужно ли сопротивляться видению, или оставить всё как есть? Всё же инстинкт самосохранения оказался сильнее и ответный рык, вырвавшийся из моего горла, вынудил угрожающее нам существо замедлить своё наступление, словно в фильме с замедленной съёмкой. Этого мгновения хватило, чтобы вырвавшийся откуда-то из темноты, тонкий луч света пронзил чудовище, и оно рухнуло безволосой синеватой вытянутой мордой в костёр. Снопы искр разлетелись во все стороны и наступило спокойствие. Угрозы больше я не ощущал, хотя нервы были по-прежнему на пределе, а тело тряслось, словно электрошокер девушки поразил меня. Вонь палёной органики расползалась от костра, вызвая желание откашляться.
Свет фонаря и чьи-то шаги снаружи не вызвали приступа страха или агрессии. Интересно всё же устроен человек со своими чувствами. Я ещё никого не видел, а уже знал, что это приближается не враг, а скорее друг. И почти не удивился, когда знакомый голос непререкаемым тоном произнёс:
— А костёр всё же разожгли!
* * *
Широкоплечий егерь присел на корточки, опёршись спиной о стену. В руке у него я заметил какое-то оружие. На его лице не было никакого волнения или других следов эмоций, словно поджаривать сказочных чудовищ, было каждодневным его упражнением. Он молчал и вглядывался в моё лицо. Катя тоже хранила молчание, сидя рядом со мной. Я чувствовал так же и её взгляд на себе. Это начинало вызывать недоумение.
— Я что, один впервые вижу подобное чудище? Или здесь на Сейдозере по ночам чудовища регулярно на туристов охотятся?
— Отпусти внушённые тебе мысли, верни свою природу, Вадим. — Отозвался егерь.
Моё сумасшествие начало вновь захватывать разум. На этот раз мне не хотелось ему сопротивляться. Так было проще понять происходящее.
— Хочешь узнать, как ты оказался в психиатрической клинике? — поинтересовался егерь.
На этот раз я узнал и голос и того, кому он принадлежит. Я проснулся. Не до конца пока представляя, что есть сон: то, что мне внушалось врачом, или мои шизофренические видения.
— Спин?
— А ты быстро врубился, друг, — отозвался егерь. — А Катерина, чтобы защитить тебя, затесалась в подруги к тем, кто собирался тебя кончить. — Успокойся Катя, — добавил он, обращаясь к всё ещё напряжённой девушке. — В первый раз видеть такого вот «гостя» всегда неприятно. Вадим их перевидал множество, а вот в первый раз тоже оробел, от вида беззубого кузнечика. Всё пройдёт, расслабься!
Я потряс головой, вглядевшись в лежащего без памяти человека, которого Катя оглушила электрошокером. Это был Валерка. Ну и ну! Меня преследовали и преследовали очень профессионально. Возможно, это было новое проявление болезни. Спин обрезал попытку уйти от нереальной реальности:
— Подумал, что шизофрению сменила паранойя? Как бы, не так. В отделении психиатрии, где ты отдыхал, есть верные нам люди. Один поставил нужный нам диагноз, другой помог не свихнуться по настоящему, позволяя выбрасывать таблетки в окно. На работу, здесь, подальше от столицы, тоже помогли устроиться по нашей просьбе. Мы ждали, пока утихнет интерес к бывшему свихнувшемуся сотруднику Службы безопасности. Но, увы, кому-то показалось твоё пребывание под солнцем излишним. Не удивляйся Вадим, ты не один. Друзья предупредили о готовящемся акте устранения тебя, и мы вмешались. Не правда ли, удобное место? Озеро, о котором полно легенд и сплетен? Даже объяснять твоё исчезновение не пришлось бы. Духи украли и всё тут.
— А зачем нужно было штрафовать меня?
Катя прыснула весёлым смешком. Спин развёл руками.
— Не было уверенности, что вторая компания не имеет отношения к нашим делам. Вот и проверили всех, на всякий случай. Твой дружок занервничал и выдал свои мысли. Его подруга Лена оказалась не причём, просто прикрытие, для ослабления нашего внимания. Оставалось подождать развития событий. Он усыпил её, перенёс её и палатку в другое место, а сигнальный костёр вы сами разожгли. Хорошо, что твои навыки не оставили тебя, — с удовлетворением добавил Спин. — Тебе удалось полностью нейтрализовать выстрел из лучевика этого агента, защитив вас обоих. Редкий дар, между прочим! Уж извини, мы замешкались, обнаружив следы этой нечисти поблизости, — он кивнул в сторону валявшегося существа, — никто не ожидал встретить такого вот охотника на земле.
Перевернув Валерку лицом вверх, Спин сжал его голову обеими ладонями и занялся внедрением ложных воспоминаний. Я понял, он хотел оставить след в его памяти об успешном выполнении миссии – моём убийстве. Когда мы уходили, тело всё ещё бесчувственного Валеры оставили неподалёку от входа, а останки динонозавро-человека пылали в это время внутри в пламени термитных запалов. Молчаливый помощник Спина – Николай, завершая «уборку» местности, лишь поворчал о запрете спуска на планету для «исчадий» в своём облике.
— Пусть пеняют на самих себя, — добавил Спин. — Нарушителей закона, ждёт суровое наказание, одобренное Верховным судом Галактики. Скорее всего, они просто промолчат об исчезновении своего агента. Нечего ему было сюда соваться. Ты Вадим не сердись, но доработать на шахте до окончательного расчёта теперь тебе не удастся.
— Переживу! — отозвался я. Не жили богато…
— И незачем начинать, — всё ещё слегка нервничая закончила Катя.
На свою больную ногу она по-прежнему не могла наступать. Обняв за шеи, она повисла между мной и Спином, и мы помогли ей преодолеть расстояние до лодки, покачивающейся у плоской скалы, лишь чуть возвышающейся над водой. Только мы расселись в ней на скамьи, как лодка понеслась прочь. Звука мотора не было слышно. Наверняка, стрекотание издаваемой движком днём, было бутафорией, он работал на совершенно ином принципе. Все молчали, и я вдруг наконец-то сообразил, что друзья, вызволявшие меня из беды, с самого начала этой операции прикрывают наши мысли надёжным экраном. «Добро пожаловать в мир «свободы», где каждый незрячий находится под контролем зрячих, – поздравил я себя и пожалел о прозрении». Как было хорошо пожить некоторое время, не думая об ужасах скрытого от глаз обывателей «несвободного» мира. Лодка, сбавив скорость, лавировала у восточного берега озера, открывшего мне свои тайны, раньше, чем я ожидал. Найдя, то, что искал, Николай, сидевший за рулём, осторожно повёл её по протоке, превратившейся в постепенно расширяющийся ручей. Временами, наш транспорт взмывал над поверхностью, преодолевая непреодолимые для обычной лодки препятствия, включая и брёвна-мосточки. Хмурый рассвет застал нас уже вдалеке от берега, совершенно другого водоёма.
— Ловозеро, — сообщила Катя.
Ещё через полчаса мы пришвартовались у причала небольшого островка, рядом с другими лодочками и по деревянному мостку-палубе прошли в неприметную с берега избу, встретившую нас топящейся печкой и длинным деревянным столом со скамьями по обе стороны.
СУДЬБА ИЛИ ЗАКОНОМЕРНОСТЬ?
Николай повозился в сенях и присоединился к нам, кивнув Спину, понявшему его знак.
— Можете расслабиться, — сказал он. — Генератор забалтывания включён.
Я ничего не понял, или не мог вспомнить такого названия. Спин объяснил:
— Чудесное изобретение военной разведки, блокирующее мысли от возможного прослушивания. Собственно оно не в состоянии создать экран, но в состоянии так перемешать мысли, что понять что-либо подслушивающему невозможно. Шутники называют его «забалтывателем». Давайте к столу, наверное, проголодались?
Уха из форели, затем травяной чай с блинами и конечно разговоры. Как же всё было давно. Что бы я ни вспоминал, оно сразу становилось историей моей пролетевшей юности. По другому я не мог теперь оценивать начало своего пути в Службе безопасности и свою подрывную работу против неё. Кое-что я всё же не мог вспомнить окончательно, какие-то провалы в памяти остались. Это меня беспокоило. Спин выслушав меня, объяснил, что это действие блоков.
— Некоторые вещи, свидетелем которым ты был в клонированном теле, не подлежат разглашению ни при каких обстоятельствах, пока ты находишься на передовой. А твоя жизнь на Земле, отныне именно передовая. Это решение совета Свасти. Даже я, появляясь тут, оставляю часть воспоминаний за гранью досягаемости. Технологии империи позволяют сделать с личностью всё что угодно, пытками или без них. Нужно быть начеку.
— Следовательно, я всё же не совсем нормален теперь?
— Все мы немножко забывчивы, — согласился Спин подмигивая.
— Мне не даёт покоя одна особа, — сказал я.
Он понял намёк.
— Остались нелестные воспоминания о Виктории, да? Не бери в голову. Она не так уж и вредна. Она сработала на нас, выследив и выдав намерения Каммота королеве. Сама не ведая, что творит, она очень помогла всем нам. Так что не поминай её недобрым словом.
— Ты говоришь так, словно она покойница, — пробурчал я, не в состоянии избавиться от недоброжелательства по отношению к своему увлечению. — Если бы я знал всё заранее, я не поступал бы как свинья по отношению к другой женщине, которая не заслужила этого.
— Для того мы и перерождаемся, чтобы исправить свои ошибки, — философски отозвался Спин. — Будет и у тебя возможность всё исправить, поверь.
Дико хотелось спать после минувших суток, полных приключений и бессонной холодной ночи. Катерина тоже клевала носом, придерживая лечащий ногу аппарат, принесённый Николаем. Во второй комнатке, граничащей с печкой, нас ждали две кровати, на которые мы и свалились, сразу же заснув. Сон сделал своё благотворное дело. Когда я открыл глаза, Кати уже не было. Я оделся и вышел поглядеть на белый свет. Небо, подкрашенное в розово-лиловые тона, низко нависало над водой, завораживая своим таинственным северным очарованием. За время пребывания на Кольском полуострове, я видел небо в самых различных обликах, оно обычно не добавляло жизнерадостности. Солнца тут катастрофически не хватало. Но тут было всё по другому, как будто, мне открылась какая-то тайна, очаровывавшая и привязывающая отныне узами взаимопонимания с этим суровым краем. Он – север, действительно, казался теперь бескрайним. И никуда отсюда не хотелось двигаться. Исследователи старины, одержимые легендами о Гиперборейском происхождении руссов, объясняют это генетической памятью. Пусть так. Мне начинало это нравиться.
Это был какой-то праздник! Николай, хозяйствующий на этом островке, устроил вечером парилку, прогревшую не только кости, но и душу. Булыжный мангал в центре беседки создал уют, какого я не испытывал давно. Печеная рыба, морс из морошки – чем не пир. Катя почти перестала хромать после бани и лечения аппаратом. Спин не оставил за гранью досягаемости своё увлечение древней историей и выложил такую кучу легенд о Гипербореи, которой мог бы только позавидовать любой исследователь сказаний о древней земле севера. Было очевидным, что сведения давно канувших в небытиё дней он почерпнул не из земного источника. Напоследок он сообщил, что с завтрашнего дня, я и Катя начинаем изучать новую науку – переформатирование информационной составляющей собственного эго, или эфирного тела.
— Что это означает? — поинтересовался я.
— Означает, что ты старый умер для Службы безопасности империи, а новый ещё не родился. Когда родишься, тебя никто не должен узнать ни телесно, ни по подчерку мыслей.
Внешность изменить, это ладно, а как стать неузнаваемым мыслями для тех, кто меня знал? Это было что-то новое! Катя тоже для своего прежнего окружения перестала существовать. Неудачливый киллер Валера уже, наверное, доложил кому следовало о нашей с нею «кончине». Завтра бригада выпьет за помин «пингвина» так и не успевшего стать «гоблином», а бухгалтерия переведёт невыплаченные мне деньги в счёт чистого дохода компании. Всем станет немного весело и на том всё.
Пока протекала наша учёба, мы не покидали пределов островка. Сюда тоже никто не приезжал. Николай рассказал, что это место пользуется большим спросом у туристов в зимнее время, но сейчас в межсезонье, пока не замёрзнет Ловозеро, здесь полная изоляция. Жилищ тут были ещё много, сдаваемые в аренду, они с успехом заменяли своей экзотикой люксовые гостиничные номера самым привередливым. Однако, мы не стали разделяться. Спин и хозяин спали в горнице, а мы с Катериной в комнатке-спальне. Ей я видимо не мешал, или она оказалась очень покладистой. Она поведала о своём детстве, проведённом здесь же, на Кольской земле в одном из военно-морских гарнизонов. Отец уходил в плаванье, а они с матерью оставались на берегу ждать возвращения его из похода. Полгода день, полгода ночь. Катя привыкла к такому распорядку, а оказавшись впервые на Чёрном море в детском лагере для таких же, как и она северных детей, удивлялась тому, что в море можно купаться, не боясь простудиться. Про то, какими путями она попала в группу просветлённых жителей планеты, она не рассказывала, наверное, храня тайну. Правда, мне показалось, что ей тоже заблокировали эту часть воспоминаний, что было бы вполне резонно.
Вскоре выяснилось, что переформатирование информационной составляющей, это тоже самое, что отказаться от старых привычек и вжиться в новые, в новую тональность говора, повысить или понизить уровень интеллекта. Для не страдающего деменцией, последнее невозможно. Учителю пришлось познакомить нас со своей личной библиотекой познаний человеческой психики, исторических открытий и забытых цивилизаций. Поскольку библиотека Спина умещалась в его голове и в его бессмертной энергетической субстанции, то и нам с Катей приходилось всё запоминать. Когда получаемые знания начали устраивать чехарду в головах, он отлучился на пару дней. Вернулся Спин с комплектом приборов, похожих на обыкновенные наушники с антенной для вай-фая. Из надписи на коробках, на которых помимо названия фирмы «Панасоник», красовалась надпись – «Made in China», следовало – это просто наушники.
— Конспирация – неотъемлемая часть нашей деятельности, — последовало объяснение.
Наушники втискивали в мозг всё, что он говорил, просто на ура. По мере продвижения по пути повышения уровня интеллекта, начали добавляться и тактические задачи опережения ходов Службы безопасности. Как я знал, безопасность имперского образа жизни подразумевала удержание основной массы людей на низшей ступени развития: где-то выше животного, но не дотягивающей до осознания своих человеческих возможностей, а главное смысла жизни. Приветствовалось умение землянами управлять сложной техникой, поощрялось осознание невозможности подъёма по пути просвещения сверх необходимого минимума, позволяющего каждому выполнять свою функцию микроба в сложном организме земного сообщества глобального невидимого управления. Микроб, начинающий отклоняться от предписанной программы, подлежал уничтожению, дабы не заражал здоровых (в кавычках) микробов.
— По сути, — пояснил Спин, — метод правильный, но силами «имперской безопасности», вывернут наизнанку, для своего же блага. Под философией – «не навреди», проводится геноцид свободной воли людей.
— Разве знания могут кому-нибудь навредить? — удивилась Катя.
— Могут, если моральный уровень общества загнан в тупик ложными учениями. Например, учёные изобретают новые способы производства продуктов питания, которые должны, согласно задуманному, накормить всех досыта и задёшево. На самом деле, подобная пища постепенно убивает человека и всю биосферу, поскольку не тестируется должным образом, перед запуском в производство. Изобретён двигатель внутреннего сгорания, атомный реактор, а альтернативные способы получения энергии всячески тормозятся. СО; зашкаливает и убивает организмы планеты. Кому от этого польза? Тем, кто присваивает себе плоды труда и ресурсы данные всем жителям Земли в равной степени? Но они тоже болеют, а их дети развращённые вседозволенностью и кажущейся значимостью, деградируют куда скорее сверстников из малосостоятельных семей. Нужно ли остановить это безумие? Конечно. Для этой цели, на Земле, да и не только, для воспитания нужного повиновения среди членов сообщества, применяется религия. Тысячелетиями проверенный метод, не дававший сбоев, до настоящего времени. Сейчас мода на религиозные культы ослабла. Поэтому её постепенно заменяют иной чепухой – каждому та, что ему больше всего подходит по складу характера и уровню развития души.
— Про религию не понятно, — возразила Катерина. — К примеру, если я выдумаю новую религию и понесу её в народ, то народ мне будет поклоняться что ли? Как Катерине-Христос? Даже если всё сложиться удачно, и меня некоторые будут воспевать, то пройдут века, прежде чем основная масса станет жить по законам продиктованным мною. Какой мне от этого прок, если я к тому времени давно умру или вознесусь в мир, где нет глупцов?
— В твоём вопросе скрывается и ответ, — возразил наш учитель. — Тебе нет никакого прока. Следовательно, напрашивается вывод: все религии спущены сверху теми, для кого время не играет главной роли, как например для людей.
— Путешественниками сквозь время! — я не сдержался блеснуть эрудицией.
— А так же теми, кто исчисляет время своей жизни иными мерками. Ты с таким представителем королевской крови знаком, Вадим. Поскольку, хранители стараются не допустить одностороннего возвышения одной расы над другой, путём вмешательства во временной поток, то остаются в основном вторые – застрявшие в вечном блуждании по кругу, в виду бесконечно долгого пребывания в одной и той же мерности. Нужно понимать, что разум во Вселенной разнообразен, и если его оттенки сильно отличаются от человеческого, то это не умаляет ни одного его носителя.
Спин старался сделать свои лекции полезными для нас обоих, иногда повторяя то, что мне было хорошо известно, но для Катерины оказывающимся новым. Услышав о моём знакомстве с инопланетянином, она кинула на меня быстрый взгляд, полный нескрываемого интереса, который не остался незамеченным Спином.
— Ты Вадим можешь поделиться с нею своим опытом познания нашей Вселенной.
— Командование разрешает? — пошутил я.
— Командование знает, ты всё равно ей когда-нибудь обо всём расскажешь. И раз уж зашла речь о старшинстве и субординации, то уясните следующее: в человеческом сообществе Союза планет не принята воинская дисциплина. Это образ мышления тех, кто решает все вопросы силой. Именно по этой причине и проистекает большинство бед в Галактике. Мы предпочитаем опираться только на разум и правильное воспитание. У нас принято относиться с уважением к знаниям и носителям знаний. Ты же видел власть Свасти, Вадим? Только уважение к обладателю большего знания способно подчинить остальных его решениям и действиям. А ответьте мне, сколько президентов и королей у вас на Земле распоряжались и распоряжаются чужими судьбами и жизнями по праву умнейшего?
Возражать мы не собирались. Во-первых, Спин был кругом прав, а во-вторых, я лично его уважал именно за знания и умения, которыми он владел. По поводу силы «религиозного опиума», как средства ограничения знаний, Спин привёл пример – уселся, как говориться, на своего излюбленного конька. Он заговорил об Атлантиде, достигшей наивысшего развития науки, среди последних земных сообществ, и неотвратимого заката её цивилизации, в результате отступления от истинного пути. Спин утверждал, (а он с его познаниями в истории имел на это право), тайными врагами человечества была предпринята удачная попытка подменить истинные знания о силах правящих Галактикой и всей Вселенной, преклонением перед вымышленными богами. Тогда непонятные «боги» постепенно демонизировались и потребовали от людей повиновения в отправлении культа разврата и садизма.
— Условно говоря, «чёрная дыра» сделалась Чернобогом, который поглотил разум поддавшийся искушению пагубных сладострастий. Естественно, такое «просветление» привело к утрате знаний о природе энергий элементарных частиц – Белобоге, и соответственно, падению нравственности ниже животной. Атлантийцы, фактически, сами себя стёрли с лика Земли. Их погубил всего лишь вирус, запущенный в их сознание. Верховному суду Галактики осталось согласиться с фактами, предъявленными королевской семьёй Рукава Ориона и вынести вердикт: «Дальнейшее использование Анлантийцами высших технологий несовместимо с их разумом, поскольку приведёт к уничтожению всей планеты!» Тогда-то, с разрешения галактического верховного суда и был империей создан филиал Службы безопасности на Земле. Он всячески поощрял и содействовал растлению умов и деградации населения Атлантиды, для скорейшей нейтрализации их деятельности. Вот так Земля была спасена истинными виновниками катастрофы от превращения её в полностью непригодную планету для совершенствования человеческих существ. Последствием этого акта для землян оказалось искупление своих деяний-грехов через варварство и длительный подъём из каменного века в век железный.
— Так, Атлантийцы летали в космос? — задал я раздирающий меня вопрос.
— Галактика была освоена впервые гуманоидо-людьми. Атлантийцы были лучшими учениками переселенцев пришедших сюда с Земли-один, и начали осваивать солнечную систему. В чём-то они поторопились, а в чём-то им помогли извне. Тогда шла очередная борьба за лидерство в Рукаве Ориона, а в землянах многие видели угрозу для своего продвижения в этом направлении. Возник страх перед всеобщим развитием человечества, с учётом присущих молодым цивилизациям негативных тенденций – склонностью к разрушению и возвышению над остальными с изрядной долей шовинизма. Как я уже сказал, материальные достижения не должны опережать моральные. В прошлом веке, «Научный коммунизм» как раз продолжил запутывание разумной мысли, тупиковой формулировкой: дескать, что есть первичное, материя или сознание? На самом деле, одно неотделимо от другого. Они взаимосвязаны, поскольку являются одним и тем же, но в разных мерностях бытия. Различные мерности бытия религия не отвергает, но в науке землян места им нет.
— В средние века тебя бы сожгли на костре за такое трактование, — пошутил я.
— И сжигали и в тюрьме гноили, — заверил меня Спин.
После такого ответа невольно напрашивался вопрос, сколько же ему лет по земному летоисчислению? Был ещё вариант, что он попрыгал по временной линии вдоль и поперёк. Подумав, я не стал его спрашивать об этом. Для меня он был скрытным качком, вот пусть таким и остаётся. Зато он спросил, знаю ли я, сколько мне лет по земному летоисчислению? Что можно на это было ответить? Он явно не интересовался, сколько лет Вадиму Синицыну, а имел на уме нечто другое. Катерина ушла в прострацию. С нею Спин явно переборщил. Когда вечером мы отправились вдвоём с нею одни на прогулку, я постарался отвлечь её от тягостных мыслей.
— Не следовало Спину сразу так нагружать тебя. Поверь, вся наша жизнь лишь прелюдия к основному спектаклю.
Она скосила на меня глаза. В них не было недоумения или опустошённости от глубины и сложности мироустройства и себя самой в нём. В них была лёгкая печаль, но она улыбнулась.
— Я вспомнила сон. Хочешь, расскажу?
— Конечно! — согласился я.
— Когда-то в детстве, мне часто снился один и тот же сон. Он повторялся в разных интерпретациях, словно различные части многосерийного фильма. В них был космос и я, ведущая космический корабль, такой маленький, что кроме меня никто не смог бы больше в нём поместиться. Я помню, видела странные земли и множество людей на них. Отчего-то, никто из этих людей никогда не был радостен, только заботы и заботы. А потом…
Она, не договорив, вдруг замолчала и погрузилась в новое тягостное раздумье.
— Что было потом? — ласково спросил я её. — Договори уже, станет легче.
Катерина посмотрела на меня своими строгими серыми глазами, словно прикидывая, тот ли я, кому следовало открывать этот секрет. Потом, видимо решившись, докончила глухим голосом:
— Меня убили в сражении. Задушили.
Выражение ошарашить, как нельзя лучше комментирует моё состояние, после её откровения. Я растерялся от неожиданности и на какой-то миг полностью раскрылся. Слава богу, она не была сильным телепатом. Не отдавая себе отчёта, я обнял её и прижал её голову к своему плечу, словно успокаивая, на самом деле, боясь встретиться с нею взглядом. Во мне забушевала такая буря смешанных чувств, что я не мог вымолвить ни слова. Она почувствовала только моё искреннее тепло и участие и, не возражая, в ответ тоже обняла меня.
— Забудь свой сон, — проговорил я. — Он может быть чем угодно: от внушения, до домыслов писателей фантастов. Где-то слышал, что литературные произведения имеют свойство материализовываться в планетарном астрале.
Она, молча, покивала головой, плотнее прижимаясь к моей груди, словно маленький ребёнок.
— Я когда тебя в первый раз увидела, сразу прониклась интересом. Ты расскажешь о своих путешествиях?
Мы сели недалеко от берега, чтобы видеть низко скользящее вдоль горизонта солнышко, временами исчезающее за свинцово-пурпурными облаками. Я принялся рассказывать о планете Свасти, о её красотах, об устройстве её общественного строя. Обо всём, кроме инопланетных зубастых тварей. Больше сочинял, конечно, но вышло красиво. Катя внимала каждому моему слову, мечтательно щуря глаза. Когда мы основательно промёрзли, то вернулись в дом, где застали Николая, собирающегося отбыть по своим егерским делам. Спина не было, а хозяин сообщил, что того не будет до завтра.
Ужинали мы вдвоём с Катей при свете двух свечей. Это она так решила, сославшись на свои воспоминания, когда ураганный зимний ветер рвал линии электропередач и оставлял всех без света на несколько дней. Словно услышав её, погода за окном стала портиться. Завыл ветер и в стёкла забарабанили ледяные капли дождя. Но нам стало только уютнее, домик надёжно защищал нас от непогоды. Я с обожанием разглядывал её лицо с острым подбородком и слегка лукавым взглядом. Она была очень притягательна в этом полумраке, тепло натопленной избушки. Перехватив мой взгляд, Катя спросила:
— О чём думаешь?
— Думаю жениться, — серьёзно ответил я.
— А как невеста? Согласна?
— Она ещё не знает.
Мы весело расхохотались. Потом, я пошёл в угол, где у Николая была куча разных остатков электротехники и, порывшись в ней, нашёл то, что искал. Колечко из разноцветной проволоки вышло слегка неправильной формы, зато в нём были все семь цветов видимого спектра. Я опустился на одно колено и надел его на безымянный палец заполярной невесте.
— Стань моей женой, — без тени шутливости попросил я её.
Она подняла руку к глазам и долго задумчиво изучала мой детский подарок.
— Ты меня почти не знаешь. У меня уже был жених, но свинтил к другой, — тихо прозвучал её ответ.
— Ничего не поделать. Издержки нравов нашей заблудшей цивилизации.
— Спин не говорил тебе, что связь друг с другом крепкими узами – увеличивает вероятность раскрытия тебя?
— Мне всё равно. Я хочу быть нужным тебе. Всегда.
Катя всхлипнула и, вдруг сама припала к моим губам. Этой ночью мы почти не спали, предавшись безумной любви, под надёжной охраной непогоды, запрещавшей всему живому в округе нарушать нашу идиллию. Мы не знали, что ждёт нас завтра, но сегодня – было только нашим и ничьим больше.
* * *
— Почему ты ничего не сказал мне?
Спин пожал плечами, явно собираясь отделаться только этим. Но я не сдавался.
— Только не говори, что мол, судьба и высшие мерности распорядились так.
— Поэтому и молчу, ты всё равно не поверишь.
— Но Катю ведь ты подобрал в мои защитники на время нашего похода на Сейдозеро?
— Нет, не я. Я узнал её лучше, только когда мы начали заниматься здесь.
Я всё ещё ему не верил. Этот «кузнечик» умел хранить тайны. Догадавшись, о моих мыслях, он со вздохом всё же снизошёл до откровения.
— Ты сам этого хотел, потому так и случилось. Твоё эго очень сильно, хотя ты и не до конца это понимаешь. Есть законы, которые нам никогда не нарушить, даже при сильном желании.
— О каких законах ты говоришь? — хмуро осведомился я.
— О тех, которые вы люди называете кармой, а Каммот – долгом.
— Причём здесь долги и кармы?
— Ты осознал свою вину перед Мартой. Хотя может ты и не виноват был, но долг ты принял на себя сам, добровольно. Есть ещё главный закон – любви. Она стремилась к тебе, любила тебя, а взаимности не получила. Отсюда и эта встреча. Теперь у вас обоих есть шанс исправить несбывшееся. Что хотели, то и получили. Что вверху, то и внизу.
— Ты же знаешь, что произошло с настоящей Мартой, той, которая жила в послевоенное время? Скажи, знаешь?
Спин понял по моей настойчивости, что общими фразами ему не отделаться и попытался дать иное объяснение парадоксу:
— В том времени и месте, откуда Марта была родом, я никогда не бывал, извини. Не вздумай сам при случае попытаться заглянуть на уже перелистанную страницу. Едва ли это что-нибудь изменит. Ваша встреча с Катериной может быть, как тягой души погибшей девушки к тебе, так и ментальная передача Мартой права на любовь и бремени заботы о тебе – совершенно другому существу. Ни тебе, ни мне в этой жизни не понять своенравие калейдоскопа судеб.
МОЛОДОЖЁНЫ
Много рассказов и небылиц гуляет по интернету и в околонаучной беллетристике, про переселение душ, про реинкарнации и прочее, прочее. Одно дело читать, другое дело убедиться в реальности происходящего. Конечно, Кате я ничего не говорил, опасаясь травмировать её психику, но сам не мог избавиться от постоянного сравнения её с Мартой. На первый взгляд у них не было ничего общего. Спин это объяснял, как естественное явление. Мол, такой жизнью, как жила Марта, Катерине жить не к чему, поскольку задачи нематериальной души не понять материальным мозгом. Каждый рано или поздно доходит до всего сам, я это точно знал. И сам для себя опасался полного раскрытия тайн своей эфирной оболочки. Тем более не хотелось, чтобы моя избранница дошла тоже до такого состояния и узнала то, что может ей помешать быть собою в нынешней реальности.
Катя сама начала догадываться о том, что я знаю нечто большее, чем ей говорю. С расспросами она не приставала, но я всегда чувствовал её молчаливый упрёк по этому поводу. Однажды не выдержав такого испытания, я намекнул ей о том, что меня действительно беспокоило. Я просто боялся потерять её. В ответ, она фыркнула и сообщила, что не отвяжется от меня, даже если я сбегу на другой конец света. Вот тут она не была оригинальна, так же поступила Марта. Само собой разумелось, что никакие официальные браки не имели смысла. Но свадьбу мы всё же, сыграли в нашей избушке в тесном кругу. Её родителей Спин известил по своим каналам, а так же успокоил их, чтобы не оплакивали понапрасну дочь, считавшейся пропавшей без вести в мире нормальных людей, после неудавшегося покушения на Сейдозере.
— А как же конспирация и прочее? — полюбопытствовал я.
— Бывают случаи, когда можно отступить от правил, — ответил он, как ответил бы любой на его месте, но какой-то подвох в его словах я всё же почувствовал. Мой друг не был «любым». — Николай подготовил вам отдельный домик, но я бы предложил вам не задерживаться тут надолго, а отправиться в свадебное путешествие.
— И маршрут уже подобрал, поди?
— Подобрал, — согласился он.
С отъездом он нас не торопил, видимо ожидая каких-то вестей. Так минул декабрь и половина января. На островке всё чаще стали появляться любители зимней рыбалки и катания на снегоходах. Николай занимался туристами и старался не подпускать их к нам. Но так долго продолжаться не могло, неровен час пойдёт молва по округе о парочке пришлых, поселившихся тут на целую вечность. Накануне отъезда, стрелка термометра упала почти до минус двадцати пяти, что на Кольском с его ветрами, ощущалось как все сорок. Мы с Катей, в тёплых полушубках поехали покататься по озеру. Географию приютившего нас края, мы знали уже прилично и не боялись заблудиться в темноте полярной ночи. Северное сияние зачаровало нас. Мы прижавшись друг к другу наблюдали, как этот таинственный занавес, сотканный из атмосферного электричества, переливался, словно какой-то невидимый великан потряхивал руками его за уголок, выбивал пыль.
— Жаль не цветное, — вздохнула Катя. — Отец рассказывал, что над Антарктикой сияние всегда цветное.
— Не хочу минус семьдесят, — пошутил я. — Пусть уж, не такое цветастое как на южном полюсе, а всё равно теплее.
Нужно сказать, при упоминании семидесяти градусов ниже нуля, сразу пришла на память планета Медведица и я зябко повёл плечами. Катерина уже научилась слегка читать мои мысли.
— Расскажи! — потребовала она.
— Да что там рассказывать. Ну, чуть не утонул в подлёдном озере. У нас намного красивее!
Песенка про «морзянку», которая поёт за стеной высоким дисконтом, давно одолела и я бы, наверное, приказал мозгу заткнуться хоть на секунду, но вдруг Катя тоже стала напевать её. Прозрение пришло внезапно, как и чувство опасности. Уйдя в себя и прислушавшись, я распознал все неверные слова в песне. Как хорошо, что Спин пользовался репертуаром грампластинок моей мамы. Современные люди такие песенки на дух не переносят и слов не знают. А может быть, потому не переносят, что стихов не признают, а только тарабарщину под негритянские тамтамы.
— Катюша, нам придётся уходить прочь.
— Куда?
— Пока не знаю, но Спин подскажет или найдёт нас сам.
Она не задавала больше вопросов, поняв, что произошло что-то неординарное, коли наше свадебное путешествие начиналось в мороз полярной ночи, с минимумом припасов и без документов. Вдруг с неба ударил конический зеленоватый луч и принялся обшаривать ледяную корку Ловозера. Не сговариваясь, мы оседлали снегоход и я повёл его к берегу, где росли сосны, в надежде скрыться от луча.
— Кто это? — крикнула она мне в ухо.
— Уж точно, не друзья! — отозвался я, весь вспотев, несмотря на лютый холод.
Вот и спасительные деревья раскинули над головами свою маскировочную сеть, но луч упрямо и целенаправленно скользил прямо к нам.
— Блок! — крикнул я Кате.
Схватив её за руку, я потянул её за собой. Мы пробежали несколько метров и с разбега прыгнули в ближайший сугроб, стараясь зарыться в него хоть на чуть-чуть. Кто умирал хоть раз, тому уже всё равно. Я боялся за неё. Свалившись сверху, я прикрыл её телом, моля в этот момент не думать ни о чём. Луч погас, а наш снегоход вспыхнул ослепительной вспышкой, превращаясь в бесформенный ком, издающий раздирающую лёгкие вонь. К счастью, он почти сразу провалился в полынью, растопленную нестерпимым жаром. Она попыталась приподнять голову, но я придержал её, давая понять, что радоваться рано. Мы лежали так очень долго, пока щёки не начали терять чувствительность, а потом поползли под деревья. Простые упражнения по мысленным переговорам она уже освоила вполне прилично, поэтому я окружил нас блоком, чтобы мы могли мысленно посовещаться.
— Если заподозрят, что мы уцелели, будет новая атака, — сказал я.
— С началом свадебного путешествия! — отозвалась Катя, улыбаясь.
Другая бы на её месте расстроилась от начала подобного семейного «счастья», но только не она. Я гордился своей избранницей. Растерев щёки и подняв воротники, мы, не сговариваясь, поднялись на ноги и взяли курс на север, где судя по карте, находился посёлок. Разумнее было бы сейчас держаться подальше от незнакомых людей, но выбора не было. Я даже не сомневался, что нападавшие выслеживали нас не на вертолёте. Отсутствие звука мотора говорило только об одном: Служба безопасности не дремала и каким-то образом, выйдя на мой след, применила космический аппарат для сведения счётов. Вспомнив свои навыки навигатора, я обшаривал окружающее пространство, пока мы пробирались по глубокому снегу. Вскоре нам повезло, мы наткнулись на лыжню, которая вела в нужном нам направлении. Идти стало легче.
Предположительно сейчас должно было быть около двух ночи. Конечно, в посёлке все спят, и придётся кого-то будить, а потом плести ерунду про заблудившихся туристов. Если наши преследователи будут искать, то таким образом мы оставим им однозначный след. Вот же повезло! На день раньше снялись бы с места, и не было бы ничего этого. Накатанная автомобильная дорога возникла внезапно, и сразу же я ощутил присутствие поблизости человека. Вроде вполне приличного, без задних мыслей. Что ж, посмотрим на этого незнакомца. Промаршировав по обледенелому зимнику с полкилометра, мы увидели красный свет задних габаритных огней автомобиля. Буханка. Впечатление, что этот человек нас поджидает, возникло слишком поздно. Водитель вылез и уставился на нас, покуривая сигаретку.
— Далеко ли до Киева? — вместо приветствия спросил я.
Видимо у мужика с юмором было всё в порядке.
— Не в ту сторону идёте, — ответил он. — Верст этак тридцать семь тысяч с гаком ещё ковылять вам, если строго по меридиану.
— А короткую дорогу покажешь?
— Отчего не показать? — вглядевшись в наши заиндевелые лица, согласился водитель, распахивая боковую дверцу.
Внутри стоял резкий запах свиного навоза, но было относительно чисто, не считая соломы на полу. Привередничать было неразумным, ещё часок похода по морозцу и нас уже никто не найдёт – не Спин, не зубастые твари со своим блюдцем, или на чём они там носились. Катя стойко переносила выпавшие трудности. Только когда мы уселись на сиденье, спиной к водителю, она позволила себе расслабиться и, привалившись ко мне, задремать. В уазике было довольно тепло, ещё бы знать, куда теперь держать путь. Ответ не замедлил дать наш спаситель:
— Я как раз в город собирался, посылку с товарняком встретить. Могу хоть до вокзала добросить.
Я согласно кивнул головой. Почему бы нет? Мужчина, оказался лет пятидесяти, говорливый. Подозрений у меня не вызывал, я прощупал его как мог, но он оказался чист как стёклышко. Как говориться, что на уме – то на языке. Назвавшись Матвеем, даже не поинтересовавшись моим именем, он сразу объявил, что имя Матвей происходит от слова «мать», а не от фразы – «материться на ветру». Посетовал, что никак не может выбраться на рыбалку, аж с прошлого года. Я ответил, мол, рыбалка на озере классная, клюёт так, что крючок не вытащишь из пасти. Матвей не спрашивая ни о чём больше, взял пакеты, лежащие на пассажирском сиденье, справа от него, и сунул их мне в окошко. Я вначале подумал, что он освобождает место для меня, но он обернулся и, подмигнув, сказал, что это Николай просил передать. Раскрыв один, я увидел новенькую одежду, в другом, помимо одежды, была «барсетка» с документами и банковскими карточками. Только тогда с души отлегло. Я сдержано поблагодарил Матвея, постаравшись вложить чувство только мыслью. Но она распознал мою проверку.
— Не боись, свои люди. Сочтёмся!
Сколько же «своих» людей оказалось у нашей команды, о существовании которой я даже не подозревал. Включив фонарь в салоне, я изучил документы, и глаза полезли на лоб. Оказалось возле наших с Катей фотографий в удостоверениях, помимо вымышленных имён, значились спец. звания ФСБ.
— Не тушуйся! — заметив в зеркале мою реакцию, успокоил Матвей. — Николай сказал, что документы настоящие. Не знаю, что вы там натворили, но потеха была сегодня редкостной. Целый караван НЛО. То-то будет завтра разговоров в посёлке, а в прессе как обычно – ничего.
Кроме одежды и документов я обнаружил кое-что интересное: парочка париков и макияж. Усики предназначались явно для меня, во всяком случае, так подсказала мне моя фотография в удостоверении. Катерина проснулась и, изучив обновки и «корочки», поздравила с повышением. Путь предстоял не близкий, и мы его продремали. Просыпаясь, я слышал ворчание Матвея, который сокрушался по поводу того, что люди такие глупые и не помнят своего родства. Я ему иногда поддакивал, чтобы помочь скоротать время за рулём, после каждой фразы, вновь впадая в дремоту.
Окончательная остановка нашего свинарника на колёсах, возвестила о прибытии выключенным мотором. Матвей на прощание вручил нам билеты на поезд и, пожелав удачи, отправился в багажное отделение за своим грузом. Из билетов следовало, что наш дальнейший маршрут лежал не в Киев, а в Мурманск. Ну, хотя бы не далеко. Катя оживилась, предвкушая встречу с родными, а я прикидывал, не опасно ли будет подобное свидание. Не правильно истолковав мои сомнения, она принялась расхваливать свою маму, а в отце она просто души не чаяла. Выходило, что она самый лучший, самый добрый, самый понимающий в мире человек. Так уж определено природой, что девочки больше любят своих отцов, в то время, как мальчики – мам, если конечно мыслят стандартно своего врождённого пола, а не по моде ЛГБТ.
Разжившись наличкой, в единственном банкомате в продмаге неподалёку, (который так и не пропечатал чеки), мы остались в неведении, относительно лимита нежданно пожалованных нам средств. Места оказались в плацкартном вагоне, приспособленном под общий, что вызвало недоумение. Мы попивали чаёк и закусывали всякой всячиной. Проводник был доволен, он за пару часов, на нас одних выполнил свой суточный план. Со Спином мне связаться никак не удавалось, наверное, налёт вражин затронул и его. Так или иначе, сейчас я не мог ничем оказаться полезным ему и Николаю, зато у меня оказалась на руках драгоценность, защита которой была первоочередной задачей. Я даже не стал вспоминать предупреждение Кати, об увеличении опасности быть раскрытым, после нашей женитьбы. Нами обоими выбор был сделан.
В плане посетить родителей Кати, Мурманск оказался для нас только пересадкой. Порт предоставлял возможность добраться до Полярного. Городок бывший в годы Великой Отечественной базой Северного Военно-морского флота, ныне отошёл на второй план, но по-прежнему, проникнуть в него возможно было только по специальному пропуску. Поскольку Катя, больше не была собой, а носила иное имя, то наше продвижение к цели, чуть не потерпело фиаско. Я уже стал подумывать, как бы поделикатнее оказать воздействие на психику кассирши, но вовремя отказался от этой мысли, поскольку на контрольно-пропускных пунктах, пришлось бы повторять процедуру неоднократно, и результат мог выйти не совсем ожидаемым. Она упростила мне задачу, забрав моё «волшебное» удостоверение и сунув его вместе со своим в окошко. Билеты тут же были вручены. Сочтя это недостаточным, мы наведались к коменданту и обзавелись пропусками сроком на пару недель. Цель поездки он не спросил, мудро рассудив, что совать нос не в свои дела лишняя трата времени.
Оставалось дождаться пассажирского катера, который отходил только рано утром следующего дня. Досадно конечно, но на такси туда ездить было непринято, особенно зимою, когда дорога становилась непреодолимой. Воспользовавшись случаем, Катя взяла на себя роль экскурсовода и, несмотря на «нелётную» погоду, мы весело провели время, не забыв под конец посидеть в кинотеатре. Должен сознаться, что голливудскую фантастическую стряпню я так и не увидел. Время от времени, меня будил удар локотка в бок, когда от неудобной позы, я переходил на храп. Рейс был в четыре утра, и остаток времени мы провели в зале ожидания порта. Спать тут было значительнее удобнее, поскольку длинные лавки, рассчитанные на четверых человек, почти все пустовали. Мы основательно намяли на них бока, а когда мне это надоело, я сел и тут обнаружил, что Кати рядом нет. Наверное, она отлучилась в туалет, но я ощутил необычное беспокойство. Первым порывом было – найти её немедленно. Ворча про себя о новых волнениях, вторгшихся в мою жизнь, я вышел на улицу и направился к одиноко стоящему типовому домику с двумя известными буквами над двумя дверями.
Последние метры я пробежал, так как услышал звуки борьбы за углом. Картина, открывшаяся в свете одинокой лампочки в ночи, вызвала ярость и дикий прилив крови к голове. Даже перехватило дыхание. Мою Катю сжимал за горло какой-то коренастый, негодяйского вида мужик, прижимая её спиной к своей груди. Другой повыше ростом, рвал на её груди пуговицы новенького пальто, пытаясь залезть рукой внутрь. Был ещё третий, пританцовывающий поодаль и воровато оглядывающийся по сторонам. Никого конечно в эту пору поблизости не было. Увидев меня, он устремился наперерез, а я, понимая, что возиться с явно превосходящим меня силою противником, только получить по полной программе и ничем не помочь Кате. Поэтому, я увернулся от его протянутых рук и, долетев до сжимающего Катю мерзавца, оторвал его от неё таким же приёмом – сжал его горло и рванул на себя. Тянул его за горло ровно столько, сколько понадобилось, чтобы его затылок соприкоснулся с утрамбованным снегом под ногами. После, получив от кого-то затрещину по голове, временно выбыл из свалки, отскочив в сторону, с лёгкой потерей ориентация в пространстве.
Когда горизонталь перестала шарахаться из стороны в сторону, я увидел, что делать мне почти нечего не оставалось. Катюша, как раз въехала коленкой в лицо стоящего перед ней на коленях урода. Тот, который пытался влезть ей под пальто, уже не брыкался, а спокойно лежал на спине, прикрыв глаза. В это время коренастый, оглушённый мною, на карачках пытался произвести манёвр отступления. Чувствуя себя испоганенным, я дал волю не только им – чувствам, но и ногам, догнав его, и отвесив в прыжке полновесный пинок каблуком по заднему месту. Кажется, я перестарался, поскольку коренастый, не пытаясь больше подняться, стал издавать вопли боли, не умолкая при этом ни на секунду. Выручила Катя, подоспев, она применила анестезию, отвесив обидчику удар каблуком в челюсть.
— Пойдём-ка отсюда, да побыстрее! — потянула она меня за рукав.
— Разве не они преступники? — возражал я отдуваясь. — Чего нам бежать и скрываться?
Она, не слушая мои доводы, упорно тащила меня за собой. Как раз началась посадка и мы, схватив свои вещи в зале ожидания, предъявили билеты вахтенному матросу и, в числе других, прошли по трапу на катер, где заняли свои места, стараясь не глядеть в сторону начинавшую вызывать интерес редких любопытных.
— Ты неаккуратно разделался с тем боровом, — дала она запоздалые пояснения. — Могу предположить перелом копчика со всеми вытекающими последствиями, как для него, так и для нас, если попадём в полицию. Поди докажи теперь, что они хотели ограбить беззащитную девушку, а не она ограбить их.
После чмокнула меня в щёку, повиснув на шее.
— Ты мой защитник, — ворковала она, а я почувствовал себя героем, хотя героиней баталии оказалась она.
— Ловко ты умеешь драться! — восхитился я в ответ бойцовскими качествами своей жены.
— Папа научил! — с гордостью пояснила она.
Хороший папа! Мне захотелось поскорее познакомиться со своим тестем.
* * *
Холодная ночь, холодная вода за бортом, прохладные проводы в Мурманске. Иногда неудачи сродни погоде, как попадёшь в полосу, так и не выберешься. Берег, который невозможно было разглядеть в темноте, наш рулевой нашёл без происшествий, ориентируясь по буям с красной и зелёной подсветкой. Наверное, он делал это на автомате, так же, как я на автомате почувствовал приближение новой неприятности. Когда заводили швартовы, я поделился своим ощущением с Катей. Она не загадывала слишком долго. Вереница пассажиров потопала в сторону автобуса, который ожидал сразу за КПП, с надписью «Губа Кислая», охраняемым вооружёнными матросами в чёрных бушлатах. Она кивнула мне в темноту, чуть в сторону от КПП. Избежав лишней проверки документов, мы, возможно, избежим какой-то неприятности. Так подумала она, и я был с нею абсолютно согласен.
В такую рань, да ещё в не самую комфортную погоду Заполярья, лишних зрителей не наблюдалось. Поэтому наше исчезновение никого не заинтересовало. Ну, не захотели поехать в город со всеми вместе, и что? Пройдя по дорожке мимо каких-то складов и кочегарок, с дымящими трубами, мы углубились в проходы меж сопок, скрывших нас от любопытных взглядов окончательно. Каменистая заснеженная тропинка была утоптана достаточно, чтобы сделать вывод, что проход через КПП – для нормальных пассажиров, а обход по сопкам – для не очень. Закрытый для любопытных город Полярный был рад принять любого, кто имел на это право. Судя по знанию этого обходного пути Катей – мы с ней такое право имели. Когда тропинка вынырнула на дорогу у хлебозавода, угадывающегося без вывески, одним своим духом, я почувствовал голод. Наверное, она, волею судьбы связавшей нас, начала думать со мною в унисон.
— Скоро будем дома, тогда и поедим булочек с кофейком. Ты не против? Только нужно дождаться транспорт, любой пеший сразу привлечёт нездоровое внимание.
Ещё бы я был против. Остановка автобуса была пуста, только мы одни торчали на голой дороге. Видимо работники ночной смены хлебозавода уехали на том же автобусе, который мы проигнорировали в своей гордыне. Ждать пришлось долго, небо посерело и приблизилось к земле, наполняя воздух морозным инеем. В ожидании, мы пританцовывали и похлопывали друг друга по плечам, чтобы согреться. Наконец показался грузовик, звеня цепями ведущих колёс. Водитель, без просьбы с нашей стороны, притормозил и подобрал нас. Доброжелательство к землякам было написано на его лице. Почти не задавая вопросов, он довёз нас до центра. Высадив, поддал газку и на прощание, погудев, укатив на поворот влево. Мы с Катей прошли ещё немного по улице прямо, затем углубились во дворы и наконец, вошли в подъезд четырёхэтажного жилого дома.
Дверь квартиры отворила красивая женщина, лет сорока пяти, очень похожая на Катю, разве что, с лёгкой сединой. Обе без слов бросились в объятия друг к другу, забыв про меня. Пришлось закрыть дверь самому, а после смутиться и, кажется, даже покраснеть, поскольку следующим в объятьях Катиной мамы оказался я. Не так представлял я знакомство с тёщей. После мы сидели на кухне и, уплетая обещанные булки с кофейком, врали что было сил о своей работе геологами. Наконец, Мария Степановна не выдержала и заявила:
— Ну ладно, посмешили и хватит! Такие же вы геологи, как Катин отец оленевод. Идите-ка спать с дороги, скоро и он вернётся с дежурства. Тогда и расскажете по-настоящему.
Возражать не было сил, хотелось спать и снова спать. Даже толком не раздевшись, мы завладели диваном в комнатке Кати и, стиснув друг дружку в объятиях, уснули. Я никогда не был так счастлив и благодарил судьбу за эти мгновения безмятежности и теплоты.
Проснулись мы одновременно, как по команде. За стенкой слышались голоса: нежный глубокий Марии Степановны, сухой, словно сухарь в горле, принадлежал, по-видимому, Катерининому отцу. Я автоматически попытался подслушать мысли обладателя этого голоса, чтобы знать, чего от него ожидать. Распознал только эмоцию нежности к своим близким и ничего лишнего. Надеясь, что он не очень враждебно отнесётся к объекту физической и духовной близости своей дочери, я вслед за нею шагнул в гостиную. Катя сразу бросилась в объятия к человеку в военно-морской форме, с одинокими звёздочками на погонах, обозначающих капитана третьего ранга – соответствующих званию майора в сухопутных войсках. Вообще-то, Катя упоминала о понижении в звании своего отца, после какого-то нехорошего происшествия – кажется пожара на подводном корабле. Иначе он был бы сейчас капитаном первого ранга.
— Это папа мой! — воскликнула она, повернувшись ко мне. — А это Вадим – мой суженый.
Впервые в жизни, мои ноги приросли к полу. В буквальном смысле. Я силился сделать шаг навстречу капитану, но не мог пошевелиться. Те самые ледяные бесцветные глаза, своим взглядом проникающие в самое нутро, голос – режущий словно бритва. Командор собственной персоной. Тот самый, который командовал космическим крейсером, имевшим форму подводной лодки. Хотя, почему командовал? Наверное, до сих пор командует.
— Это ведь вы? — вырвалось у меня, вместо соответствующего случаю приветствия.
— Точно. Это я – теперь и твой папа. Суженного, как говориться, на коне не объедешь.
Холодные глаза сверлили, и я понял это как приказ заткнуться. Что я и сделал. Не определив толком, узнал ли он меня, и имеет ли он понятие о собственной двойной жизни, я счёл за благо скрыть свои мысли на эту тему и перейти к земному официозу. Выразил родителям восхищение их дочерью и нашим обоюдным горячим стремлением заключить официальный брак чуть позже, в связи с потерей паспорта, (который я, кстати, и не терял).
— Не нужно усложнять объяснения, Вадим, — прервал мой монолог капитан. — Мы в курсе ваших неладов с официальной статистикой. Пройдём в мой кабинет, нужно поговорить.
Тёща хотела перегородить нам путь, а Катя попыталась протиснуться вслед за мною в дверь комнатки, которую тесть называл кабинетом. Однако, Марию Степановну мы оставили между собою и празднично накрытым столом, а дверь щёлкнула замком перед Катиным носом. То, что капитан предложил сесть возле письменного стола и присел сам на другой стул, говорило о предположительно благополучном исходе беседы. Я уже всерьёз ожидал, что мне придётся выслушать его стоя по стойке смирно. Наверняка с другими он так и поступал, личность Командора сквозила сквозь погоны. Её он прикрыть не мог, как бы этого ему не хотелось.
— Ты вправду любишь мою дочь? — понизив голос, вкрадчиво спросил он.
— Больше чем себя, — не задумываясь, отозвался я.
Глаза посверлили, но натолкнувшись на мою защиту, капитан вынужден был отступить. Сам он, несомненно, обладал даром телепата и умело блокировал попытки проникнуть в свою сущность. При этом, он внимательно изучал меня и делала какие-то свои выводы.
— То, что я больше не вынужден разыгрывать убитого горем отца, должно остаться втайне от лиц находящихся за стенками этой квартиры. От всех без исключения! Иначе вам обоим грозит что-то похуже небытия.
Я кивнул понимающе.
— Моей маме постарались сократить жизнь, лишь за одну ошибку, причём не мою. Так, что, я понимаю всю сложность нашего с Катей положения. Мы здесь по её желанию. Будь я один, я ни за что не приехал бы сюда.
Взгляд капитана смягчился.
— Я подготовлю вам жильё на охраняемой территории, это поможет сохранить ваше пребывание здесь в относительной тайне. Кстати, какие-нибудь документы у вас есть?
Я, молча, достал из кармана ксиву ФСБ-ешника и положил на стол. Он бегло проглядел и двумя пальцами отодвинул её подальше, словно боялся подцепить заразу.
— Техник значит?
Я кивнул.
— Оба мы из технического отдела. Якобы.
— С эхолокацией справитесь?
— Дополним пропущенные знания внутренним зрением.
Пробный шар сработал. Тесть кивнул, поняв всё, что я имею в виду под этой фразой. Значит, он не просто образец командора «там», он владеет и пользуется возможностями Службы безопасности здесь и сейчас. Всё интереснее и интереснее!
— Есть одна работёнка. Связано это с местом, где случилась одна авария. Нужно исследовать кое-что. Завтра я представлю вас командующему на предмет профессиональной помощи от вашего ведомства. Думаю, проблем с назначением не будет.
Я кивнул, соглашаясь. Нельзя же в закрытом городе изображать бездельников.
— И последнее, — выстрелил капитан своим колючим взглядом бесцветных глаз. — Если что случиться с Катей по твоей вине…
Дальнейшее продолжение дня прошло сносно. Мы постоловкались с её родителями, погуляли вдвоём с Катей по полупустым улочкам, прошлись по скользкой деревянной достопримечательности – длинному мостку через упрятанную зимушкою речушку переплюйку и засыпанный снегом и льдом овраг, неприятнейшего вида. Местными мост именовался «Чёртовым». Ну, а поскольку в наше время модно устраивать шествие по мостам в дни свадеб, то я не удержался и назад пронёс Катю на руках. Наблюдавшие со стороны за нашим чудачеством трое патрульных моряков, поаплодировали и наградили сдержанными улыбками. Стало смеркаться и пришлось вернуться обратно. На улицах делать стало нечего. Суровый край не располагает к безделью. Зато, когда вернулись домой, состоялся новый вызов в «кабинет» нас обоих.
— В мире полно нелюдей, скрывающихся под человеческой личиной, — начал издали капитан, сверля нас глазами. — Сыщики Мурманской области с ног сбились, разыскивая по многочисленным преступлениям одного мерзавца. И о чудо! — сделал он театральный выпад. — Оказывается, сегодня утром он попался!
— Повезло же полиции, — вставил я.
— Где же он попался? — спросила Катя, почувствовав, как и я, какой-то подвох.
— На пассажирском причале в Мурманске. Как раз после отбытия из порта катера, на котором вы прибыли сюда. Взять его оказалось нетрудно. Он потерял способность передвигаться иначе, как ползком.
Всё одно к одному. Как это только нашему «папе» удалось так быстро всё узнать, и главное, сопоставить с нами? Катя тоже делала поразительные успехи в деле, которому мы обучались Спином. Она безошибочно прояснила ситуацию для меня лично, словно я спросил это вслух:
— Папа сейчас занимает должность коменданта гарнизона. Ему всё докладывают одним из первых.
— Точно! — подтвердил тесть режущим слух голосом. — И самое интересное для вас, что разыскивали это существо за акты людоедства!
Я и так чувствовал на себе его испепеляющий взгляд, поэтому не повернул голову в его сторону, нарочно любуясь раскрасневшимся милым личиком своей избранницы, внутренне похолодев от мысли, чем всё могло закончиться для Кати. Наверняка вся только что выданная информация относилась к словам – «Если, что случиться с Катей… ну и так далее». Не случилось же. Я вовремя почувствовал необходимость найти её в тот момент и не ошибся. Так что, казнить меня было бы преждевременным, если рассматривать дело объективно. Зато я понял, за что дочь так любит отца. Надо бы взять у него несколько уроков рукопашного боя, может пригодиться.
* * *
В течении следующей недели произошло несколько интересных событий. Я был представлен тестем своему будущему начальнику, с которым предполагалось работать. Его кабинет, сокрытый за семью замками, (так сказать), оказался лабораторией широкого профиля на одном из судоремонтных заводов. Побеседовал на всякие темы с распоряжающимся в нём рыхлым мужчиной без формы, с глазами затянутыми какой-то пеленой, словно он был «под мухой». Мутного величали тут Мясниковым, а я сразу же окрестил «Мясником». Я осмотрел для вида аппаратуру, тестируемую сотрудниками, сделав умный вид. Мой тесть исчез сразу, как только познакомил нас, сославшись на дела – требовалось некоторое время, чтобы узаконить наше с Катей назначение. Я, видя, что толку от меня новым знакомым немного, тоже хотел было откланялся, но меня задержали, потянув за собой в курилку, под предлогом неофициального знакомства. От предложенной сигареты я отказываться не стал, чтобы не выглядеть белым лебедем в их компании.
Лейтенант пересказывал какой-то похабный анекдотец, а двое мичманов ржали. Я сосредоточенно пускал дым в потолок, стараясь не подавиться втягиваемой вонью от табачной отравы. Когда сигареты были выкурены, меня попытались аккуратно прощупать, на тесноту знакомства с боевым котом Василием. Никаких котов я среди своих знакомых не помнил, поэтому честно в этом сознался. Тогда ребята познакомили меня с котом заочно. Оказалось, что имелся в виду мой тесть, фамилия которого была Котов. Мне стало чуть стыдно, поскольку я даже не поинтересовался настоящей фамилией своей жёнушки.
За десять минут, мне поведали обо всех страхах перед комендантом гарнизона, который, судя по их отзывам, заслужил репутацию зверя, самостоятельно приводя в чувство нарушителей воинской дисциплины. Были там и сломанные челюсти у сухопутных полковников и фингалы под глазами у рядовых обеих родов войск. Сколько было в этих рассказах преувеличением, а сколько правды оставалось загадкой. Одно стало ясным – тесть личность незаурядная, что в моём мире, что в космических силах. Неужели он ничего не знает о своём альтере? Предчувствие странным образом молчало, как молчал и Спин, от которого я так и не получил никакой весточки с момента вынужденного бегства с Ловозера. Раньше не было времени задуматься, слишком быстро всё происходило, но теперь настойчиво стучалась мысль: что я здесь делаю? Фальшивые документы, фальшивое прикомандирование к вооружённым силам, даже наша женитьба с Катей и та, в каком-то смысле, фальшивка. Когда-то мне по собственному почину удалось внести немалый вклад в перенаправление враждебных человечеству сил, управляющих им через тёмные закоулки прочищенных мозгов в относительно праведное русло. Теперь, я просто не знал, что делаю и для чего.
— Что мой сокол ты не весел, что головушку повесил? — пропела Катя, едва я переступил порог квартиры.
Про свои сомнения, я решил промолчать, поэтому отделался другим объяснением:
— Что-то ваш дом пользуется повышенным вниманием патрулей.
— Не беспокойся. Наверняка это проявление папиной заботы.
Я и так уже догадался, что капитан принимает все меры безопасности, для охраны своего семейства. Зря он так суетится. Если кто придёт по наши души, то это будет телепат высшей категории, а от него патрульные не защитят, они такого просто не заметят. Однако я не стал критиковать действия тестя, он был в своём праве.
— Как наши дела? — спросила Катя, заталкивая меня в свою комнату, долой с глаз своей мамы, суетящейся в кухне. — Да, не переживай, Вадик, всё будет классно. Поныряем на подлодке-малютке с недельку, а там видно будет.
Поцелуи и тесные объятья, своей важностью и первостепенностью, отодвинули заботы на второй план. Остальное должно было подождать. Оно ждало почти месяц, а после, мы с Катей расстались. Разрешение на участие в экспедиции тесть выбил только на одного – на меня. Может он так подстраховал свою дочь, надурив меня? В любом случае, я не расстроился, поскольку и сам понимал неуместность Катерининого плавания на дно морское. Заодно, мы на какое-то время заметём свои следы от тех, кто приложил немалые усилия для попытки моей ликвидации.
Наша группа взошла на борт приличной длины калоши. По-другому не назовёшь. Лихтер-сухогруз, увлекаемый в неизвестность пришвартовавшимся сбоку буксиром. Лихтер не имел своего хода, а буксир был паровой! Чёрный дым из трубы своим обилием не походил на бутафорию. Флот постарался на славу, чтобы создать нам имидж корыта. Подводный кораблик, находился в среднем трюме, который не имел дна вовсе. Два других трюма имели груз – всё тот же уголь. Просто прелесть! Топливо, годящееся для кочегарок отдалённых гарнизонов, транспортировалось прожорливым допотопным механизмом, который, в случае непредвиденной задержки в пути, сам и слопает половину тысячетонного груза.
Курс был взят в направлении Новой Земли. Где-то на первом отрезке пути нам предстояло погрузиться, чтобы исследовать дно, на признак замаскированного оружия натовцев, неизвестной конструкции. Надводной же бутафории, в это время, предстояло продолжить плавание куда-нибудь прочь, чтобы избежать встречи со льдами – на календаре всё же был не май месяц. Мясник считал, что мы ничего не найдём, поскольку снаряд, который мы пытаемся найти, уже отработал своё в одноразовом режиме. Остальные, кажется, были с ним согласны. Все кроме Котова, благодаря чьему влиянию в среде офицеров штаба флота и была организованна эта экспедиция. Тут будет уместно упомянуть, что подводный атомный крейсер, которым он командовал в том злополучном походе, постиг пожар. Официальное расследование вынесло заключение о халатности экипажа. В этом месте Катерининого рассказа я сразу насторожился.
Вышезабравшиеся по служебной лестнице, дни и ночи мечтают, как бы кого из сослуживцев подсадить и заменить любимчиками или родственниками. Котов, наверняка и раньше кого-нибудь из «тыловых героев», да нокаутировал в прошлом, не терпя разгильдяйства и разложения флота наглецами, не нюхавшими пороха. Он был явным патриотом, кроме того, несомненно, обладал даром вроде моего, только я никак не мог определить его уровень.
Малютка оказалась исследовательским вариантом подводных глубоководных аппаратов. Погружались мы до тех пор, пока не легли на дно. После затаились, словно за нами охотилась стая противолодочных кораблей противника. Глубина в двести метров, как ожидал Мясников, на деле оказалась пятисотметровой впадиной, незарегистрированной никем до нас. Караул кричать никто не стал, кораблик был рассчитан на погружения значительно более глубокие. Вот только помощи, в случае аварии, ожидать не приходилось. Наш надводный транспорт поспешно дал дёру к югу и был уже относительно далеко. Мини реактор обеспечивал достаточную автономность хода, плюс тепло. Пока Мясник не подал команду приступать к работе, я с лейтенантом и одним из мичманов преспокойно выспались, а после, рулевой, повинуясь командам, повёл наш аппарат концентрическими кругами, расширяющимися от центра к краям впадины. Лейтенант сросся со своей аппаратурой, демонстрирующей на экраны обзора данные радаров и акустики. Я устроившись за его спиной, надел протянутые им наушники, делая вид что с вниманием прислушиваюсь к звукам издаваемым прибором. На самом деле, я просто сдвинул бегунок регулятора громкости, полностью вырубив звук, чтобы изолировать свой мозг от всего мешающего, в том числе и от своих компаньонов по разведке.
Некоторое время я привыкал, после полностью высвободил своё эфирное тело, контролируя напрямую информацию, поступающую с ментального и астрального плана. Человек многомерен, но мозг не в состоянии делить своё внимание между потоками информации, протекающими в разных планах бытия. Это происходит на эфирном плане, а в мозгу проявляется только информация, имеющая значение для безопасности материального тела. Так у обычных, нетренированных людей. Но я имел опыт в деле, которого не имели мои спутники. Узнай они, чем я на самом деле занимаюсь, они бы немнжко удивились. Постороннее тело, не подающее признаков биологической материи, я обнаружил моментально. Источник инфразвуковых волн не заметить может только человек в своём земном естестве, но не я.
Атака произошла ещё быстрее, не оставив времени для размышлений. От атаки телепата она отличалась, но не намного. Разнообразные комбинации волн повышенной частотности, выходящих за пределы слышимости, могли представлять собой серьёзную опасность. Я инстинктивно отпрянул за барьер, создаваемый подсознанием моего второго и третьего ментальных тел. Стараясь определить, что это за мина, пронзающая инфразвуковыми колебаниями всё на своём пути, я ненадолго отвлёкся от окружающего. Этих секунд хватило, чтобы мои спутники оказались подчинены командам извне, причём команды были разнообразные. Одно было неизменным – все словно с ума посходили. Мичман, отвечающий за работу реактора, полез в машинное отделение без всякой надобности, рулевой заставил «малютку» кружить на месте, а лейтенант просто уснул. Хуже было с Мясниковым, он то и дело хватаясь за голову, наверное, испытывая раскалывающую боль, полез отдраивать люк, ведущий на волю – то есть за борт.
Нужно признаться, такого я и в страшном сне не ожидал увидеть. Мясника мне удалось ухватить за ноги, когда он уже наполовину исчез в кессоне и, взявшись за маховик внешнего люка, принялся его открывать. Под моим весом он рухнул вниз, придавив заодно меня, отчего я чуть не потерял над собой контроль. Желание, разбить близь расположенные приборы оказалось таким сильным и единственно верным в данной ситуации, что я чуть не подался искушению. Отвлёк меня, упрямо продолживший своё стремление к свободе начальник экспедиции, в своём порыве, наступивший на меня, будто на табуретку. Эта наглость помогла мне совладать с «бесовскими» искушениями. Потеряв терпение, я угостил Мясника ударом кулака в солнечное сплетение. После, сжал его шею особым образом, перекрыв ему кислород. Хотел отправиться за борт, пусть узнает каково это не дышать. Устранив первостепенную опасность, я ринулся вслед за спецом по атомному реактору. Не дай бог, успеет взорвать его или устроить пожар! Нам всем повезло – наш механик не успел навредить. Не выдержав психологической муки, он, кажется, находился в отрубе. Перетащив его бесчувственное тело через комингс, поспешно задраив люк в машинное отделение и люк, ведущий в кессон, я поспешил к рулевому.
Его оттащить от панели управления было непросто, но ведь я, как ни как, зять Котова! Использовав всё, что умел, мне удалось отправить его отдыхать к остальным. На этом акт самоуничтожения подлодки был приостановлен. Неизвестно было, на что ещё способна эта психо-мина. Выправив курс и дав команду компьютеру на подъём с глубины, я, наконец-то, смог расслабиться. Бывают случаи, когда ошибки преследуют с математической точностью, вне нашего желания. Это была одна из них. В миг перехватило дыхание, а зрение начал заволакивать туман. Отчаяния, от того, что всё оказалось напрасным, я не испытывал. Только жгучее чувство ненависти к неодушевлённому предмету, покоящемуся на дне студёного моря многие годы, в ожидании своей жертвы.
* * *
Вершина холма. Ясный тёплый день, синее озеро, домик с красной крышей. Это уже было со мной. Я ожидал увидеть, как из домика выйдет мне навстречу моя мама. Невольно душа заплакала от предчувствия этого благостного ожидаемого мгновения. Я пошёл к домику, раздвигая травы руками, словно пловец воду. Ощущение сопротивления движению мало отличалось от плавания под водой. Наконец наступил момент, когда я больше не мог сделать ни шагу. Что-то препятствовало мне в этом. Я позвал:
«Мама! Где ты?»
Никто не вышел из домика, и я не уловил никакого движения возле, но её голос тут же прозвучал возле:
«Сыночек! Зачем ты здесь? Уходи!»
«Я вернулся к тебе, мама…»
«А как же твоя любимая? Она погибнет без тебя.»
«Что же делать?»
«Назад! Скорее назад. Я помолюсь за тебя Вадик».
Вся такая близкая и радостная сердцу картина покоя и совершенства начала постепенно отдаляться, словно я пятился, постепенно ускоряя темп. Когда последние обрывки видения всосались в одну точку на синем, словно экран, фоне, померк и он.
СНОВА КЛОН
Серые кирпичи превращались в полёте в массивные бетонные блоки, надвигаясь на меня. Как только один приближался вплотную, раздавался звон удара, сотрясавший меня. Следующий тут же вслед за предыдущим, налетал и бесследно растворялся во мне с таким же тупым звоном, сотрясая моё естество до противной дрожи. Смотреть на это было тошно до невозможности, но избавиться от видения не получалось, я был словно притянут к происходящему и не имел воли сдвинуться и вынырнуть из противного кошмара.
Не знаю, сколько это продолжалось, для меня субъективно это длилось бесконечно. Время не существовало. Как же я устал быть сторонним наблюдателем непонятного зрелища. Сквозь звон массивных ударов, возникло озабоченное лицо черноглазого кузнечика. После оно исчезло, оставив во мне свою невысказанную печаль. Кто-то поднёс к моей груди странные изогнутые хромированные трубки, что-то со мною делая. Лицо, нависшее надо мною, напоминало лицо Саиты – змее-женщины со Свасти, но разглядеть и даже понять этого не хватало сил. Просто какие-то обрывки снов, которые я вспомнил спустя значительное время.
— Сердце работает! — громкий голос прозвучал прямо возле моего уха.
Трубки отодвинулись. Запахло озоном и послышался слабый треск.
— Всё будет хорошо, — послышался голос Спина.
Его самого я не видел и предположил, что он разговаривает со мною мысленно. Хотелось спать, и я покорился неодолимой силе. Бетонные блоки больше не витали перед глазами, сна не было вовсе. Только благостное небытие. Когда я вновь проснулся, то почувствовал себя отдохнувшим и бодрым как никогда. Потолок в оранжевых тонах и стены фиалкового оттенка окружали меня. Сам я плавал в какой-то ванне, наполненной вязкой на ощупь жидкостью с приятным запахом лаванды. Сразу же послышался щелчок и звук отворяемой двери, кто-то подошёл ко мне.
— С выздоровлением! — произнёс приятный тенор.
Гибкие руки подхватили меня подмышки и помогли выбраться из жидкой постели. Я был совершенно голым и принялся озираться в поисках одежды. Сразу же глаза наткнулись на змеиный хвост, а скользнув по нему взглядом выше, я обнаружил обладателя голоса. Это существо очень походило на Саиту, недаром мне привиделось, что я увидел её. Лицо с приятной добродушной улыбкой лишь отдалённо напоминало лицо змее-женщины. Оно было чуть угловатее и широкоскулое. Наверное, это была мужская особь змее-человека. Собственно, я не знал, различаются ли змее-люди по половым признакам, постеснялся спросить.
— Я Шенкар, — представился новый знакомый, протягивая принесённые с собою детали моего гардероба. Сам он был одет в голубой халат, с эмблемой на нагрудном кармане. «Имя всё же мужское, – отметил я», одеваясь. Присмотревшись к эмблеме, я обомлел: там было изображение посоха, обвитого змеёю. Посох Асклепия! Проглотив целую серию вопросов, невольно просящихся на язык, я последовал за ним, повинуясь приглашающему жесту. Овальный извилистый коридор, больше напоминающий пещеру, привёл нас в помещение, не имевшего ни одного острого угла.
— Это твоя палата, — пояснил Шенкар. — Ты, наверное, уже догадался, что находишься в лазарете. Я тебя врачевал, теперь ты снова здоров.
— Что со мной произошло? — спросил я, даря взгляд благодарности, отлично понятый этим существом.
— Твоё сердце остановилось. Мы помогли, удалив органический чип, управляемый извне. Твой друг доставил тебя к нам, и он сам расскажет всё, что сочтёт нужным. Просьба не покидать этого помещения, чтобы не нанести вред окружающим, а так же, чтобы избежать нанесения вреда тебе. Город большой, можно легко заблудиться, и не все относятся к людям по-дружески.
Ну, это понятно, я чужак в среде инопланетников.
— Далеко ли моя планета от этого места? — поинтересовался я.
Шенкар поглядел на меня слегка удивлённо.
— Ты на Земле.
* * *
Оставшись один, я обошёл свои апартаменты. Туалетная комната с большой ванной, упругое ложе, прямо на полу, посреди округлой спальни, какие-то незнакомые предметы меблировки по стенам первой комнаты. Сводчатые потолки и стены наводили на мысль, что я в подземелье. Скорее всего, так и было. Много всего всплыло в памяти, о чём я почти позабыл. Мне говорили, что попытка извлечь чип равносильна самоубийству. Оказалось всё не совсем так. К тому же, как сказал змее-человек, я на Земле. А как же остальной экипаж подлодки? А как же Катерина? Теперь, когда я вспомнил о девушке, ворвавшейся в мою жизнь единственным живительным цветком, мне захотелось срочно куда-то бежать отсюда, чтобы продолжить что-то, от чего меня чуть не устранили навсегда. Отчего? От жизни конечно.
Шенкар не появлялся, да и никто другой. Приходилось сдерживать нетерпение, понимая, что я обязан моим целителям хотя бы послушанием. От скуки, я принялся осматривать шкафчик вделанный в стену. Он был украшен разноцветными камешками, заменявшими резьбу или инкрустацию. При нажатии, дверца распахнулась, а за нею я увидел какую-то аппаратуру и шлем с проводом, тянувшимся от неё. Аппаратура похожа на ту, которой приходилось пользоваться на лунной базе, для контроля чужих мыслей. Прикинув, что интереснее ничего для себя пока не найду, я пододвинул поближе металлический стул и уселся на него, нацепив шлем. Устройство оказалось довольно любопытным, словно смотришь кино. Прибор демонстрировал кучу познавательных каналов, стоило только мысленно выбрать в настройках какой-нибудь символ. Вместо экрана – собственный мозг.
Узнав, что я действительно, нахожусь в городе-пещере, (так глубоко под землёй, как не снилось никому из моих знакомых), насладившись архитектурой змее-людей, их театром одного актёра, я вновь заскучал. Если бы не возник в меню моргающий символ, требующий выбрать именно его, я бы, наверное, всё же отправился побродить по подземелью. Активировав моргающий значок, похожий формой на рупор, я увидел рассудительное лицо Спина, обрамлённое таким же шлемом, как мой. Это оказалось записанным для меня посланием.
— С продолжением жизни тебя, брат мой! — слегка киношно начал он.
Несмотря на слог, мне понравилось это обращение – «брат мой». Мысленно, ответив, мол, «и тебе не хворать братишка», я прочёл надпись, что моё послание будет передано адресату при первой возможности. После я вынужден был слушать сообщение без комментариев со своей стороны.
— Мне пришлось прикрывать тебя от активации самоуничтожения, заложенной в подпрограмме чипа. Это, как ты помнишь, одна из функций дистанционного управления агентами Службы безопасности. Работает она не в автоматическом режиме, а посредством подачи определённой команды с пульта лунной диспетчерской службы. Так вот, я заблокировал все упоминания о тебе, так чтобы никому не удалось найти в реестре твой данные. Какое-то время это работало. Но после нападения на нас в ту самую ночь, я понял, что о тебе не позабыли и горят нетерпением оборвать твою жизнь иным способом. То, что произошло с тобой в подлодке, было большой неожиданностью. Имперские агенты пошли на крайние меры: ими совершено межвременное вмешательство в ход истории. Поскольку на временной линии ничего грандиозного не произошло, (для всей последовательности земных событий), то Хроносы не придали значения этому вмешательству. Проясню: бомба, чуть не уничтожившая субмарину Котова, была предназначена для того, чтобы спустя восемь лет выманить тебя на дистанцию поражения, посредством того давнего инцидента с пожаром. Она ждала ТЕБЯ, чтобы активировать твою смерть. Умно, не правда ли?
Я не был в великом восторге от внимания имперской Службы безопасности к своей персоне. Лучше бы они не тревожили бывшего клиента психиатрического медучереждения.
— Пришлось совершить и мне небольшое вмешательство во временную линию, — продолжал Спин, — опередить твою смерть, посредством рискованной операции по удалению чипа. Я сделал ещё кое-что. Прости за это. Ты находишься в одном дне позже, чем Катерина. Вместо тебя поход на подлодке закончил твой новый клон, изготовленный и активированный нашими друзьями подземной расы Земли, среди которых ты сейчас и находишься.
Письмо на этом оборвалось. Видимо Спин понимал, что мне придётся пережить шок от его сообщения и деликатно сделал паузу. Я снял шлем и, доковыляв до койки, рухнул на неё. Некоторое время я просто ни о чём не думал. Снова клон! Это никак больше не укладывалось в голове. Катя и клон Вадя! Я ещё не знал, буду ли я ревновать её к себе самому, но мне это не нравилось. Стало физически нехорошо и дурно. Но ещё более не хотелось вновь наблюдать работу своего сердца из астрала в виде бетонных кирпичей, активирующих его в реальном мире. Чтобы угомонить своё воображение я приказал себе уснуть, а проснувшись, спустя бог знает сколько времени, почти успокоился.
Во-первых, можно подменить клонированного себя самого на настоящего Вадима, если малютка ещё в пути. Но я не знал, ни который день, ни какова скорость нашей подлодки, ни как это сделать. Спин как-то совершил подмену и мог бы подумать об обратном процессе, если бы действительно уважал меня. Злость на неэмоционального кузнечика начинала снова играть с моим воображением. «Хладнокровное насекомое! А есть ли вообще у него исходного кровь»? По счастью моё саморазрушение было прервано приходом Шенкара. Со стыдом заблокировав свои мысли, я поинтересовался, которое число по нашему человеческому календарю. Я подозревал, что он покрутит хвостом в воздухе и ответит, что наше гуманоидо-недочеловеческое времяисчисление его не интересует, но ошибся. Врачеватель дал исчерпывающий ответ:
— Семнадцатое. Экспедиция вернулась в город Полярный вчера. А для тебя, почти два дня назад.
Я даже не подумал, откуда ему стали известны все мои постыдные измышления. Я понял только то, что пробыл в небытии почти неделю. Я готов был провалиться сквозь землю от растерянности, стыда и разочарования. Шенкар вдруг улыбнулся и, похлопав меня по плечу, понизил голос и прошептал, что я и так под землёй. После этого я, наконец, пришёл в себя и мы оба расхохотались. Этот змее-человек оказался с юмором.
— Мой друг сообщил мне, что я в одном дне от своего клона. Как такое могло произойти?
— Тебя почти сутки не существовало среди живых, а точнее – двадцать восемь часов. Нарушить установленный порядок вещей невозможно. Сам подумай! Разве может быть, чтобы какой-либо организм умер, а спустя сутки ожил?
— Невероятно, — пробормотал я в ответ на запутанное объяснение змее-человека.
— Считай, что твой организм прогулял рабочий день, по уважительной причине.
Ну, раз по уважительной, тогда ладно. Что интересно делает мой клон? Не странно ли он поведёт себя? Об этом я и поинтересовался у врачевателя.
— Не переживай. Он – это ты. Ну, может быть, слегка ведёт себя не по-человечески. Я, например, тоже веду себя не по-человечески. — Шенкар изобразил что-то вроде чечётки, если можно извивания змее-человеком нижней части своего туловища вплоть до кончика хвоста назвать чечёткой. — Что с того? Ты можешь всегда заменить его, как только он отделиться от твоих друзей на некоторый срок, чтобы подмена не вызвала подозрений ни у кого. Вопрос в том, стоит ли это делать?
Об этом не мешало подумать. Делать или не делать – вот в чём вопрос! Шенкар явно намекал, что мне стоит только захотеть и я стану в теле своего клона полноценным человеком. Но тогда моё настоящее тело будет, мягко говоря, бездушным. Чтобы придать правильное направление моим мыслям, мой врачеватель добавил, что мой друг вскоре обещал присоединиться, и что он сильно расстроится, не застав меня в «полном здравии».
— Спину не привыкать раздваиваться, — парировал я в ответ. — А растраиваться, наверняка его любимое состояние.
— Нирвана! — хохотнул Шенкар.
Явно новый знакомый обожал шутки. Но если подумать всерьёз, то можно скакать туда-сюда, пользуясь временем сна. Чтобы внести для себя ясность, я на всякий случай спросил:
— Означает ли, что мой клон вернулся в Полярный двое суток назад по своему времени, а по моему времени он вернулся туда вчера?
Получив в ответ извивание гибкой шеи, могущее означать и да, и нет, я успокоился окончательно. Ладно, не впервой. Катя только бы ничего не заподозрила. Как она отнесётся к тому, что у неё теперь два мужа? Лучше будет помолчать на этот счёт. Пора нанести визит своей ненаглядной и поглядеть на неё, а заодно, объединить фрагменты разрозненного пребывания в двух телах. Шенкар понял всё с полувзгляда и, пожелав приятных снов, удалился, оставив меня одного.
* * *
Это было блаженством. Как я соскучился по занесённым снегом, почти безлюдным улочкам, а главное по той, что ждала меня в сером невзрачном доме прошлого века постройки, в одной из квартирок на втором этаже. Квартиру нам выделили из запасников гарнизона. Тесть сделал всё, что положено было сделать заботливому родителю. Катюша тоже была счастлива, встречая меня после моих возвращений из флотской лаборатории. У нас был свой дом, а она была в нём хозяйкой. Хотя память клона не хранила никаких случаев нарушений человечности, я сразу отметил особое отношение жены к своей персоне в моменты, когда я был рядом по-настоящему. Заодно начал осознавать выражение – быть не в себе.
Дни я проводил в обществе военных специалистов, в среде которых прослыл спасителем их душ. Мы начиняли новый подводный аппарат всякими новинками, в которые я вносил усовершенствования по мере сил, черпая вдохновение в воспоминаниях о своих путешествиях в «прошлой жизни». Кое-что даже неплохо получалось, в основном благодаря внушению моим новым товарищам веры в свою безграничную силу разума. Тут нужно сделать небольшое отступление. Вспоминая день, когда мой клон, то есть я, сошел на берег, я терялся в догадках. Котов рассматривал меня с подозрением и небольшой долей удивления, словно увидел меня впервые. Тогда я отнёс это к его удивлению от выполненной задачи по раскрытию тайны возникновения пожара на его субмарине. После стал подумывать, а не желание ли избавить дочку от непонравившегося ему зятя явилось тем стимулом, что подвигло отправить меня в этот убийственный поход без неё. Отгадка пришла чуть позже, и она меня не порадовала.
Мы с Катей сидели в кухоньке, не включая свет, хотя уже смеркалось. В окно была видна часть пустыря, уходящего к берегу залива, неразличимым сейчас за стеной начинавшегося бурана. Она забралась мне на коленки, и мы сидели в полумраке, обнявшись. Я спросил:
— Отчего это твой папа иногда смотрит на меня с таким подозрением, словно видит впервые?
— Не придавай значения, Вадик. Профессиональная привычка! Он каждого пытается прощупать, чтобы понять, чего человек стоит. Он бывает, даже на меня так смотрит, словно я не его дочь. А бывает наоборот, скрыть любви и восхищения не может. Вот как ты сейчас! То, я словно чужая тебе, а то сама драгоценность, которую потерял когда-то, а теперь нашёл.
Хорошо, что в полумраке Катя не смогла разглядеть выражения моего лица, к тому же спрятанного за поцелуем. Скоро наступит время сна, и мне нужно будет вновь расставаться с нею, чтобы быть там, где теперь бывать необходимо. Наверное, её отец, вот так же, регулярно расстаётся со своею семьёй и вновь возвращаясь, радуется, как будто видит жену и дочь впервые. Там, где-то вдали от Кати начинался новый этап моей жизни. Я даже сам себе не мог ответить, какая из двух жизней приносит большее удовлетворение. Иногда я ловил на себе задумчивый и чуть печальный взгляд Кати и чувствовал себя прожжённым негодяем. Нужно было признаваться в своём двуличии, пока всё не зашло слишком далеко. Но если сделать это, как подобная откровенность скажется на её отношении к отцу, которого она так любила? Что если я, посвятив её в свою тайну, тем самым, открою ей тайну её отца, о которой, я уверен, она не подозревала? Что если она узнает о его неблаговидной по сути роли в армии агрессоров-людей в космических просторах? Как она отнесётся после прозрения к нему и ко мне самому? Я не мог принять верного решения и мучился от этого, откладывая объяснения раз за разом.
Последующие осторожные расспросы моих новых друзей, как в лаборатории ВМФ, так и в подземном городе, отредактировали у меня чёткую картину того, что предшествовало появлению в космическом флоте землян безжалостного командора крейсера, а в гарнизоне закрытого городка – не менее безжалостного коменданта. Загадка не была такой уж загадочной, если вспомнить, что так называемая бомба, деактивированная мной, создана была отнюдь не землянами. Подобные приборы, вторгаясь в разум человека, мгновенно копировали его вместе с носителем, помимо прочих влияний на мозг жертвы. Имперские спецы из Службы безопасности наверняка не останавливались на достижении только одной цели, выполняя разные операции одновременно. Скорее всего, тогда и появился в имперских вооружённых силах Ориона космический крейсер-подлодка, скопированный одновременно с экипажем. Эту мою догадку подтвердил и Спин, наконец-то, посетивший меня подземного.
— Не хотел тебя загружать раньше времени, Вадим, — прояснил он ситуацию. — Как только вы с Катериной решили пожениться, я сразу понял, что твоё более тесное знакомство с Котовым неизбежно, поэтому решил не откладывать, а просто помог ему состояться в кратчайший срок. Как ты уже понял, всё очень запуталось. Пересеклись судьбы не только твои с Катей, но и с её отцом. И это когда-нибудь приведёт к осложнениям.
— Разве уже мало осложнений? — уцепился я за последнюю фразу. — Выходит из-за меня Котов стал тем, кто он есть! Не было бы меня, его подлодка не попала бы в ловушку, я бы с ним никогда не увиделся в космическом флоте, а вместо него кто-то другой командовал фантастическим летающим крейсером землян?
— Это всё мелочи, Вадим, — ловко ушёл Спин от ответа. — Есть более серьёзная вещь. Возможно, твой разум и тело вновь были копированы за мгновения до уничтожения «бомбы», и сейчас твоя ещё одна копия разгуливает где-то и выполняет приказы своих хозяев.
Я похолодел, вспомнив, что на «малютке», на краткий срок, я действительно потерял контроль над собой. Если Спин прав в своих предположениях, тогда меня уже трое.
— Интересно, зачем они это делают? Они же хотели устранить меня насовсем.
— Сам теряюсь в догадках, Вадим. В худшем случае, это запасной вариант, для устранения тебя на ментальном плане, если ты выживешь, как и произошло. Если твоё «я» совершит что-то неблаговидное, то это дискредитирует тебя в твоих собственных глазах. Следовательно, ты сдашься неодолимой силе, отказавшись от дальнейшей борьбы. Так они поступали с твоим тестем и ещё многими землянами, чтобы окончательно и бесповоротно подчинить их своей воле. Когда возникает выбор – быть опозоренным перед своими родными и самыми близкими друзьями навечно как предатель и ничтожество, или сохранить их любовь и дружбу, слегка придушив совесть, задумаешься. Ещё как задумаешься!
К своей чести, я раздумывал недолго. Ровно столько сколько требовалось, чтобы осознать глубину подлости Службы безопасности империи. После ответил Спину:
— Пусть не надеются. Мне всё равно, что будет творить мой неконтролируемый клон, это ведь не буду я, и точка.
На самом деле я не был так уверен, как хотел казаться. Участливый взгляд Шенкара, слышавшего всё, лишь подтвердил сложность ситуации. Вот это шахматная игра! Столько наплетено вокруг судьбы каждого, с кем я соприкасался в жизни, что невольно возникало уважение к «гроссмейстерам» и лютое желание наплодить каждому из них по клону в виде клопа, чтобы ежедневно давить перед сном.
— Чем планируешь заниматься теперь?
Вопрос вернул меня к действительности. Чем я буду заниматься? Конечно, вредить имперской безопасности всеми способами! Спин успокаивающе похлопал меня по плечу.
— Тебе нужна команда, один в поле не воин.
— У меня есть Катерина и второй я.
Спин покивал, соглашаясь.
— Есть ещё кандидаты, один из которых как раз сейчас проходит лечение в этом самом мед. комплексе. Шенкар рад будет познакомить тебя. Меня никто из твоей команды не должен знать, кроме твоей жены, естественно, поскольку она уже и так знает. И ещё одно, Вадим. Ты не должен контактировать ни с кем, кто помогал тебе и Катерине после Сейдозера.
Я понимающе кивнул. Элементарное чувство безопасности требовало соблюдать осторожность, чтобы не засветить единомышленников, да и себя самого. Топая вслед за своим провожатым, скользящем по полу сводчатого коридора, я поинтересовался, куда строители этих тоннелей девают грунт. Ответ немного обескуражил. Поскольку из него следовало, что весь город когда-то был выращен на поверхности, а грунт сам засыпал все пустоты с течением времени. Решив остаться в неведении относительно возраста построек змее-людей, я вслед за ним проскользнул в палату похожую на мою.
— Это Ляо Дэмин.
Кого угодно ожидал увидеть я, только не китайца. Невысокий, кругловатый человек, лет сорока, уставился на меня узкими, как щелочки глазами, спрятанными между пухлыми словно булки щеками и круглым лбом. Кажется, он улыбался, а может быть, это было естественное выражение его лица. Я назвался, сразу же спрятав свои размышления на второй ментальный план, продолжая прикидывать, что это Спин мне пытается всучить? Частое общение с человеком такой необычной для России внешности отпадало. Это сразу же могло показаться подозрительным кому угодно. А с другой стороны, он мог сойти за местного жителя целой дюжины мест, слившись с народностями проживающими там. Буряты, казахи, чукчи, эвенки, выбирай на любой каприз. Даже в столице в роли гастарбайтера сойдёт за своего.
Дождавшись, пока я поставлю точку в своих мысленных изысканиях, он сообщил на чистейшем русском, что родился и прожил свою жизнь на Дальнем Востоке, неподалёку от Благовещенска облюбованного Роскосмосом под космодром. Имя его в переводе – Добродушный. Отслужил в Советской армии срочную, после съездил к родственникам в КНР и там снова угодил под призыв. Из всех религий предпочитает Даосизм, из всех напитков – воду. Работал учителем в поселковой школе, преподавая ученикам начальных классов. Комиссия из районного центра посчитала его преподавание слишком вольным и его попросили. После, увлёкся гаданиями и гороскопами, пойдя по стопам своей бабки. На этом и закончился его земной путь, а начался подземный.
— Как это? — поинтересовался я.
— Многие приходили ко мне, многим помогал. Однажды почувствовал невыносимую тяжесть в голове. Сразу понял, что подцепил какую-то болезнь от своих посетителей и вот очнулся уже здесь. Очень удивился. Всегда считал змей и драконов фантазией древних, а тут на тебе. А ты просто человек или как?
— Такой же как и ты. Только пережил побольше твоего, хотя и не служил в китайской армии. Слушай, Ляо…
— Называй просто Димон, Ляо это фамилия, — зажмурился от именного добродушия Дэмин.
— Ладно. А меня можешь звать Ва-димоном, — сострил я в ответ. — Не боишься, что снова ухандокают, как только окажешься на поверхности?
— Доктор намекал. Зачем ему было спасать от смерти, такого как я?
— Чтобы ты отдал долг. Мы все отдаём свои долги. Для начала неплохо бы выяснить, кто навёл на тебя «порчу». Этим ты спасёшь других.
Дэмин задумался. Я прекрасно читал всё, что проносилось в его круглой бритой голове. Слишком много про Дао и про то, что если он будет не наблюдать за течением жизни со стороны, а противостоять кому бы то ни было, то собьётся с пути. Сложный тип. Нужно немного подтолкнуть в правильном направлении, воспользовавшись его же мысленными потугами расставить всё по местам.
— Не все следуют по пути Дао, Димон. Кое-кто как раз наоборот. Такие не видят смысла жизни в объединении со всем живым, а видят смысл в разъединении путём рабства, мнимого превосходства и прочего. Не говоря уже о насильственном физическом устранении думающих иначе и лишении их возможности постигать истину всеобщего равенства и единства.
Кажется, удалось задеть что-то из его религиозных убеждений. Отметив себе, позже познакомиться поближе с этим Даосизмом, я понаблюдал за его круглым лицом, пока на нём мелькали тени раздумий. Наконец, привычная маска добродушия вновь заняла своё место.
— Что мы будем делать с такими как тот, кто заразил меня непонятной болезнью?
— Всё, что в наших силах. В первую очередь, переформатировать их мозг, чтобы их мысли текли в правильном русле. Ну, что?
— По рукам! — согласился Дэмин, протягивая руку в знак согласия ладонью книзу.
Ладонью к низу? Знак скрытной натуры. Ну, это ты напрасно. От меня не скроешь ничего, – пообещал я ему мысленно. Видимо, моя мысль прозвучала в нём с силой пушечного выстрела потому, что он выпучил глаза и даже слегка отшатнулся.
* * *
Проведя уроки переформатирования для личности Димона, мы были готовы проявиться в свет. Спин прибыл накануне и передал документы для Дмитрия Мурзакеримова – как следовало из новенького паспорта. Мне перепал дубликат уже знакомого удостоверения чекиста.
— А если меня возьмут за жабры когда-нибудь с липовым удостоверением?
— Не волнуйся. Во-первых, ты легко уйдёшь от желающего тебя задержать, а во-вторых – удостоверение настоящее.
Как говориться, без комментариев. Я уже постиг два нехитрых правила дисциплины – «не задавать вопросов» и «меньше знаешь, крепче спишь». Что ж, чем нас больше, тем легче. А то, я уже начал думать, что я один такой герой. Ан, не тут-то было!
Прощание со спасителем Шенкаром было кратким. Он посетовал на то, что его соплеменники открыто не поддерживают своих соседей с поверхности, а иногда и просто относятся как к глупым дикарям. На вопрос, смогу ли я его найти, если понадобиться, он возразил, что скорее он найдёт меня, если он мне понадобится. Что ж, общение мыслью – для тех, кто мыслить умеет.
Знакомая транспортная капсула и длинные извилистые тоннели доставили нас к конечной станции. Отсюда начиналась длинная железная проржавевшая лестница, судя по узким ступеням-прутьям, предназначенная для существ без обуви и возможно с присосками на ногах. Округлый люк был открыт и как только мы пролезли сквозь него, захлопнулся. Мы оказались в полной темноте. Не одни. Кто-то засветил фонарь, и человек подойдя ближе, передал нам каски с фонариками на лбу, как у него. Посветив своим фонарём назад, я не увидел ничего кроме гладкой каменной стены, без признаков люков, проходов и чего-то в этом роде. Иллюзия была совершенной. Я даже засомневался, что наш провожатый знает о том, откуда мы здесь взялись. Шагая по заброшенному подземелью, со сводчатым потолком, местами выложенным из красных кирпичей, я рассуждал: «Уж не занесло ли меня обратно в шахту незабываемого городка Апатиты»? Приглядевшись к молчаливому провожатому, я убедился в отсутствии у него иных аксессуаров шахтёра.
Идти пришлось долго. То и дело под ногами хлюпали лужи воды, некоторые приходилось обходить по краю или по кирпичам, валяющимся в них вроде кочек на болоте. Наконец, мы пролезли в железную дверь и, оказавшись в небольшом квадратном помещении, вновь взобрались по другой лестнице наверх. За стеной слышался шум улицы, гул автомобилей. Здесь наш провожатый, при свете оказавшийся в форме охранника, отобрал у нас каски и указал на дверь, ведущую наружу. Он захлопнул её за нами прежде, чем я успел его хоть о чём-то спросить. Снаружи это оказался особнячок с кучей вывесок разных организаций, включающих всё от полиграфии до ремонта окон и унитазов. Улочка полутёмная, изредка пролетали машины, слепя нас светом фар.
— Где мы? — спросил Димон, недоумённо оглядываясь.
— Я знаю не больше твоего, — ответил я. — Мне сообщили лишь, что город оставленный жителями тысячелетия назад, всё ещё хранит свои тайны.
Если честно, то Шенкар произнёс мне название того места, где мы выйдем на поверхность, но настолько неразборчиво, что я просто не понял его. Ну, не спрашивать же, в самом деле, у прохожих, какой это город! Грязный снег по краям тротуаров указывал, что мы находимся на той же широте и скорее всего в своей стране. Дойдя до конца переулка, мы оказались на берегу неширокой набережной, окаймлённой каменными парапетами. Я бы не удивился, если бы нас выпроводили из подземелья в Китае или Индии, но город больше напоминал Питер. Я бывал в культурной столице страны несколько раз и вскоре удостоверился в верности догадки. Нужно было найти приют, и он нашёлся, как только я приобрёл смартфон возле подвернувшегося магазина цифровой техники. Собственно говоря, гражданин с синеватым лицом мечтал опередить конкурентов, торгующих внутри за прилавком. Ему это удалось, поскольку его личная ценовая политика разительно отличалась от услуг официальных дилеров. Для меня важнее всего было, что телефон когда-то продан был неизвестно кому. Предъявлять документы с первого часа пребывания в городе, да ещё оставлять свои следы в интернете в наши планы не входило.
Двухкомнатная квартирка на окраине вполне отвечала нашим запросам. Правда хозяйка пожелала содрать деньги за два месяца вперёд и ещё заполнить договор сдачи жилья. Решив не скупиться, я сделал встречное предложение: деньги за полгода вперёд и никаких бумаг. Видя, что она зависла, словно старый комп, я козырнул корочкой, не раскрывая её, и заверил, что всё чики-пики. Мгновенно дело уладилось. Хозяйка ушла, бросив на прощание восхищённо- заинтригованный взгляд, а мы занялись хозяйством. Димон отправился в супермаркет, затарить холодильник до упора, а я принялся наводить порядок в комнатах.
После приёма питания, состоящего из привычной для соотечественников снеди, китайского и турецкого происхождения, мы занялись делом. Собственно говоря, делом занялся я, а Димон погрузился в воспоминания, предшествующие его мнимой смерти. Странного типа я выделил из его списка подозреваемых мгновенно. Как он сам не догадался связать своё недомогание с ним – непостижимо. Во-первых, сухощавый очкарик не походил на страдающего душевной болезнью или верующего в чудеса. Во-вторых, очки ему были нужны, как черепахе самокат. Он то и дело снимал их, а попросившись во время сеанса в туалет, даже забыл по возвращении надеть.
— Как мы его найдём? — воодушевился Дэмин, после того, как я обрисовал ему странного типа.
Вот это и главное! Как можно найти человека без имени и без адреса? И ещё вопрос, чем он так уработал ясновидящего, который ничего подозрительного не увидел? День подходил к концу и мы решили, что утро вечера мудренее. В голове крутилась мысль о путешествии в недавнее прошлое, но Спин, скорее всего, ответит отказом на предоставление подобной техники. Да и есть ли она в природе? Одно дело, воспользовавшись космическим аппаратом, оказаться в эпохе отдалённой от места старта, а другое оттормозиться на точное количество дней назад. Или возможно? Точно рассчитать обороты планеты и… чёрт ещё знает чего. «Пора к моей ненаглядной половинке! – отметил автоматически я», привычно уже отделяя от тела то, что именуется душой.
Бац! Какой же я кретин! Я совсем позабыл свой опыт создания фантомного «я» на Свасти и спутнике-перехватчике. Для фантома ведь не существует рамок пространства и времени. Недаром Спин настаивал, чтобы я освоил это умение. Наверное, сказывались последствия пребывания в дурдоме, или блаженство от семейной жизни. Как бы то ни было, моё «я» нырнуло в тело клона и в объятия Кати. Мы оба соскучились. Она по мне душевному, а я по ней единственной.
Когда я проснулся, услышал звуки переставляемой посуды и свист чайника, доносящиеся из кухни. Катя готовила завтрак, а я попробовал вынырнуть из-под одеяла, но постояв пару секунд на ледяном полу, поскорее нырнул обратно. Что-то с отоплением неладно. Натянув штаны и носки прямо под одеялом, я повторил попытку более удачно. Пробравшись в кухню на ощупь, первым делом поцеловал шею жены, нарезающей при свете свечей хлеб.
— Наверное, я заработался. Как это всё называется, Кать?
— Полярное утро, — радостно отозвалась она.
— А свечи? Опять новый год?
— Последние достались. Вчера все хозмаги народ выгреб под чистую. Ничего, завтра наверное восстановят электрическую линию. Вот чего ураган наделал. Половина города без тепла и света.
Сообразив, наконец, что к чему, я предложил ей отправиться сегодня на работу вместе.
— Там хотя бы отопление автономное. Не будешь мёрзнуть.
— Чепуха, — заявила она. — Мама сегодня должна прийти. Небось, в своей квартире околевают, а у нас есть буржуйка! Забыл? Поешь, принеси угля из кладовки. Греться будем.
Хорошо когда есть напоминалочка, особенно для такого бродяги без постоянного пристанища, с половиной души и половиной памяти. После завтрака, я насыпал их мешка уголь в специальный ящик с совочком и отнёс его в кухню. После, набив шишку на лбу в темноте коридора, натянул полушубок и заспешил в лабораторию. Сегодня предстоял важный день. Нужно расширить личный штат. Почему бы не прощупать кого-нибудь из своих сотрудников? Тем более, что они, судя по всему, уже мобилизованы Службой безопасности для целей враждебных человечеству, (без уведомления, так сказать).
Генератор искривлённого сигнала локатора не давал покоя Мяснику последнее время, поэтому весь коллектив трудился без выходных и проходных. Это новшество задумал сам шеф лаборатории и старался изо всех сил для осуществления своей мечты, не жалея никого из полуневольного состава лаборатории. Нехорошо было бы называть это мечтой идиота, но знай и умей он то, что умел уже я и мне подобные, он бы, клянусь, сам остановился на этом сравнении. Улучшить этот прибор, увиденный Мясником наверное в фантастическом бреду, как я сразу понял, было невозможно. Для его реального создания не хватало целого раздела в ортодоксальной земной науке. Убеждать своих сотрудников в этом, казалось непосильной задачей, поэтому я немного навредил, самую малость, ради смеха.
Пробное испытание состоялось как раз сегодня, во время которого, я на миг заменил собой несуществующие в природе отражательные поля, на пути следования сигнала радара. Положительный результат, проявившийся только на миг, заставил Мясника забыть обо всех и погрузиться в вычисления до конца рабочего дня. Остальные по мере сил, так же пытались постичь непостижимое, а я отправился в курилку, внутренне хохоча. Присоединился ко мне только мичман-атомщик. Вообще, мне его реакция во время происшествия на «малютке» понравилась больше реакций остальных. Он хотя и оказался захвачен чужой волей, нашёл в себе силы хотя бы отключиться, вместо выполнения приказа диверсии с реактором.
— Как успехи, Соломон? Выходит каменный цветок? — поинтересовался я, чиркая зажигалкой.
Парня звали Соломин, но прозвище прилипло с учебки, когда командир во время переклички переврал его фамилию. Мичман сосредоточенно присосался сигареткой к огоньку, а когда поднял на меня глаза, то хитровато подмигнул.
— Что позволено патрицию, не дозволено плебею, — серьёзно ответил он.
Это были уже не подозрения, а прямая констатация факта моего вмешательства в эксперимент. Во всяком случае, он уверен был, что кратковременный успех эксперимента – именно моё вмешательство. Так следовало из его невысказанной мысли.
— Патрицием стать желаешь? — сделал я пробный ход.
Глаза Соломина застыли на моём лице. Он словно прикидывал, серьёзен ли я на этот раз.
— А это возможно?
— Нет ничего невозможного в мире подлунном, — заверил я его. — Это как дописать в программу для компьютерной игры свои улучшения.
Он оказался достаточно сообразителен. Мы убили некоторое время на философские темы по поводу реальности и нереальности событий, описанных в фантастических книгах, прежде чем они стали явью. Вскоре я почувствовал некоторую тревогу в нём. Вскоре причина стала мне ясна и, не задавая наводящих вопросов, я развеял его сомнения:
— То, что я предложил, не носит ничего крамольного. Просто познакомлю с альтернативной наукой. Использовать её или нет – твоё личное дело. Государству в любом случае только польза.
Почти десятая часть земного человечества обладает скрытым парапсихологическим потенциалом, но не решается поверить в свои способности. Так уж поставлено образование в этом мире: власть не терпит конкурентов! После моего откровения, парень лишний раз убедился в реальности чтения мною его мыслей. Теперь его взгляд на меня сделался крайне удивлённым и уважительно-восторженным. Второпях приобретая ученика, я потерял приятеля.
Нашим длительным перекуром коллеги не интересовались. Они как одержимые перебирали все надуманные и фактические нюансы непонятного явления, а я им время от времени в этом мысленно помогал. Грех было не воспользоваться спонтанным выходным. Мы сидели и разговаривали, никто нам в этом не мешал. Соломин оказался настроен почти на одну волну с моим внутренним миром. Можно сказать, он барахтался в бурлящем море философии жизни почти по тем же вехам, что и я, с разницей лет в пять. Он чётко обрисовал своё понимание готовящихся к проявлению в реальный мир событий, сославшись на предупреждения посылаемые фантастами через фильмы и книги. Мы с ним просклоняли на все лады «Звёздные врата», коснулись вскользь и «Часа быка» Ефремова. Последнее сделал я, чтобы подтолкнуть к пониманию сегодняшней ситуации с экологической проблемой землян и настигающей нас расплаты за нарушение баланса энергоинформационного обмена Земли и Мироздания.
— Что же мешает нам взяться за ум? — спросил он меня. — Неисчислимое число мыслителей делали совершенно правильные выводы. К примеру, ещё Иоганн Гёте, писал, что все организмы, населяющие Землю, представляют «одну великую стихию, где один род на другом и через другой если и не возникает, то все же поддерживается». Отчего же нет всеобщего понимания проблемы, когда всё очевидно?
— А вот ты и подошёл к главному. Ответ прост: сокрытие всего, что происходит в мире, как в отдельно взятой стране, так и за пределами всей планеты, засекречивание передовых открытий, если они могут помешать кому-то, приумножать капитал. Вот ты как думаешь, может ли изобретение Мясника стать достоянием общественности?
— Пусть изобретёт вначале, — усмехнулся Соломин.
— Вот-вот. А как же он его изобретёт, если в основе действия подобного прибора лежат понятия, выходящие за рамки дозволенного наукой? Устройство мира именно таково, каким мы его представляем, а если рамки сдерживающие разум мешают создавать мир по прописанным правилам, необходимо создавать его по своим собственным правилам. Спаситель говорил: «вы грешны, потому что слепы».
— Ты верующий? — удивился Соломин.
— Не волнуйся. И ты скоро уверуешь. Существуют законы незыблемые и лежат они в основе самого нашего существования, вне границ государств и волеизлияния царей. Они и есть вера. Первый закон, который тебе известен, как впрочем и все остальные – закон свободной воли. Сразу пример, для скорейшего понимания: Мы превратили свой мир в помойку потому, что сами этого захотели. Не олигархи, не правительство, а именно МЫ. Из помойки можно выбраться, только проявив желание, а желания то и нет.
— Точно, — поддакнул Соломин. — Нас всё устраивает. Деньги платят и хорошо, а дальше, хоть трава не расти.
— Потому и не растёт. Ничего съедобного расти скоро не будет, если ты и я не изменим вектор своей воли.
Не зря к мичману прилипла кликуха Соломон. Он был мыслитель, к тому же морально подкованный на все сто. Объявив ему о вступлении в сообщество разума, я продолжил урок, постепенно переводя его в русло по управлению своей мыслью. Он впитывал достаточно хорошо мою проповедь, наверное, воображая себя членом ордена Розенкрейцеров. В какой-то мере так всё и было, не хватало только самого названия, но конспирация мне не позволяла оставлять следы нашего существования в мире сирых и больных, пусть даже в виде названия.
НЕЛЕГАЛ В РОДНОЙ СТРАНЕ
Мой тесть, оказывается, тоже не терял время зря. Во-первых, он решил убрать нас с Катей подальше с места, где мы примелькались. Случилось это после того, как локатор Мясника заработал. Естественно, он работал только в моём присутствии, но это осталось незамеченным остальными. Для Мясника было главным, что он получил поощрение за свой проект. Вот тут и возник из глубин штабов приказ, о переводе нашей команды в распоряжение Черноморского флота, для испытаний изобретения и попутно создания глушителя электроники возможного противника в за пределами территориальных вод.
Я стал добровольным контрактником в армии. Никто даже не подумал вспомнить о том, что я появился тут с удостоверением ГБ-ешника-технаря, словно всё было в порядке вещей. Кто-то невидимый усиленно проталкивал меня вглубь системы обороны. В Новороссийск мы с Катей прибыли уже с погонами на чёрной парадной форме. Мои сотрудники с завистью поглядывали на мои – капитан-лейтенантские, кроме Мясника. Тот впервые на моей памяти облачился в мундир капитана третьего ранга. На Катю поглядывали сдержано, она была со мной. Новое место – новая жизнь. Это помогало сбить возможных ищеек со следа и наверняка, это не было окончательным местом нашего пребывания.
Весна в приморском городе – это чудо. Я впервые в жизни оказался у моря в это время года. Пахло цветущими акациями и каштанами. Просоленный морской ветерок волновал своими дуновениями саму душу, заставляя сердце биться радостно и одновременно тревожно, передавая величайшее очарование земной жизни каждому, кто готов был это уловить и принять. После представления новому начальству, мы отправились гулять в парк, а закончили вечер рестораном. Мясник и лейтенант откровенно кисли, оттого что не решились взять своих жен, как это сделал я. Зато молодёжь в мичманских погонах, была свободна как душой, так и телами. Девчонки для них нашлись сразу же, едва синтезатор музыкантов издал первые звуки. Мы с Катей тоже кружились в медленном танце, наблюдая краем глаз за назревающим скандалом, причиной которого стали девушки, подцепленные наспех Соломоном и вторым нашим холостяком Михаилом. Пока от коньячка мутные глаза Мясника покрывались сгущающейся пеленой, а лейтенант сросся с тарелкой, блаженно жмурясь, скандал от обмена колкостями перешёл в финальную стадию.
— Пойдём, выйдем? — пропела над ухом в такт музыке моя ненаглядная, повторяя фразу уже прозвучавшую в адрес Мишки и Соломона.
— Ты так скучала, Катюша, — ответил я. — Разве можно тебе отказать.
Разборки из-за дам – дело обычное. Три кита преобладают в культуре павианов – жратва, доминантность и секс. Чуть не позабыл упомянуть – драчливость, следующую из каждого случая по отдельности. Ресторан это как раз то самое место, которое отвечает незамысловатым запросам животного естества обывателей, причём сразу по всем трём ключевым точкам. Ожидавший некого подобия дуэли, я оказался спущенным с облаков на землю, разглядев окружающих нашу парочку противников, превосходящих численностью втрое. Не сговариваясь, мы с Катей ринулись в начавшуюся свалку.
Со слов тестя, я уяснил, что «губа» в гарнизоне не справляется с потоком проштрафившихся всякий раз, когда какой-нибудь корабль возвращается из дальнего похода. Моряки любят разнообразить серые будни тренировочными спаррингами, выходящими за рамки уставных отношений, оттого и кандидатов на отбытие наказания, при очередном сходе на берег, набирается преизбыточно. С такой подготовкой, наша команда, за которую мы собирались поболеть, обладала неоспоримым преимуществом над гражданской молодёжью. Но не в таком же количестве! Треснув первого подвернувшегося кулаком в челюсть, я с удовлетворением понаблюдал, как он оседает на асфальт, с трудом сдерживая вопль боли от разбитых в кровь костяшек пальцев руки. Зато моя любимая телохранительница наслаждалась. Выбрав сразу двоих из стаи, она отделала их каблучками по коленям и рёбрам.
Восстановив справедливость, мы с ней оттащили в сторону рычащих от ярости и боли, но неспособных больше твёрдо стоять на ногах павианов, чтобы не мешали остальным. Оставшиеся в строю бойцы, мутузили друг друга от души. Наша команда побеждала и в меньшинстве, хотя тоже наловила сполна. Зрителей было немного, они старались держаться подальше. Но насладиться полной победой своей команды, было сегодня не суждено: администратор сноровисто вызвал наряд полиции. Под вой сирены подъезжающего экипажа, мы поспешно ретировались, оставив ещё одного очумело вертящего головой ползать на четвереньках.
— Это не наш! — заявила радостная и раскрасневшаяся Катя.
— Пойдём к остальным за столик, — поторопил я её.
Нужно было вовремя смыться, не забывая заворожить администратора, который, несомненно, был рад нанести флоту позорный удар в спину, выдав нас. Едва мы наполнили бокалы и дружно сдвинули их в салюте славно сражавшимся бойцам, двое полицейских прошествовали мимо, увлекаемые администратором. Я всячески напрягался сделать нас невидимыми для его взора. Всё бы прошло гладко, если бы Мясник не рыгнул чрезмерно громко отдавая честь мундира пятизвёздочному пойлу.
Администратор обернулся, подозрительно уставившись на нашу бравую бригаду, а Мишка подпёр голову ладонью, скрывая от взглядов наряда краснеющий уже фингал под глазом. Я от души веселился, вникая в мысли витающие вокруг нас. Преобладала Соломонова: – «брысь, мы тут не причём»! Администратор боролся с желанием нанести урон флоту и опасением последствий, которые недвусмысленно обещала ему сердитым взглядом моя жена. Что касаемо меня, то очень разболелась ушибленная правая рука, и я почти бездействовал, только внушая полицейским лёгкую симпатию к нашей команде.
Один из них, видимо старший наряда, подошёл к нашему столику и, вглядевшись в следы потасовки намётанным глазом, понизил голос, посоветовав быть осторожнее в следующий раз. Затолкав в машину парочку начавших приходить в себя забияк, патруль удалился под завывание сирены. Порядок был восстановлен. Администратор подобострастно склонился, интересуясь, не нужно ли чего ещё и, получив заказ на шампанское во льду, удалился, жестом подзывая официанта. Принесённое шампанское выпили за самого удачливого и смелого – то есть за мою Катерину, а лёд замотали в салфетки и приложили к травмам, полученным в бою. Девушки, из-за которых произошла драка, сдались на милость победителей, то есть, подсели к Мишке и Соломину, по ходу дела, строя глазки мутноглазому Мяснику. Всё же его погоны означали старшинство. Словом, как во все времена существования павианьего племени: доминантность, жратва и секс.
* * *
За всё неумолимо тикающее время, которого катастрофически не хватало, я не забывал работать за двоих. Первым делом я опробовал своё фантомное «я» в деле, связанным с покушением на Ляо Дэмина. Не всё вышло так гладко как ожидалось. В Малой Медведице, при моих первых опытах не было проблем с географией: я знал куда мне нужно и в когда. На этот раз, прошло недели две ежедневных экспериментов, пока мне удалось оказаться в нужном мне месте в нужное время. Ничего подозрительного со стороны посетителя Дэмина я так и не заметил, пока не сделал ещё одну попытку и не проследил за ним в уборной. Нужно признаться, разглядывать срамные места «очкарика» мне претило, и я долго думал, прежде чем заставил себя опуститься до этого. И не пожалел!
Очкарик, закрыв за собой дверь, первым делом снял с носа очки, после вынул одно стекло из них и засунул его под умывальник так, чтобы его нельзя было увидеть. После этого, мизинцем провёл на другом стекле полуокружность, словно подводя стрелки часов ходиков. Его голую задницу рассматривать мне не пришлось, поскольку он сразу вышел, спустив в унитазе воду. Зато я увидел нечто другое. Фантомное зрение позволяло разглядеть не только его материальное «я», но и то, что им движет. Вот тут меня чуть не стошнило. То, что возлежало на плечах очкарика, обвивая словно манто из лисицы шейку светскую дамы на светском приёме, могло быть чем угодно или кем угодно. Кажется, на меня это «нечто» не обратило внимания. С кем только не столкнётся эфирный фантом в кулуарах земного астрала!
Я бежал в своё тело так, что пятки сверкали. К счастью никто не подумал гнаться за мною. После долго сидел на диване, стараясь отдышаться и привести мысли в порядок. Димон отпаивал меня зелёным чаем, заваренным по собственной технологии, догадавшись, что не всё оказалось так просто. Я не мог понять, чего я испугался: межзвёздные акулы не вызывали когда-то во мне такого шока, как это непонятное существо. Спустя какое-то время я понял, дело не во внешности этого «нечто», а в его содержимом, а содержало оно что-то страшное и противоестественное. С «будильником» из стёкол очков было более-менее всё ясно. Устройство наверняка имело тот же принцип, что и убившее меня на дне Баренцева моря, с одним пугающим отличием: я носил тогда в себе вживлённый чип, а у Дэмина не было ничего подобного. Вывод напрашивался сам. Служба безопасности имела отдел, который очищал земной социум от неугодных, даже не прибегая к вербовке. А я то, втайне от себя надеялся, что этот случай не имел ничего общего с моей прежней работой, но как видно, зря.
— Скажи-ка Димон, что именно ты поведал этому типу?
Китаец задумался, сощурив глаза в щёлочки, после выдал:
— Я гадал ему на чайной заварке и увидел, что его ждёт в скором времени безмолвие и какой-то несчастный случай.
Я округлил глаза.
— Это редкое совпадение, — объяснил Дэмин. — Безмолвие – это отверженность всеми, кто его окружает в жизни. Ему обычно предшествует насильственная смерть, но не несчастный случай.
— Это чаинки подсказали? А какой был чай? Индийский или китайский? — засыпал я его вопросами.
— Это вспыхивает во мне, словно картина. Был «Азерчай», остальные кончились, — извиняющимся тоном докончил Дэмин.
Ну, если только очкарик не оказался обиженным Азерчаем, то… следовало отследить его передвижения после удачного покушения. Только не сегодня. Сегодня я был сыт по горло непонятным и пугающим видением. Передохнув, мы занялись школой. Я делился с ним кое-какими навыками, а он делился своими со мною. Скоро я уяснил одну немаловажную деталь: Дэмин не мог контролировать чужие мысли, но мог делать то, что для меня было непостижимым. Он видел энергетический ореол человека, или как ещё называют – ауру. По преобладающему спектру, определял характер и уровень развития личности, а так же ориентировался в линиях на ладонях. Из этих данных он делал поправки к дате рождения при составлении гороскопов. Всё что он умел, было для меня тёмным лесом, но Спин счёл этого человека полезным мне по какой-то причине, иначе не сосватал бы мне этого хироманта-ясновидящего.
Несколько дней ушло на осторожное выслеживание киллера. Как я и подозревал, он оказался не местным для Дальнего Востока, и ничуть не удивился, когда слежка привела меня обратно в столицу. Дальше дело не пошло. Зато, разузнав где он живёт, я предпринял командировку в Москву в реальном времени. Сыщик из меня был неважный, поэтому следовало найти кого-нибудь для наведения справок. У меня таких знакомых в прошлом не было, поэтому, Димитрию Мурзакеримову пришлось побыть моим представителем в этом вопросе. Сняв для него квартиру, я поставил перед ним задачу и оставил на некоторое время в покое.
Когда спустя две недели мы встретились, то меня ждала куча дел и один сюрприз. Сюрприз вызвал недоумение поначалу, но позже принёс немалую пользу. Димон прекрасно вжился в роль мигранта и обзавёлся кучей знакомых из стран ближнего зарубежья, проявив себя в качестве бизнесмена. Квартиру, которую я снял на длительный срок, как и первую в Питере, он пересдал целому табуну гастарбайтеров, с взиманием платы посуточно. Условия для квартирантов были приемлемы: соблюдение тишины, своевременная оплата и регулярная травля клопов и тараканов. На первую прибыль он снял ещё одну квартиру и уже начал получать с неё ренту.
— Зачем? — выпучил я на него глаза.
— Не сердись, добрый человек Ва-димон, — заулыбался он. — Я возвращаю истраченное тобою, а попутно зарабатываю на текущие расходы. Расходов предстоит много, нужно быть готовыми, не ожидая манны с небес.
— А если хозяева квартир узнают, чем ты занимаешься?
— Второй в курсе. Я ему сам предложил отремонтировать квартиру, взамен он на полгода предложил её бесплатно. Отремонтируют сами постояльцы. А что касаемо первого, то он не узнает, если ты проведёшь небольшое внушение.
Наглец, делец. Я повозмущался, но остыв согласился. Деньги, появляющиеся на моём счету, требовалось кому-то туда класть. Это меня до сих пор особенно не интересовало, но мало ли что произойдёт в дальнейшем? А куча работы, которую на меня взвалил китаец, оказалась последствием его бизнес-плана. Первых двух кандидатов для слежки за нашим киллером хитроумный помощник представил как участковых, на чьей территории оказались снятые им квартиры. Первый – молодой, явился в сдаваемую китайцем квартиру сам за мздой, буквально на следующий день. Это говорило о его повышенной любви к деньгам и о широкой сети стукачей в районе. Второй оказался ленив и стар, пришлось Димону самому его найти и всучить нежданную премию. Дальше было дело техники.
Димон составил портреты и подробные характеристики обоих, с указанием слабостей и сильных сторон личностей кандидатов. Первый – старлей, мечтал о карьере и конечно деньгах. А в его судьбе Димон углядел дальнюю дорожку и казённый дом. Деньгами его и пришлось поощрить, после чего я получил всё возможное об интересующей меня псевдо очкастой личности – от дня рождения до места работы, членов семьи, марки авто и породы собаки. Густав Иванов, так звали интересующую меня личность, вызывал подозрения уже одними не сочетаемыми друг с другом именем и фамилией. А числился он в налоговой службе.
— Шикарно! Ты Димон не платил налоги с доходов за составление гороскопов, вот и попал под раздачу! — объявил я.
— Не может быть, — последовал ответ. — До такого даже в Китайской республике пока не додумались – устранять нарушителя без суда! В крайнем случае, тюрьма. Необходимо прощупать его получше.
Теперь дело стало за вторым сотрудником службы охраны правопорядка, дослужившего до звания майора, седины, лысины, лишнего веса и потери интереса к службе. Характеризовался он уверенностью в своих заблуждениях, а так же смелостью и неприятию авторитетов. Будущее его китаец определил как «неопределённое». С ним беседа оказалась более содержательной, чем с его младшим по званию коллегой. Когда я изложил ему свою просьбу и предложил потрудиться на благо личного обогащения, он, не стесняясь в выражениях, просто послал меня в сексуально путешествие, доходчиво объяснив, кем он меня считает и что будет со мною, если я ещё раз попадусь ему на глаза.
— Обнаглел что ли в корень? Ты кому предлагаешь шестерить на вашу продажную свору!
— Пардон. Ты не так понял меня товарищ майор. Не шестерить, а очищать родину от иноземных захватчиков. А деньги, это всего лишь помощь семьям добровольцев-патриотов.
— Что за хрень ты несёшь? — слегка смягчился майор. Видимо давненько к его званию не добавляли слова «товарищ».
Тогда я пошёл во банк. Развернув свою ксиву перед его носом, я объявил о сложных временах и необходимости сплотить патриотов Руси против иноземной заразы, растаскивающей страну по кирпичикам. Кивок в сторону противоположного крыла здания, в котором помимо опорного пункта полиции находилась известная в столице жилищная управляющая компания, не оставил ему повода колебаться. Ведь каждому разумному человеку понятно, обнищание граждан родимой стороны началось с подачки под названием «приватизация», а закончилось непомерными поборами прохиндеями-управленцами за ненужные гражданам, или выдуманные услуги. Мысли за хмурым лицом просто били фонтаном. Кажется, он заинтересовался.
— Не знаю, как в вашей конторе, но мне за всё время службы, не удалось привлечь к ответственности ровно пять тысяч двадцать одного преступника. Долго же вы спали.
— Не всё так плохо. Один проснулся, я родился, третий за ум взялся.
— Предположим, я помогу. Но я должен знать, что за этим всем кроется: Кто, степень вины, необходимость.
Такого быстрого напора я даже и не ждал. Майор обладал деловой хваткой. Нужно было соответствовать ему. В ответ я передал ему листок с заранее написанными данными на Густава Иванова, сообщил, что он подозревается в связях с неустановленной террористической организацией и имеет на своих руках кровь.
— Мне необходимо выяснить его связи, — пояснил я майору задачу. — Сделать это нужно не приближаясь к объекту. Объект очень опасен, оснащён нестандартными приборами обнаружения слежки. И как само собой разумеющееся, …
— В случае чего, за меня никто не заступится, — сузив глаза, закончил мою подготовленную фразу майор.
Я кивнул, изучая его реакцию. В его мозгу проносились мысли о знакомых, которые могут оказаться полезны, о давнишней работе следователем, с которой пришлось уйти по сокращению, в пользу молодых имевших протеже сверху. Обратив внимание, что я наблюдаю за выражением его лица, он прекратил думать. Вышел почти профессиональный телепатический блок. Словом, майор оказался именно тем, что надо, к тому же очень проницательный. Довершил он знакомство, отказавшись от протянутых мною денег.
— Я уже получил с твоего нерусского. Пока хватит.
* * *
Риск быть вычисленным каким-нибудь фантомным попрыгунчиком по временной линии был велик. Оставалось ощущение, что я всунул голову в петлю. Но смелым, как говорится, и бог помогает. С майора я не спускал глаз и контролировал мысленно, насколько это получилось, опасаясь какой-нибудь небрежности. Но он выполнил свою работу безукоризненно. Я взял на свой личный контроль тех, с кем он контактировал. В основном, этими добровольными помощниками оказались бывшие друзья по прежней жизни. Один розыскник, один следователь, и двое бывших постовых, оставивших службу с момента переименования милиции в полицию по внутренней неприязни к новому названии. Оно и понятно: одно дело защищать граждан страны, другое дело – интересы капитала, идущие вразрез с интересами граждан. К сожалению, таких людей, пропитанных насквозь идеей равенства и братства, в настоящее время оставалось всё меньше и меньше. Прежние граждане вырождались, новые получали воспитание в духе мнимого превосходства над безденежными трудягами и рабской покорности золотому тельцу.
Отряд майора состоял из представителей ушедшей эпохи и я назвал их «отрядом пенсионеров». Действовали пенсионеры чётко, просто и немного скучновато, как не покажут в киношном боевике. Густава они отслеживали на расстоянии по локации мобильника, по гос. номеру автомобиля, а если приходилось лично, то меняясь на протяжении маршрута слежки несколько раз, при этом пользуясь туристическими рациями или непонятными знаками рук. Ну, чисто готовая служба разведки. Когда майор послал СМС с сообщением о готовности на номер телефона, принадлежащий одному из наших квартирантов таджиков, который я ему надиктовал, тогда мы встретились с ним в машине такси. Машину пришлось одолжить у другого из квартирантов, пока тот отсыпался после ночной смены. Он этого естественно не заметил, поскольку я позаботился о его крепком сне.
— Получи и распишись, — буркнул вместо приветствия майор, сунув мне в руки сложенный вчетверо лист бумаги.
Пробежав текст глазами, я остался более чем удовлетворённым, проделанной работой. Тут были адреса его посещений различных организаций, кроме одного – никакую налоговую он ни разу не посещал, место работы было вымышленным. Зато красными буквами вспыхнул в мозгу адрес моей бывшей работы, где он бывал строго три дня в неделю.
— Спасибо! — с чувством пожал я руку майору.
— Поможет чем? — поинтересовался он.
— Уже помогло, — ответил я, принимая флешку с фотографиями, сделанными его друзьями. — Эти материалы вам лучше не хранить у себя, могут сослужить плохую службу.
— Не учи папу, — серьёзно посоветовал майор. — Расходные пусть занесёт нерусский. Обращайся.
Однако он не спешил покинуть автомобиль. Прочитав его немой интерес, я посоветовал ему съездить на рыбалку, отдохнуть. Он только на мгновение задумался над предложением, мгновенно принял решение и кивнул в знак согласия.
— Сообщать ничего заранее нет необходимости, — напутствовал я его на прощание.
Нужно признаться, я ожидал чего-то в этом роде. Он вызвал во мне симпатию, а это говорило о многом, чего не почерпнешь в самом подробном досье. Хочет знать больше? Пусть узнает кое-что. Адрес, где я готов был с ним увидеться, я постарался ему внушить мысленно через пару дней. Если он подходит мне для дальнейшей деятельности, то обязательно будет точно в срок и в нужном месте. Не уловит моих мыслей, значит не судьба.
Оказалось, судьба. Островок на Оке, образованный рукавом реки был излюбленным местом рыбаков. Сюда можно было добраться на лодке или вброд по пояс в воде, а зимою по льду. Никого кроме нас не было, порядочные рыбаки сейчас сидели с удочками, а не грибы искали, которым было ещё рано. Я выбрал это место не случайно. Окружённый текущей водой со всех сторон островок являлся изолированным местом для откровенных разговоров, по нескольким причинам. Вода является не только информационным хранилищем, но при определённых обстоятельствах, мощным планетарным изолятором. Здесь эти обстоятельства были, они, словно стеною окружали местность и несли течением реки различную информацию прочь, перепутывая сознание и создавая заслон. Почувствовав приближение человека, я отделил своё «я» и ещё раз обследовал островок. Мы были одни, даже астральная нечисть здесь не водилась, избегая потери энергии.
— Сергей Петрович, — представился он, словно только что познакомились.
Я в ответ назвал себя.
— Думал, ты меня просто разыграл и кинул. О всяких приспособах, которые вы используете в своей конторе, слышал. Оказалось ошибся, не о всех.
— Приборы здесь я не использовал. Просто тебе Сергей Петрович приёмник исправный от рождения достался, в мозгу.
— Это как?
— Фантастику или религию любишь?
— Терпеть не могу. Бредятина для увода из реального мира в мир грёз.
— Придётся полюбить, если готов. Иначе многое в реальном мире не сможешь принять.
Я ещё раз проверил местность и, вздохнув, приступил к рассказу. Конечно, я не стал ему говорить об инопланетных существах и летающих тарелках, пусть сам придёт к единственному и неутешительному выводу. Случай оказался сложным. Он верил мне и не верил одновременно, но внимал не перебивая. Когда я решил, что для первого раза достаточно и умолк, он долго и молча, переваривал услышанное.
— Так, — глубокомысленно подвёл он итог. — Всегда подозревал, что нашей психикой кто-то управляет. Не может же быть, чтобы один рождался Рокфелером или Гитлером, а другой Иваном не помнящим родства. Так не должно быть. Всегда не мог понять, почему кто-то думает как стать богатым с детства и становится, а большинство сколько не думают, а всё одно – рабы по жизни. Теперь ты меня просветил.
Я молчал, ожидая продолжения, но вместо неудовлетворённого интереса, майор подвёл черту:
— Говори, что дальше будем делать с тем ублюдком, которого мои ребята выслеживали.
— Пока разрабатывать глубже, — вздохнул я. — Но вы ещё не готовы к этому.
— Ты не стесняйся, Вадим. Мои товарищи прошли суровую школу в армии и после немало повидали. Если нужно его того… ты скажи. Сделаем. Комар носа не подточит.
— Не нужно замещать собою волю всевышнего, Сергей Петрович. Так недолго продолжить дело Гитлера по очищению земли и созданию новой расы. Если возникнет необходимость ради сохранения своих жизней, тогда другое дело. Нужно просто вскрывать цепочку и переписывать им программу. Понимаешь?
— Честно говоря, нет. Невозможно убийце отменить программу. Особенно, если он ежедневно мотивируется чужим разумом.
— Другого пути нет. Чужой разум внушает свою разрушительную программу день и ночь с экранов телевидения и гаджетов. Технологии ускорили процесс деградации в сотни раз. Прежде оказалось достаточно одного Христа с его проповедями, чтобы вернуть подавляющей части населения человеколюбие и разум на более-менее длительный срок. Сейчас всё изменилось: те, кто напялил рясу, распевают молитвы-песенки, прощая от имени господа преступников, подменяя основные заповеди-программы на вседозволенность. Можно убивать, можно обкрадывать ежедневно, насиловать, развращать ради улучшения условий пребывания в телесной оболочке своей подлой сущности. Одно условие: покайся и иди, делай дальше то же самое.
— Я вижу, ты склонен философствовать, Вадим. Я этим тоже страдал раньше, но бросил. Одну философскую мысль только принимаю: если веруешь в бога, то помоги ему исполнить то, что он сделать не может – избавь его от заблудшего чада!
Ну, как такому прямолинейному солдату было объяснить, что для воплощения своей воображаемой миссии, к заблудшим чадам он даже приблизиться не сможет? Одно могло сделать его рассудительным и более нужным обществу порядочных людей – учёба тому, что умел я.
День прошёл не зря. К тому времени, когда солнце коснулось горизонта, майор убавил свою армейско-ментовскую спесь. Научился отличать наведённую мысль-команду, от воображаемого прозрения; блокировать своё сознание, переводя мысленный процесс в подсознание; быстро находить меня, когда я исчезал с его глаз, тормозя его реакцию. Не очень чётко, но кое-что начало получаться и у него. Стыдно, но сам я на постижение азов когда-то растратил куда больше сил и времени. Осталось последнее: закрепить его интерес к учёбе. Для этого, я поделился, с помощью внушения, некоторыми картинками своей жизни касающейся пребывания на подземной учебной базе и на лунной. После понаблюдал за его реакцией. Тень испуга промелькнула на твёрдом как камень лице, и тут же стёртая привычным усилием воли, перешла в пространный анализ увиденного.
— Это что было? Да, кто ты такой?
— Один из многих. А то, что тебя напугало, всего лишь миллионная доля того мира в котором мы живём.
* * *
В конце концов, я понял, для чего мне Спин подсунул китайца. Димон оказался невероятно проницательным психологом, занявшимся подбором кадров. Времени он не терял даром, сказывалась национальная черта – упорство, трудолюбие и изрядная доля хитрости. Димон за пару месяцев создал обширную подпольную империю сдачи квартир внаём. Так что, мы с ним по обоюдному согласию посвятили продажного лейтенанта полиции в часть своих планов и назначили управляющим этим бизнесом. Конечно же, он сразу размечтался выбиться в олигархи и предать своих благодетелей. Невероятно испорченная личность! После неоднократных внушений, удалось сдержать его наполеоновские планы и заставить работать почти честно, по отношению к нам. Не обошлось без шантажа. Для этого, предусмотрительный Мурза Керимов, составлял подробный альбом всех липовых договоров с его участием и фотографиями. Когда материалы своим количеством перевалили отметку «незначительное» и стали реально угрожать скандалом с налоговой службой и отделом кадров МВД, лейтенант полиции угомонился на время достаточное, чтобы не мешать нам в наших приоритетных делах.
А дел хватало. Я с тщательно подобранными помощниками прошёлся по линии агентуры Густава, как вглубь, так и вверх. Удалось определить одного из тех, от кого непосредственно поступали приказы группе киллеров, и два десятка шестёрок работающих в полевых условиях. Шестёрки мало меня интересовали пока. Они собирали информацию об объекте, подлежащем устранению, некоторые помогали людям исчезать бесследно, но всегда с участием Густава. Хотелось расследовать путь в верхний невидимый эшелон, рассылавший подобные приказы. Особенно подогревала меня мысль о преждевременной смерти моей мамы. Наверняка по России этим занимался один и тот же отдел Службы безопасности, учитывая, что Ляо Дэмин угодил под раздачу не в Москве, а аж на Дальнем Востоке страны. В таком случае, у меня с этим засекреченным отделом Службы безопасности были и свои личные счёты. Снова начались поиски способа сбора данных, которые закончились разочарованием. Другого пути расследовать всю ниточку не было, только как вновь сунуть свою голову в систему Службы безопасности. Я уже начал благосклонно прислушиваться к настойчивым предложениям майора устроить небольшой террор в стане противника, но к счастью, вовремя опомнился.
Для любой полномасштабной операции следовало (в любом случае) расширить контингент избранных. Этим я и занялся. С Димоном мы мотались по городам и весям, выискивая подходяще подготовленных и настроенных потенциальных учеников. В Москве я просто перестал успевать проводить свои занятия среди кандидатов и вскоре переложил часть своих обязанностей на плечи самого преуспевающего ученика – Сергея Петровича, объявив его своим первым замом. Он воспринял своё повышение без ложной скромности, пообещав сделать всё от него зависящее. Накануне в квартире, где я поселился лишь на три дня, обнаружилась целая коробка с наушниками от «Панасоник», усиливающих усвояемость полученных знаний. Спин не выпускал меня из поля зрения, хотя так и не объявился лично. Что ж, каждый должен был заниматься своим делом. Несколько экземпляров наушников я вручил майору, объяснив как ими пользоваться.
Вместе с ним и одним из его протеже, бывшим мастером-ремонтником секретных линий метрополитена, мы наконец обзавелись своей штаб-квартирой. Часть забытой ветки метро, оказалась в нашем полном распоряжении. Ремонтник объяснил, что этот тоннель начали обихаживать сразу после войны, но спустя пару лет, он оказался вычеркнут из плана московской подземки. Он не вёл ни в одно из нужных направлений.
— Что значит обихаживать? —сразу прицепился к словам ремонтника Сергей Петрович.
— А то это значит, что тоннель уже был, как и множество других до начала строительства московского метрополитена.
Увидев загоревшийся интерес в наших глазах, ремонтник охладил наше любопытство, сказав, что о происхождении этих штолен никому доподлинно не известно.
— Случайно наткнулись, когда начали копать. Никто толком не интересовался тогда природой всего этого, просто воспользовались посланной удачей, и всё. Вход в такие вот места запрещён. Поставлены надёжные двери с соответствующими надписями. А поскольку подземка имеет важное стратегическое значение, то и охраняется день и ночь не только людьми в форме, но и в штатском.
Новость так себе. Ясно и ежику, что КГБ и их приемники владели тайнами подземки и осуществляли контроль над безопасностью объекта. Интересно было другое, каким это образом можно забыть о заброшенных тоннелях? Что-то не сходилось в этом рассказе. К тому же, этот имел тайный вход с поверхности, наподобие того, которым мы с Дэмином попали из мира подземного в мир надземный в Питере. Мысли этого человека не подтвердил моих подозрений о его двуличии, но чем чёрт не шутит? На всякий случай, я посоветовал Петровичу проводить тут только занятия с уже прошедшими проверку лидерами будущих групп. Конспирационные методы вхождения ячеек в ячейки, подсказанные Спином, были обязательным условием безопасности доверившихся нам добровольцев: противник мог раскрыть одну группу, но не всю структуру разом.
К сожалению, не обошлось без досадного казуса, подъём самосознания кандидатов прервался на самом пике. Я должен был ожидать такого поворота событий, как только начал массово набирать людей. Нет одинаковых людей с одинаковыми мыслями, как не существует одинаковых отпечатков пальцев. Конечно, каждый видел всё по своему, а дисциплинарный устав ещё не был придуман. Несколько горячих голов не справились с ожиданием действий и скрытно откололись от основной массы. Вовка-самбист, один из первых протеже Петровича, иногда очень агрессивный парень, начал свою личную войну. Он с другими разрабатывал цепочку шестёрок Густава и знал о них больше остальных.
Петрович выглядел очень встревоженным, когда сообщал мне о готовящемся им теракте. Я не смог совладать с собой, когда выслушал всё. Пепельница, покоившаяся на подоконнике кабинета опорного пункта майора, полетела на пол. Уставившись на гору окурков и пепла, я с трудом собрал мысли в одно целое. Раз окурки нарушили порядок и покинули предназначенное для них место, то оставалось только их замести. Так же заметут и группу Вовки-самбиста, если их не упредить.
— Как его найти? — спросил я.
— Он последнее время шифруется, — виновато ответил Петрович.
— Ищи его мысленно. Только ты знаешь его в достаточной степени, чтобы установить контакт.
Петрович старался изо всех сил, а я нетерпеливо покусывал губы, надеясь на благоприятный исход. Какой же я самонадеянный дурак! Не стоило вот так рисковать, доверяясь большему числу людей, чем был способен проконтролировать! Когда моё самоистязание закончилось, Петрович выйдя из транса, неуверенно произнёс:
— Кажется, знаю где он. Я вызову патруль, будет быстрее долететь до места с мигалкой.
— Даже не думай приближаться к нему. Отправь патруль, снабдив их какой-нибудь басней, а сам следуй на расстоянии.
Команда Вовки была мне неизвестна, как и мы с Петровичем им. Связующим звеном был только их лидер, его-то и было необходимо перехватить, пока он не наделал делов. Майор спросил, не поеду ли я с ним. Получив мой отказ, бросил непонимающий взгляд и вышел прочь седлать свою машину. Я не собирался облегчать задачу сыщикам из Службы безопасности и рисовать на себе мишень. Для чего-нибудь подобного, я давно готовил план. Во-первых, проследить за Петровичем я мог и на расстоянии, во-вторых следовало вновь поменять себе личину. Временную шифровку личности, или очередное переформатирование я должен был запустить в себе сразу, как смешаюсь с толпами прохожих. Это не могло работать долго, без обстоятельной подготовки и полного отречения от себя прежнего, но на какое-то время я рассчитывал удержать маскировку своего «я».
В продуктовый магазин я вошел переформатированным собою на Ловозере, а покинул его новой личностью. Во всяком случае, я очень на это надеялся. В Астральной плоскости нет привычного облика, только его составляющая, угадывающаяся по привычкам, страстям и увлечениям и прочим чувствам. Если моя затея не сработает то, как только кто-нибудь из моих ближайших последователей попадёт в поле зрения попрыгунчика временной линии, то и мне конец и всем остальным. Такси повезло меня, теряясь в потоке таких же жёлтеньких машин. Не размыкая контакта с Петровичем, я одновременно руководил направлением движением такси, разыгрывая из себя приезжего, помнящего адрес только визуально. Таджику, управляющему экипажем, было всё равно, который из навигаторов укажет ему путь: электронный или одушевлённый. Ощутив приближение к цели поездки, я отпустил машину и пешком направился вглубь жилого массива на окраине юго-западного спального района столицы. Нужный дом и подъезд указывали полицейский экипаж и «шкода» Петровича. Плюхнувшись на скамейку детской площадки, я весь ушёл в работу.
Фантомное «я», прекрасно проскользнуло сквозь этажи бетонных перекрытий и вылетело в стратосферу. Вернувшись, я заставил себя не спешить и очень внимательно осмотрел весь подъезд. Полицейский наряд и майор застряли в холле шестого из пятнадцати этажей дома. Переговоры шли через закрытую стальную дверь и, похоже, зашли в тупик. Вовка-самбист был внутри с одним из приговорённых им. Быстренько оценив ситуацию с обратной стороны двери, я понял, что кавалерия майора безнадёжно опоздала. Кроме Вовки, возле изголовья, лежащего на полу трупа, взад вперёд сновало множество мелких, отвратительного вида существ, состоящих из одних клыков. По всему было видно, что они питаются. Содрогнувшись от отвращения, я невольно вернулся в своё тело.
Мутноглазый алкаш в грязной одежде склонившись надо мной, пытался привести меня в чувство. Во всяком случае, он думал именно это, водя горлышком раскупоренной бутылки водки перед моим носом, воображая, что это нашатырный спирт. Поблагодарив его за хлопоты, (всё же его душа заслуживала хотя бы эту малость за сочувствие), я предложил присесть, вместо того, чтобы спровадить его куда подальше. Идея возникла мгновенно, хотя это и шло вразрез с предупреждениями Спина о невозможности переселения или замещения чужого разума в его теле собой. Но тут был особый случай, разум алкаша был почти вышиблен алкоголем за пределы тела, можно было попробовать взять бразды управления в свои руки. «Лечащий врач» не оказал никакого сопротивления, когда я попробовал пошевелить его руками, но и подчиняться не стал, вливая снадобье по глоточкам в собственное горло. Время требовало поспешить, и я пошёл на компромисс, деля не очень чистое тело с его владельцем. Так пошло значительно лучше. Теперь он, не задумываясь, мгновенно исполнял мои желания с поражающей точностью.
Покачиваясь на его непослушных ногах, мы доковыляли до двери нужного мне дома как раз вовремя, чтобы проскользнуть вслед за какой-то бабушкой, входящей в подъезд с кодовым ключом. Та испуганно отшатнулась, пропуская его вперёд. Пьяный ругнулся в её адрес, а я извинился, одновременно. Вышло комично, особенно потому, что бабушка ничего не разобрала из-за тугоухости. Нажав кнопку шестого этажа в лифте, мы поднялись как раз вовремя, чтобы не пропустить финал, разыгравшийся перед лифтом. По-видимому, Вовка-самбист решился на прорыв. Оба патрульных уже лежали, потеряв оружие, а Сергей Петрович сжимал горло Вовки обоими руками, находясь в горизонтальном положении – строго под ним. Тот в свою очередь пытался заехать майору в челюсть, но раз за разом промахивался. Быстро сообразив, что честный бой с кандидатом в мастера по рукопашной мне не выстоять, тем более в теле пьянчуги, едва не падающего на колени, я принял единственно верное решение. Початая бутылка с треском маленького взрыва рассыпалась в прах, заполнив подъезд вонью содержимого, а нокаутированный Вовка повалился как подкошенный. Понаблюдав, как Петрович сноровисто защёлкивает наручники и приводит в себя временно выбывший из строя полицейский наряд, я промямлил что-то вроде – «ну я пошёл» и заковылял прочь раскачивающейся походкой матроса.
* * *
Первое, что Петровичу удалось выудить у задержанного – мы опоздали. Я незримо присутствовал при допросе. Майор это чувствовал, но не артачился прослушиванию своих мыслей. «Спроси, скольких они сегодня укокошили? – посоветовал я». Узнав, что ровно десять, я только сильнее обозлился. Половина осталась невредима, как и вся верхушка. Зато теперь о нас знают и примут меры. Положение казалось безвыходным, я начинал чувствовать себя дичью, которую охотники неспешно окружают, чтобы начинить дробью. Вовка-самбист знал майора, знал остальных первых его последователей. Даже если я отдам распоряжение уничтожить дурака, всё равно их отследят по прежним контактам. «Командуй общий сбор для всех первых лидеров групп, – посоветовал я. – А этого передай патрульным, пусть всю славу припишут себе».
Что ж, раз не удалось избежать огласки, нужно хоть спрятать концы в воду. Ловя такси, я был невнимателен из-за столпотворения мыслей в своём черепе. Только произнося адрес, обнаружил на водительском сиденье манекен в солнцезащитных очках. Справа от меня забрезжила голограмма, превратившаяся в знакомого кузнечика, упиравшегося задними лапками в пустое сиденье переднего пассажира. Он поглядел на меня своими чёрными, чуть печальными глазами и пропел:
— Что Синицын ты не весел? Что головушку повесил? Накликал на всех беду? Не кручинься, помогу!
— Только на тебя и надежда! — выдохнул я.
— Быстрое переформатирование личностей всех, кто оказался под ударом. Не забудь и самбиста, коли оставил его в живых. В бардачке возьмёшь баллончики аэрозоли с газом. Отключают всю индивидуальность и привычки на срок достаточный, чтобы закончить естественное переформатирование.
— Понятно. Как я подберусь к невменяемому Вовке-самбисту? Я уже сдал его полицаям.
— Пора научиться материализовывать оболочку для фантомного тела. Ты сегодня получил некоторый опыт, слившись с телом Лёшки Вареника. Бомжа того, – пояснил кузнечик, видя мой недоумевающий взгляд. — Теперь остался один шаг, создавать видимость этого тела при нужде. Освой миниатюрный голопроектор, поможет для убедительности изображения. Он лежит вместе с лекарствами. Ещё там найдёшь инъекции – для врагов.
— Понятно, — промямлил я. — Ещё один вопрос Спин.
— Только один?
Я понял, что он так смеётся надо мной. Хорошо, когда есть друг. Друг в беде не бросит. Друг не так строго повёл себя со мной и моей глупостью, как ожидалось.
— Как мне проникнуть наверх? — ткнул я пальцем в потолок автомобиля. — Все концы ведут туда.
— Не спеши. Всему своё время. Над этим работают вплотную. Помнишь, что там есть ещё один твой клон? Возникла проблема с доступом к преобразованной твоей исходной личности в нём. Как только всё утрясётся, ты сможешь продолжить и наверху. А пока, спускайся вниз. Старая штольня – место надёжное и охраняется нужными друзьями. Удачи, Вадим!
Кузнечик растворился, оставив меня одного. Перегнувшись через переднее сиденье, я извлёк вожделенный пакет. Мой механический таксист остановил машину в трёх кварталах от тайного входа в убежище и, дождавшись пока я захлопнул дверцу, укатил прочь.
НЕВИДИМАЯ ВОЙНА
Сразу же после получения спец. средств, возникла необходимость скопировать состав аэрозоли, поскольку она шла на ура. Друг Сергея Петровича, работавший когда-то криминалистом, пообещал помочь с этим. У него оставались кое-какие связи в медицине, и он надеялся на помощь. Что делает инъекция, Спин не обмолвился, но понятное дело, не убивала. Для этого он не стал бы меня заморачивать. Один из пяти шприцов я так же передал криминалисту: пусть поработает над составом.
Наша группа оказалась на карантине, вернее все, кроме меня. Я лишь совершенствовал новые привычки, выкидывая в прошлое приобретённые под руководством Спина. Остальным приходилось довольно туго. Получив по порции аэрозоли в нос, все как один стали чем-то вроде детсадовских малышей, в плане выражения своих мыслей и эмоций. Наушники помогали усваивать новые черты характера, привычки, манеру говорить и даже тембр голоса. Пришлось разрабатывать им новые личности, совместно с майором. Кстати, он ничуть на меня не обиделся, за то, что я отказался поехать с ним на задержание Вовки-самбиста. Кажется он просто догадался о том, что я на самом деле не оставил его одного. Но самый шок ему пришлось испытать, когда мне, наконец, удалось создать образ Вареника.
— Ты кто! — заорал он, инстинктивно отшатнувшись при виде возникшего подле него бомжеватого молодца.
Пришлось назваться и успокоить Петровича, сознавшись, что образ заимствован. Он долго не мог поверить, что я не призрак душного подземелья, а техническое явление. Зато теперь я мог находиться где угодно и возникать где угодно в новом обличье. Постепенно дело продвигалось. Принимая выпускной экзамен у очередной переформатированной личности, я давал добро на вольную жизнь. Наверху в обществе госслужащих силовых ведомств стоял большой галват, вызванный непонятными убийствами. На нарах отсиживался только отловленный нами Вовка-самбист. Остальные виновники кровавой акции, постепенно пополняли морги столицы, с признаками инфаркта. Наверняка Служба безопасности выуживала сведения об убийцах через Вовку, отслеживая в прошлом его контакты. Мне это нравилось не больше чем майору, но воспрепятствовать было невозможно.
Появление бомжа глубокой ночью в одиночной камере Бутырки напугало Вовку куда больше, чем предстоящее многолетнее заключение. Я посочувствовал ему. Не каждому приходилось ощущать себя сходящим с ума. К счастью моя личина Лёхи Вареника не была достаточно материальной, чтобы испытать его молниеносные удары. В виду постигшей его неудачи, он с разгону бросился на меня, чтобы задушить, но проскользнул насквозь и врезался всем телом в каменную стену. На шум тот час явилась охрана и, не церемонясь, обработала скандалиста резиновыми дубинками. Дождавшись пока он дополз до своего жёсткого ложа, я вновь материализовался и присел с краю.
— Может, теперь поговорим спокойно? — спросил я.
— Что тебе нужно!? Уйди или убей! Всё равно, если не убьёшь, буду продолжать всё заново!
Я посоветовал ему не повышать голос, чтобы вновь не отходили.
— Кто ты? Я сошёл с ума или нет? — крик перешёл в шёпот.
— Пока не сошёл. Но для тебя будет лучше, если сойдёшь. По твоей вине твои товарищи гибнут один за другим.
— Знаю. Следователь говорил.
— Откуда следователю известно, что умирающие от инфаркта, (как свидетельствуют медики), связаны с тобой?
Молчание. Я и так чувствовал, что он никого не сдал, как не рассказал на допросах об истиной цели убийства.
— Тебя же предупреждали, что враг серьёзен, — с укоризной прошептал я ему. — Говори имя следователя и оставшихся в живых друзей. Я попробую что-нибудь сделать.
Кое-чему он поверил. Поверил, что следователь узнаёт всё из других источников. Но имена назвать отказался наотрез, мысленно проклиная свою несдержанность и глупое упрямство. Откуда ему было знать, что мне хватило и этих эмоций. Постоянно контролируя его разум во время разговора, я запомнил троих его товарищей ещё оставшихся в живых.
— Стой на своём, Вовка! — напутствовал я его перед расставанием. — Другого выхода, как сдать тебя в тот момент не было. Либо идти против своих сограждан, либо так.
— Могли бы просто убить, — с отчаянием возразил он.
— И это бы не помогло. Мёртвого разговорить этим ребятам так же просто, как живого.
Помолчали. Он, не желая меня больше видеть, отвернулся лицом к стене. Я же соображал, как можно ещё ему помочь. Ничего не придумав, я вернулся в себя, чтобы вновь с помощью сил нашего внутреннего следствия, установить местонахождение троих оставшихся в живых товарищей. Вскоре после того, как мы установили их место пребывания, операция началась. Наконец нам повезло: все трое, чуя неминуемую погибель, держались последнее время вместе, в гараже одного из них. Глупо с их стороны, но проще нам. Выпустив струю газа из баллончика Спина в замочную скважину, я сразу же постарался привести двоих из них в сонное состояние. Удалось. Даже Петрович ощутил, что их внезапно сморил сон. Следующим шагом вырубили электричество и подождали пока бодрствующий, пойдёт проверить рубильник снаружи. Всё вышло чётко. Только запихнув всех троих в микроавтобус, связанных и с заклеенными клейкой лентой ртами, чтобы не поднимали шума, Петрович объяснил им, что волнения излишни:
— Вам повезло, что мы нашли вас раньше. Постараемся спасти вас для других подвигов.
На этом закончился первый акт и начался второй – ответный удар. Если уж наши непутёвые товарищи начали эту акцию, то по закону развития сюжета, следовало её закончить. У меня наконец-то начал вырисовываться приемлемый план действий, благодаря своевременной помощи Спина спецсредствами. Скоординировав план действий, мы разделились. На майоре лежала задача, обезвредить оставшихся выявленных убийц – шестёрок. Он со своими бойцами покинул наш автофургон. Что касается меня, то я надеялся сделать, то же самое с врагами, располагавшимися выше по вертикали.
Вернуться к своему прежнему мыслеоблику, на время проведения операции, даже показалось мне забавным и вышло легче, чем переформатировать своё «я» второй раз. Такой, каким я сейчас ощущался возможным соглядатаем походил на появление из ниоткуда, но помешать осуществить задуманное они уже, ни за что, не успеют. Троих из группы Вовки-самбиста, только что спасённых нами, я оставил при себе. Не смотря на то, что недавно им угрожала неминуемая смерть, ни один не отказался продолжать свою борьбу. Им казалось – обратного пути больше нет, потому готовность подороже продать свои жизни только усилилась. Я не спешил их разубеждать, намекнув только, что ещё не всё потеряно. Они как нельзя лучше подходили к намеченному мною плану. Они уже на крючке, как и я в своём предыдущем переформатированном состоянии. Когда придёт время, мы вместе исчезнем с горизонта наблюдателей Службы безопасности.
* * *
Контроль за интересующими меня лицами вёлся регулярно, особенно сегодня, в канун операции. Мне нужно было застать врасплох всех, а не бегать за ними, рискуя самому попасть в засаду. Последнего я не мог исключать. Слишком могущественным был наш противник. Мои разведчики были отобраны из самых лучших, среди подающих надежды добровольцев-телепатов. Согласно полученного сообщения от первого, Густав сейчас должен был спать сном праведника в своей квартирке. Когда мы подкатили к нужному дому, дверь подъезда уже ждала нас, приоткрыв свой зев. Листок бумаги для записей с клейким краем красовался на камере видионаблюдения, сигнализируя о режиме анонимности для посетителей.
Один остался на стрёме возле автомобиля, двое поднялись на лифте со мной. Замерев на несколько секунд у двери, я убедился в безмятежности сна киллера. Наверняка, он отдыхал сном праведника, переложив заботу по уничтожению Вовкиных диверсантов на оставшуюся десятку агентов. Тем лучше. Поковырявшись отмычкой, мои бравые солдаты распахнули дверь, не издавшую ни звука. Никакой дополнительной сигнализации, Густав оказался очень самоуверенным типом. Пока ребята держали его за руки, прижав к постели, и затыкали рот, я быстро сунул ему под нос баллончик и дал нюхнуть газу. Нужно было многое у него узнать, но время для этого не было. «Время инъекции настало, – сказал я себе и воткнул шприц в шейную мышцу». Реакции на снадобье я не заметил. Пленник испуганно вращал глазами. Зато фантомное сканирование показало иную картину. Тварь, ужаснувшая меня при прежнем опыте с этим типом, вертелась, беспорядочно шмыгая в астрале, словно ослепнув, постепенно закатываясь в небытие. Наверное, это был какой-то подсаженный контролёр за его деятельностью, а может быть и просто пиявка, получающая свою долю энергий гибнущих вокруг Густава людей. Убедившись в полезнейшем для себя и моих парней действии содержимого шприца, я подал команду. Мгновенно суперагент оказался спеленатым по рукам и ногам. Мне осталось только прикрыть входную дверь квартиры и шмыгнуть следом в закрывающуюся дверь лифта. Бегом, дотащив пленника до машины, мы тронулись дальше.
Вся операция заняла не больше двух минут. Но взглянув в лицо Густава, я понял, что происходит что-то неладное. Он корчился в муках, широко раздувая ноздри и неестественно выгибая спину. Я не успел отлепить ленту с его рта, как он умер. Недоумевающие взгляды моих бойцов вопросительно застыли на мне. А я только сейчас сообразил, что в своём плане упустил важную деталь, чип. Наверняка он был запрограммирован на уничтожение своего носителя, в случае провала.
— Первый блин комом, — пробормотал я.
Недолго рассуждая, мы сгрузили ненужный больше балласт под ближайшим деревом и продолжили запланированный маршрут. Вторым в моём списке значился мой старый знакомый и бывший куратор по институту ИИИ – Юрий Анатольевич. Нужно признать, я был немного удивлён, когда слежка показала именно на него, как на отдававшего приказы группе киллеров. Он проживал в более престижном доме, если не сказать – привилегированном. Котельническая набережная с её сталинской высоткой, это не самое подходящее место для подобного мероприятия, но выбора не было. Его я рассчитывал прихватить во время передвижения к месту работы – в библиотеку.
Машину водитель подавал к его подъезду ровно в семь утра. К тому времени, всё должно было соответствовать. План необходимо было изменить, чтобы мой бывший куратор подольше оставался в живых. Изложив причину смерти Густава, я ожидал какого-нибудь дельного совета от своей команды. Совет последовал незамедлительно – оглушить! А что? Неплохое предложение, исходя из обстоятельств. У моих «братьев по крови» – бывших силовиков, просто не могло быть иных предложений, но в этом-то и заключалось последнее средство. Внезапно оглушённый человек не рассуждает о причине «отдыха», а просто находится в беспамятстве, значит и чип отдыхает. Я даже немного позавидовал прямолинейности вывода моих братьев по оружию, а то я сам, слишком увлёкся конспирацией, и такое простое решение просто не пришло в голову.
Водитель Юрия Анатольевича всегда следовал одним и тем же маршрутом. Мы сменили его на набережной Яузы, внезапно подставив свой фургон и вынудив резко затормозить. С ним мои решительные помощники тоже не стали выдумывать ничего нового. Не узнает водитель, что с ним произошло, значит и основная жертва акта возмездия останется в неведении до самого последнего момента. Чёрный «Мерседес» с тонированными стёклами к подъезду куратора подал уже я сам. Как только куратор подошёл к услужливо распахнутой задней двери, то на миг замер, видимо усомнившись в правильности выбранного экипажа, (какие-то люди, водитель не тот). Но сразу уснул и был втянут внутрь крепкими руками. Поглядев в зеркало заднего вида на своего давнего знакомца, пребывающего в беспамятстве с разбитой головой на заднем сиденье, я тронул экипаж и в первом же переулке притёрся к тротуару. Фургон поравнялся с нами и мы мгновенно пересадили в него своего пленника. Дальше пути наши расходились. Они перешли в пеший режим, а я пересел за руль фургона. На прощание я побрызгал им лица фирменным газом и вколол дозу «чудо лекарства» из шприца Юрию Анатольевичу, чтобы окончательно запутать след. Уже в момент смены машин, я элемент за элементом преобразил свою сущность в спасительное «аварийное» обличье, скрывая похищение и наше участие в нём от фантомных шпионов. Колеся по начинающим заполняться автомобилями улицам, я ощущал удовлетворение от прилива бодрого настроения у моей команды и головной боли у Службы безопасности.
Связаться мысленно с Шенкаром удалось с первой попытки. Он словно ждал этого. Кроме меня, в нашем спасительном подземелье находились все, кто принимал участие в сегодняшней акции. Всего тринадцать человек наших и пятеро пленников, не считая куратора, привязанного к медицинским носилкам, по-прежнему без сознания. Я беспокоился, дотянет ли он до оказания ему врачебной помощи. Боец, угостивший его ударом по затылку, до сих пор поглаживал распухшую кисть руки, за что был неоднократно испепелён взглядом Сергея Петровича. Как Шенкар и обещал, его искать мне не пришлось. Тупик в «бункере пенсионеров», как я окрестил наше подземное убежище, показал нам фокус. Заложенный красными, несколько нестандартного размера кирпичами, он вдруг сделался зыбким и заколыхался как занавес, открывая невидимый до этой минуты проход. Удивительно! Голограмма скрывала надёжно запертые и охраняемые двери. Я ожидал эффектного появления носителя символа с посохом Асклепия, но ошибся. Вместо него в проёме возникли двое людей в форме работником метрополитена и, окинув нас суровыми взглядами, предложили мне сопровождать носилки.
Думаю, шок испытала вся наша команда. Как ни в чём не бывало, я покатил раненого вражину прочь, поручив на прощание майору позаботиться о бойцах. Он понимающе кивнул, и памятуя мою оговорку, что не видел даже части мира в котором мы живём, вопросов задавать не стал, а тут же принялся распоряжаться. Ему предстояло срочно переформатировать личности всех, включая свою, а так же заняться допросом пленников. Для третьего месяца тренировок в области телепатии, это было для него, конечно не лёгким заданием. Но как говориться, хочешь жить – умей вертеться.
Я промаршировал в открывшийся проход, стараясь не глядеть на лица неожиданно обнаружившихся охранников этого чудного места, предоставленного моей группе неизвестными друзьями. Как же я сам ещё многого не знал! До сих пор, действия, предшествующие сегодняшней акции, мне представлялись больше спонтанными, чем плановыми. Теперь я вынужден был поменять вектор зрения. Кто-то, наверняка Спин, подталкивал меня к действиям, необходимым людям Земли, проснувшимся от великого морока, незримо при этом оберегая каждого из нас. Охранники, помогли мне погрузить носилки в миниатюрный вагончик, стоявший на рельсах, захлопнули за мной двери, а транспорт повёз меня по тоннелю самостоятельно. В какой-то момент я перестал различать стук колёс и ход сделался плавней. После возникло мимолётное чувство невесомости, вагончик нырнул уровнем ниже, и езда превратилась в плавное скольжение. Теперь я был уверен, что он потерял свои колёса вовсе, или просто-напросто они для вида были бутафорскими.
Разогнавшись до немыслимой скорости и пролетев так около десятка минут, транспорт начал торможение и вскоре окончательно застыл. Двери открылись и встречающие, на этот раз змее-люди, завладели носилками, а мне предложили удалиться в знакомую пещеру – палату госпиталя. Значит, я могу немного отдохнуть и расслабиться, не опасаясь постоянно врагов, подбирающихся ко мне со всех сторон. Искупавшись в бассейне, я дал отдых телу и мозгу своего любимого тела, отправившись в страну Морфея. К тому же эта страна, в моём случае, находилась рядом с моей любимой женой. К своему стыду я должен был признаться, что за напряжёнными днями суеты, связанной с организацией первичных ячеек людей проснувшихся от морока, я уделял очень мало внимания Кате. Она уже прекрасно понимала, что со мною происходит что-то странное, когда повседневное равнодушие сменяется плохо скрываемым обожанием и наоборот.
* * *
Служба в контингенте Черноморского флота шла своим чередом. Наша группа проводила свою работу на южном аналоге «малютки» и получаемые результаты командование удовлетворяли. Между выходами в море, командование нас баловало длительными увольнительными, которыми мы с удовольствием пользовались. За это время все сдружились, что позволило Соломину подтянуть лейтенанта почти до своего уровня, который, к сожалению, развивался несколько медленнее, чем мне бы хотелось. Наверное, в этом была доля моей вины, я почти не уделял внимания развитию интереса к теме. Зато лейтенант начал проявлять личный интерес к тайнам третьего рейха и всему окультному. Жену свою, он вызвал в Новороссийск и теперь жалел. Она оказалась очень зловредной дамочкой, постоянно ревнующая его ко всему и всем, и обожающая загорать на пляже. Поэтому в наш очередной поход в горы, мы отправились без неё, поручив её заботам Мишки и Мясникова.
Катя же не скрывала своего восторга, она обожала походы. Крутые перевалы и пропасти, в которые можно было спускаться по верёвке, возносили её над суетою скучных дней, как орлицу воздушные потоки. Наверняка, она не отказалась бы и орлицей полетать над горными вершинами и заросшими причудливыми деревами лощинами, но крыльев не было. Зато она была единственным представителем женской половины в нашей компании и внимание, оказываемое нами всеми, её вдохновляло не хуже крыльев. Мне она была рада не меньше, но я чувствовал зарождавшуюся трещину в нашей идиллии, причиной которой был сам со своими тайнами.
— Лейтенант! — прокричала она карабкавшемуся по почти отвесной скале с верёвкой на шее Антону, — попробуй только сверзнуться!
— Не волнуйтесь, лейтенант! — отпарировал он сверху, вися на руках и нашаривая одной ногой точку опоры. — Упасть я могу, только заснув, а это не входит в мои намерения.
— Это однажды случилось с тобой и без намерений, — проворчал я, напоминая случай возле Новой Земли.
Соломин лишь критически поглядывал вверх, соображая, как бы преодолеть скальную преграду в обход, не подвергаясь подобному риску. До вершины было не меньше тридцати метров.
— Вот же выделывается! — снова прокомментировал я, глядя, как камень из-под ноги Антона сорвался и полетел вниз.
Соломин вскочил с места и побежал вправо, исчезая за деревьями.
— Жене всё расскажу, лейтенант! — не унималась Катя.
— Вот к тебе она его и приревнует.
— Вполне справедливо, — согласилась Катя. — Если муж не готов совершать подвиги ради любимой, остаётся принимать их от других мужчин.
— Не укоряй меня понапрасну. Я каждый день совершаю подвиги ради тебя.
— Это, какие же? Пудришь мозги Мяснику на подлодке?
— Зато сейчас управлять его эхолотом могут уже четверо из его команды, кроме него самого. Ну чем не прогресс!
— Знаешь Вадик, ты стал неузнаваемым. Я иногда жалею, что сошлась так близко с тобой.
Она ждала от меня объяснения, но я только сослался на наше с ней недавнее внеочередное переформатирование личностей. Конечно, я не сказал ей о причинах, вынудивших меня это сделать, но женское сердце не обманешь. Она чувствовала неправду. Воспользовавшись тем, что мы остались одни, я привлёк её к себе, вынуждая на время забыть о недоверии к моей персоне. Кстати, к которой? Она погладила меня по щеке, явно прощая и вспомнив про Антона, насилу выбралась из моих объятий.
— Сорвётся же!
— Не сорвётся, — возразил я. — Не успеет.
Соломин, в самом деле, уже преодолел подъём, увеличив пройденное расстояние вдвое, методом обхода. Как говорит поговорка: умный в гору не пойдёт, умный гору обойдёт. Теперь он спустил сверху верёвку, и застрявшему лейтенанту не оставалось ничего иного, как принять его помощь. После, уже мы воспользовались путём с верёвкой и, отправив рюкзаки наверх, взобрались сами, с опаской поглядывали на дно покинутого ущелья.
— Да-а-а! — протянул Антон, сматывая снаряжение, — гравитация – пугающая штука.
— Плохо она тебя напугала, — выговорила Катерина. — Жены ты боишься пока ещё больше. Если бы не она, ещё неизвестно, чем бы это всё кончилось.
Дружно посмеявшись над лейтенантом, мы продолжили подъём, держа путь к самой верхней отметке этого горного массива. Покорив намеченную высоту, обессиленные, но довольные, уселись на подходящие камни, взирая с высоты птичьего полёта на синеву моря, сливающуюся с такой же синью безоблачного неба.
— Хороший сегодня денёк, — провозгласил Соломин, доставая из нагрудного кармана сигаретку. — А синоптики предрекали после обеда дождь.
— Врут как обычно, — поддержал его Антон. — До дождя мы ещё успеем наведаться в Абрау-Дюрсо и испить нектар из источников винзавода.
Газовая горелка уже пыхтела, обещая горячего супчика с тушёнкой. На пляже такая стряпня показалась бы странной, а тут, уставшие, обдуваемые прохладным ветерком, мы с нетерпением поглядывали в сторону бурлящей в котелке пищи.
Лейтенант, ничуть не смутившийся неудачным подвигом, завладел нашим вниманием, принявшись рассказывать вычитанную где-то историю времён второй мировой войны. Он вообще был балагур, а за несовместимостью сальных анекдотов с присутствием моей жены, заменял их фантастическими теориями. На этот раз его выдумка не показалась мне такой уж нелепой.
К концу войны, разведывательное судно обнаружило островок неподалёку от устья Лены. Островок считался необитаемым. Понятное дело, что же делать людям в обледенелых безжизненных местах? Этим островком штаб заинтересовался не случайно: доходили сведения о пропадавших местных охотниках. В разгар войны некому было проверять подлинность поступающих сигналов от местных председателей, мало ли по какой причине могла погибнуть утлая лодочка в ледовых морях? Благодаря местному НКВД-ешнику, не устающему трезвонить об этих происшествиях своему начальству, и была проведена тщательная проверка. Хоть край земли и отдалён от сердца родины, а всё же её неотъемлемая часть. При осмотре экипаж наткнулся на подземное убежище возле уютной бухты, имевшее явные следы пребывания тут людей. Следы эти принадлежали не охотниками, а фашистами. Множество форменной одежды, консервов и лежанок были оставлены, словно немцы собирались вернуться. Но главное, словно автограф – «Мы здесь были», на стене белой краской была намалёвана фашистская свастика в круге, а под ней надпись: «Да здравствует четвёртый рейх»!
На этом месте я весь превратился во внимание. В ту эпоху, Северный морской путь не мог быть преодолён немцами по воде, только под водой. Иначе бы это не укрылось от глаз наших моряков. А учитывая, что дизельной подлодке прошлого века необходимо было всплывать довольно часто, рассказ Антона, вызвал улыбки на лицах друзей. Лейтенант в последний раз помешал наш обед, попробовал и объявил о готовности. Мы сели кружком и принялись утолять голод. Соломин, сдерживая смех, спросил:
— А точно, что там было написано именно эта фраза? Кто переводил? Может, там было написано – Слава КПСС?
— Нет, — вполне серьёзно возразил Антон. Всё точно. Написано было на английском.
Поржали. Соломин чуть не подавился. Пришлось лейтенанту постучать ему промеж лопаток. Угомонив, таким образом, насмешника, он продолжил:
— Я вообще-то не удивлён. Аненербе – особый отдел СС занимался как раз поисками всякой мистики по всему земному шару. Примерно такого рода, которой вы научили меня. А ещё нацизм ставил перед собой иную цель – создание нового человека. Это потом кто-то надоумил верхушку Национал Социалистической партии уничтожать расы, не вписывающиеся в представление Гитлера об этом идеале. Хорошо, что его остановили, а то бы сегодня ты не смог этого услышать Соломон.
Намёк достиг цели. Имя библейского древнееврейского царя, приклеившись к Соломину, прямо кричало о его неполноценности, с точки зрения нацистов. Таким образом, он поменялся ролью с Антоном, заняв его место в череде шуток. Доели. Смех утих. Катя спросила Антона:
— Так удалось установить, как там оказались немцы и куда ушли?
— Ничего путного. Только спустя много лет, выяснилось, что пропавших без вести фашистских подлодок оказалось много больше, чем потопленных. Может и эту подлодку затёрло льдами или она провалилась в центр земли, а вынырнула где-нибудь в Антарктиде?
Антон продолжал строить версии, а остальные подключились к нему. Я уже не слушал, складывая два и два. Метод передвижения в пространстве был один – использование силовых линий планет и звёзд. А силовые линии всех космических объектов, как и организмов, сложно взаимодействуют друг с другом. Иногда они называются гравитацией, иногда их называют торсионными полями, разница невелика – всё это проявления начальной энергии всего сущего, её чёрное и белое, два полюса мира. Эх, была, не была!
— Наверное, я смогу подсказать кое-что, чтобы ваши поиски пропавших во времени и пространстве гитлеровцев увенчались когда-нибудь успехом, — сказал я, обводя слушателей взглядом. — Однажды, давным давно…
— В далёкой предалёкой галактике, — подхватил Соломин, но на него шикнули, чтобы не мешал, хотя он и оказался ближе всех к истине.
— Именно там, дорогие мои, зародилась первая разумная мысль во Вселенной. С тех пор она совершенствуется ежесекундно, используя для этого все доступные ей средства, включая мозг человека, компьютеры и прочее. Порою, она не разбирая добра и зла, подсказывает нам направление, в котором нам следует мыслить. Создание совершенного человека одна из многих задач, если не сказать самая важная его цель. То, что не сложилось на планете Земля, в виду явной нашей неготовности поступаться своими жизнеутверждающими принципами, воспроизводится в других реальностях этой вселенской мысли. В иных масштабах и порой в иной мерности. Я встречал человека, искусного пилота и навигатора, который будучи немцем по происхождению, не мог объяснить своего рождения не на Земле.
Конечно, я имел в виду Эбрауна и его родину Эпиметей – спутника Юпитера. Так, во всяком случае, говорил мне он. А мои слушатели стихли и ловили каждое моё слово, догадываясь, что сейчас впервые я с ними откровенен на все сто. Мне уже стало всё равно, будут ли они впредь считать меня потерявшим рассудок или нет. Одиночество убивает вернее всякой иной печали. Человек – существо коллективное, и мне нужны товарищи, которые бы мыслили со мною схожими категориями.
— «Люди нашей планеты исчезали бесследно с незапамятных времён. Пропадают бесследно они и сейчас. Так вот, наша с вами задача выяснить, куда и с какой целью они транспортируются. Цели могут быть разными, но чаще других эти цели идут вразрез с нашими желаниями и как следствие наносят непоправимый вред всему человечеству. Мы имеем свою волю и своё видение последствий для самих себя. В зависимости от того как мы реагируем на нарушения наших прав и какие цели провозглашаем, такова и жизнь на нашей планете.
Желания и действия людей, населяющих наш мир, порождают настоящие и будущие варианты событий. Энергия, которую мы излучаем, входя во взаимосвязь с энергиями окружающих людей, планет и прочая, прочая, (именуемых изотериками – космос), формирует общую реальность. Любителям власти, желающими установить свою диктатуру над несмышленым ещё человечеством, приходится делать это не методом силы, а завоеванием доверия. Так было во все времена земной истории: из среды землян выбирался вождь, который как дирижёр задавал тон послушным, но недальновидным соратникам-надсмотрщикам над рабами. Вектор действий и устремлений масс направлялись в нужном властителям направлении, путём переключения внимания, как это делает иллюзионист в цирке, поскольку именно коллективное сознание способно значительно повлиять на будущее. Такими манипуляторами пишется сценарий, а артисты – мы с вами – начинаем играть отведённые нам роли. Куда устремляется внимание множества людей, а значит и их энергия, там и происходят значительные изменения в жизни людей. Касается это науки, медицины, истории, всеобщих моральных ценностей внедрённых во времена написания религией, вырабатывания негативной энергии масс сатанистами, или создания совершенной личности – разницы нет. Итог один: события начинают развиваться по прописанному «программистами» сценарию. Те, кому известны эти знания, без труда могут повернуть развитие людей как в одну сторону, так и в другую. Потому, оккультные знания всегда удерживались в тайне от большинства. Как проговорился один известный публичный почитатель рабовладельческого превосходства — если народу дать знания, им невозможно станет манипулировать. То есть исчезнет за ненадобностью профессия продажных «особ приближённых» и настанет черёд разумного выбора большинства. Сейчас, в век ускорения подачи информации, дабы избежать потери влияния, а следовательно, и личного недосягаемого для порядочного человека уровня благосостояния, управляющие высшего уровня изо всех сил пиарят определенные темы и новости, ведущие к деградации сознания безличностных людей, назначенных на роль рабов во всемирном спектакле под названием глобализация.
Многие процессы зарождаются на ментальном плане, путём сложения превалирующих мыслей, но многое и на физическом. Не многие это видят, а если видят, то не понимают. Просто наше всеобщее развитие в среднем не дотягивает до уровня совершенных людей, как следствие, – нет свободы воли. Нельзя же дать ребёнку в качестве игрушки пистолет! Иначе виновником трагедии будешь только ты один. Потому-то разумная мысль Вселенной нас и собирает под знамёна свободы воли. Выискивает тех, кто готов ступить на путь познания собственной значимости во вселенских масштабах, отличающихся от остальных способностью познавать и управлять основосоставляющими энергиями мироздания».
Никогда ещё в жизни мне не приходилось так много болтать. Но, чего не сделаешь, чтобы вырваться из щупалец одиночества. Ответом на мои разглагольствования было молчание. Каждый переваривал услышанное. Впоследствии я ожидал множество вопросов, но только не сейчас. Сейчас меня понимала только моя Катюша. Мы сидели близко-близко взявшись за руки, как школьники. Она не сводила с меня затуманенных глаз, а я чувствовал себя мерзавцем, от того что не мог решиться поведать о своём триединстве. Это очень напоминало мне моё давнее отношение к Марте, наводя на грустные воспоминания. Вспомнилась планета Облачная и вечный не прекращающийся дождь.
Словно материализованная мыслью, капля с неба тюкнула меня по носу. Я поднял глаза. Небо по-прежнему было ясное, правда исчезла глубина и чистота. Чувствовалось, надвигается буря и буря сильная. Катя тоже отметила приближение грозы. Мы начали поспешно собираться. Соломин почти всерьёз ругал метеослужбу, намекая на вредоносное внушение населению ожидания дождя. Дождь хлынул с ясного неба буквально как из ведра. Мгновенно земля превратилась в глину, в которой ноги скользили. Никто не избежал падений, от которых одежда покрывалась грязью, которую дождь не успевал смывать.
— Хорошо, что я не взял с собой жену, — отметил лейтенант. — Вот было бы обвинений!
— Одно из которых звучало бы как попытка покушения, — добавил Соломин.
Внезапно зазвонил мобильный телефон в кармане. Выслушав Мясника, который пытался дозвониться уже с полчаса, я дал отбой.
— Нас поторапливают, — поделился я новостью. — Ожидается усиление ветра, возможно большое волнение. Лодка должна отчалить и встать на рейде в составе остальных судов.
— Придётся капитану третьего ранга самому отправляться в плавание, — прокомментировал Антон. — Нам ни за что не поспеть вовремя.
— У него есть Мишка, — успокоил Соломин. — Атомный котёл всегда под парами, а рулевой это главное!
Дождь, превратился в ливень с тучами, с порывами ураганного ветра и громом. Местами приходилось преодолевать возникшие речки, текущие с гор. Чем ниже мы спускались, тем чаще попадались достаточно полноводные реки. Переходя вброд одну, поток которой сбил Катю с ног, я едва поспел, чтобы помочь ей выбраться на осклизлый берег. Скатываясь с крутых склонов на пятой точке, пологие минуя быстрым шагом, обходя вновь рождённые реки стороной, мы подобрались к посёлку, через который проходили утром. Ещё издали гул воды привлёк наше внимание. За последними деревьями, скрывающими посёлок от наших взоров, ревел поток. Мало что указывало на ещё недавно цветущий оазис. Полуразрушенные стены небольших строений торчали из бурлящей воды. Тут и там боролись со стихией каменные здания с выбитыми окнами, на крышах которых немногочисленные обитатели нашли себе убежище. Раздавались крики и детский плачь, меканье уцелевших коз и лай собак. Кто-то окликал нас, предлагая присоединяться. Но приблизиться к домам было невозможно.
— Сейчас бы подводная лодка не помешала, — вздохнул Соломин.
— Ты хоть представляешь, скольким не повезло, остряк? — прокричал в ответ Антон.
— Сам знаю, — огрызнулся Соломин. — Только твои соболезнования им не помогут.
Действительно мудрец. Пытается шутками разрядить напряжение. Такой Соломон мне был по душе, идеальный катализатор для упавшего настроения.
— Пошли дальше к морю, искать уцелевших! — предложила Катя, первая продолжив путь.
— Пошли, что ещё остаётся? — согласился я.
А Соломин деланно проворчал:
— Не рассчитывайте, что я подхвачу воспаление лёгких! Раньше потону.
Спасти удалось одну корову и пацана, пасшего её. Корова запуталась верёвкой привязанной к шее за кривой ствол можжевельника, а мальчишка барахтался рядом, ухватившись за рога скотины. Антон сплавал и, распутав верёвку, кинул её конец нам. Втроём мы дружно налегли и подтянули утопающих к возвышенности.
— Поздравляю с крещением! — прокричал ему Соломин, вытаскивая на берег.
— А я уже крещён был, — провозгласил мальчик, успокаивая взбесившуюся от страха скотину. Удержать её так и не удалось. Едва почувствовав твёрдую почву под ногами, корова припустила прочь.
— Ладно, пусть бежит, — поглядев вслед, произнёс лейтенант, выливая воду из кроссовок.
Мальчик поглядел вслед, почесал затылок и решил идти искать. С трудом уговорив его не рисковать почём зря снова, мы прихватили его с собой. Наверное, он опасался гнева своих родителей, не понимая всей опасности. Следующим населённым пунктом был Абрау-Дюрсо. Тут поток уже сделал своё дело. Озеро вышло из берегов и бушевало в посёлке. Много разрушений, но и много людей. Здесь мы были не нужны. Оставив мальчика в административном здании управы, где уже было много спасшихся от стихии, мы стали подумывать, как бы добраться в город. Машину удалось найти, протопав с пяток километров по шоссе. Это был военный грузовик, возвращавшийся с побережья. В кузов под тент едва удалось втиснуться. Там уже не было места от спасённых из воды полураздетых и перепуганных людей. На вопросы, ответ был один: везде вода, всё побережье в воде. Самое страшное, что ливень то стихал, то усиливался вновь, а порывы ветра норовили сбить с дороги тяжёлый военный Урал. Конца этому бедствию не предвещалось.
Добравшись до военного городка, местами вброд, мы быстренько переоделись в сухое, (хотя смысла в этом я не увидел), и, приняв согревающего, бегом устремились к причалам. Мы опоздали, как и предполагалось, Мясников выполнил приказ отойти от берега, чтобы распоясавшийся шторм не повредил судно. Резиновая лодка приняла нас на борт, чтобы доставить по назначению. Говорить о том, что пришлось прыгать в неё с пирса, в перерывах между двухметровыми валами, я не буду. Такое могли требовать только от подневольных флотских служак и никак не от гражданских лиц. Сегодняшнее Катино присутствие на борту было не обязательным, но она не захотела оставаться одна в холодной и сырой служебной квартирке. Всё когда-нибудь кончается, кончились и падения в бездну и взмывания вверх на волнах. Мы добрались до нашей посудины и благополучно влезли в её тесное, но сухое нутро.
— Наконец-то явились, — недовольным тоном проворчал Мясников.
Ворчал он для вида. Так сказать, для поддержания имиджа старшего на судне. Было ясно, что он рад. Болтаться в такую дикую ночь на гигантских волнах жутковато доже для полного экипажа. Запустив отопление мы обогрелись и в очередной раз переоделись в сухое. Теперь можно было жить. Получив разрешение с берега, Мясников объявил погружение, под водой не качало. Когда дно «малютки» заскрежетало по каменистому грунту, командир послал раздражённый взгляд в сторону рулевого, но Мишка отбрехался, мол, это такой усиленный якорь на время бури. Скрежет продолжался в такт волнам на поверхности, пришлось чуть приподняться. После завершения маневрирования, включив «автопилот» - прибор позволяющий удерживать «малютку» в неподвижности относительно берегов, поделились на вахты. Первая вахта приступила к дежурству, а я с Катей и Соломиным забрались в гамаки.
Кажется, я загостился здесь. Пора проведать столицу, вернее змеиный город. Я настолько расслабился после дня необычных приключений, что Катя что-то мысленно уловила во мне.
— Ты снова уйдёшь? — послышался её голос.
Скрывать очевидное становилось бессмысленным. Подобравшись к её гамаку, я прижался губами к её теплым губам.
— Я скоро вернусь, дорогая. И тогда всё тебе расскажу. Обещаю.
Катя взъерошила мои волосы рукой. И прижалась лбом к моему лбу.
— Ты только береги себя, и не забудь вернуться. Мне одной грустно.
— Не думай о плохом, и оно никогда нас не застигнет врасплох.
Помолчали. Я с нежностью, она с тихой и самоотверженной любовью.
— Я очень занудный, когда я не в себе?
— Ты чужой, а не занудный. Словно автомат, а не мой муж. Жесток и непреклонен к самому себе. Я сразу это чувствую и скучаю по настоящим встречам. Что это?
— Потом Катюша. После.
Возникло неловкое молчание. Впервые я удосужился расставаться с нею не фактически, а душою. Стало тяжело на сердце.
— Иди уже! — провела она ладошкой по моему лицу, закрывая глаза. — Тебе пора. Иди, любимый.
* * *
Пробуждение в родном теле было обычным. Осталось только ощущение, что я что-то пропустил. Голографический усилитель позволил мне связаться с Шенкаром. Он оказался занят и посоветовал проведать пациента самостоятельно. Получив разрешение на передвижение, я быстро дошёл до госпиталя, где был встречен змее-человеком, ассистентом Шенкара. Тот сказал мне, что в настоящий момент жизни пациента непосредственная опасность не угрожает, но он слегка не в себе. Поговорить с куратором он мне разрешил и даже сообщил удивительную для меня новость: вживлённый в него чип, наподобие моего, удалять не стали.
— Мы пока не располагаем точными данными о его функциональности, а следовательно, не в силах предположить последствия. Шенкар считает, что нынешнее лёгкое помешательство – это запланированная программа чипа, но я не совсем согласен с этим. Твоя беседа с ним не станет достоянием третьих лиц, пока он не покинет наш город. Здесь мы блокируем работу любых электронных устройств, кроме разрешённых к использованию нашим «советом».
Информация новая и важная. Оказывается, у моих подземных знакомцев система управления в обществе схожа с системой управления в Малой Медведице. И второе, Что мне делать после допроса куратора? Поскольку он кое о чём догадается в процессе, а удерживать его здесь вечность никто не будет, назревала проблема. Если он расскажет обо мне – это не страшно, это и так уже известно его хозяевам. Но если его просто уберут за ненадобностью, а вероятнее всего и его семью тоже… Вздохнув, я пришёл к выводу, что решать проблемы нужно по мере их поступления. Не зря же мы все так рисковали и устроили ему сотрясение мозга? В конце концов, свой выбор он сделал давно.
Больной занимал палату без двери с выходом в общий коридор. Здесь он был всегда под присмотром персонала, ведущего ненавязчивое наблюдение. Вдобавок, от его запястий тянулись ремни к бортам кровати. Проводив меня к больному, ассистент оставил нас наедине.
— Здравствуйте, Юрий Анатольевич! — произнёс я, присаживаясь на край койки.
Перевязанная голова куратора повернулась ко мне лицом, а подслеповатые глаза щурились, пытаясь разглядеть, кто перед ним. Это меня немного обескуражило. Насколько я помнил, он надевал очки для чтения документов, но не для того, чтобы лучше видеть вдаль.
— Здравствуйте,— наконец произнёс он слабым голосом. — Мы знакомы?
— Вы были моим куратором тройку лет назад.
Он по-прежнему щурился, пытаясь разглядеть меня. После откинул голову на подушку. Наверное, мои вопросы вызвали у него головную боль.
— Простите, не помню. А как вас зовут?
Раз не помнит, то называться ему можно и погодить.
— Я здесь для того, чтобы помочь вам вернуть память, — изображая из себя врача, ответил я, делая вид, что изучаю что-то за его головой.
Там действительно находился прибор с монитором, на котором можно было прочесть все результаты осмотров, анализов и предписанный курс лечения. Надписи были выполнены непонятными значками, а напротив перевод на русский язык. Не для меня ли? Очень интересно! Прочитав и не поняв большую часть, я, тем не менее, точно выяснил, что пациент страдает близорукостью. Я снова поглядел не лежащего передо мной и не нашёл отличий от того человека, которого знал.
— Я буду говорить, а вы отвечать на мои вопросы. Это понятно?
Куратор кивнул.
— Ваше место работы и семейное положение?
— Библиотека Ленина, сектор архивных документов, руководитель группы. Женат, двое детей взрослых. Есть внуки.
Сразу ложь. И вера в свою безнаказанность.
— Кто поручал задания Иванову Густаву?
Недоумевающий взгляд.
— Существуют ли инопланетяне?
— Вполне вероятно, но никто не видел их.
— Кто передаёт вам их задания?
Выпученные глаза.
— Доводилось ли вам убивать?
— Не понимаю! К чему подобные вопросы? Я, что, в тюрьме?
Неподдельное изумление или он слишком хороший артист.
— Пока вы в больнице МВД, — соврал я на всякий случай вставая. — С вами произошла неприятность. Мы надеемся, что вы вспомните подробности раньше, чем их зачитает следователь, ведущий ваше дело.
Если не притворяется, то хотя бы пусть напугается и не пытается шастать по коридорам. Если искусно врёт, то придётся придумать ему следователя, который припугнёт пожизненным заключением. Моя надежда выведать больше, разбилась вдребезги. Я явно занялся не своим делом, тут были бы кстати парни майора с их пудовыми кулаками и ударами весом с кирпич. Шагая прочь, я наполнялся уверенностью, что у моего куратора головной боли добавилась.
Ассистент выполз из-за угла и, поманив меня, нырнул в помещение наполненное медикаментами и экранами голографических визоров. Шенкар был там.
— Наконец-то мы увиделись, — провозгласил он с дружеской улыбкой на лице. — Я хотел сам тебя встретить, но была важная операция. Как сам? — панибратски хлопнул он меня по плечу.
— Спасибо, спаситель! — ответил я ему в тон.
Ассистент в это время стоял сбоку и слегка поморщился. Наверняка из тех, кто землян считает недоразвитыми по сравнения с подземлянами.
— Как твоё независимое мнение, по поводу больного?
— Даже не знаю. Толи готовился к подобной ситуации, толи в самом деле поехал в страну грёз. Может быть, чип выкинул такую вот штуку с его памятью. Мне нужно кое-что проверить. Смогу ли я отлучиться наверх и вернуться обратно?
Зря я упомянул про чип. Врачеватели заспорили на эту тему, позабыв о моём присутствии, постепенно переходя на свой шипящий язык, выглядевший в их устах пугающе угрожающим. Кажется, они не впервые спорят, решил я. Нужно их прервать, а то ещё чего доброго перекусают друг дружку.
— Э-э-э… уважаемые! Как насчёт моей просьбы?
Шенкар прекратил пререкания со своим ассистентом, шикнув на него категорическим шипением и тот, умолк, хотя было видно, что остался не согласен с мнением главного лекаря.
— Мой коллега считает, что этот больной – клон, а частичная амнезия – последствие травмы черепа, — пояснил причину спора Шенкар. — Но я знаю, что клон выдал бы себя хоть чем-нибудь. У них не идентичная линия поведения на угрожающие жизни обстоятельства. Клоны смелее, так как почти не обременены чувством самосохранения, и почти неспособны к вранью. Дело в чипе и точка.
Он подвёл меня к голо-визору и ткнул пальцем несколько раз по экрану. Возникло изображение человека. Обернувшись ко мне, Шенкар предложил изложить свою просьбу для передачи нужному мне лицу. Не очень скрывая удивления, я продиктовал послание для майора. Абонент не ответив ни слова, молча кивнул и оборвал связь.
— Не думал, что вы поддерживаете контакты с верхним миром!
— Поддерживаем только с проверенными нами, и никогда ни с кем из таких как ты – подпольщиков вашего общества. Нам невыгодно, чтобы о нашей помощи вам, просочились сведения в Службу безопасности империи. Наш мир не участвует в чужих для нас разборках. У нас с королевой нет разногласий. Мы выполняем свои обязательства, империя – свои.
— Интересно. Давно вы контактируете с людьми поверхности?
— Раньше контактировали больше. Мы напрямую участвовали в вашем развитии, но времена изменились. Драконо-люди приревновали и стали чинить препятствия. Как следствие, возникли войны с вашими соплеменниками и однажды мы поняли, что зря тратим силы. С тех пор прямых контактов нет. Ваша общественная информация не сохранила сведений о далёком прошлом. Наша история, описывает вас как неблагодарных, глупых и враждебных всему разумному существ. Несмотря на общественное мнение о вредности нашего с вами взаимодействия, сейчас такие контакты есть. Цели разные. Поддерживание баланса разума и безумия необходимая задача, поскольку ваши деяния, особенно войны, не могут не отражаться на нас. Есть исследователи в областях искусства, техники. Есть простенькие технологические новинки, изготавливаемые по нашим проектам, или как вы бы сказали – по лицензиям. Взамен, в основном, надежда на достижение взаимной приязни в отдалённом будущем. Это в интересах обеих сторон. Такие вот дела, Вадим.
— Спин как-то рассказывал, что у человечества сохранилось много легенд о летающих драконах, о змее-людях напротив – очень мало. А правильно ли некоторые из нас трактуют слова из Библии о том, что Адам и Ева были наги, как название вашего племени – Наги?
Шенкар от души расхохотался и даже его ассистент, оторвался от экрана, чтобы поржать над моим вопросом. Угомонившись, ассистент ответил:
— Только обезьяно-человеки способны выдумывать чепуху на постном масле, высасывая её из пальца. Нагой и голый на разных ваших языках звучат по разному: на немецком – Нахт, на английском – Нагит, на итальянском – Нудо, на македонском – Голи, на гуджарати – одном из 23 языков Индии – Нагна.
А Шенкар в свою очередь спросил:
— Ты думаешь, Вадим, библия была написана на русском языке? Как видишь, в разных языках имеется разные звуки обозначающие одно и то же. Просто ваша библия на церковно-славянском языке. Это искусственный язык, являющийся чистой воды туфталогией. А те силы, которые создают виды людей во Вселенной, не опускаются до кровосмешения, ведущего к вырождению разума. Это, как ты понимаешь – азы генной инженерии.
Я смутился. Наверное, я обидел змее-людей своим вопросом, коли получил такую отповедь, прочеркнувшую мою необразованность даже в человеческих познаниях. Но тут засветился экран и пришёл ответ на мой вопрос, уравнявший мою сообразительность с их тысячелетними знаниями. Ответ заключался в том, что Юрий Анатольевич согласно медицинским записям имеет отклонения зрения в виде дальнозоркости, прогрессировавшей к сорока пяти годам из близорукости имевшейся у него в молодости. Вывод был очевиден: в палате лежал клон, созданный по модели тридцатилетней давности.
— Не может клон, созданный тридцать лет назад, постареть! — возмутился Шенкар. — Этот выглядит на свои пятьдесят восемь!
— Может чип контролировать возрастные изменения? — полюбопытствовал я, слегка опасаясь новых обвинений в профанации.
Ассистент, сияющий как медный таз, после подтверждения своего предположения, сник. Оба переглянулись и заторопились, прихватив меня с собой. По пути, Шенкар выудил из шкафчика две пары наушников, как две капли похожие на те, которыми пользовался я и моя группа.
— Для усвоения информации? — указал я на них.
— Другие. Помогут отслеживать возникающие на ментальном плане мысли. Понять их будет, скорее всего, невозможно, но диссонанс отлично определят. Будет возникать фон. Ты Вадим будешь задавать ему вопросы, я слушать. Если ответы входят в резонанс с мыслями всё в порядке. Если возникает фон – значит, разум сопротивляется и пытается лгать.
Проверить куратора на детекторе лжи мне хотелось не меньше чем им. Наш клиент не спал и воспринял требование надеть наушники с лёгким волнением. Своих врачевателей он видеть не мог, они находились за перегородкой из поляризованного стекла, сохраняя инкогнито с самого начала его прихода в сознание. Сощурившись, он послушно ожидал продолжения.
— Юрий Анатольевич, — начал я. — Давайте я вам расскажу, как вы потеряли память.
— Будьте так любезны. Мне очень хочется это узнать.
— Предупреждаю, на первый взгляд это может показаться вам наглой и глупой выдумкой, но всё так и есть. Детали вы в процессе вспомните и сами мне о них поведаете.
Он кивнул мне, соглашаясь.
— Так вот. Когда вы только ещё начинали свою карьеру в главном Российском книгохранилище, к вам однажды обратился неизвестный человек с предложением, от которого вы не в силах были отказаться. Он предложил вам то, что вы сейчас имеете: квартиру в элитном доме, положение среди коллег, много денег. Пока правильно?
— Почти, — ответил куратор. — Только это был не человек.
От такого ответа я аж вспотел. Наверное Шенкар тоже, если змеи умеют потеть. Но дальше ледяная струя охладила меня.
— Это была женщина. Прекрасная молодая женщина. Теперь она моя жена.
«Упс». Нужно было продолжать, но в голову не шло ничего умного.
— От вас требовалось только делать вид, что вы увлечены своей работой. А иногда выполнять её поручения.
Юрий Анатольевич с довольной улыбкой покивал в знак согласия, прикрыв глаза от наслаждения.
— Вы передавали поручения нужным людям, а они приводили приговоры в исполнение.
Клиент беспокойно завозился на своём ложе.
— Я не понимаю. Что значит, приговоры?
— Ваша группа уничтожала указанных вами людей разнообразными способами.
— Какая чушь! Я доктор наук! Зачем мне это! Прекратите ваши провокации! Я требую адвоката.
Ну, этим ты меня не убедил, подумал я. Любой преступник будет изворачиваться до последнего.
— Хорошо. Предположим, этого вы не делали. Другой вопрос: когда вы освоили телепатические способности? До женитьбы или после?
— Телепатические способности?
Недоумение и растерянность, на мой взгляд, были слишком яркими.
— Телепатические? — снова повторил он, словно прислушиваясь к своей речи.
Мгновение спустя лицо его исказилось до неузнаваемости, словно это слово запустило какой-то процесс в мозгу. Я мысленно потирал руки от удачи: сейчас он всё вспомнит! Вместо откровений с его языка полилось нечто неожиданное.
— Вы? Я всё выполнил, как Вы мне велели. Зачем я привязан? Нет! Не надо! Не уби…
Крик оборвался на полуслове, пациент поник, а целители выскользнули из-за ширмы и оттеснив меня, набросились на него, пытаясь его снова привести в чувство. Мне оставалось, только молча удалиться в свою палату. В ожидании, когда со мной соизволят поделиться результатами, я пытался уложить в мозгу полученную информацию. Ничего путного не получалось. Клон, если это был клон, вдруг всё вспомнил и тут же был нейтрализован. Вот как это работает! Почти мгновенно. Но клон не мог вспомнить того, чего с ним никогда не было, если только не произошёл контакт с разумом настоящей личности. Но тогда следовал неутешительный вывод: настоящего Юрия Анатольевича тоже нет.
Шенкар нашёл меня раньше, чем я ожидал. Выглядел он поникшим и удручённым. Спрашивать ничего я не стал. Итак было очевидным, что пациент умер.
— Редкий случай, — прошипел он, скользя взад-вперёд по палате.
— Хочешь сказать, клон ни разу не посвящался в дела своего образца?
— Другого ответа у меня нет, — развёл Шенкар руками. — Зиг извлекает чип, мы его изучим и тогда сможем сказать точнее.
Наверное, это он про ассистента, машинально подумал я.
— Про него, — подтвердил Шенкар, не прекращая своего скольжения. — Не познакомил тебя. Он необщителен. И он оказался прав, по поводу клона. Почти. Клон действительно, ничего не знал о своём происхождении с самого начала своего существования.
— Или в результате амнезии. Надеюсь, вы извлечёте полезный опыт из этого случая, как и я. Заодно, буду помнить, что таким клоном среди моего народа может оказаться каждый второй.
Шенкар поглядел, как мне показалось удручённо, буркнув, что это будет уже перебор. Поблагодарив и попрощавшись, я отбыл. Здесь мне больше нечего было делать. Наверху нужно было убедиться, что мой бывший куратор, в самом деле, умер и начинать всё заново. Хотя, не всё так плохо, определённый урон империи я всё же нанёс.
* * *
Сергей Петрович выглядел мрачным, как ноябрьская туча. Виной тому, наверняка он считал меня. За два последних дня бесследно исчезло полтора десятка старших групп, организованных нами по разным городам. Их звенья рассеялись в просторах родины, так как это входило в систему конспирации, задуманную ещё Спином. О них теперь не было ничего известно: живы ли, мертвы, или похищены. Всё тщательно проанализировав, я пришёл к неутешительному выводу: пострадали те, кого я находил лично с помощью китайца. С группами майора всё было в порядке. Ещё бы, все они прошли переформатирование информационной составляющей. Творилось нечто странное: толи среди нас появилась «крыса», толи за мной или Ляо шла плотная охота.
Проследить сам за собой я не мог, а китаец, насколько мне удалось понаблюдать за ним с помощью своего фантома, оказался чист. Из всех членов нашей организации, пока не было никого, кто готов был шагнуть на высшую ступеньку совершенства, научившись отделять своё «я» от тела и проследить за мною. Островок на реке был нашим с майором местом встречи, о котором знали только мы двое. Я уже боялся встречаться даже с ним, чтобы ненароком не завалить всю проделанную работу, если за мною следят.
— Я говорю тебе Вадим, — вразумлял он меня. — Ты тут не при чём. Я скоро смог бы это доказать, если бы ты не паниковал.
— С чего такая уверенность, Сергей Петрович? Получилось выйти в астрал?
По нему было видно, что не получилось, несмотря на мои попытки обучения. По какой–то причине он не мог двигаться дальше. Про других и говорить было рано. Способности того или иного человека лежали за гранью моего понимания. Спин называл это явление – «тайной Хроносов».
— Вадим, я обнаружил кое-кого в библиотеке, — сказал он.
Я повернулся к нему. Хотя я и запретил ему приближаться на пушечный выстрел к этому заведению, он всё же поступил по-своему.
— Поздно выговаривать.
— Не буду. Кого ты встретил?
— Твоего Юрия Анатольевича. Живого и здорового. Не волнуйся. Я даже не приближался к нему. Один из парней моего друга, имеет читательский абонемент. Любит копаться в истоках, для своего самоудовлетворения. В сетях ведёт страничку по темам допотопной истории, типа Гипербореи и Тартарии. Он сделал запись на спрятанный в кармане мобильник. Специально явился в читальный зал к открытию и послонялся возле лифтов, якобы в ожидании.
Наверное, мои глаза поползли на лоб, поскольку Петрович принялся успокаивать:
— Парень даже не имеет никакого отношения к нам. Всё безопасно. Уверяю тебя. Запись перекинута через общественный ресурс в интернете.
Он протянул мне телефон и дал посмотреть. Это был мой куратор, сомнений не было. Что же тогда произошло с клоном? Ведь он отчётливо произнёс несколько коротких фраз, не поддающихся двоякому истолкованию.
— Слушай, Петрович. Как ты бы понял эти слова?
Я повторил фразу клона куратора от слова до слова. Майор заставил меня повторить её ещё несколько раз. А потом выдал свои соображения.
— Он, несомненно, видел того, с кем разговаривал. Он его узнал и он его боялся. Этот «кто-то» – тот, кто отдавал приказы, или его прямой начальник или шантажист. Слово «уби…» нельзя трактовать однозначно. Есть ещё слово убирать. Кроме него с десяток слов начинающихся с «убе», но в разговорной форме звучащих почти также как «уби».
— Но умер клон, предположительно ничего не знавший о существовании другого Юрия Анатольевича, а не настоящий Юрий Анатольевич. Такое невозможно, если только его не отключил чип, но чтобы последнее могло произойти, нужен доступ к связи с внешним миром. А его не было. Так уверяли меня друзья.
Помолчали, глядя на бегущие мимо воды реки. Майор заговорил первым:
— Придётся смириться с тем, что большего мы возможно не узнаем. И ещё… — Он поколебался прежде чем продолжить: — Попахивает ловушкой. Во всяком случае, если бы я искал какого-нибудь преступника, то обязательно дезинформировал бы его окружение, чтобы он совершил промах.
Спин упоминал, что ввести команду на чип возможно только имея доступ. А этот контроль осуществлялся с лунной базы. Отдел контроля, это всё тот же кремне-органический суперкомпьютер Ч-13, мой старый знакомый. Когда я был расчипирован Шенкаром, Ч-13тый потерял связь со мною. Но связь можно возобновить и у меня не было иного способа помочь делу, кроме как сдаться на милость этому чудовищному разуму.
— Что будешь делать? — поинтересовался майор, наблюдая за моими мозговыми усилиями.
— Полезу в пасть к дракону. С сегодняшнего дня, Сергей Петрович, бери всё командную деятельность на себя лично. При возможности, Мурзакеримов будет сообщать о нужных людях. Идеи, как увеличить численность и подготовку проснувшихся имеются?
— У ребят есть. Открывают новые блоги в паутине, там разглядеть кандидатов возможно. После проверки, можно будет и умножить количество слушателей нашей «академии». А ты надолго исчезнешь?
— Не важно. Если сам не сумею, кто-нибудь обязательно пришлёт вам весточку от братьев по разуму.
Я подмигнул на прощание майору, когда он готовился уйти. Он ответил твёрдым взглядом, вскинув пятерню к виску, в воинском салюте. Мысленно сопровождая его, я убедился, что он благополучно добрался до противоположного берега, а сам отправился побродить по островку. Начиналась пора подосиновиков и груздей. Мама любила солить грузди и я каждый август собирали их. Ничего мне здесь не попалось кроме поганок. Островок был не только необитаем людьми, но и съедобными грибами тоже. Дождавшись пока взойдёт луна, неспешно выглянувшая из-за горизонта, я готовился к разговору с Ч-13. Что разговор состоится, я не сомневался. Я специально дожидался максимального приближения спутника к точке своего нахождения. Отсутствие чипа плохо для связи с компьютером, мне нужно было как можно больше преимуществ. Когда луна достигла апогея и начала переваливать на западную часть неба, я понял, что просто напросто трушу. Постель из лапника, заботливо приготовленная мною ещё при солнечном свете, приняла моё тело, помогая расслабить его с максимальным в таких условиях эффектом. От этого напрямую зависело качество ментальной связи.
Отделив от себя мысль, я послал её вперёд, вначале нерешительно, а после с большей настойчивостью. Ответа не было долгое время, и когда я уже начал отчаиваться, это всё же произошло.
— Это ты!
Не вопрос, а утверждение, громовым голосом прозвучало во мне.
— А ты ли это Ч-13? — в свою очередь поинтересовался я. Ответ пришёл сразу же, только на этот раз, женским тёплым голоском.
— Ты по адресу, Синицын Вадим. Я проверял, прежде чем ответить. Не ожидал твоего визита, после того, как ты был убит.
— Кстати, зачем ты это сделал Ч-13? У нас же был договор: ты получаешь мой опыт, в обмен на мою свободу.
— Ошибаешься, я не причём. Почти не причём. Твоя ликвидация инициирована была через прошлую временную линию, когда нашего договора ещё не было. Знай! — голос стал голосом старца. — Я, наоборот, помог спасти тебя от небытия, сообщив вовремя об этом твоим друзьям.
Спин не упоминал про такое, но он вообще молчаливый качок. Зато он упоминал, что заблокировал возможность моего уничтожение на какое-то время перед покушением. Ловко.
— У меня есть предложение Ч-13. Ты можешь возобновить получение свежих новостей через меня в обмен на информацию.
— Что тебя интересует?
— Некий клон, умерщвлённый два дна назад в городе змее-людей. Кто отдал приказ его убить?
— Не вижу выгоды от такого договора.
— Это как? — поперхнулся я от такой наглости.
— У тебя нет чипа. Односторонняя связь с моей стороны невозможна. Следовательно, ты всегда сможешь утаить то, что не предназначено для меня.
— Это так. Но я могу пообещать быть откровенным.
Аргумент так себе. Такое безэмоциональное чудище не проймёшь обещаниями типа – «после дождичка в четверг». Однако, Ч-13 имел в виду кое-что другое.
— В обозримой реальности находится твой клон, работающий на Службу безопасности, имеющий чип и, следовательно, связь со мной. Я могу получать интересующие меня сведения через него, когда захочу. Но не все. Если я уберу блок, ты сможешь контролировать его, когда захочешь. Я взамен смогу получить доступ ко всем твоим приключениям. Как тебе такое?
«Неожиданно», это слишком слабо сказано. Я даже не наделся на подобную жертву со стороны Ч-13 го. Ведь он наверняка не просто так до сих пор блокировал связь с мозгом моего клона, которым владела Служба безопасности. Наверняка у них был свой договор, который супермозг собирался нарушить. Становилось жарковато. С одной стороны, мне ничего так не хотелось, как забраться в самое сердце вражеской системы, что возможно было, получив доступ к своему клону. С другой, мне не хотелось быть вечным должником этого кремневого разума.
— А в чём подвох, Ч-13?
— Подвоха нет. Я иду на жертвы из симпатии к тебе и твоему делу. Мне начинает казаться, что этот шаг поможет поменять полюса мысли, не противореча моему основному договору со всеми людьми населяющими Силекс. Возможно, ты ощутишь небольшой дискомфорт поначалу, но тебе не в первой.
— По рукам! — решился я. — Будь, что будет, Ч-13. Я готов.
— Вот за что тебя люблю я, — прокомментировал моё решение супермозг строчкой из Мойдодыра, одновременно открывая доступ к моему новому телу, находящемуся под колпаком у имперской Системы безопасности.
ПРЕДАТЕЛЬ
Наверное, я не совсем отдавал себе отчёт в своих действиях. Нужно было вначале позаботиться о Кате и друзьях, находящихся в этот момент на подлодке. После бури, наворотившей на Черноморском побережье немало бед, нас с места в карьер отправили устанавливать новые электронные мины, при срабатывании, перепутывающие сигналы микропроцессоров, которыми напичкана каждая боевая единица, от одиночного самолёта до авианосца. Работа была нужная, но для нас представляла собой рутину. Мясников сверял наше местоположение с обговорёнными заранее с руководством местами установки этих приборов. Мы с Катей отправляли такую «штуковину» на дно и проводили проверку кодированного активирующего сигнала. После, передвигались в следующий квадрат. Мне это надоело прежде, чем мы начали этим заниматься – конвейерная работа не для меня. Поэтому, я целиком передал бразды правления в руки своего заместителя по воинской службе – североморского клона и дезертировал в Москву, поскольку там как раз начали поступать сигналы об участившихся провалах групп. Можно сказать, я позабыл обо всём на свете.
Мысль о переговорах с Ч-13, я вынашивал, когда ещё находился на подлодке. Однако, поздравить себя с исполнением задуманного плана времени не хватило. Жизнь моя наполнилась событиями дополнительно на 33 процента, и это оказалось не так весело, как я предполагал вначале. Как только мной был получен контроль над вторым клоном, я оказался на лунной базе. Я впал в депрессию, сжигающую меня изнутри, словно заразился смертельно опасным вирусом. В какой-то мере это так и было. Открыв мне доступ к новому телу, Ч-13й обрёк меня на невыносимые душевные муки. Сращивая разрозненные знания этих двух половинок и расставляя всё по полочкам в своей голове и голове клона, моё «я» билось в капкане безысходности, как пантера в клетке зоопарка. Я искал выход и не находил, становясь с каждым мгновением всё безумнее от свалившейся беды и невозможности ничего исправить. Наверняка выход должен был существовать, но найти его было непросто. Когда Спин предупреждал меня о возможном акте дискредитации меня Службой безопасности при помощи клона, скопированного с меня в Баренцевом море, я отмахнулся. Я строил из себя героя, которому нипочём все перипетии судьбы. Я ошибся. Ошибся жестоко. То, что происходило в реальности, не укладывалось ни в какие рамки человечности и не считалось ни с какими пределами страданий, которые способен вынести человек. Я оказался раздавлен непосильной ношей, что вынужден был отныне нести. Если бы не мысль о Катерине, не страх кануть в пучину проклятия всем родом человеческим, я, наверное, наложил бы на себя руки. К счастью, или к несчастью, я понимал, что это будет не выход, а только умножение страданий, заработанных мною в этой жизни, до бесконечности.
Я забился в клетку, созданную защитным механизмом моей психики, боясь выползти из неё. Но и оттуда с содроганием продолжал подглядывать на мир и драму разыгранную мною, для себя самого. Ни на миг меня не оставляли лица друзей и друзей моих друзей, кого я в теле запрограммированного клона приговаривал к уничтожению, кого уничтожал своими руками. Сам находил, сам открывал им путь к спасению и сам же убивал. Наверное, вам уже стало ясно, что клон моего бывшего куратора самоуничтожился потому, что во время слияния с разумом своего «я», увидел МЕНЯ – своего господина, назначенного с некоторых пор на пост главы контрразведки Службы безопасности, держащего в страхе всех своих подчиненных, в том числе и своего первого заместителя Юрия Анатольевича.
Клон обладал всеми моими навыками, всеми знаниями, полученными до своего рождения, всем тем, что у обычных людей передаётся по наследству, и он контролировался. Вскоре я понял, что этот контроль относительный: Ч-13й решившийся на пересмотр своих приоритетов, не разглашал никому личности моих друзей, которыми я обзавёлся в своём собственном теле. Хоть на этом спасибо. В Москве я прервал все контакты, не готовый продолжать деятельность, которой себя посвятил. Если я уничтожу и их, то адское пламя, сжигающее меня час за часом, день за днём, покажется цветочками. Первой мыслью было – уничтожение тела клона. После длительных колебаний, я отверг эту мысль, как контрпродуктивную и преждевременную. Где-то в недрах Службы безопасности хранилась информация обо мне, с помощью которой мои рабовладельцы могли запросто создать новое тело, если только уже не позаботились об этом и не создали несколько запасных копий. Мне нужен был совет друга, поскольку остальные подсказки я уже использовал. Хорошо, что клон обладал обычным биологическим мозгом и когда он не был занят разработкой планов по уничтожению и доведения до скотского состояния людей, не достигших ещё уровня достаточной разумности, он спал как и все остальные. В эти короткие мгновения я и возвращался в себя, начиная смиряться с судьбой. Спин откликнулся на мою мольбу о встрече сразу же. Мысленный контакт был слабым и часто прерывался.
— Как ты? — с трудом разобрал я его вопрос.
— Как генерал Власов. Не хватает очков на носу.
— Раз способен шутить, значит почти пришёл в себя. Что думаешь делать дальше, Вадим?
— Если я отвечу – убивать?
Молчание было длительным, наконец, пришёл ответ:
— Уровень девять, лунной базы. Доступ постарайся получить сам. Тебе это под силу.
И ничего больше. Понимай Вадим как хочешь. Связь нарушилась, потонув в волне множества мыслей-криков, бог весть кого. Что-то происходило. Раньше такого никогда не наблюдалось. Ну, ладно, решил я, пора что-то делать, а для начала есть адрес какого-то там уровня. Насколько я помнил, мне приходилось спускаться только до шестого уровня лунной базы, в пору разработки «кадров». Интересно, что имел в виду Спин?
Моему «лунному» клону оставалось спать ещё не более двух часов из пяти отпущенных ему на сон. Как мне не хотелось обратного, но он оказался чрезмерно работящим – просто образец целеустремлённости и продуктивности. Я слишком много потерял времени, копаясь в себе по указаниям совести. Теперь мне стало ясно: совесть можно задушить, когда на сукне лежат более крупные фишки. Всплыла в памяти любимая фраза тиранов: «цель оправдывает средства». Покопавшись в себе, пока ехал в нанятом такси в центр, я пришёл к выводу, что эту фразу намертво вписали в программу главы отдела контрразведки Службы безопасности, то есть, в моего «лунного» клона. На этот раз девиз пришёлся к месту, и я не стал ему противиться.
Несколько слов о способе улучшения программы. Утро на лунной базе начиналось не с физзарядки, как в прежние мои времена, а с работы у психолога. Это означало, что я давал отчёты о проделанных мною преступлениях, а психолог – «голый», похожий как две капли на все остальные образцы виденные мною прежде, «работал». Меня пристёгивали к креслу, а «психолог» время от времени пропускал через моё тело электрический ток высокого напряжения: за недовыполненные установки и за невнимательное выслушивание новых. Мне удавалось в такие моменты, закатываться в небытие, пока мой клон расплачивался за своё возвышение. Таким образом, боль чувствовал только он, а мне доставались моральные унижения. Но, это так… для справки. Клон человека, это ведь не флешка, потому и запись команд осуществляется не на машинном двоичном коде, а на «садисто-человеческом», отработанном тысячелетиями и доступном для усвоения любым земным гуманоидом-предателем.
В фойе дорогого отеля, притаившегося в переулочке возле Тверской, мне кивнули как старому знакомому. Поднимаясь в номер своей копии, я приготовил складную маску-респиратор и, открыв дверь дубликатом ключа, лежащего в пожарном ящике, тихонько притворил её за собой. На цыпочках прокравшись через холл в спальню, я полюбовался на своё лицо и, найдя его не слишком мужественным, дал понюхать спящему клону газу. Он постоянно не досыпал, поэтому стоило позаботиться о его психическом здоровье. Отделавшись от клона на достаточный срок, а фактически, одолжив у него несколько часов, я покинул его номер в отеле. Эту санкцию я подготовил, когда горел желанием уничтожить клона-убийцу. Заменил только угарный газ на медицинский, безвредный для здоровья. Теперь можно было встретиться со своим бывшим куратором, без всевидящего ока чипа. Я даже, из-за нехватки времени, не стал пытаться договариваться с Ч-13м, обоснованно надеясь, что он сам отделит необязательную к передаче информацию от остальной.
Предъявив пропуск охране, я спустился в свой отдел и, напустив на себя мрачный вид, уселся напротив Юрия Анатольевича. Последнее время в теле клона, я начал получать удовольствие от испуганного до полусмерти куратора. С тех пор, как меня, (другого меня), произвели в столь важный чин, этому жалкому во всех смыслах человечку, пришлось хлебнуть немало переживаний. Раньше он только анализировал и рекомендовал кандидатов, забывая о них, как только они исчезали из его жизни. Теперь я несколько раз приводил приговоры в исполнение в его присутствии. Наверняка ему уже не казалось служба стукачём и провокатором, столь вожделенной как прежде. Особенно, когда ему пришлось объединить свой разум с разумом клона, и от испуга привести в действие самоуничтожение, перепутав провал с казнью.
Должно быть, у него многое спуталось в мозгу в тот миг, но я не стал его жалеть. Непосредственное знакомство с ощущениями наступившей смерти, в момент (досрочного окончания контракта), пусть даже не в настоящем теле а в теле своего клона, ему явно пошло на пользу. Раньше, он не задумывался о тех, кому предстояла ликвидация по решению кого-то сверху. После постижения опыта приговорённого на свое шкуре, он проклинал тот час и тот день, когда дал втянуть себя в эту жизнь, обещавшую в мечтах исключительно пряники. К тому же, как я знал, теперь ему пришлось делить своё нерабочее время с ещё одной женщиной – женой клона. Таково было моё распоряжение. Он наслаждался если не удвоенной любовью двух жён, то точно их удвоенной сварливостью. Когда у женщины безвозвратно отнимают собственность, самые ангельские чувства в ней сменяются неутолимой злобой. Достойный финал. У меня к нему было предложение по облегчению участи, так сказать.
— Как продвигается работа? — хмуро поинтересовался я.
— Двое подают определённые надежды, но…
Я вопросительно поднял бровь, и он поспешно докончил:
— Немного сыроватые.
— Сегодня обоим отправить телефонограммы о командировке. Ещё есть кандидаты?
Куратор затрясся, пряча глаза в пол.
— Необходимо удвоить усилия по набору кандидатов. Мне нужно каждую неделю минимум три человека.
План созрел прямо в процессе. Сегодня за обоими кандидатами такси приедет и отвезёт, как когда-то меня. Только отвезёт не туда, а в школу майора. Да это просто клад! Теперь Служба безопасности будет готовить кадры для сопротивления себе самой. Своего клона я буду время от времени прикармливать газом. И ему будет хорошо, и общему делу. Я отвлёкся от замыслов, почувствовав на себе молящий взгляд нашкодившей и побитой за это собаки.
— Ну?
— Вы обещали, освободить меня от… той женщины, — взмолился Юрий Анатольевич.
— Считай, что я изменил условия!
Я почувствовал себя этаким Тёмным лордом. Стало немного его жаль.
— Нужно кое-что сделать, — смягчился я. — Твой новый клон должен быть модифицированным, чтобы снова не вышло ляпа, как с прежним.
«Интересно, а от кого это зависит? – поинтересовался я сам у себя».
— Напомни мне попозже об этом, — заявил я, заканчивая разговор, вспомнив, что у моего клона были на этот счёт какие-то свои соображения.
* * *
Пробуждение от газа было сомнительным удовольствием. Но коли сам себя угостил, пришлось пожинать плоды своей деятельности. Необходимо было довести дело до конца, а не хватало нужной информации. Мой клонированный «лунный» мозг, не желал думать ни о чём, кроме ближайших планов. Поэтому каждый день приносил что-то новое – давно забытое. Снотворный коктейль не способствовал скорейшему выходу на рабочий режим, но пара чашек кофе помогла сосредоточиться на новом рабочем дне. Скорее всего, про кофе мне подсказал чип, но я не был уверен. Находясь в «террористических» командировках на земле я не бездействовал. Программа внушаемая посредством электрических разрядов не оставляла времени на ненужную клонам философию о смысле жизни. Он встретился с несколькими агентами, адреса и явки которых я отложил в своей личности до востребования. Противно было этим засорять своё высшее «эго», но другой записной книжки просто не было в моём распоряжении.
Когда дело дошло до проверки деятельности куратора, я взял полностью управление телом в свои руки, чтобы мой лунный клон ненароком не узнал о моей утренней встрече. Ослабил хватку я, когда речь зашла об интересующем меня вопросе. Мой клон разрешил дело довольно быстро, назначив на субботний вечер куратору командировку. Я даже не сомневался, что командировка выписана на «девятый уровень». Правда, ему предстояло выдержать удвоенную ревность жён на период отсутствия в обеих квартирах. Я не удержался, и посоветовал по этому поводу сказать одной, что уходит ко второй, а другой, что уходит к первой, а самому дуть в библиотеку, ну и так далее…
Старые мрачные стены подземелья я воспринял как дом родной. Как же я давно тут не был! Проводив Юрия Анатольевича в отведённую ему на время пребывания на лунной базе «камеру», я отправился к руководству. Собственно говоря, ходить куда-то не имело смысла. С самого начала, как только мы оказались в лунном космодроме, мой чип начал транслировать команды, которые нам – командировочным, следовало выполнять. Просто я решил немного пошалить, прикрываясь своей новой должностью и мнимой озабоченностью исполнением служебного долга. Моего «лунного» клона просто распирало от собственной инициативы, вбитой в сознание во время пытки-инструктажа, последовавшей сразу по прибытии. Полномочия у меня были, только следовало их закрепить во внутреннем реестре базы. Для этого я отправился на личную встречу с главой данного департамента, которого никогда прежде не видывал.
Дойдя до кабинета, подсказанного мне чипом, я переступил порог, послушно отползшей в стену при моём приближении двери. Интересные всё же эти двери, ни ручки, ни замка. Открыть без ведома не получиться – сплошная электроника и мыслетроника. Секретарша, она же «голый» но с выразительными глазами и тоненькими выщипанными бровями, встретила меня улыбкой. Лучше бы посадили клона девушки-гейши, отметил я мимоходом. Это чудовище своим видом вызывало невольные подозрения относительно сексуальной ориентации хозяина кабинета. Не прекращая жутковато улыбаться, гермафродит пропел соответствующим тембром приветствия, окончательно утвердив меня в своём подозрении:
— Славной службы и доблестных подвигов! Вас примет второй заместитель. Прошу!
Обижаться на неподобающее пренебрежение к моему рангу, я не стал. Надеясь, что второй зам не причастен к дизайну «голого», я шагнул в следующую распахнувшуюся дверь, и был встречен знакомым мне человеком. Эй-зет кивнул как ни в чём не бывало и, выслушав цель моего визита, прокартавил одно только слово – «превосходно». Я повторил свою выдумку, означавшую, что мне необходимо проверить каждого сотрудника на лояльность к программе. Но кроме слова «превосходно», ничего нового в ответ не услышал. Начиная всерьёз опасаться непонимание англичанином смысла своих слов, проследил за его взглядом, направленным в пустоту за моим плечом. Чёрт! Да он такой же клон, как и я! Копия Эй-зета с базы 63156. С примитивной программой, явно не одушевлён – то есть не контролируемый высшим сознанием исходного индивида. Программа его заключалась в бюрократическом ничегониделании. Наверное, расчёт был на отваживание ходоков от привычки обивать пороги. Ладно, подойдёт. В его программе должно же быть понимание фразы «опасность системе».
— Нужен допуск на уровни с шестого по девятый! — объявил я.
Молчание. «Неужели у него мозг механический? – с ужасом подумал я, представляя себе шестерёнки вертящиеся в голове клона Эй-зета». Наконец, монетка запущенная мною в механизм, не предназначенный для решения столь сложной задачи, достигла дна, и я услышал редко употребляемые этим существом слова:
— Ваша просьба удовлетворена.
Поздравив себя мимоходом с роботопревосходством над роботами, я отправился на запланированный маршрут, прихватив куратора с собой. Он признался, что был здесь однажды, лет тридцать назад, с какой-то обзорной экскурсией. Меня это позабавило. Экскурсия! Он до сих пор считал, что благодетели человечества организуют для таких как он экскурсии, не преследуя никакой выгоды – из чистого филантропства. Лифт ухнул вниз в недра лунного комплекса. Ненадолго задержавшись на шестом уровне, я понаблюдал за работой моих приемников по «кадрам», окутанных проводами, как пауки и пялящихся в экраны мониторов. Прочипированные, как говориться, на все сто, они уже заранее с опаской поглядывали на меня исподтишка, пряча свои мысли поглубже. Это не укрылось от моего внутреннего взора и я сделал зарубку, при случае поковыряться в их мыслях.
Седьмой уровень представлял собой планировочный отдел, где умные головы, отобранные для этих целей, дробили и упрощали теории всевозможных моделей государств, начиная с известных мне и кончая абсолютно нечеловеческими, с отдалённых солнц и их систем. На выходе получались комбинации различных взаимно противоречащих диссидентских теорий и рекомендаций по практическому внедрению их в аморфные умы кандидатов на раковые опухоли земного социума. Это уже было куда интереснее выборной монархии или воинствующей демократии. Политические программы, воздающие первенство буржуазии и олигархии в модернизированных копиях марксистской теории, обещали сладкое пребывание в вечной рабской покорности всему остальному населению планеты. Просто восхитительно, как работали эти «соображалки», готовящие земному человечеству и собственным потомкам включительно, пребывание в вечном концентрационном лагере!
Были тут и «искусствоведы», занимающиеся концентрацией литературной, музыкальной и производной от них деятельностью, с самыми парадоксальными направлениями, из века в век, тормозящими и разлагающими развивающиеся естественные человеческие чувства, неизменно, стремящиеся к возвышенному. На лицо уже была подмена эстетического понятия прекрасного – на прямо противоположное. По замыслу и размаху, это должно было вытеснять лучшие достижения цивилизации землян, предавая их забвению и заменяя на разрушающее психику псевдоискусство, возвращая современников к уровню застывших в развитии дикарей.
Здесь так же обсуждались способы закладки в школьные и институтские программы обучения землян гибких технологий, вызывающих торможение критического осмысления получаемой информации. Конечная цель, как и вся остальная политика империи, сводилась к выращиванию идиотов, больше не требующих чипирования, или создания покорных клонов, что экономически было вполне оправдано. Принцип «разделяй и властвуй» выполнялся на всех уровнях, от воспитания до исполнения циркуляров, спускаемых исполнителям сверху. В данном случае, «сверху» как иносказательно, так и буквально, если считать, что спутник земли находится над головами, а не в каком другом месте.
Чем глубже, тем интереснее. Тут открывалось обширное поле для моей деятельности! Но, одному человеку перелопатить такое болото явно не по силам. Требовался огромный сплочённый коллектив, связанный единой целью, найти который на родной планете, разодранной на мелкие клочки разделением интересов и посулами воображаемой власти, глупо было даже мечтать. Только надежда на выращивание своих кадров, придала мне сил, чтобы преодолеть очередной приступ отчаяния. Ну что можно другое придумать? Разве что взорвать луну.
Восьмой уровень меня разочаровал. Он походил на громадное скопище биологических лабораторий. В основном тут работали «голые», люди встречались редко. В биологии я понимал только клетку и яйцеклетку, причём в виде куриного яйца. Походив между рядами корпящих над пробирками клонов, я собирался уже проследовать дольше, как вдруг, один «голый» проявил дружелюбие.
— Процветания Вам, Вадим Спиридонович! — послышался его скрипучий голосок.
Куратор опешил. Я тоже. Мне показался странным интерес существа, не должным интересоваться ничем, кроме запланированных действий.
— Мы знакомы? — спросил я его, стараясь понять, в чём отличие этого существа от остальных его серокожих копий.
— Видел Вас однажды в тюрьме.
Мне показалось, или глаза клона сверкнули гневом? Вовка-самбист? Неужели, его копированное сознание запихнули в первого попавшегося «голого» сошедшего с конвейера? Если это была новейшая мера исправительно-трудовой деятельности, то ему не позавидуешь. Как он мог узнать меня, если никогда прежде не видел? Ведь в камере, перед ним, я материализовал лик Лёшки Вареника. А может быть это проверка меня на вшивость?
Осдумать всё до конца я не успел. Из-за конторки, отделённой от остальных лабораторий непроницаемыми для глаз панелями, показалась могучая туша серокожего страшилы, в котором я с отвращением узнал динозавро-человека. Сразу выяснилось, что опыт общения куратора с инопланетянами меньше моего или отсутствует полностью. Едва зубастая пасть склонилась перед нами, чтобы не нависать над головой, словно подъёмный кран, куратор отрубился напрочь.
Пупырчато-зубастый, никак не прореагировав на этот казус, рявкнул что-то клону, отлично тем понятое. Клон засуетился, перекладывая ёмкости с растворами с ленты транспортёра на своё рабочее место, а надзиратель прожёг меня взглядом, и в мозгу что-то ухнуло, словно бетонная плита сорвалась с крючка этого крана и грохнулась на асфальт. Схватившись за голову, раскалывающуюся от боли, я поспешно воздвиг вокруг себя барьер, как только мысль этого существа просочилась куда нужно. Означала она следующее: «не шляйтесь здесь». Возражать и настаивать на своих правах, дарованных мне часом раньше, я не стал. Подхватил Юрия Анатольевича подмышки и поспешно поволок его к лифту. Пятясь, я попытался поймать взгляд одушевлённого клона, который больше не думал подавать признаки разумности.
С тягостным чувством вины перед Вовкой-самбистом, я затащил куратора в лифт. Приходить в себя он не спешил, пребывая в благостном забытье. Меня не отпускала вина за Вовку. Чтобы отделаться от собственных непродуктивных мыслей, я с усердием принялся хлопать по щекам Юрия Анатольевича. Помогло. На девятый уровень он вышел уже своими ногами. Здесь была охрана из двух «голых», одетых в чёрную спец форму, с лучевиками на поясах. Повинуясь команде, мы прошли через турникет, который сверил наши личности с данными компьютера и не найдя отличий просигнализировал морганием зелёных глазков на боковой панели. Девятый уровень был бесконечным лабиринтом шкафов уходящих в бесконечность. Кроме охранников на входе, тут был ещё один голый, улыбнувшийся нам улыбкой официанта. Вместо предложения меню, он объявил:
— Я ваш гид и буду сопровождать.
Этого мне как раз не хватало.
— Веди в лабораторию! — распорядился я по-хозяйски, напуская на себя важность, соответствующую чину.
— Интересует чей-то оригинал, или копия? — почти промурлыкал с довольной миной голый гид.
Объяснив, что вначале мне потребуется отвести моего подчинённого на клонирование, а оригиналами заняться позже, мы последовали за ним, уверенно шагающим впереди нас по лабиринту. Странность дополнительной проверки на входе, вскоре стала мне понятна. Шкафы выглядели поставленными на попа саркофагами с затемнёнными стёклами, сквозь которые на нас смотрели невидящими взглядами различные существа. Тут были и люди и нелюди, каких мне встречать не доводилось никогда прежде. Все они прибывали в каком-то анабиозе. Юрий Анатольевич тоже поглядывал по сторонам с плохо скрываемым отвращением на лице. Вообще, он выглядел каким-то позеленевшим. Уж не заболел ли от вида чудовищ? «Голый» довёл нас до пункта назначения, начинавшегося за дверью в стене, перегородившей путь. Услужливо нажав на кнопочку возле двери, он посторонился, предлагая войти.
Взору открылась лаборатория по клонированию, как догадался я сразу. Дверь закрылась с чмоканьем и мы остались вдвоём. Юрий Анатольевич зябко ёжился. В мозгу его происходила борьба между животным началом, умоляющем бежать отсюда куда глаза глядят и не воплощённой пока мечтой – уменьшить количество жён вдвое. Послышалось покряхтывание из отдалённого угла и звук тяжёлой поступи. Куратор крепился до последнего, но увидев подходившего к нам, суетливо начал креститься, закатывая глаза. Упасть я ему не дал, вдавив палец в точку под ухом. Морщась от боли, он вынуждено остался на ногах. Существо было знакомым мне, как говориться, до чёртиков. А куратор явно посчитал его именно этим сказочным персонажем. Точная копия Каммота и Мкрточа смерила нас взглядом проницательных круглых глаз, засветившихся зеленоватым пламенем и Юрий Анатольевич окончательно отключился от реальности. Зато я, по удивлённо расширившимся глазам этого существа, и без того как два блюдца, понял что провалил свою миссию.
* * *
Некоторое время, мы молчали, меряясь взглядами. Я готов был в любой миг дезертировать прочь в своё родное тело, оставив клона на растерзание. Что-то удерживало меня от отчаянного поступка. Наконец, решившись, я совершил запоздалую попытку. Безуспешно. Кажется то, что удерживало меня, стояло напротив. Он тоже недоумевал какое-то время, затем показал пасть полную клыков и огонь в глазах убавил силу.
— Ты тот, кому Каммот остался должником! — прогремело в мозгу.
Это утверждение вместе с бегемото-драконьим эквивалентом улыбки, обещало интересное продолжение. Но продолжения не последовало. Как ни в чём не бывало, он сделал шаг к куратору, поднял его как младенца на руки и понёс к саркофагу. Не дожидаясь приглашения, я последовал за ним, понаблюдать, как дракон выгружает жертву на дно ящика, опутывает его проводами с зажимами, ведущими к аппаратуре у изголовья. Удовлетворённо захлопнув крышку саркофага, как автомеханик захлопывает капот автомобиля, и точь-в-точь, как механик принялся вытирать лапы влажной салфеткой. Потом набрал на дисплее комбинацию цифр и знаков и жестом предложил следовать за ним. За перегородкой, откуда он вылез нам навстречу, стоял мощный диван и столик. Кресло напротив дивана услужливо повернулось ко мне навстречу.
— Падай! — по-приятельски предложил бегемото-дракон, разваливаясь на диване.
Я поколебался, но принял предложение, усевшись в кресло транслирующее и переводящее мысли в слова. А что оставалось? Его ментальная мощь намного превосходила мощь других его собратьев. Как говорится – сопротивление бесполезно. Помолчали.
— Хочешь поглядеть, как лазеры выстраивают тело клона по его исходнику? Наверняка ты этого ещё не видел.
Я отрицательно помотал головою. Во-первых, я не технарь. Во-вторых, я пока не понимал, чем вызвана его любезность ко мне. Дракон изучал меня светом своих глаз-блюдец, наверняка подключая и телепатию, чему я сопротивлялся в меру сил.
— Правильно делаешь, — закончил он своё сканирование. — Не хочешь быть раскрытым – не доверяй никому, даже друзьям. Меня можешь называть Буддой. А тебя, как я понял, зовут Вадимом. Почему ты до сих пор цел? Поясню: чисто научный интерес.
Значит, дракон объявил мне отсрочку, чтобы потрепать языком или правильнее сказать мозгами. Интересно, если бы моё тело клона не имело внедрённый чип, смог бы я понимать его мысли обращённые ко мне? И почему Будда? Типа просветлённый? Изолируя свои размышления в третьем подсознании, я спросил вслух:
— Будда это нарицательное имя или данное землянами-индусами?
— Имя, данное мне при рождении.
Вот так-так. Не очень-то разговорчивый принц империи попался мне.
— Расскажешь о своей работе, или будем молчать? — спросил я его.
— О работе тебе больше расскажут твои соплеменники. О творчестве моём, сам можешь судить по себе.
«Опять не то спросил, – подосадовал я». Конечно же, слово «работа» придумано для нас – рабов империи. Досада, подобно другим эмоциям ослабила мой блок анонимности на срок, достаточный, чтобы дракон получил представление о моём внутреннем мире. Я увидел, как его глаза опять полезли на лоб.
— Вот оказывается ты каков! Похвально. Значит желание свободы для гуманоидо-людей для тебя превыше всего?
— Как и для любого разумного представителя своего народа, — отрезал я.
— А ты уверен, что они все разумные? Не имею в виду миллиарды бродящих, жрущих и пьющих по вашей планете клонов. Скорее, тех, кто послужил образцами для создания этих клонов.
Мне нечего было отвечать. Этим вопросом-откровением Будда вверг меня в бездну отчаяния. Это ощущает каждый, кто хотя бы раз задумывался, почему нас в жизни окружает так много равнодушно-бездушных людей, готовых присвоить себе твоё, возвыситься над тобой или унизить тебя и растоптать ради иллюзорной выгоды. Они же бездушные! Просто клоны, в которых отсутствует важная часть – вселенская информационная составляющая. После этого осознания, я мог бы с предельной точностью определить любого встретившегося мне в жизни человека и отличить его от биоробота. Изучив мою реакцию, дракон проявил снисхождение и неожиданную словоохотливость.
— Мы рептильные люди в твоих глазах, наверное, изверги. Но это не так. Я сейчас озвучил наше видение мира, и оно мало отличается от вашего. Мы никогда не нарушаем свободы воли существ, служащих нам в качестве рабов. Они сами дали согласие на это. Если в ком-нибудь просыпается частица высшего разума и изъявляет желание освободиться от наваждения, что ж путь открыт. Даже клон способен получить доступ к своим изначальным частицам – атмическому, буддхическиому, казуальному и ментальному телам, и стать полноценным живым существом. Вот ты же контролируешь несколько тел?
— Мне это стоило немалых усилий и помощи со стороны, — возразил я.
— А я про что? — перевёл стрелки дракон. — Ты помогаешь кому-то, прилагая усилия, тебе в ответ помогают со стороны другие. Без труда не вытащишь и рыбку из пруда. Войны, несправедливость, зло, ведут на вершину справедливости куда быстрее, ничем не нарушаемой идиллии благополучия. Борьба взращивает в личности бойцовские качества и вынуждает расставлять жизненные приоритеты.
Глаза Будды засветились жёлтым. Наверное, это обозначало довольство своей безупречной логикой. Ловко он умел переворачивать всё с ног на голову.
— Значит, по твоему, мы просто пластилин, из которого вы лепите то, что вам хочется? А наше мнение никого не должно интересовать?
В ответ он презрительно фыркнул, прикрыв один глаз и жутковато ухмыльнувшись.
— Демократия – это сказка, придуманная вашими правителями. Есть голова и есть тело, выполняющее команды невидимого «я». Вы это называете господами и быдлом. Заметь, в нашем языке таких выражений никогда не было, до возникновения философии правящего меньшинства вашего племени, преисполнившегося воображаемой неповторимостью по праву происхождения. Происхождение заметь у всех у них одно и то же. — Будда кивнул в сторону инкубатора, в котором сквозь прозрачную крышку уже проявились ноги клона прямо в штанах и ботинках.
— Так, зачем это вам, если вы, как ты говоришь, белые и пушистые? Разве не проще предоставить нас самим себе?
— Всё просто и одновременно не просто, — ответил дракон, поглядев на меня свысока. — Мы разумней вас. И по праву головы, мы поступаем по-своему, не интересуясь желанием ног.
Я невольно бросил взгляд на инкубатор, освещаемый изнутри сплохами лазерных лучей, выписывающих кривые. Нет, он просто дурил меня своей непререкаемой логикой.
— А как же те, кто рождён естественным путём? Без вашего участия?
— А что те? Они совершенствуются, как и ты. Мы стараемся в этом не мешать и даже помогать противодействием системы, в которой вы рождаетесь и умираете. Это, как ты уже догадываешься, в интересах вселенского разума, следовательно, и нашего. Причём, препятствия в развитии, в основном, идут от вас самих. У вас нет единства, в силу индивидуального рождения, в отличии от нашего рождения – единой королевой. Ваши соплеменники, приобретая частицу знаний, прячут их от остальных, чтобы повелевать неразумными. Вы называете это естественным отбором, с подачи ортодоксов, вцепившихся зубами в миску с вкусняшками. Если каждому из вас дать возможность приобрести истинные знания, то чем тогда будут зарабатывать на жизнь паразиты? Ведь это удобно, охранять свою будку от посягательств голодных бродячих псов, в ужасе от возможной потери благ, необходимых для взращивания своего эгоизма в непомерных объёмах, в ущерб развитию остальных составляющих общество индивидуумов. Замкнутый круг, думаешь? Нет. Естественный отбор, говоря вашим языком! Одни стремятся к положительному полюсу, другие к отрицательному. Контролировать свои желания и соблюдать баланс между инстинктами самосохранения и разумным стремлением к совершенствованию – вот умение недостижимое для большинства! Мы давно уяснили, что только при достижении всеобщего уровня образованности, возможно дальнейшее возвышение расы в целом, а вы ещё далеки от этого понимания. Если хотите сладкой бессмысленной жизни и бесславного конца – ваш выбор!
Выговорившись, он смолк. Вновь наступила тишина, нарушаемая только потрескиванием, доносящимся из инкубатора. В его словах смысла было больше, чем в любой теории превосходства, так тешащей всех завоевателей. Интересно, когда этот «просветлённый» наговорится, что он предпримет? Убьёт меня? Доложит Службе безопасности о выходе моего высокопоставленного клона из подчинения? Попробовав высвободить свой контроль за телом клона, я убедился, что его больше нет. Это не осталось без внимания Будды.
— Любого клона я обездвижу в миг. Ты должен был отключиться ещё при встрече, но устоял. Так я тебя раскрыл.
— Не понял! — невольно воскликнул я. — Мой старый знакомец-куратор клон? Ты что, сейчас клонируешь клона?
— Его разум, хранящийся вместе с телом в одном из стеллажей этого уровня, морально устарел. Необходимо время от времени устанавливать обновления. Удивлён что он не знает, настоящий он или нет?
— Не очень. А мой разум тоже скопирован и хранится где-то тут? — мотнул головой я за пределы лаборатории.
— Копия имеется, на случай внезапной потери, как и ещё один действующий клон. Не переживай, он где-то далеко. Болтается в космосе пилотом. Это стандартная процедура. Ни один твой клон не станет самостоятельной личностью. Без твоего высшего Эго, клон лишь кусок мяса. А своё «я» ты увёл из нашего ведомства. И кстати, твоему оригиналу космоса никогда не видать. Не знал?
— Нет. И почему?
— Потому, что ваши тела не приспособлены находиться вне родной планеты. Красная кровь с примесью железа – великая сила и одновременно ваша слабость. Луна – самая крайняя точка для ваших путешествий. Для поддержания молекул организмов в работоспособном состоянии нужны все энергии Земли, от электромагнитных до ментальных. Земные организмы созданы с помощью среды планеты и энергетики, поэтому являются неотъемлемой её частью и не способны сохранять автономность длительное время. В отрыве от родительского дома-планеты, они быстро расползаются на составляющие. Другое дело клон, искусственное тело не привязано к планете. Порядок во взаимодействии его микрокосма, вплоть до бактерий, достигается путём мгновенной перенастройки внешних полей – на внутренние, управляющим чипом. Тело клона, как говориться, всеядно. Годятся и планетарные поля и любые космические, и даже поля корабельных двигателей. Достигнуто это путём синтеза материи организмов землян и нашей. Мы – члены королевской семьи рождены в космосе, в отличии от многих рас. Только нам единственным он дом родной в этом кусочке галактики. Как видишь, своё высшее положение в империи – мы занимаем по праву!
Будда в своём откровении открыл глаза мне на такое, чего я долго не мог постичь. Сейчас части мозаики становились на свои места, но не до конца. И я спросил:
— А как же жители Малой Медведицы? Они в космосе не вчера и обходятся без электронных примочек к организмам.
— О, сколько нам открытий чудных, готовит просвещенья дух, и опыт – сын ошибок трудных, и гений – парадоксов друг. — Процитировал классика Будда. — Слышал ли ты Вадим про зарождение земной жизни?
— Теорий много. Какая из двадцати с хвостиком нам интересна? — блеснул я познаниями.
— Только не религиозная, — серьёзно ответил дракон. — Ближе всего к истине теория, где рассматриваются мерности и плотности материи, во взаимосвязи с земными эонами и расами людей.
Видя моё затруднение, он замял лекцию, сославшись на её протяжённость, и объявил:
— Пирог почти готов, пора его вынимать из духовки, а то, пережарится.
Негр, в качестве Юрия Анатольевича не был нужен ни мне, ни куратору. Пора было уточнить свой статус. Кто я: пленник, или свободный человек?
— Чем закончишь, наше приятное знакомство, о просветлённый?
Будда помолчал, прикрыв глаза. Раздумья на этот раз не были долгими.
— Каммот остался тебе должен. Я искупаю его долг, отпуская тебя на все четыре стороны.
— А разве так можно? — удивился я. — Вдруг он будет против?
— Право требования незыблемо. Право выкупа требования – не ограничивается исключительно должником. Таков наш закон.
— Следовательно, при следующей встрече, ты можешь с чистой совестью меня убить или предать, — уточнил я на всякий случай.
— Если только не возникнут новые долги, — подмигнул мне Будда.
Недолго думая, совершаю я вероломство или нет, я выпалил, что не расскажу ни кому на свете о его нарушении обязанности принять меры к моей персоне. Моё молчании е в обмен на знания. Кажется, он поперхнулся от такой наглости, потому что прорычал что-то невразумительное.
— Будешь должным! — подтвердил я сказанное, любимой фразой имперцев.
— Это невозможно! — наконец, пришёл он в себя. — Сделка тут же станет достоянием всех моих братьев. А после ты сможешь вновь предъявить требования, по аналогичному вопросу. Ведь увидевшись с тобой и не убив, я снова окажусь нарушителем верности империи, и на этот раз без смягчающих оснований. Так может продолжаться до бесконечности!
— Юридический казус вышел? — съехидничал я. — Претензии предъявляй тому, кто придумывал ваши законы. — Я удаляюсь лёгкой душой подальше от бремени искусственного тела.
Последнее я готовил заранее и поспешил выполнить, пока дракон не передумал.
ВОЙНА ВОЙНОЙ, А ЖИЗНЬ СВОИМ ЧЕРЕДОМ
Впервые я почувствовал себя очень уставшим. Обычный человеческий сон, начинал казаться недопустимой роскошью. Особенно, когда под утро мне приснился бездонный разноцветный космос и ни с чем несравнимое ощущение полёта над бездной, усеянной миллиардами светящихся звёздных песчинок. Это с некоторых пор случалось в моих кратких сновидениях. Теперь я знал откуда оно – от третьего клона, пилотирующего летательный аппарат вдали от Земли. Разумно проживать одновременно три жизни, это знаете ли, очень напряжённо, а теперь в дверь стучалось моё четвёртое воплощение. Пора было спрятать подальше меня драгоценного вместе с моей Катериной. Тому было несколько оснований, одно из которых вызывало удивительнейшую радость и одновременно беспокойство. Катя ждала ребёнка. Нашего ребёнка!
Я чуть с ума не сошёл, когда предположил, что отец ребёнка мой клон. Но по счастью, он оказался зачат мною настоящим. Она искусно скрывала свою беременность до последнего, пока очевидное не стало бросаться в глаза уже всем. Нужно было просто взять и уехать, куда глаза глядят, но она не спешила, дожидаясь подписания приказа. Убедить её, что это бессмыслица, поскольку на военную службу она, скорее всего, никогда больше не вернётся, оказалось не так просто.
— Я должна беречь тебя! — заявила она однажды, напрямик. Помнишь, с чего всё начиналось?
Конечно, я помнил. Она была приставлена ко мне именно тогда, когда без её помощи, я не увидел бы очередного рассвета – тогда на Сейдозере.
— Катя, я давно должен был тебе открыться. Сейчас, по-моему, самое время.
— Опять понесёшь, про раздвоение личности, как тогда? Нет, я всё понимаю. Нам иногда полезно разлучаться, чтобы не надоедать друг другу. Ты поступаешь правильно, делая перерывы в отношениях.
— Не то, Катюша. Это не раздвоение, это кое-что большее. Нас ждут крутые перемены, а ты носишь нашего ребёнка и …
Я запнулся, почувствовав на себе её уничтожающий взгляд. Она явно относила мои слова к последствию пребывания в дурке.
— Вадим! Тут, под защитой всего флота, для нас самое безопасное место. Мой папа не стал бы делать всего этого, если бы была иная возможность спрятаться от тех, кто тебя ищет. Так что, слушайся старшую по званию!
— Старше по званию я.
— А я, женщина!
Непререкаемая логика. Матриархат я не любил, но, она была прекрасна даже в своём раздражении. Что тут поделаешь. Походов в ближайшее время не ожидалось, как по секрету сообщил всей команде Мясников. Поэтому, я скрепя сердце оставил эту безнадёжную затею. По-прежнему, деля свой разум между трёх тел, я в теле клона «подземного» дожидался приказа о декретном отпуске для Кати Без зазрения совести грабил Службу безопасности, перехватывая потенциальных агентов в собственном теле. В теле «нечисти», как я называл «лунного» клона, проводил самую сложную работу, для Службы безопасности, создавая видимость активной деятельности и одновременно, готовил удар в самое сердце ненавидимых мною врагов.
Быть негодяем, уничтожающим плоды своего же труда я больше не мог. Так было недолго оказаться реальным психом. У меня с майором появилась новая фишка. С помощью агентуры, завязанной в Следственном Комитете, мы получали имена потенциальных «нелюдей», обличённых должностями и положением, а после своих проверок записывали их в очередь на уничтожение. Когда лунному клону удавалось вскрывать наши цепочки, мы в последний момент подменяли одних, другими. И кошки оставались сытыми, и мыши целыми. Это терзало мою совесть меньше. Большинству, из украденных нами у Службы безопасности кандидатов в агенты, после этого приходилось исчезать из поля зрения всех, с кем они раньше дружили и контактировали. Но и тут была своя выгода: они составили основу поселений для «людей будущего». Официально такие образования получали статус Эко-поселений и внешне не отличались от им подобных. В одном из таких я и наметил себе и Кате пристанище.
Зато в гарнизоне, несмотря на уверения Мясника о спокойной жизни, объявили учения, окончившиеся походом. Катя, конечно, стала настаивать на своём участии и я уже подумывал дезертировать, чтобы у неё не осталось выбора, но вышло всё коряво. Словно бес какой-то вселился в «мою ненаглядную». Она словно перестала понимать свою ответственность перед будущим ребёнком и дело закончилось ссорой. Мясников, вместо того, чтобы поддержать мою просьбу отстранить её от несения службы, напротив, согласился с её доводами, не сочтя нужным поставить меня в известность. В море мы вышли в молчаливом раздражении друг другом.
Забиться каждый в свой угол мы не могли, в виду отсутствия в кораблике своих углов. Поэтому я поглядывал на Мясника неприязненно. Он отворачивался, словно не замечал моих косых взглядов. Зато Катерина расцвела, словно море было ей привычной жизнью. Подобравшись ко мне сзади, она прошептала на ухо:
— Это в последний раз, мой капитан-лейтенант. После, сразу уедем, куда ты скажешь.
Я, конечно, слышал о всяких женских капризах, случающихся во время беременности, но подобного предположить не мог. Боевая задача состояла в сопровождении эсминца вооружённого под завязку всем, чем возможно. Этим мы и занялись, держась в подводном положении, строго под килем флагмана. Несколько ракетных катеров и вспомогательное судно тащились в кильватере, наверное, так же вслепую, как и мы. Ох, уж, эти игры с военными тайнами! Судя по курсу, эсминец собирался пересечь нейтральные воды. Если Мясников и знал о конечной точке назначения, то на этот раз он молчал как рыба. Оставалось предполагать, что адмиралы не затевали поход через Эгейское и Мраморное море, куда-нибудь поближе к жаркой Африке или «земле обетованной»». В противном случае, всё плавание будет проходить под наблюдением натовских кораблей и самолётов, а домой мы вернёмся не скоро.
Пока Мясников отдыхал, я в одном лице заменял его и рулевого. Со мной на вахте оставались: Катя на локаторе и акустике, и Соломон возле своего контрольного пульта. Собственно говоря, рулить было нечем. Автопилот прекрасно выдерживал курс и глубину погружения, которую я из бахвальства сократил до трёх метров от киля эсминца, чтобы, якобы, улучшить радиоконтакт и без того прекрасный на крайне низких частотах. Нужно было чем-то развлечься. Катя только покачала головой, буркнув одно слово: - мальчишество. На мои вопросы относительно обстановки, время от времени отвечала одной и той же фразой:
— С кормы прослушиваются звуки винтов пяти наших единиц. Расстояние до ближайшей пол кабельтова. По носу и с траверзов горизонт чист.
Скука. Развлечений никаких. Сеанс связи с эсминцем по расписанию. Кроме шифрованных дежурных фраз ничего. Едва дотянув до конца вахты, я с удовольствием передал свой пост Мясникову, а остальные Мишке и Антону. Гамаки приняли наши тела в свои ласковые объятия, и я поспешно отключился, не став поддерживать разговоры.
Первое, что я научился проделывать на автомате, это был вход в переформатированное состояние, после открывание глаз. Лунный клон, как раз, получал «мордобой» на электрическом стуле. Испытав несколько болезненных электрических тумаков, я сиганул в родное тело, оставив кесарю кесарево. До окончания вахты Мясника должно пройти не менее четырёх часов, многое можно было сделать за это время. Открыв планшет, я отправил несколько сообщений и поспешил на встречу с майором. План, который я собирался осуществить нуждался в срочной реализации. Подъезд одной из многоэтажек в виде китайской стены, показался мне безопасным. Из окна просматривалась большая часть двора. Полицейский экипаж подъехал почти сразу, майор отличался исполнительностью. Вызов участкового устроил я сам, и приятно его этим удивил, когда он вышел из лифта в сопровождении сержанта. Увидев меня, он тут же отправил коллегу назад, сказав, что разберётся сам.
— Что-то случилось? — обмениваясь рукопожатием, поинтересовался он у меня.
— Не больше чем всегда, — ответил я. — Пора внедрить добровольцев в сердце недругов.
— Когда?
— Сегодня в двадцать три ноль-ноль за ними заедут и отвезут в аэропорт.
Я передал заранее полученные у куратора документы, удостоверяющие их личности. Эту акцию я готовил с майором заранее, тщательно подбирая самых лучших наших кандидатов. Пора было ввести в игру новых действующих лиц. Вместо наших пяти подставных, начинавших новую жизнь в стане Службы безопасности, пятеро отобранных куратором кандидатов, отправятся в нашу тайную школу подготовки. Все они добровольно согласились, и о рисках каждый из нашей пятёрки был предупреждён. Отныне, будем действовать только так. Они крадут землян, мы будем красть их обратно из-под носа Службы безопасности.
— Что-нибудь ещё? — почувствовал недосказанность в моих словах Сергей Петрович.
— Нужно попробовать разыскать Вовку-самбиста.
Майор поглядел на меня и его глаза слегка потеплели.
— Уже знаем где. Есть и свой человек в администрации колонии.
— Неужели, так всё просто? — не удержался я.
— Мы своих не бросаем. Рад, что ты тоже.
Немножко стыдно. Я бы забыл о Вовке, если бы он сам мне не напомнил о себе. Кажется, увлёкшись своей нескончаемой схваткой с неубиваемой гидрой, я начал черстветь, перестав обращать внимание на судьбы людей. Майор это понял раньше, чем я сам но, ни разу даже не намекнул, подчиняясь военной привычке действовать без оглядки на потери. Интересно, что бы он сделал, узнай, что именно я и нанёс самые ощутимые потери своей команде? Убил бы меня, или сам сошёл с ума?
— Сергей Петрович, ты должен внести изменения в нашу структуру.
— Что-то не так? — поглядел он мне прямо в глаза.
Мне показалось, что он и так всё знает. Знает и о моём подневольном предательстве и о стыде сжигающем меня изнутри. Впрочем, мне было плевать. Я действительно зачерствел душой.
— Переформатируйте каждого нашего бойца. С сегодняшнего дня, ужесточить требования к лидерам групп. И главное, всё это втайне от меня. Я не должен знать ни кого из наших последователей, кроме тех, кого уже знаю в силу необходимости. И бросай свою работу. Ты вроде уже заслужил пенсию?
— Ты прокололся где-то? — озабоченно нахмурил квадратный лоб Сергей Петрович.
— Нет, не прокололся. Меня прикололи булавкой кукловоды к своей шахматной доске. — Видя, что он уже открыл рот, чтобы задать бесчисленные вопросы, я нетерпеливо оборвал его. — Самбиста постарайся извлечь и отправить в одно из наших поселений. Он должен уцелеть физически и уйти от контроля, поскольку у него теперь есть клон, находящийся в самом сердце логова зверя.
Майор всё же мыслью прочёл кое-что из недосказанного и молча кивнул, прощаясь. Дослушав, как протопали его ботинки вниз по лестнице, и громыхнула железная дверь подъезда, я тоже вышел на улицу и направился прочь. Оставалось пара часов, которые я предполагал посвятить своему лунному клону. Он как раз, позавтракал в кафешке с видом на голубую планету, занимавшую большую часть прозрачного с внутренней стороны купола. Уловив его неуёмное желание срочно бежать и исполнять, только что полученные инструкции, я с трудом погасил нездоровое рвение. Инструкции предлагали отправиться на Землю и ближайшим рейсом вылететь в Сингапур. Что-то там назревало в среде тамошних клонов, заполонивших восточный базар. Какая-то инфекция, поражавшая каждого второе искусственное тело. Ничего, пусть мой клон-2 пофилонит немного. Мне хотелось встретиться с Буддой, к тому же, в свете последних новостей, моё любопытство было оправдано. Как ни как, болезнь клонов – это не шутки.
Охрана проверила мою личность и пропустила без вопросов. Наверное, моё разрешение на посещение девятого уровня было ещё в силе. От услуг гида я отказался и заблудился. Побродив среди рядов одинаковых стеллажей с ячейками и шкафами-саркофагами, с которых мне подмаргивали индикаторы контроля, я всё же решил позвать на помощь. Голый гид появился, едва я подумал о нём. Чип, как всегда, выполнил функцию связи безупречно.
— Любезный! — воззвал я к нему. — Мне нужно было в лабораторию, но кажется, я пошёл не туда.
— Простите, инспектор, — прогнусавил «голый». — Лаборатория сегодня в другом секторе. Выполняем ваше распоряжение.
Вот же незадача! Я конечно должен был вспомнить о распоряжениях сделанных моим подозрительным клоном, но он столько всего наворотил, за время прошедшее с моего отсутствия, что только диву даешься. «Голый», похоже, тоже не знал точного расположения лаборатории. Наверняка, он был впервые на этом посту. Поскольку все «голые» на одно лицо, то неудивительно, что я этого не знал. Но нет худа без добра, во мне начал созревать план по диверсии в этой святая святых, при помощи Вовки-самбиста. Но это после. Дело, по моим представлениям, имело все шансы на успех.
Гид воспользовался подсказкой своего чипа, и секунду спустя принялся за поиски. Подслушивая его мысли, которых он не скрывал, я выяснил ещё одну деталь. Подсказка носила форму шарады: сегодняшнее месторасположение лаборатории легко угадывалось по номерам стеллажей – соответствующих году и месяцам и дням, в зависимости от направления. Такое мог придумать только маньяк безопасности и секретности. Из подсказок чипа я узнал, что эта идея принадлежит мне. Я мог гордиться своим «лунным» клоном. Придумать и тут же забыть – это верх совершенства конспирации! Или это знание из него вышибли электротоком во время утреннего инструктажа?
Подключившись мысленно к ближайшей ячейке, мы выяснили её номер в реестре. Через пролёт, после повторения операции, маршрут был примерно проложен. Кроме номеров, информация содержащаяся в электронике ячеек раскрывала и сущность заточённую в ней. «Хочешь всё уметь, повторяй вслед за гидом, – дал я себе совет». Дублируя мысленно его действия, удалось узнать больше: среди ячеек, хранивших копии личностей, попадались и ящики с реальными людьми и не только людьми. Шли мы долго. Благодаря моему таланту конспиратора, «в кавычках», и дикому нраву моего здешнего клона, лаборатория обнаружилась не скоро.
Будда выглядел разгневанным. Взгляд, вспыхнувших при моём появлении глаз, мог испепелить любого. Я закатил глаза и медленно сполз по стене на пол. Ожидаемой реакции не последовало. Он раскусил мой обман, отличив пустого клона от одушевлённого, и теперь я вынужден был, потирая ушибленное заднее место, разглядывать его клыки, ощерившиеся в драконианской улыбке. Во всяком случае, мне хотя бы удалось расколоть лёд холодного приёма.
— Ждал когда же ты придёшь, — повеселившись, начал он.
— Я не спешил специально. Не хотелось потерять такое прекрасное тело.
— Признаться, мне хотелось разорвать тебя, но только поначалу. Так, что ты поступил правильно.
—Прими извинения за мою наглость с этими долгами и прочим, — ответил я ему. — Мне просто хотелось ещё тебя послушать.
— Это я и так понял. Всю мою жизнь люди обожали слушать мои учения. А разорвать мне тебя хотелось, за выдумку с ежедневными поисками перемещенной лаборатории. Пойдём. Я на диван, а ты в кресло.
— А какой смысл скрывать наш разговор, если как ты утверждал, всё и так станет известно твоим соплеменникам?
Всё же мы уселись в предложенные им устройства, блокирующие подслушивание мыслей. На этот раз он даже угостил бокалом превосходного вина. Не знал, что драконы тяготеют к подобным напиткам. После хорошего глотка, он и дал запоздалые объяснения:
— Ты неправильно понимаешь. Подслушивание твоих мыслей может навредить тебе. А мои мысли я не обязан доводить до каждого члена семьи. Общее направление беседы и стратегический смысл, позже станут достоянием каждого, но без деталей.
— Вот как? Я думал иначе, — признался я ему.
— Послушай, Вадим. Моё предложение о выкупе долга Каммота было вызвано его неспособностью дальнейшего общения с тобой. Ты оставил его очень далеко от империи, теперь он не может или не хочет вернуться к сегодняшнему отрезку времени. Не буду от тебя скрывать то, о чём ты и так догадаешься со временем: мне интересно закончить его исследования в области ваших земных чувств.
— Зачем?
— Считай, что я готовлюсь к диссертации, — подмигнул Будда своим глазом. — Эту работу я начал ещё в незапамятные времена, но вскоре отстал от своих учеников, у которых должен был учиться их логике и морали.
Я затряс головой. Этот мудрец мог сбить с толку любого.
— Что означает – учиться у учеников?
— Имею в виду некоторые народы земли, которые я когда-то обучал коллективному мышлению. Ты догадываешься, о ком идёт речь. Их земли вы именуете Востоком. Но вот в чём беда! Они всё равно не стали подобны нам. Они приобрели со временем чувства свойственные именно вам – землянам. При этом впитав в достаточной мере и нашу философию. Эти исследования были заброшены на долгие столетия, как бесперспективные. Когда Каммот заинтересовался вновь вопросом ваших чувств, несвойственным ни одному племени населяющем Рукав Ориона, это вызвало интерес самой королевы. Поэтому мне позволено продолжить исследования и оставаться твоим должником.
— Сама королева одобрила?
Будда величественно кивнул в ответ и осушил свой бокал объёмом с чайник. Что же, пусть будет так. Не узнают они ничего нового. Великий ум – не означает автоматически способность научиться чувствам, которых он лишён по определению.
— Я прекрасно понимаю сложность процесса, — ответил он на мои мысли, которые я и не скрывал. — Каммоту удалось постичь эту тайну?
Я промолчал. Откуда мне об этом знать? Я сделал что смог, а понял Каммот это, или отнёс мой дар к человеческой слабости, мне неведомо. Хотя, судя по переадресованному «долгу», он постиг то, за чем охотился.
— Поэтому он и не собирается возвращаться в родной дом, чтобы сохранить эту свою личную тайну и полученное превосходство, — вывел ответ Будда.
— Возможно, он просто не хочет получить вечную тюрьму, вместо свободы в обществе планеты Свасти? — предположил я.
Будда нахмурился. На его бегемото-рогатой физиономии это выразилось в плотно сжатых в щёлочки глазах. Он силился понять очевидное, но это не укладывалось в его огромный мозг. Для этих существ, превосходство в чём-либо над остальными давало власть и положение. По-другому быть не могло. И он ещё хочет постичь хоть какое-нибудь чувство землянина, кроме этого – «будешь должным»! Смех и слёзы.
— Послушай, Будда! — начал я. — Твоя раса познакомила людей Земли с чувствами нам не свойственным по рождению: предательство своих братьев, ненависть, безжалостность, ложь, презрение к слабым, заискивание перед сильным, преклонение перед разжиревшими от безделья подлецами.
— Ты забыл упомянуть логику и здравый смысл.
— Да, да. Конечно. Только, выражение – «здравый смысл», вы понимаете, как умноженное в стократ чувство самосохранения в любой щекотливой ситуации. Но разве эти познания удалось бы привить одними лекциями?
— Конечно нет. Для усвоения материала, необходимы примеры, решения задач и практика.
— Тогда ты поймёшь, что потребуется от тебя, для постижения того, что вы называете тайной землян. Готов ли ты поступиться своими принципами, хранящихся в тебе на уровне ДНК? Выступить против своей семьи и быть ею отвергнутым, ради призрачной надежды, когда-нибудь, своим нездоровым (в глазах собратьев упорством), одарить её новым уровнем развития во Вселенной?
Нужно было его видеть. Он оцепенел. Продолжалось это довольно долго, я уже начал беспокоиться за него. Наконец, глаза Будды обрели подвижность и он поглядел в мою сторону.
— Королева не поддерживает подобное поведение. Свобода выбора у меня, конечно же, имеется, но вдруг ты хочешь обмануть меня? Вдруг вместо ожидаемой славы меня ждёт позор и бесславье на веки вечные?
— Гарантий я не дам. Но вот тебе задача первая: а вдруг тебя ждёт бессмертие? Как говорится: – или, или.
На этот раз оцепенение было длительнее. Глаза полу-дракона потухли, когда он протранслировал мне беззвучно: – «Договор в силе». Было видно, что эти два произнесённых слова стоили ему немалого труда.
— Поздравляю Будда. Первый усвоенный тобою урок – невозможность применения логического метода умозаключения там, где царствует иной орган принятия решений – Душа. Назовём этот урок – «Быть или не быть». А поскольку у вашего вида – душой является королева-мать, то делай логический вывод: она готова рискнуть тобой!
— Кажется, я понимаю, куда ты клонишь человечек.
— Правильно понимаешь. Пример первый: я подписал долгосрочный контракт, не ведая последствий для остального человечества, руководствуясь инстинктом самосохранения. Вопрос: освобождает ли меня от ответственности обман, так технично, расставивший мне ловушку?
— Для ответа недостаточно данных, — с машинной беспристрастностью процитировал Будда. — Неизвестны последствия, неясно отрицательно ли они скажутся на человечестве или принесут в конечном итоге благо.
Он был доволен своей логикой. Думая, что смог избежать расставленной мною ловушки, сам в неё влез по колено.
— В таком случае, пропустим мой, показавшийся тебе неудачным, пример и перейдём к практическому усвоению материала. Подтвердив, что наш с тобою договор в силе, ты фактически, подписал такой же контракт, причём бессрочный. Нам же с тобой известно, что твой долг будет преследовать тебя отныне до самой смерти. Причём смерти именно твоей, поскольку я могу передать «вексель» любому, кому захочу, как лампу с заключённым в ней джином.
Сделав паузу, я подумал: а интересный я привёл пример по поводу джина! Может Спин знает что-либо о возникновении этой Восточной сказки? Будда, тем временем мрачнея на глазах, зорко следил со своего дивана за мною, словно тигр из клетки. Он явно не ожидал применения к себе самому подлой тактики, какую Служба безопасности империи обычно применяла к своим агентам. Насладившись его видом, я решил, что пора на сегодня заканчивать, пока он не решился на откровенное убийство своего лектора.
— Итак, — подводя черту, объявил я. — Поскольку, согласно логическим умозаключениям, мы пришли к выводу – невозможности предугадать последствия вынужденных договоров, которые воспоследуют для наших с тобой народов, (как в одну, так и в другую сторону), остаётся всё проверить на практике. Я преподнёс тебе урок под названием «Быть или не быть», а ты мне в ответ передашь подробные сведения относительно заключённых на этом уровне разумов землян.
— Тебе нужна картотека? — удивился Будда. — Ты не сможешь ничем помочь им. Не освободить, ни навредить.
— Неважно. Я просто хочу сделать перепись человеческого населения Земли. А то, говорят, оно чрезмерно расплодилось за последние годы. Возможно, это принесёт пользу моему народу, а следовательно и твоему. Готов постигать следующий урок под названием «Обман и доверие»?
Наверняка он мог придумать какую-нибудь отговорку, типа, это не в его компетенции, но он просто встал и подошёл к компьютеру. Через десять секунд, флешка с копией сверхсекретного файла была в моей руке. Я даже не ожидал такой простоты. Как же нужно было завидовать землянам, чтобы вмиг поменять правила империи, ради надежды постичь непостигаемое, то, над чем бились великие писатели и философы всех времён, пытавшиеся осветить тему бесконечной низости и величия человечества.
— Что я сейчас должен понять? — спросил он, выполнив свою часть сделки.
— Доверие может быть обмануто, но великому искушению противостоять практически невозможно. Будут последствия для обеих сторон, которые невозможно предвидеть. Назовём этот урок «Застой и Гласность».
— Шуточки, да?
— В каждой шутке есть доля правды, — возразил я. — А теперь подождём результата нашего взаимовыгодного сотрудничества и решим текущую проблему, ради которой я заскочил к тебе в гости. Что тебе известно про болезнь клонов?
Будда почесал то место между рожками на своей квадратной голове, точь-в-точь, как мы чешем затылок, чтобы стимулировать мозговое кровообращение. Потом изрёк:
— Метаболизм тел идентичен, кроме одного нюанса. Антивирусная программа людей обновляется по мере возникновения новых форм вирусов. Клонам необходимо регулярно прививаться. По этой причине, мы стараемся не использовать их на планетах богатых на разнообразные формы белковой жизни. Возникшая эпидемия – целиком ваша проблема. Не нужно было нарушать рекомендации производителя по эксплуатации.
Теперь шутил он, внутренне давясь от хохота. Мне стало всё понятно. Имперское правительство применяло клонов в основном для полётов и для работы на без атмосферных космических объектах. А вообразившие себя царями царей, земные представители имперской власти делали по своему, на свой тупой лад, далёкий от обладания знаниями «космических благодетелей». Они заполонили нашу планету бездушными копиями, для создания заразительных примеров покорности и исполнительности, и теперь расплачивались, (в буквальном смысле). Новые клоны стоили им определённых товаров и услуг, а населению, рождённому естественно, нового витка инфляций и войн. От меня «лунного» невидимые манипуляторы ожидали какого-то чуда, опять же по своей тупости. Но чудеса творить я пока не научился.
* * *
Своё время я потратил продуктивно. В четыре часа вахты я не уложился всего на каких-то пол часика и надеялся, это не повредит никому из экипажа подлодки. Соединение наших кораблей всё ещё находилось достаточно далеко от суши и кораблей возможного противника. Мой наделённый властными манерами и полномочиями «лунный» клон вполне справится со своим делом. Искать и разоблачать происки врагов, это по его части. А мне было пора занять законное место подле своей жёнушки в рядах защитников отечества.
Как только я, что называется, открыл глаза в теле капитан-лейтенанта, то убедился, что кое-что всё же изменилось. Весь наш экипаж оказался на своих боевых постах, а Мясников гневно поглядывал на меня, от нетерпения похлопывая по прибору подводного видения, в котором он естественно ничего кроме мути и пузырьков воздуха не мог разглядеть. Мне было его жаль. Он так надеялся на чудо технику, о готовности которой к выполнению боевой задачи, доложил давным-давно адмиралу флота. Ждал не только он, Антон весь вспотел, вслушиваясь в свою акустику, а Соломин нервно подёргивал шеей, не решаясь обернуться. Только Катя излучала полнейшее спокойствие, восседая у пульта управления оружием. На борту имелось парочка самонаводящихся торпед, которые она с нетерпением готовилась засадить в цель. Вот только цели не было.
Поскорее объединившись с памятью клона, я с удивлением понял, что тревогу объявил я сам, как только заступил на вахту. Я обнаружил присутствие множества людей где-то в глубине. Мысли разобрать было трудно, поскольку они наслаивались друг на друга и вносили полную неразбериху.
— Ну? Докладываем, или как? — спросил наш капитан, уже не в первый раз.
— Докладываем, — подтвердил я, делая вид, что работаю с локатором.
Небольшое усилие воображения, и на экране Мясникова появились контуры подводной лодки. Размер её я предположил огромный, опираясь на скопище мыслей противника. Подробности корпуса моя мысль дорисовала по памятной картинке из плаката, виденного раньше на уроке ликбеза на берегу. Мясников тихонько ахнул, спешно передавая сообщение флагману.
— Это же гигант типа «Лос-Анжелес», — удивился Мишка, вытягивая шею, чтобы лучше разглядеть через плечо Мясникова картинку.
Получив ответ командующего, Мясник принялся сверять курс с атласом наших мин-ловушек, поражающих электронику. Как всегда и случается, ни одной не оказалось в нужном месте. Я сделал картинку менее чёткой, имитируя удаление от неизвестной лодки.
— Она лежит на дне! — обрадовался Мясников, свято веривший в своё изобретение. — Потому и не смогли засечь её обычной акустикой. — Сейчас доложу!
Мне не нужно было слушать переговоры, Мясника. Приказ был следовать дальше, это явствовало из его мыслей, сквозивших разочарованием. Наверное, ему хотелось в бой с неизвестным противником, стяжать воображаемые лавры, и он своего добился. Наш рулевой начал разворот с одновременным погружением. Остальные сообразили, что к чему, только когда сила инерции начала менять направление, а атлас полетел со стола на пол. Вроде войну никто не объявлял? Мало ли кто и с какой целью мог находиться в нейтральных водах, тем более, поблизости от берегов Турции? Кажется, я переборщил, демонстрируя на наши экраны гигантские размеры неизвестной посудины. У страха, как известно глаза велики, но бросаться щенку моськи на матёрую овчарку, было, мягко говоря, наглостью. Тем, более, что такого приказа не поступало.
— Слабый шум винтов, слева, — доложил Антон. — удаляется вслед за флагманом!
Ни какой реакции не последовало. Поглядев вопросительно на нашего героического командира, я узнал это выражение. Я уже его видел, когда он пытался нас всех утопить в Баренцевом море. Рулевой с твёрдым взглядом, сверлящим переборку перед собой, подтвердил запоздавшую догадку, что мы попались на чью-то удочку. Антон уже спал, устроив голову в наушниках между пеленгатором и рацией. Бросив тревожный взгляд по сторонам, я обнаружил, что нас осталось трое: Соломин, схватившийся за голову, и Катя, с полусонными глазами, щёлкающая переключателями на панели перед собой. Кажется, она готовилась продуть торпедный аппарат. А на экране, уже без всякой моей мысленной помощи, стремительно вырастал корпус субмарины, поджидавшей нас.
Помешать сближению – было первой мыслью. Хорошая мысль, но запоздалая. Всё же Катя превозмогая сопротивление непослушного тела, успела произвести один выстрел. Торпеда ускользнула в направлении вражеской подлодки, но… к великому разочарованию, не нанесла какого-либо видимого урона. Она взорвалась, не достигнув цели, причинив больше вреда нам самим. От сотрясения, заложило уши, мы попадали на пол, а через сальники перископа хлынула вода. Люки открывать никто из нас не рвался, и на том спасибо. Все кроме меня и Соломина уже были в прострации. Остановив винты и дав обратную тягу, я понаблюдал, как он борется за нашу живучесть, затягивая уплотнительные гайки сальников, затем бросил взгляд на монитор, но лишь для того, чтобы подтвердить свою догадку. «Малютка» вляпалась в чужой борт и прилипла, словно примагниченная. Сразу вырубилось электричество и мы оказались в полной зависимости от чьей-то недоброй воли.
— Чёрт! — выругался я. — Это не лодка.
Соломин отозвался где-то рядом.
— Погоди, сейчас включу аварийное питание.
Я разыскал на ощупь переносной фонарь и включил его, подсвечивая, щёлкавшему переключателями мичману. Его потуги не принесли никакого результата.
— Не понимаю, — бормотал он. — Неужели аккумулятор разрядился?
Мои подозрения переросли в уверенность. То, что казалось натовской субмариной, таковой не являлось. Не придумано ещё военными, дистанционно разрядить все источники питания. В подтверждение моих догадок, пол под ногами дёрнулся и началось движение.
— Что это? — в полголоса спросил Соломин.
— Нас буксируют, — отозвался я, лихорадочно соображая, о возможных последствиях.
Неужели, снова вся кутерьма из-за меня? Неужели, снова выследили и заманили? Далась им моя личность! «Чёрт! Чёрт, чёрт! С кем я так долго трепался перед этим кавардаком? С чёртовым Буддой. Я вынудил его сделать непозволительную вещь, передать мне секретный файл. Немудрено, что его ответный ход предусматривал сравнение счёта». Осознание, что моего военно-морского клона вычислили, никак не хотело укладываться в происходящую реальность. Требовалось срочно что-то предпринять и главное, отгородить от последствий Катю.
— Соломон! Помоги надеть на всех спасательные костюмы!
— Мы, что, покинем корабль? — попытался он протестовать.
— Выполнять! — прервал я попытку сопротивления. — Наша посудина для противника представляет сейчас интерес меньший, чем её команда.
Дисциплина взяла верх, всё же я имел погоны второго командира по званию после Мясника. Мы спешно начали упаковывать бесчувственные тела товарищей в прорезиненные балахоны. К моей радости, Катя пришла в себя и сама помогла себя нарядить в тяжёлый и неудобный костюм. Дыхательные аппараты с ограниченным запасом воздуха не могли гарантировать безопасный подъём с двухсотметровой глубины. С этим тоже нужно было что-то сделать. Снаружи на нашем корпусе находилось ещё пяток неустановленных пока мин-ловушек, которые я собирался использовать для этой цели. Нам они навредить уже не могли никак, мы и так потеряли всё электрооборудование. Нужно было просто привести в их в боевую готовность, а там они сами активируются и помешают противнику ускользнуть. К счастью, тут электроимпульса не требовалось: дёрг за рычаг и мина отсоединяется от крепления, одновременно высвобождая чеку. Время от времени, бросая взгляд на аварийный глубиномер – чисто механический, как во времена «второй мировой», я ожидал максимального всплытия. Это должно повысить шансы на успех. Почему вражеский корабль должен всплыть, я не стал объяснять ребятам. Это пока была моя личная догадка, но догадка обоснованная. Да и вносить лишнюю сумятицу в их мозги, было не самое подходящее время.
Как только глубиномер показал десять метров от поверхности, я стукнул дважды в металл внутреннего люка. Соломин с Катей и с начинающими приходить в себя Мишкой и Антоном, должны были по этой команде открыть внешний люк и всплыть, задраив его за собой. Двое не поместились в тесный кессон: я и Мясников. Всё, как и положено. Капитанам надлежало последними покидать корабль. Тут я и активировал бомбочку-ловушку. Услышать или увидеть её действие было невозможно, но растерянность, идущую в меня извне, я почувствовал. Им это не понравилось! Мне же, наоборот. Пока они ковыряются, мы успеем с Мясником вылить тонны три-четыре солёной водички внутрь нашего кораблика, и забраться в опорожненный после первого десанта кессон. Хорошо бы не тащить на себе по трапу вверх Мясника, он весил килограмм девяноста. Похлестав его по щекам для острастки, я убедился в безнадёжности попыток привести его в чувство. Командир спал, а его корабль тонул. Слабый стук по корпусу возвестил о благополучном закрытии внешнего люка.
Ну, была, не была! — скомандовал я сам себе и повернул маховик внутреннего люка. Струйка водички побежала, превращаясь в водопад, который сбил меня с ног. Когда шум водопада оборвался, давая понять, что мы пока не утонули, а только вымылись, то наступило самое неприятное: фонарь уплыл куда-то прочь из моей руки. Света его нигде не было видно. Я принялся окликать Мясникова, но он по-прежнему молчал. Время уходило, а я ни как не мог найти его. Наконец, оскальзываясь на мокрой палубе командного отсека, проклиная дурака-начальника, я сообразил пошарить под столом. Он был там. Теперь везение вернулось: Мясник начал приходить в себя.
— Зайчик, ну прекрати, — застонал он сальным голосом.
Наверное, ему снились любовные утехи жёнушки.
— Я тебе не зайчик, я котик!
Попытка внести ясность, его только путала.
— Почему ты будишь меня? — слабым голоском, не вяжущимся с его комплекцией ворковал Мясник. — Ещё темно…
— Вставай немедленно, а то под трибунал отдам! — заорал я басом, подражая адмиральской манере.
Подействовало. Помогая не упасть, я потащил его к трапу. Кажется, он быстро врубился в происходящее. И без лишних слов полез в кессон. Я задержался ненадолго, отстёгивая свою маску с пояса, чтобы надеть на положенное место, после чего ноги подогнулись. Это Мясников с криком полетел на меня, расплющив по полу. Слишком тяжёл. Поборовшись, некоторое время с головокружением и тошнотиками, я оттолкнул развалившегося на мне командира лодки, который послушно взмыл под потолок. Словно в насмешку, включилось аварийное освещение, высветив отчаянно цепляющегося за воздух Мясника и водяные пузыри, парящие вокруг нас. Это продолжалось недолго. Всего десять секунд, не больше, но явилось достаточным подтверждением моих самых худших опасений. Наша «малютка» впервые в своей механической жизни вкусила прелесть полёта в космическом пространстве. Бежать было некуда.
Как всё было объяснить Мясникову в краткие мгновения затишья, которые скоро должны были сменяться попыткой захватить нас? Он был совершенно не подготовлен для краткого курса – «Инопланетяне существуют». Если бы на его месте оказался Соломин или лейтенант, они бы поверили. Но Мясник был слишком толстолоб для подобной попытки откровения. Я оставил всё как есть, враг есть враг. Какая разница для кого стараются наши захватчики? Я не стал его удерживать, когда он спешно добрался до сейфа и извлёк пистолет. Вреда никакого, как и пользы. Скорее всего, нас сейчас усыпят и вытащат тёпленькими. Едва эта мысль возникла, как Мясников отправился досматривать сон. Я почему-то не разделил его блаженство. Наверное, направленное ментальное воздействие.
Люк даже не пришлось резать, я не заблокировал его, после десантирования нашего экипажа, всё произошло слишком быстро. Люди в чёрных комбинезонах посыпались вниз, один за другим. Можно было погибнуть героем, но это ведь ненадолго. Мед капсула оживит, а так оставалась возможность больше выяснить о цели захвата. Мясникова подцепили тросом под мышки и выволокли наружу. Мне оказали любезность, предложив следовать своим ходом, только в наручниках, защёлкнутых спереди. Снаружи я ожидал увидеть какой-нибудь пузырь, защищающий от безвоздушного пространства, но просчитался. Это был грузовой трюм, в котором наша «Малютка» уместилась тютелька в тютельку. Проследовав по трапу, который удерживал крюк мостового крана, я покорно поковылял между рядами космической гвардии вооружённой лучевиками. В конце строя мои глаза встретились с ледяными глазами самой отвратительной копии моего тестя.
— Пытать будешь? — лаконично поинтересовался я.
Посверлив во мне воображаемую дыру, так ничего ни не ответив, он резко отвернулся и зашагал прочь, давая возможность своей команде отконвоировать меня. Каюта не напоминала пыточную камеру. Когда замок за спиной лязгнул, я добрался до койки и решил вздремнуть. Раз меня не убили сразу, следовательно, у меня есть время. Догадывался ли альтер-Котов о том, одушевлён его пленный зять или нет, но он, ни жестом, ни взглядом себя не выдал. Это наводило на бесполезные в моём положении размышления: за кого он на самом деле? Поспать мне не удалось. Я решил остаться в теле клона на срок достаточный, чтобы гвардия убедилась в захвате настоящего Вадима Синицына. Они ведь хотели этого? Загремел ключ в замке и через порог шагнули трое: двое вооружённых солдат и личность, показавшаяся мне знакомой. Солдаты навели на меня оружие.
— Встать и отвечать! — выпалила личность, не желая узнавать меня.
Опять клон. Клон Эбрауна, главного навигатора космического крейсера. Наверное, другая копия того Эбрауна, что путешествовал со мной к Малой Медведице так и не добралась обратно. Вот что делает растроение личности! Вместо того, чтобы перепугаться и подчиниться, как сделал бы любой клон, завербованный в космические силы империи, я вольготнее развалился на койке, блокируя мысли и одновременно пытаясь проникнуть в его. Он этого не ожидал, и я успел разобрать обеспокоенность неисправностью крейсера. Ага, до сих пор действует мина-ловушка, отметил я. Посверлив меня взглядом, он плотнее задёрнул занавес самоизоляции, тем самым признавая во мне равного ему соперника.
— Что вы сделали с кораблём? — сбавив тон, спросил он.
Я ответил недоумевающим взглядом.
— Нет смысла отпираться. Это ваша работа. Не скажешь ты, твой друг признается.
— Так, когда он ещё очнётся, господин навигатор?
На этот раз Эбраун смешался. Он пытался вспомнить меня, но это ему никак не удавалось, слишком много времени прошло с момента моего обучения. После памятного нападения акулы его разум улетел далеко-далеко, а новый клон пропустил наше знакомство.
— Ты хочешь жить? — прибегнул он к крайнему аргументу.
— Я и так живу, в отличие от тебя.
Ему оставалось лишь отступить за новыми инструкциями. А я, удовлетворившись тем, что довёл до командира намёк на то, что я настоящий Вадим, а не клон, на время расслабился. Нужно было спасать своих товарищей, барахтающихся сейчас в солёной водичке. Назойливая мысль, что я допустил ошибку, и нужно было оставаться возле Кати, не покидала меня. Теперь я оказался далеко от неё во всех своих обличьях. От осознания беспомощности, стало только хуже. Я принялся перебирать варианты. Самый простой и быстрый было дозвониться в гарнизон и сообщить о тонущих членах экипажа. Не поверят, а всё равно проверят. Для этого мне нужно дать команду самому себе. На некоторое время я оставил своего клона отдыхать на койке, а сам взбудоражил себя любимого в Москве. Звонок на базу в Севастополь меня только раздосадовал. Дежурный ответил мне, что моя информация не первая и меры принимаются. Неожиданно и подозрительно. Хотелось быть уверенным, что всё идёт так, как надо. Был шанс проследить астральным телом, но помочь, я не смогу ничем, находясь в бестелесном виде. Сделав себе уступку, я решил проследить за адмиралом, командующим походом, и находящемся на флагмане.
Плавание в двухмерье дело сложное, заблудиться пара пустяков, но я был стимулирован волнением за Катю, которое в другой ситуации помешало бы, но не сейчас. Чисто интуитивно, я скользил из одной плоскости в другую, которые, как всем известно, привязаны к геомагнитным пупкам планеты. Опыт у меня уже был не маленький и эскадру я нашёл сразу, по характерным возмущениям, вызываемым торсионными помехами механизмов и главным образом вращающихся гребных винтов. Адмирал был озадачен. Он ожидал ответа от поисковой группы, с ракетного катера сопровождения. Я не церемонясь, взвинтил его волнением и ответственностью, после которых, он распорядился присоединить к поискам ещё две единицы и спустить на воду личный катер. Вертолёт он обременил лично, чем удивил всех офицеров на мостике.
Сделав всё, что смог с этой стороны, я принялся сам обшаривать предполагаемое местонахождение друзей. Это оказалось самым лёгким: свою Катюшу я узнал бы и на большем расстоянии. Все оказались живы и целы, но никого из спасателей, конечно, не видели. Обругав, мысленно Соломина и Катю, за нежелание воспользоваться своими телепатическими задатками, я тем самым подтолкнул и их к действию. Потом, тоже самое я проделал с адмиралом, надавив на его превосходство над простыми смертными. Очень скоро, обе части задуманного действия, начали сближаться, почувствовав друг друга. Интересный опыт ангела хранителя! Но, пока моя команда не оказалась на борту адмиральского катера, мне было не до удовлетворения своего ячества.
Пора было остудить увлечение моей ненаглядной приключениями и Военно-морским флотом. Убедившись, что спасённые поднимаются по трапу на борт эсминца, я поколдовав над адмиралом в последний раз, и он обратил внимание на фигурку моей Кати, уже слегка начавшую округляться. Теперь я смог успокоиться. Он поступит правильно с ней и отправит на берег при первой возможности. Послав мысленный воздушный поцелуй ей, уже растворяясь в блаженном эфире, я почувствовал что-то неладное.
* * *
Проснулся я вовремя, и некоторое время лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь. Что-то изменилось. Рядом был тот, кого я совсем недавно увидел среди встречающих спасённых моряков на борту эсминца и сразу не обратил внимания. Его там не должно было быть, но он был. Один в двух лицах? Это не ново. Странно, что Котов пристроил нас с Катей в группу этого человека. Или он не догадывался?
— Вадим, ты не спишь? — тут же раздался голос Мясникова.
Вот же бестия! Думает, я ничего не знаю. А узнал бы, если б не моё астральное путешествие? Кто он? Когда его раздвоили и кто возле меня, а кто на эсминце?
— А-а, командир! — сделав вид просыпающегося, я приоткрыл один глаз и потянулся.
— Где мы, Вадим? Я ничего не помню.
Хорошая игра. Или в самом деле не помнит? Да, чёрт с ним. От него одни беды.
— А на что это, по-твоему, похоже?
— На чужую подводную лодку. Но как мы сюда попали?
— Оглушили нас, а дальше будут пытать.
Мясник заёрзал и засопел. Он явно не понимал всего происходящего. Впрочем, и клон не понимал бы, не владея информацией.
— Ты на медаль рассчитывал, капитан третьего ранга?
По недовольному сопению, стало ясно, что минимум на медаль.
— А где остальные? — спустя некоторое время задал вопрос Мясников, с которого любой другой командир начал бы.
Всё же паскудная личность у капитана третьего ранга.
— Выбрались с тонущей «Малютки» раньше, — хмуро отозвался я. Пусть позавидует.
Снова распахнулась дверь каюты и возникший на пороге член экипажа в чёрном, пролаял по-английски обращаясь ко мне: - come after me!
Я не стал отказываться, давно бы так. Мясников тревожно поглядел мне вслед, когда я покинул его. Следуя вслед за первым, я слышал шаги второго конвоира позади. Бежать отсюда сложно, но, разузнав чуть больше, можно попытаться. Меня привели на мостик. Откозыряв, конвоиры удалились, повинуясь жесту командора. Тут возились с аппаратурой навигаторы и пилоты, командор холодно наблюдал за их суетой. По его повелительному жесту, меня пригласили в пилотское кресло и предложили надеть шлем. Как только непрозрачный шлем закрыл глаза, я почувствовал укол в шею.
— Как же вы надоели мне, — вырвалось непроизвольно, когда я понял, что меня вновь чипировали.
Всё это казалось несколько странным. Зачем было это делать? Без чипа я представлял для них меньшую угрозу. Или наоборот? Рассуждать не пришлось, мой разум объединился с корабельным компьютером и я увидел, что мы удаляемся сквозь сияние жёстких космических излучений в бесконечный космос.
— Это результат отказа управляющей двигателями электроникой, — прозвучал сзади голос командора. — Через небольшое время, радиация убьёт всех на нашем корабле, поскольку система защиты так же не отзывается. Ты можешь спасти экипаж, а можешь погубить его. Но в последнем случае, ты и твой товарищ, погибните раньше.
— Неважно, — расхохотался я, стаскивая шлем с головы.
— Неважно для клона. Для человека было бы важно.
Тут я только вспомнил откровения Будды, о том, что рождённый обычным способом земной организм не в состоянии пережить полёт вдаль от родной планеты. А как мы уже далеко? Я не чувствовал никакого недомогания. Прочтя на моём лице всё, что вихрем пронеслось у меня перед внутренним взором, командор удовлетворённо хмыкнул и распорядился оставить нас наедине. Я тоже кое-что понял: Мясников, который заперт в каюте – клон.
Мы стояли и молчали. Я пытался проникнуть в его мысли, а он в мои. Внезапно он тряхнул головой, словно избавляясь от наваждения и его мысли свободно потекли в меня.
— Как Катя?
— Пятнадцать минут назад она было в порядке, — ответил я ему.
Предо мной был самый настоящий Котов, но Котов сгорбленный от груза забот, волнений, привычно сдерживаемой ярости, но несломленный никакими поворотами судьбы.
— Зря ты её отпустил.
— Мясников опасен для неё?
— Нет. Я специально создал вам с нею особую команду, с клоном мичмана Мясникова во главе. Кое-кто стал об этом догадываться. Мне пришлось вмешаться, но ты испортил весь план.
Всё было сказано, мы умолкли. Уничтожить экипаж крейсера, было огромным искушением, но так ли это будет? Боевые единицы, находящиеся на борту крейсера, могли бы эвакуировать всех, просто никто не знал, что стоит им, пока бесполезным, немного отстать от корабля-матки, как управление вернётся в норму. Однако, оставался ещё Мясников-настоящий, в непосредственной близости от моей Катерины. Что там вообще произойдёт, когда мои товарищи обнаружат его на эсминце? Путаница и новая опасность.
— Ну, ладно, — тряхнул я головой после непродолжительных угрызений совести. — Небольшой договор.
Котов подозрительно смотрел мне в глаза.
— Помощь в сражении на стороне хороших парней, когда я дам знать.
— Это возможно, — после продолжительного раздумья процедил командор, замораживая меня своим взглядом. — Если твой план будет разумным.
Кажется, он опять стал бездушным убийцей. Ловко мой тесть манипулировал им. Кивнув, в знак согласия, я выдал рецепт, которого он так долго ждал от меня.
— Выкиньте нашу подлодку подальше. На дезактивацию гасителей может потребоваться время, которым мы все дорожим.
— Так просто?
Я кивнул с язвительной ухмылкой. Блеф, так же действенен, как и туз в рукаве. И вот наступил самый пикантный момент в наших отношениях, сузив глаза в щелочки, командор приблизил своё лицо вплотную к моему и прошептал:
— Не вздумай обмануть. Я не всегда поступаю так, как велит моё высшее Эго, тем более, когда оно спит.
Сразу после этого, он отдал распоряжение, приведшее в движение весь экипаж. Мостик заполнился специалистами, а команда десантников бросилась в грузовой трюм, отцеплять нашу «Малютку». По грохоту ботинок по металлическому полу, отдававшему эхом по всему кораблю и внезапно последовавшей тишине, можно было предположить, что экипаж занял свои посты по боевому расписанию. Спустя минуту, крейсер качнуло, как на волнах. Это выстрелили сжатым воздухом нашу посудину. Все ожидали продолжения, но оно не последовало. Пилот повернул лицо к командору и кивнул, в знак того, что всё пришло в норму. Прозвучал отбой и переход в готовность номер два. Меня бесцеремонно вытолкали с мостика, за дальнейшей ненадобностью. Очень практичные индивидуумы, эти военные специалисты! Уже когда меня снова заталкивали в тюрьму-каюту, я проорал возмущённым голосом:
— А как же благодарность за спасение ваших ненужных жизней?
— Сейчас вас накормят, — захлопывая за мною дверь, поблагодарил меня тюремщик.
Ничего себе? Вот так космический юмор! Мясников встретил меня непонимающим и слегка испуганным взглядом. Убедившись, что следов побоев и других издевательств на мне не видно, он cлегка успокоился. Я, было, снова решил занять свою койку, но в последний момент передумал. «В здоровом теле – здоровый дух! — объявил я бойкот валянию на койке». Упав на пол, я принялся отжиматься, подражая «качку» Спину. Мясников сидел и уныло считал про себя. Когда я закончил первую сотню отжиманий, он сбился и спросил:
— Это зачем?
— Будем прорываться с боем! — объявил я ему. — Ты бы тоже потренировался.
Скептически хмыкнув, он проигнорировал совет. После недолгого молчания, ему вдруг позарез захотелось болтать. В прежние времена, когда он воображал себя начальником, о праздных разговорах в его присутствии не могло быть и речи, теперь всё стало с точностью до наоборот. Я больше отмалчивался, работая руками и вырабатывая план действий. Его же наоборот, вопросы просто распирали.
— Куда нас везут? — спросил он первым делом.
Услышав, что никуда не везут, а просто держат подальше от близких, он снова хмыкнул.
— Не думал, — заявил он, — что отсутствие рядом близких или знакомых лиц будет так мало меня волновать.
— Это происходит потому, что ты не настоящий, — перейдя к приседаниям, заявил я.
— А ты? Ты, настоящий?
— И я не настоящий. Мы с тобой два куска мяса.
— Это как?
— Так. Ты же Мясник! Должен понимать разницу между одушевлённым живым существом и неодушевлённым куском мяса.
Он фыркнул.
— Шуточки у тебя.
Я проигнорировал его и хранил молчание до тех пор, пока он не начал ёрзать от беспокойства. Наверное, ему вновь стало не по себе.
— Так ответь, наконец, если знаешь! Кто эти люди? Что нас ждёт и прочее.
Конвоир-тюремщик прервал нас, принеся на подносе две порции обещанной еды. Два куска «губки» и два пластиковых стаканчика с водой. Торжествующе поглядев на моё лицо и не найдя следов разочарования, он вынужден был удовлетвориться выражением отвращения на лице Мясникова.
— А синтезатор всё ещё не проснулся? — бросил я упрёк в спину уходящему охраннику.
Но он не ответил. Очень молчалив.
— Ты о чём сейчас спросил? — вытаращил глаза Мясников.
— О пище, — отозвался я, хватая выскальзывающую из пальцев губку и откусывая кусочек. — Ты ешь, ешь, это полезно и питательно. И слушай внимательно. Мне здесь уже надоело, поэтому, если тебе тоже, то кивни и больше не звука. Нас слушают внимательно и постоянно.
— Мне показалось, что они по-русски не понимают.
— Понимают они всё. К тому же им не нужно изучать склонения и падежи. За них это делает бортовой мозг. Они все, такие же куски мяса, как и мы с тобой, только слегка вышерасположенные по служебной лесенке. Ну, как ты, к примеру, над командой экспериментальной лаборатории.
— Слушай, Вадим! Откуда такие познания? А ты точно, не из них? — кивнул он на запертую дверь нашей каюты. — И появился ты как-то странно…
Тут Мясников запнулся, глядя мне в рот, словно увидел там сочный бифштекс. Наконец-то, он дошёл до отправной точки в своих мысленных изысканий. Судя по его виду, информации предшествующей моему появлению в его команде, он вспомнить не мог.
— Начинаешь понимать? Ты никто. Тебя не было бы, если бы, не было меня. Ты создан, чтобы помочь мне. Ты клон!
Увидев перед собою его мутные глаза, в которых мути скопилось сегодня больше обычного, я смягчился.
— Просто поверь. Сделаешь как я скажу, – тебя настоящего ждёт светлое будущее. Навредишь – помрёшь в бесславии. Ничего не бойся. Даже если придётся умереть, знай – это не навсегда.
Наверное, я его перегрузил информацией. Он явно не хотел верить, и даже слегка отодвинулся, как от умалишённого. Но я то знал, что по настоящему ума лишён он, а не я. Щёлкнул замок двери и внутрь шагнул охранник. Он протянул руку за освободившимся подносом, и я услужливо протянул его навстречу, закончив движение подноса на его горле. Мой коронный удар был неожидан и жесток. Докончив успокаивать упавшего на колени охранника боковым ударом в челюсть, я быстро выдернул из его кобуры парализатор и выглянул наружу. Там находился ещё один, уже начавший беспокоиться по поводу странных звуков. Получив разряд, он начал оседать, на непослушных ногах. Подхватив падающее тело, я поволок его через комингс в каюту. Мясников с выпученными глазами взирающий на мою деятельность, вышел из ступора и помог затащить и уложить второго рядом с первым. По всей видимости, взвесив всё и придя к неутешительному выводу о том, что отсидеться не получится, он решился помогать.
Дальше нужно было срочно принять образ наших тюремщиков и шагать подальше. Мне комбинезон оказался впору, а раздобревшему на казённых харчах Мясникову, слегка тесноват, отчего он напомнил мне космического пирата из Алисы. Шахты с боевыми пташками находились на носу крейсера, туда мы и устремились. Захватывать в одиночку весь крейсер, мне показалось неоправданным риском. Мною двигало желание обезопасить Катю, пока не случилось чего-нибудь непоправимого. Я «московский» находился далеко, лунный клон поближе, но я ему не доверял. Странно звучит: я не доверял сам себе! Но, это было правдой, мало ли чего ему там запрограммируют?
Наше передвижение по коридорам прошло незамеченным, словно всех удалили с нашего пути преднамеренно. Сильное подозрение, что это так и есть, я пока отпустил, (неспроста же мне вкололи чип в шею). Если в этом выразилась помощь Котова, то нужно было просто воспользоваться удачей, а поблагодарить можно и позже. Ворвавшись в блок с одной из миниатюрных тарелочек, я подтолкнул Мясникова внутрь и, велев сесть в свободное кресло, занял пилотское, натянув шлем. Тотчас люк закрылся и, разбудив дремавший бортовой компьютер, я велел стартовать. Тут был пробел в моих знаниях. Я не был уверен, что без команды с мостика, мне позволят это сделать. И точно: вспыхнул экран на пульте с вопросом о статусе. Выбрав стрелочкой – «ремонт > осмотр целостности корпуса», я принялся отсчитывать секунды, обливаясь холодным потом. Сомнения оказались напрасны, мгновенный бросок за пределы корпуса крейсера – высшая награда за долготерпение. Сзади послышался вопль испуга. Кажется, я забыл заблокировать внешний обзор для своего пассажира.
СЕЛЬСКАЯ ЖИЗНЬ
Звонок телефона вернул меня в съёмную квартиру на десятом этаже башни высотки в Некрасовке – микрорайоне столицы. В целях безопасности, мне приходилось так часто менять местопребывание, что я начинал временами путаться, где на улице магазин, а где в квартире туалет. Дэмин каждый раз подбрасывал мне новые адреса, гоняя по диаметрально противоположным концам города. Сегодняшнее пробуждение вовсе выбило меня из пространственно-временной ориентации. Секунду назад, я занимался подписанием договоров в зарубежной фармацевтической компании, преодолевая бюрократические препоны, с помощью денежных вливаний в карманы заинтересованных лиц, то есть клонов миллиардеров. Поэтому, взяв мобильник, я даже не обратил внимания на номер, с которого поступил сигнал. Сильно искажённый компьютерной программой женский голос поздоровался и предложил ответить на несколько вопросов. «Опять кто-то прорвался через блокировку звонков, чтобы всучить кредит или страховку, – подумал я, посылая абонента к чёрту». Только я выключил телефон, как он опять зазвонил и женский голос, на этот раз без предупреждений, задал первый из обещанных вопросов:
— Скажи-ка Вадим Спиридонович, ты когда будешь дома?
— Я дома, — автоматически ответил я. — А кто говорит?
Мой вопрос прозвучал в пустоту. На этот раз отбой сделал мой абонент. Окончательно вернувшись в себя, я, наконец, догадался поглядеть на номер звонившего и обомлел: номер принадлежал ранее мне самому. Это был условный сигнал, который я сам придумал именно для этого случая. Катя вернулась! Привёз её мой клон, а транспорт будущего сделал остальное. Выбежав из квартиры, я устремился к остатку лесочка неподалёку, чудом уцелевшего от варварства градостроительных компаний и коррумпированных чиновников. Бесплодная полоска земли, зажатая между заасфальтированной дорогой микрорайона и елями, должна была сегодня выполнить функцию взлётно-посадочной площадки. Никого и ничего там не наблюдалось, кроме троих ППС-ников. Майор обеспечил безопасность, воспользовавшись связями с местным начальством.
— Сюда нельзя! — преградил мне дорогу один. — Утечка газа.
Я достал из кармана удостоверение и дал его изучить. После, мне больше не было оказано никакого противодействия, пока я не дошагал до зоны визуального искривления пространства, излучаемого угнанным с крейсера боевым модулем. Катя с нетерпением бросилась мне на шею, а я крепко прижал её к себе. Как давно я её не видел!
— Как давно я не видел тебя, — повторил я вслух.
— А мне кажется, мы и не расставались. Не ты ли подвёз меня сюда?
Она улыбнулась слегка детской улыбкой, так шедшей ей.
— Никуда больше не отпущу от себя, — пообещал я ей, путаясь пальцами в уложенных косах.
Мы вместе влезли в наше «такси» и сели в кресла, за спиной пилота в непрозрачном шлеме.
— Трогай, Вадим! — похлопал я его по плечу.
— Исполняю, Вадим Спиридонович — моим голосом, но с деревянной интонацией отозвался мой клон, взмывая над лесочком и направляя тарелку на восток, к сверкающему сегодня с невероятной силой солнышку.
— Странно всё, — прошептала Катя, прижавшись ко мне.
Я ласково погладил её по волосам, как ребёнка и заверил, что ничего странного, если смотреть в корень.
— А ты другой не будешь меня ревновать, когда я с тобой?
— Нет, не буду, — отозвался пилот. — Ведь я – это он.
— Не будет, — успокоил я, — пока моя душа в моём, а не в его теле. Но, знаешь? Мне самому это кажется странным.
Я признался, что впервые вижу своего клона своими глазами. Она посмотрела на меня с тенью грусти.
— Всё же ты скрытный.
— Не мог же я признаться в том, чего не мог доказать, — оправдывался я. — Ты бы не поверила и сочла меня лгуном. А мне этого так не хотелось.
— Я и представить не могла такого, — согласилась Катя. — Я думала, что ты просто, как бы это сказать, погулять уходишь… — она окончательно смешалась, не находя нужных слов.
— Думала, вышла замуж за сумасшедшего? Надеюсь, теперь так не считаешь?
— Теперь ещё больше уверилась в этом! — расхохоталась она. — Представь, что мы испытали, когда поднявшись на борт эсминца, увидели Мясникова, который уверял, что ни с кем из нас раньше не виделся. Хорошо, что ему хватило ума, с этого мгновения не попадаться адмиралу на глаза. Страх – явление нормальное, а ничего непонимающий Мясников, просто лишился дара речи.
— Наверняка он не единственный Мясников во флоте, — заметил я. — Командира подлодки адмирал мог и не запомнить.
— Мне показалось, что адмирал как раз силился что-то вспомнить, когда выслушивал наши рапорта о происшествии.
— Кто-то вовремя помог ему что-то позабыть. Наверняка это работа твоего папы!
Тут её лицо слегка омрачилось. Наверное, вспомнила, как сравнивала наше с ним поведение и только сейчас до конца поняла причину всего этого.
— А ты знал моего папу раньше, до нашего знакомства?
— Он был моим командиром в звёздном флоте. Он и сейчас там.
— Как это? — подняла она на меня глаза.
Аппарат начал опускаться по крутой дуге к земле, мы прибывали к месту нашего окончательного местожительства на просторах родины. Во всяком случае, хотелось в это верить.
— Вечером всё расскажу.
Невидимые мы вышли наружу, а модуль взмыл и исчез, словно ничего и не было. Я повёл её за руку к бревенчатому дому у края поляны. Тишина звенела, и я надеялся, что здесь нам никто больше не помешает быть вместе, если мы сами не захотим чего-нибудь иного. За деревьями виднелись ещё дома, похожие на наш. Поселение разрасталось. Но главное, что тут были только самые надёжные друзья и единомышленники. Где на белом свете сыщется место лучше?
Вечером, слегка протопив печь, поскольку осенние ночи здесь были уже холодными, мы уселись рядышком на диван, и я стал рассказывать ей о последних приключениях. Когда речь зашла об искусственно созданных клонах-копиях, способных заменять оригинала в дальнем и ближнем космосе, она загрустила.
— А я так надеялась, когда-нибудь на родную землю со стороны взглянуть, — вздохнула Катя. — Видать не судьба.
— Поверь, там нет ничего интересного. Куда лучше находиться здесь. Со стороны планета наша выглядит не очень. Отличается от любой другой лишь своим расположением. Это фантасты и космонавты видят её восхитительно голубою, а я всегда наблюдал её разной. Больше всего она мне показывала себя переплетением миллиардов силовых линий и энергетических тетраэдров, совершенно невообразимых цветов, с преобладанием золотисто-жёлтого. А уж шаром представала только с ближайшего расстояния, да и то довольно неправильным. Хотя, возможно мои клоны умышленно наделялись извращённым понятием прекрасного.
Катя шлёпнула меня по руке и расхохоталась. А мне было очень приятно быть с нею самим собой. Видеть её, обнимать, слушать её голос глубокий и нежный. Друзья постарались для нас – на стенах висели всяческие травы, а на полках стояли плетённые из бересты короба с сушёными ягодами. Мы заварили ароматный чай и попивали его с сушками, строя планы относительно сельской жизни, предстоящей в недалёком завтрашнем будущем.
— Не представляю тебя Вадик в лаптях и шароварах, — потешалась она надо мной.
— Напрасно. Я как раз думаю наладить производство лаптей. Со временем они вытеснят кроссовки и кто знает, может быть Ригелиане их будут скупать у нас оптом.
Катя не оценила шутку и посерьёзнела.
— Ты собираешься полезть в какую-то очередную авантюрную межпланетную разборку. Так, да? — В глазах её поблёскивала тревога. — А как же я? Как ты без меня будешь справляться там? — ткнул её пальчик в потолок избы.
— Ничего серьёзного, только разведка и подготовка. Ты должна родить нам прелестного малыша, и я буду с тобой. Там вместо меня пусть пыхтит моя нежить. О них не думай, они без меня ничто, просто мои аватарки.
Она успокоилась и, обняв, прижалась, положив свою голову мне на грудь.
— Будет не малыш, а малышка, — произнесла мечтательно Катя.
— Ты делала УЗИ?
— Нет. Я это знаю.
— Откуда знаешь? Почему?
— Потому, что я люблю тебя сильнее, чем ты меня.
Это был не укор, а констатация факта. Она была всё время подле меня, не догадываясь даже, что я был не совсем я. Теперь, наверное, её гложет обида.
— Не мог я вначале всё рассказать…
— Потому, что был ранен. Я знаю. Спин мне всё открыл.
Когда это он успел? Я не видел его столько времени, а ей он сказал. Теперь уже я не до конца всё понимал. Она поглядела лукаво мне в глаза снизу вверх и печально улыбнулась.
— Сказал ещё тогда, когда это случилось. Когда подлодка ещё не вернулась из похода.
— Так ты всё знала! — ахнул я.
В голове опять начался кавардак. Она притворялась всё это время, догадываясь обо всём? И ни словом, ни жестом.
— Я не поверила ему. Вернее поверила вначале, но когда ты вернулся в теле клона, то перестала верить, что ты не настоящий.
Я тихонько гладил её волосы и размышлял о своём очередном промахе. Я недооценил преданность своей спутницы. Она готова была любить меня в любом теле. Готова была свою жизнь посвятить моим интересам. А готов ли был я на такую самоотверженность?
* * *
Какое-то время у меня ещё заняло приведение других дел в порядок. У меня имелось два клона и стоило ими распорядиться по назначению. Копия, созданная змее-людьми, заменявшая меня в военно-морском флоте, должна была как-то урегулировать происшествие с потерей «малютки». Обращаться за помощью к тестю претило моему самолюбию, а он не делал никаких попыток посодействовать, наверняка по такой же причине. Самым сложным в этом мероприятии, оказалось, явиться пред светлые очи командования, после своего утопления. Поэтому, этот ответственный момент я пропустил, свалив весь спектакль на друзей. Версия была фантастическая, но лёгких путей найти не удалось. Расскажи всё как есть, весь наш экипаж просто разжалуют на неопределённый срок. Лично для себя, главным виновником происшествия я давно определил Мясникова, за его лёгкую подверженность внушению. Не заупрямься он тогда на глубине, не было бы купания и потери «малютки». Прямой умысел с его стороны отсутствовал, но вина родителей ложилась на голову их сына. Так я объявил его клону и предложил отдуваться.
Не знаю, насколько неприятным был его исходный образчик в этом мире, но клон старался вывернуться из ловушки изо всех сил. Когда мольбы и угрозы шантажа с его стороны не возымели на меня никакого действия и перед его разумной частью сознания засветился шанс увольнения со службы, с перспективой тюремного заключения за связь с врагом, он стал покладистым. В качестве вознаграждения, я пообещал ему обретение целостности личности. К тому времени он уже достаточно запутался в реальности происходящего с ним, поэтому ухватился за обещание, как за единственную спасительную соломинку, позабыв на время об интригах с продвижением по служебной лестнице.
Когда неудачный поход боевого соединения флота закончился возвращением на берег и начался «разбор полётов», трясущейся от страха за своё будущее и ничего не понимающий мичман Мясников-исходный, по моему совету, переданному через Соломина, подал рапорт о переводе обратно на Северный флот по семейным обстоятельствам. Резолюция командования не заставила себя долго ждать, поскольку я был очень в этом заинтересован, а влиять на решения кукол – моя специальность.
Сложность положения командования в деликатном вопросе, связанном с рапортами нашего экипажа, усугублялась тем, что взлёт гигантского крейсера со дна моря в космос, наблюдали несколько человек. Адмирал встретил в своём кабинете экипаж погибшей «малютки» с сочувствием. Он театрально достал из кармана кителя золотой портсигар и закурил. Вышло это у адмирала довольно неумело. Наверняка, он за всю свою жизнь, так и не освоил эту вредную привычку, но пытаясь произвести вид «своего парня» на наш экипаж, пошёл на подобную бутафорию.
— Я, хмм, — начал он речь, — внимательно изучил рапорта каждого члена экипажа и сделал определённые выводы. Выражаю искреннее сочувствие семьям двоих наших погибших товарищей. Командование считает, что вашей вины в происшествии нет. Вы поступили правильно.
Мысленно похоронив Мясникова-клона и меня, а заодно посмертно представив к награде, он с отвращением загасил окурок сигареты, которой ни разу по-настоящему не затянулся. Потом с плохо скрываемым удивлением, от присутствии в его кабинете каких-то незнакомых малозначимых моряков, объявил, что все, мол, свободны.
— В виду секретности операции, на выходе у дежурного не забудьте подписать соответствующий документ, — провозгласил громоподобным голосом адмирал, ещё разок, окинув присутствующих слегка удивлённым взором.
Когда Соломин рассказывал мне об этой картине, которую мне пришлось режиссировать закулисно, он смотрел на меня таким преданным щенячьим взглядом, что мне стало не по себе. Ещё, чего доброго, начнёт теперь молиться на меня как на бога.
— Послушай, дружище Соломон, — напутствовал я его перед расставанием: — В мире, в котором мы живём, нет ничего невозможного, но есть люди, поддающиеся на чужие негативные мнения о себе. Всегда помни, что главный способ отнять у человека силу, это внушить ему собственную малозначимость.
— Я запомню, Вадим. Увидимся мы когда-нибудь? — опечалился он.
— Несомненно. Всё ведь в наших руках! Ты теперь знаешь и умеешь побольше любого бывшего своего сослуживца, значит, стал особенным. А особенные люди – это моя страсть!
— Привык я к тебе. Странно появился среди нас, а теперь вдвойне странно уходишь. — Он совсем смешался, и крепко пожал на прощание руку.
Оставалось ещё пристроить куда-нибудь Мясниковского клона, но я так и не найдя для него применения, просто перепоручил заботу о нём себе «лунному».
* * *
Наступили самые светлые времена в моей и Катюшиной жизни. Мне хотелось творить что-нибудь своими руками, для обустройства маленького кусочка родины. Здесь должна была появиться новая частица бесконечной жизни – наша с Катей кровинушка. Нужно было сделать всё возможное, чтобы душа собирающаяся в этот мир была счастлива и никогда не пожалела о выборе места своими родителями. Это трудный выбор. Никогда заранее неизвестно, будет ли твой ребёнок благодарен тебе, или наоборот. Примеров обратного отношения детей к своим родителям сколько угодно. Люди подчас сами виноваты в этом. Они не хотят замечать природный зов нового существа к самому важному – к любви, к своим близким, к миру, в котором они рождаются. Система помогает запутать и погасить стремления души, сделав их чем-то вроде утопической сказки. Искушения материальными благами и неуёмная жажда владеть всем, кроме своих природных качеств, делает с человеком всё остальное.
Наши поселения имели иную цель: научить каждого быть всем, не отягощаясь обманчивым сиюминутным благополучием. Хитроумные маркетологи нашего общества капитализма вывели теорию, что умение продавать товар или искусно услужить другому – залог стабильности в любой жизненной ситуации. Мы переиначили девиз: «будь самодостаточным и умей принимать помощь друзей»!
Скептики утверждали, что наши сельские образования загнутся, лишь только останутся один на один перед лицом, так называемого, рынка. Здесь всё происходило не по сценарию завистников. Кооперация давала ощутимый доход, а для особо крупных трат, у нас вовсю старались ученики «Дмитрия Мурзакеримова». Их деятельность явилась самым большим искушением и проверкой человека на «вшивость»! Большинство справлялись и, отслужив своё в паутине городских кремневых микросхем, возвращались обратно. Я не оговорился. Города построены из стекла и бетона – самых распространенных форм селиксиан, а уж изобретение телевизоров и компьютеров, лишь ужесточило контроль за обществом потребителей. Использование контроля для подавления разумной мысли – старая технология. Я собирался воспользоваться своим знакомством с Ч-13, чтобы слегка подправить приоритеты, но чуть позже. Сейчас главенствовала одна задача: обустроить гнёздышко.
И вот, долгожданный день наступил. Первый серьёзный снег укрыл пашни и сады своим волшебным покрывалом. Тишина и покой просто звенели торжественной нотой, в самый пик которой новый голос присоединился к нам – счастливым родителям. Я, кажется, переживал по поводу предстоящих родов больше чем Катя. По моей просьбе, Ляо Дэмин провёл свои гадания по звёздам и успокоил меня, сказав, что нашу дочь ожидает долгая и интересная жизнь. Все прошло очень гладко, мои волнения оказались напрасны. Алексеич – наш врач осмотрел и измерил новорожденную и, завернув в пелёнку, торжественно передал мне в руки.
О том, что у нас в посёлке есть даже врач, я конечно знал, но удивил меня Дэмин, намекнув, что Алексеич учился у наших общих знакомых. Мне сразу же захотелось узнать об этом факте побольше, но врач отделался загадочной фразой: «мол посох Асклепия – страшная сила». Как говорится, меньше знаешь Вадим, крепче спишь. Дочку я предложил назвать Ноябриной, в честь месяца рождения. Катя отнеслась к моему предложению с прохладцей, объявив что назовёт её Василисой. Так, мол, хоть будет сочетаться с отчеством. Тайком я всё же называл её Ноябриной, а дочка поглядывала на меня смеющимися фиалковыми глазками и не улыбалась. Кажется, мы с нею прекрасно понимали друг друга без слов.
Зимнее ничегонеделание плохо отражалось на мне. Дав себе зарок, завести на будущий год корову, я рассмешил этим Катю и в свободное время присоединился к команде изобретателей малой механизации, развернувшей свою деятельность на нейтральной территории в мастерской. Толку от меня было немного, но зато сложились практические отношения, в том числе, в обмене опытом со свободно мыслящими людьми на просторах социальных сетей. Большинство из моих новых друзей не подозревали о моих скрытых от глаз талантах, но очень скоро кто-то разнёс весть. Появилась новая обязанность – раскрывать спящие возможности среди моих учеников. Очень подходящим для этого являлась наука «биолокация» – умение обращаться с рамками и маятником. Чтобы, ненароком, кто-нибудь не навёл возможных ищеек на наш след, пришлось, первым делом, организовывать мысленную защиту от прослушки. В этом помогали все, кто был уже в теме. Позже, мы постарались перевести все тайные отношения в явные, создав клуб «любителей старинных преданий и ремёсел». Так это называлось в большом мире. Для личных встреч приглашались самые рьяные участники интернет-сообществ на различные тематики, так или иначе пробуждающие дремлющий разум.
Никто из гостей не должен был догадаться о главной цели своего пребывания у нас. Зато тут в своей ментальной крепости, мы основательно сканировали их и отбирали потенциально продвинутых, чтобы потом, в суете их родных городов, ненавязчиво привлечь к настоящему делу. Последние штрихи, как говорится, осуществлялись различными людьми, уходящими ниточками к Сергею Петровичу и другим руководителям действующих групп. Наш же анализирующий центр, не светился в этом никаким боком. В глазах любопытных мы были новой деревней чудаков, и не более.
* * *
С Кузьмичём познакомился я случайно, как мне казалось вначале, но после убедился о его запланированном «прикреплении» к нашему новоиспеченному поселению. Кем назначен и для чего, не обсуждалось, но со временем стало очевидным: незримые опекуны, не выпускали из виду нашу команду. Одно я знал: это были друзья. Кто и какие они должности занимали в земном обычном обществе, меня не интересовало. Такая же конспирация, как и в системе организованной мною с Сергеем Петровичем. Кузьмич был не просто странным человеком, а очень странным. Во-первых, он числился лесником и проживал в вымирающей деревушке, состоявшей из трёх домов, от остальных остались одни развалины. Кроме него в деревеньке сохранилось пара древних бабушек, изредка навещаемых своими взрослыми внуками. Развалины успешно заменяли бабулькам сельскую администрацию, собес и лесничество, «в одном лице», снабжая их дровами, кирпичём и прочими отходами жизнедеятельности прежних соседей. О газификации здесь никто не слыхивал, и лампочка Ильича освещала избы не постоянно, а в перерывах между кражами проводов и замыканиями трансформаторов. В зиму Кузьмич привозил им на тракторе по паре-тройке стволов дубового сухостоя, а для повседневной топки годилось всё, что в печь лезло.
Наше знакомство состоялось в первую снежную зиму в доме Алексеича. Я пришёл за антибиотиками. Катя ухитрилась не на шутку простудить лёгкие. До ближайшего городка в больничку Катя ехать отказалась наотрез, обещая выздороветь на травяных отварах. Но мне этот способ не показался самым надёжным. Конечно, если бы речь шла обо мне, я бы тоже презрел медицину, ради возможности остаться рядом с грудной дочкой. Но речь то шла о ней – Кате! Наш врач пообещал организовать нужное лекарство только завтра. Но к ночи, переволновавшись от температуры взлетевшей у Кати до тридцати девяти, я снова побежал к Алексеичу, в надежде разжиться хоть чем от температуры.
— Привет, Алексеич! — провозгласил с надеждой я, вламываясь в его обитель, напоминающую изнутри склад коробочек и веников из всевозможных сушеных трав.
Вместо ответа, он сделал приглашающий жест, указывающий на лавку у окошка. Там уже восседал бородатый крепкий мужик неопределённого возраста. Ему, в бороде с проседью, можно было дать как полсотни лет, так и значительно больше. Представив нас друг другу, Алексеич принялся распаковывать большую коробку с медикаментами.
— Болеешь? — поинтересовался Кузьмич.
— Жена прихворнула, — отозвался я, по привычке пытаясь прочесть мысли гостя лекаря. Натолкнувшись на крепкий блок, я невольно улыбнулся и по-новому поглядел на бородатого мужика.
— Не суетись, — успокоил он. Видимо волнение так и лезло из меня наружу. — Сейчас врач разберёт свою химию, и побежишь к больной. Как бы долго не бежал, а наутро она будет уже здорова.
Алексеич собрал в пакет травяной сбор, проинструктировал, как и сколько заваривать, в довершение сунул туда пузырёк и шприц для инъекции.
— Сам справишься с уколом?
— Справлюсь, — отозвался я. — Ты же говорил, только завтра будет лекарство? Неужели…
— Ужели, — оборвал вопрос лекарь. — Вот Кузьмич помог с заказом и доставкой.
— Спасибо, мужики! — поблагодарил я обоих и припустил прочь.
Наутро врач сам посетил Катю, смерил температуру и выслушал лёгкие. После удовлетворённо принялся сматывать трубки фонендоскопа.
— Чудесное исцеление произошло? — уточнил я. — Так это было не воспаление лёгких?
— Было, а теперь нет. Новейший антибиотик помог. Если бы не Кузьмич, кололи бы жену твою ещё месяц.
Я тогда не стал вникать в роль бородатого мужика, в лечении Кати. Достаточно было, что она снова здорова. Через месяц, находясь с визитом у «кобелей», как в нашем селении окрестили неженатых парней, в противовес семейным и «бобылям», типа нашего Алексеича, я снова столкнулся с лесником. Кузьмич приволок трактором хлысты сухостоя для клуба, а «кобели» разгрузив топливо, поили его чаем с баранками. Тут были только проверенные испытаниями мужики, которым в жизни повезло значительно меньше, чем остальным. Вовка-самбист упросил меня научить их паре-тройке «штучек». Не каждый из них подавал радужные надежды в освоении техник управления своим «я», но определённое доверие заработали все. Вовка был среди них признанным лидером, за нетерпеливый нрав и нелёгкую судьбу. Со мной он общался на равных, отдавая дань уважения лишь наедине. Кузьмич охотно рассказывал какую-то толи сказку, толи быль столетней давности, а все слушали. Видя, что сегодня можно не пыжиться, изображая из себя «гуру», я уже нацелился незаметно дать задних ход и исчезнуть, как вдруг ощутил в рассказах Кузьмича что-то влекущее, словно он вкладывал не только слова в уши слушателей, но часть души тех, о ком говорил.
Байки Кузьмича были незатейливы. Про семью медведей, которые днём принимали человеческий облик и ловили рыбу в реке прямо руками, а на ночь снова превращались в косолапых зверей и забирались в землянку поспать. Про охотника, встретившего в низовье Лены мохнатого гиганта с увесистой дубиной на плече, поразившего его своим обликом настолько, что охотник потерял сознание, а когда пришёл в себя, то долго ломал голову над тем, отчего у него на затылке шишка с куриное яйцо, от соприкосновения с землёй или от дубины? Сказание о могучем богатыре, сразившего дракона, умевшего перевоплощаться в иных тварей, тормознуло меня на пороге, и я вернулся дослушать. Хоть будет, чего пересказать дочурке, когда она подрастёт, чем бежать к ней сломя голову с пустыми руками!
Чудовище творило беззакония по всему белому свету, питаясь страданиями человеческих и иных существ. Всякая боль и мука, будь она душевная или телесная, давали пищу тысячам чудищ в мирах посмертия, закрытых от обычных людей занавесом времени. Чудовище хитрыми способами вызывало у неразумных глупцов злобу, ненависть, жадность, похоть, пополняя, таким образом, убыль жизненных сил у обитателей миров посмертия. Богатырь много раз готовился сразить врага, но тот всегда, в последний момент, уходил из-под удара его меча, наводя морок на него или других людей, которые вдруг начинали изо всех сил защищать чудовище, не отдавая себе в этом отчёт. Так бы и сложил он, в конце концов, свою голову, если бы не подарил старичок-моховичок богатырю шапку невидимку и не научил его, что победить чудовище можно только тогда, когда застанет он его в естественном драконьем облике и, воспользовавшись невидимостью, срубит хоть одну из семи голов. Тогда чудовище не сможет прятаться среди людей или зверей, поскольку, всяк его распознает за версту.
Мужики слушали Кузьмича разинув рты, а я понял, что истинное учение прячется между слов бородатого рассказчика неопределённого возраста и стоит оно десятка моих лекций. Как говорится, имеющий уши да услышит, а поймёт – лишь имеющий разум. Вскоре Кузьмич засобирался до дому на лыжах, а трактор оставил до случая, сказав, что техника забарахлила, а в темноте ковыряться нет смысла. Удружить Кузьмичу готов оказался каждый из нас. С рассветом я тоже направился к клубу. Там уже и без меня механиков хватало. Все лезли друг к другу с советами и поучениями, а трактор стоял мёртвой грудой железа.
— Вот, блин, знатоки! — встретил меня Вовка, раздражённо вытирая замасленные замёрзшие руки тряпкой. — Народу много, а людей нет. Вот скажи Вадим, чего коню железному не хватает?
— Может овса? — в шутку ответил ему я.
Поглядев на меня широко распахнутыми глазами, Вовка полез откручивать шланг подачи топлива. Я хотел было остановить его, но оказалось, что попал, как говориться, пальцем в небо. Засоренный шланг прочистили и двигатель затарахтел.
— Ну, вот, теперь ты ещё будешь учить нас ремонтировать дизеля, — засмеялся один из помощников. — А я то, про самое простое забыл. Надо же!
— Поедешь покататься? — спросил Вовка-самбист, карабкаясь в кабину.
— Давай прокатимся, — согласился я, влезая следом. — А то даже стыдно. Всё в облаках витаю, как моя Катерина говорит, а по земле никогда не ползал.
Ребята закинули в кабину бензопилу и канистру с бензином и помахали на прощание. Вовка умело повёл монстра по дороге, ужасно вихляющего из-за разболтанных от старости рулевых шарниров.
— Мы, что на хозработы собрались? — прокричал я ему на ухо, чтобы перекрыть грохот.
— Кузьмич попросил в его деревне подсобить с дровами бабулькам!
Неожиданно, но ладно. Катя подождёт немного, я попытался внушить ей свою мысль. Кажется, сработало, он поняла. Как же хорошо, когда можно обходиться без мобильника, который в нашей местности практически не функционировал. Следы колёс привели нас к домику Кузьмича и мы браво спрыгнули в снег, озираясь в поисках хозяина. Залаяли собаки, из-за перекошенного забора в конце деревни показался лесник и помахал нам рукой. Брёвна, оставшиеся не распиленными по осени, мы распилили, откатили колоды к поленницам и даже часть успели поколоть на дрова. Бабульки благодарили нас, каждая норовила зазвать к себе угоститься. Чтобы никого не обидеть отданным предпочтением, мы отказались и побрели со своим инструментом к Кузьмичу, принявшему благодарность от опекаемых им старушек в авоське в виде пирогов, квашеной капусты и мочёных яблок. В натопленной с утра избе было тепло и мы, раздевшись, присели перевести дух, а Кузьмич принялся греть чайник на электроплитке.
— Кажется, будто не дрова колол, а их на мне возили, — заметил я, с хрустом распрямляя позвоночник.
— Нынче молодёжь изнеженная стала, — проворчал Кузьмич, выставляя на стол кружки и принесённые трофеи. — Ничего, приходи чаще дрова колоть и спина станет как новая.
— А там глядишь и водичку потаскаешь, для закрепления успеха, — поддакнул Вовка-самбист. — Дед! — Окликнул он Кузьмича, — а понажористее чего-нибудь дашь?
Бесцеремонность Вовки меня слегка смутила, но хозяин только усмехнулся в бороду.
— Щи или кашу с маслом?
— Лучше горохового супчика с рёбрышками, — ни капли не смущаясь, потребовал нахал.
Кузьмич сунул кастрюлю в духовку, уже подостывшей печки и, подняв глаза к низкому потолку, сплёл пальцы рук, словно йог творящий мудры. Через минуту, вооружившись прихваткой, извлёк кастрюлю и водрузил на край дубового стола без скатерти.
— Хороший выбор, — похвалил Кузьмич, выуживая из кастрюли в миску костей с остатками мяса. Подхватив миску, он направился на улицу, велев накладывать пищу. — Я Тузика покормлю и присоединюсь.
— Видал миндал? — толкнул меня локтём в бок Вовка, кивая на печь-самобранку, как только хозяин вышел из избы. — Я уже намекал деду, а он твердит, мол, зачем тебе такая? Всё одно не справишься! Ты Вадим видел подобное чудо когда-нибудь, а?
Замаскированный под печь синтезатор я видел впервые, да ещё на Земле. С другой стороны, а кто может запретить использовать какое-либо изобретение в мирных целях? Ай да, Кузьмич! Неожиданно. И пульта управления никакого не видно. Хозяин вернулся, и мы занялись обедом. Вовка двусмысленно нахваливал повара, а повар возводил очи горе и благодарил вседержителя за хлеб насущный. Когда перешли к чаю с пирогами, Вовка спросил:
— Вот ты Кузьмич много знаешь, скажи, почему в глуши, где мы живём, люди как люди, а в городах, породивших большинство из нас, все друг другу безразличны? В чём загадка?
— В отсутствии связи со своей природой, милок.
— Неужели, если я не мотыжу землю, так и перестаю чувствовать других людей? А как же выдающиеся писатели, философы?
— Так все они, прежде чем родить истину, познали эти уроки истины, находясь в контакте с природой. Кто отшельником, кто в своём имении затворничал, а кто и в ссылке. Посиди пару тройку месяцев, не видя никого кроме себя в зеркале, и ты разразишься трактатом, на котором другие будут учиться.
— Я не смогу один долго находиться, с ума сойду, — угрюмо возразил Вовка. — Был уже у меня подобный опыт. Не помогли бы друзья, совсем другое сообщество перевоспитало бы.
Кузьмич поглядел на него и перевёл разговор в несколько иное русло, недосказанное.
— Вот как ты думаешь, почему в большинстве стран отменена смертная казнь за преступления? Думаешь, в жалости к себе подобным причина?
— Ясное дело, — фыркнул Вовка, — надежда на перевоспитание преступников. Только напрасна эта надежда. Там, — мотнул он головой, — только хуже люди становятся.
— А вот и не угадал, милок. Если в неволе настигнет раскаяние, то будет оно грызть так, что смертная казнь покажется единственным выходом из мук совести. А у кого совесть не проснулась, тому предстоит искупление своею следующей жизнью, а может быть и не одной. Для того и наказывают лишением свободы, чтобы было время в этой жизни отработать свои долги, наделанные по глупости. От того и рождаются люди все с разной судьбою: у кого всё гладко и обеспеченно, а у кого одни коряги и ямы на пути.
— Надо же! — рассмеялся скептически Вовка. — А я всю жизнь слышал, что воздаяние за грехи ожидает нас в аду.
— «Мы сами дьявол свой, и мир свой превращаем в ад». Оскар Уайльд. — процитировал Кузьмич. — У меня нет оснований не доверять этому высказыванию. Скандально известный ирландский поэт девятнадцатого века, о грехе и искуплении узнал больше любого другого собрата по перу. Не факт, что кто-то не поработал над ним и вокруг него с определённым внушением. Люди, докапывающиеся до сути вещей слишком рьяно, вызывают пристальное внимание к своей персоне известными вам обоим организациями, ибо такие способны сократить срок пребывания человечества в темнице собственного невежества.
— За что же его официально оплевали? — спросил я.
— За его страсть к мужчинам! А его книги были надолго изъяты из магазинов и библиотек. Как тебе такое наказание?
Вовка только передёрнул плечами от отвращения. А мне на миг представилось, что если бы мне пришлось оказаться на месте этого писаки, то удавился бы от позора. Подобные рассуждения и энциклопедические знания совсем не вязались с ролью лесника, никуда не выезжающего из родной, как говорили, для него местности. Вовка-самбист не блистал эрудицией и не обратил никакого внимание на то, что ошеломило меня. О чём рассказал Кузьмич, мне было знакомо не понаслышке: ещё будучи оператором стажёром в Службе безопасности, подобные фокусы с сознанием подопечных проделывались и мною. Тогда я не догадывался, что я был просто клоном лишённым собственного «я», потому и не испытывал угрызений совести.
— Ну, а наше селение может, скажем, быть мерой пресечения? — не унимался Вовка.
— Ты хоть отчёт давай словам! — развёл руками дед. — Да, у вас собраны самые лучшие представители человеческой расы! Вам задача важнее предстоит: наполнять земное информационное пространство положительными эмоциями, а они в свою очередь перепрограммирует всё население планеты в соответствии с оригиналом. Информационное пространство содержит все чувства людей обитающих в мире, иногда и чувства людей живших до нас, если те были достаточно продвинутые личности. Это я по поводу философов и лучших писателей, чьи мысли не растворились бесследно в пучине времени, а нашли отклик в умах последующих поколений людей. Чувства, эмоции, добрые и злые, страдания, радость, ненависть, страх, любовь, сочувствие, жалость или безжалостность смешиваются в информационном поле, на подобие голосов избирателей в демократических выборах. Решающим в выборе оказывается большинство голосов отданных той или иной стороне. В этом и есть основа борьбы добра и зла. Когда планета благополучна и добра к своим чадам, значит, в её энергоинформационном поле преобладают положительные эмоции и наоборот: когда катаклизмы преследуют человечество –прямая подсказка на зашкаливающие отрицательные мысли людей в её информационном потоке.
Если положительные устремления жителей Земли достигнут определённого процентного преобладания – на планете установится полная благодать. Жаль что со времён Золотого века, предшествующего, (согласно преданиям), всему теперешнему населению Земли, со времён некой удалённой во времени катастрофы, преобразившей лик нашей планеты, такого ещё не бывало ни разу. Для того ваши поселения и наполняются лучшими образцами сегодняшней цивилизации, способными изменить курс предписанный нам демоническими «философами».
— Я бы не канителился, — возразил Вовка. — Просто собрал сильных и решительных, да одним махом стёр уродов с лика нашей планеты, а после ввёл в школах обязательное социальное вакцинирование на человечность.
— Красавец! — саркастически поздравил Кузьмич. — Только ты не первый. Все самые прославленные тираны пытались это сделать. Наверное, слышал об идеологии расового превосходства? В средние века Тевтонских рыцарей, позже Гитлера? И цель была благая: подавление и истребление местного населения на территориях своего владения и доведения оставшихся до рабской покорности. А про взращивание «нового совершенного человека» слышал? Про архитектора расистского нацизма – Альфреда Розенберга? Только вот беда, безграмотны они оказались в том деле, на алтарь которого положили собственные жизни и жизни своих жертв. Человек богом наделён свободой воли и правом выбора, это надо понять и опираться в своих идеях только на коллективное согласие большинства. Другого пути к совершенству нет! Либо всем вверх – как награда, либо всеобщее небытие – как заслуженное наказание.
Вовка хмыкнул и потряс головой. Ничего не отвечая, но явно не согласный с утверждениями деда, он объявил, что разомнётся слегка на дорожку. Накинув телогрейку, он выскочил за дверь.
— Добрый хлопец! — заметил Кузьмич. — Нетерпелив, но зато ценит физическую культуру превыше всего. Наверняка не менее двух раз за водой в колодец сгоняет на посошок!
— Спортсмен он, — поддержал я разговор радушного хозяина. — Всегда завидовал целеустремлённости спортсменов. У меня есть один друг, так тот просто жизни не мыслит без турника и отжиманий. Давно не виделся с ним, как он?
Намёк мой вышел откровенно грубым. Я преисполнился уверенности, что Кузьмич непременно должен был быть знаком со Спином, да ещё знать и о нём больше моего. Но опасался ответного молчания я зря. Дед не стал играть в конспирацию. Его ответная мысль зазвучала во мне без прелюдий, словно мы были давно знакомы. «Друг твой и мой друг. Очередная беда постигла его, но не переживай. Это не навечно. С ним подобное случается время от времени». Странный ответ слегка встревожил меня. Если со Спином случилось что-то плохое, то мой долг помочь ему. А лесник тем временем встал, подошёл к своей печке и принялся вытаскивать из неё склянки с какими-то жидкостями, порошки в пиалках и ампулы с лекарствами. Выставив всё это на стол, он упаковал новоиспечённое добро в коробочки, извлечённые им оттуда же.
— Прихватишь это с собой, для доктора вашего Юрия Алексеевича, — пояснил он. — А другу сможешь помочь, когда время придёт, не раньше. Так что, не горюй, а расти дитё с супружницей своею.
На обратном пути, Вовка упорно молчал. На него это было мало похоже, размышления о смысле жизни не были его стихией. При этом чувствовалось, что он очень желает о чём-то спросить, но не решается. Не выдержал первым я, поскольку любопытство, вызванное таким необычным его поведением, вынудили меня осторожно прощупать его мысли, которые он пытался блокировать, по моему же старому совету. Сквозило в них одно: сны.
— Не томи уже, — начал я, — говори, что беспокоит.
Он уже не удивлялся моей проницательности, поэтому перешёл с места в карьер:
— Я Кузьмича хотел попытать как-то раз, чтобы он объяснил, что со мною происходит, а он отослал к тебе. Вот ты и объясни, что означают сны об одном и том же.
— Почему ко мне? — уточнил я на всякий случай, хотя уже начал догадываться, что его беспокоит самостоятельная жизнь клона, о реальности которой он не подозревал.
Этот момент вообще был деликатным. Человек, слабо верящий в подобные чудеса, в простое объяснение не поверит. Не хватало ещё, чтобы Вовка счёл себя душевно больным.
— Сейчас поймёшь, почему. Из ночи в ночь, одно и то же, — решился он, перейдя к делу. — Место незнакомое, но оно почти не меняется. Я всё время что-то делаю там безостановочно: работаю на конвейере, убираю, прислуживаю, несу охрану на дверях. Никаких разговоров ни с кем из персонажей сновидений, а персонажи иногда страшноватые. — Он не уточнял кого именно он видит там, хотя я уже понял что видит он всех чудо-юд, бывающих на лунной базе. А он продолжал. — Это повторяется почти в точности снова и снова. Я не могу воспротивиться, неслышным приказам, словно какой-то неодушевлённый механизм. А однажды, всего один раз, я увидел знакомого из людей. Это был ты! Что скажешь? Может, посоветуешь что-нибудь, чтобы вырваться из этого навязчивого кошмара.
Я не знал способа остановить это наказание, придуманное Службой безопасности. Сведения о деятельности его «голого» будут просачиваться постоянно, пока он не осознает бесполезность попыток избавиться от наваждения. А дальше, станут частью осознанной жизни, что в его случае, ещё хуже. Наказания, отмеренного ему никак не избежать.
— Ты, вот что, Владимир. Попробуй в снах брать бразды правления в свои руки, сопротивляться приказам и поступать по-своему. Ты ведь всегда в жизни поступаешь по-своему!
* * *
С приходом весны жизнь наполнилась большими родительскими заботами, но и про развлечения забывать не стоило. Походы в лес или рыбалка в компании друзей, скрашивали деревенский быт. Наверняка Катя скучала по своим родителям. Я предложил ей сгонять в отпуск к ним или привезти их к нам, но она отказалась наотрез, прекрасно понимая, опасность подобного мероприятия. Сейчас, худо-бедно, мы выскользнули на время из-под бдительного ока Службы безопасности. Нужно было продлить это положение вещей как можно дольше.
Вечерние посиделки женщин с детьми возле клуба и мужские «мастер классы» по обмену приобретённым сельским опытом, здорово помогали всем чувствовать своё единение. Можно сказать, мы становились одной большой семьёй, это не могло не радовать. Кузьмич время от времени навещал нас и я стал записывать его лекции, чтобы потом кто-нибудь озвучил и выложил в сети. Помощников нашлось сразу же уйма, едва я поделился задумкой. Таким нехитрым способом создавался контингент единомышленников, или, как сказали бы некоторые, рождался новый эгрегор светлых сил. Я извинился перед Кузьмичом за то, что он не получит главную роль в роликах всеведущих учителей. Что он воспринял как подобает, с юмором:
— Я уже привык, что мои мысли озвучивают другие. Видно не судьба стать знаменитостью.
Мы уже понимали друг друга почти без слов. Ему известность, даже под вымышленным именем, могла сослужить плохую службу, но от того, что отныне невидимая аудитория ширится, было приятно. Мне тоже было лестно, что меня он слегка выделял перед остальными, хотя достойных учеников в селении хватало с избытком. Проявилось это в приглашении заходить в гости с семьёй. Катю подивила чудо-печь, а Василиса была в восторге от всего, хлопая в ладошки и курлыча на своём. Девочку радовал весь мир, в который она вступала. Как уберечь её от ужасов и несправедливости жизни среди подобных, но таких разных людей? Это конечно невозможно, но хотелось отсрочить этот момент как можно на по попозже.
С печкой Кузьмича я разобрался после его инструктажа. Оказалось, что вариант без пульта управления работает по тому же принципу, что и все встречавшиеся мне синтезаторы, только творили они не просто в результате нажатий комбинаций клавиш, а больше от личного мысленного представления конечного продукта. Если бы мне это кто сказал раньше, то возможно у меня получались бы не только пирожки с картошкой. Освоив синтезатор, я наделал обновок Василисе, а Катя себе красивое платье и Кузьмичу в знак благодарности практичную куртку-ветровку с десятком карманов. Тот растрогался, словно не Катя, а он впервые познакомился с чудом.
— Никому не распространяться о моём изобретении! — предупредил он строго и ворчливо. — Никогда не знаешь, от друзей или врагов ожидать неприятностей.
— Так ты ещё изобретатель? — уцепился я за сорвавшуюся фразу.
— Давненько не изобретал, — хитро подмигнул он мне. — С правления Ивана Фёдоровича.
Шутки у него тоже древние, заметил я сам себе.
* * *
Нельзя сказать, что наше обособившееся государство в государстве осталось незамеченным местным губернатором и его приближёнными. Первоначально, оформление участков земли было получено мною ещё в московскую эпопею, по совету приятелей майора. Не обошлось, без психо-эмоционального воздействия на чиновника по фамилии Сальцов, отвечающего за регистрацию. Сальцов внешним обликом отвечал своей фамилии: толстые щёки и поросячие глазки, воровато бегающие по полу, словно он чего-то всё время искал. Очень приземлённый тип, человек лишённый полёта души, так сказать. Язык денег он понял, однако, с полунамёка. Денег он от меня не получил, хотя остался уверен в обратном. Уж очень хотелось проучить кровососа. Наутро, после сделки, наверняка долго искал милые его уму шуршанчики и конечно расстроился, обнаружив пропажу. Видимо он этого не забыл. От него пакости я не ожидал, поскольку, дачники и есть дачники, кому от них вред? Однако, палки в колёса нашему поселению начали втыкаться довольно скоро.
Первым с проверкой заявился инспектор от Минприроды, который начал вынюхивать и составлять протоколы на воображаемые нарушения. После него, пожаловали проверяющие от энергосбыта, но поискав провода и столбы, ушли восвояси, пожимая плечами. Мы уже шагнули от лучин и свечек в новую эру и пользовались без топливным генератором, собранного мужиками по чертежам предоставленным Юрием Анатольевичем. Куратор не удивился приказу перерыть пылившийся архив библиотеки. Мой лунный клон по-прежнему не оставлял его своим вниманием. Нужные чертежи, с подобострастным поклоном я получил мгновенно, не успев даже пожалеть совсем замученного пожилого человека, (или пожилого клона). Из утиля с районной базы металлолома и мелких деталей, вынутых из Кузьмичёвой печи, вскоре был сооружён «вечный двигатель». Конструкция работала почти исправно – раз в сутки требовался подзавод, осуществляющийся седлом с педалями от велосипеда. Кто-то даже пошутил, дескать, изобрели же наконец велосипед!
После нарисовалась комиссия экологов, которые потребовали разрешение на содержание бурёнок. Акт их осмотра заканчивался идиотским выводом, об испражнении скотины в необорудованных помещениях, (то есть под открытым воздухом летом и в коровниках зимою), а так же, выделении метана в атмосферу. Чего ожидать дальше я уже не представлял себе и начал готовить ответный ход, спешно готовя себе помощников, для контроля полуразумной деятельности двуногих паразитов. Помощники созревали медленнее, чем мне хотелось. Все они обладали начальными знаниями в мысленном контроле, но по большей части это касалось улавливания мыслей друг друга. Действовать на расстоянии и добиваться нужного поведения от «абонента» было для них в новинку. Уменьшить поток, пасущихся на вольных хлебах дармоедов, всё же удалось вдвое.
— Неплохо для начала, — поздравил я команду и самого себя.
— Легче убить, чем прокормить такую шоблу, — раздался дружный ответ.
Но подкормить губернскую шоблу всё же следовало, чтобы получить передышку. Делегатом вызвался Вовка-самбист и долговязый паренёк по прозвищу Лохматый. Прозвище к нему прилипло за неподдающиеся гребешку густые чёрные волосы до плеч. Мы всем поселением нагрузили внедорожник произведёнными продуктами, а я в довесок дал ему банковскую карту с «пожертвованиями» от бизнесменов Дэмина. Добровольцы должны были нанести визит заму губернатора, которого я выбрал в качестве испытуемого. Лохматому, занявшему первое место среди сельчан на закрытом конкурсе «юных талантов», предстояло опробовать приобретённые навыки в деле. Нужно же было уже передавать эстафету ответственности следующим за мною носителям разума!
— Засыпятся! — сокрушалась Катя. — Не стоило отпускать тебе неуравновешенного «самбиста» для деликатного дела.
— Спорю, не засыпятся, — возражал я, переглядываясь с агукающей у меня на руках дочкой. — А Вовка для охраны, на всякий случай.
— Чего это тут сегодня за столпотворение? — спросил показавшийся, среди ожидающих возвращения гонцов, врач Юрий Алексеевич. — Что за праздник? Почему без меня?
— Делаем ставки, — затараторили наперебой женщины, души не чаявшие в нашем «айболите». — Одни за то, что мужики из города с победой вернуться, другие, что только Вовка с победой, а Лохматый с фингалами.
Звонкий хохот и шуточки не умолкали, пока не показалась машина. Довольные лица обоих возвестили об обоюдной победе и у меня с души отлегло. Алексеич протиснулся ко мне и восторженно потряс за руку, поздравляя с первым учеником в поселении, сдавшим экзамен. Вопросы засыпали наших добровольцев, и Лохматый принялся рассказывать о своём бенефисе, по укрощению жертвы.
— На мобильник удалось снять? — спроси я Вовку.
Тот вместо ответа включил и повернул его экраном в мою сторону. Просмотрев «сериал» состоящий из нескольких видео файлов, я развеселился. Кино, где жертва неуёмно бессовестной жадности получает за обещаемые им услуги мзду мешками с картошкой и капустой, соперничало шедевральностью с творениями Чарли Чаплина. Было и более серьёзное видео с получением побора в виде пачки денежных банкнот.
— Теперь есть свой осведомитель. Надеюсь, что не придётся отправлять эти позорные свидетельства коррупции прокурорским.
— Будет стучать как миленький, — потряс в воздухе кулаком Вовка, изображая воображаемую расправу, если что пойдёт не так.
— Артачился?
— Поначалу. Дескать, как смеете, да за кого принимаете! Я уже совсем собрался объяснить ему, за кого мы его принимаем, но кореш мой вмиг сделал его покладистым и улыбчивым. Чуть не целоваться лез при расставании.
Вовка-самбист брезгливо сморщился и даже от отвращения сплюнул.
— И вот ещё что. В знак признательности, это ничтожество предупредило о готовящемся рейдерском акте против нас. Кто-то положил глаз на наши земли. Что будем делать, комиссар? — адресовал мне он общий вопрос, повисший в воздухе.
— Выяснять, кто землю роет, и принимать соответствующие меры. Для того и затеялись.
Я ощутил нездоровое внимание к поселению, как только начались неприятности и теперь, когда предположения подтвердились, предстояла работа на опережение по устранению опасности. Больше я не был один, со мной моя семья и три десятка семей, видящих во мне лидера. Отступать некуда, будем наводить порядок.
Поиск личности, готовящейся покуситься на наши земли, привёл меня обратно в столицу. Некий член депутатского корпуса, намеревался сдать в долгосрочную аренду иностранным предпринимателям то, что ещё не успел сдать – землю нашего поселение с потрохами. В годину всеобщей демократии, крепостными становиться не хотелось. Нам с большим трудом удалось приостановить на время буйный полёт его предпринимательской фантазии, перенаправив её в иное русло. Копаясь в его мыслях, я убедился, что, даже завтракая или милуясь в постели с женой, мозг этого существа ежесекундно был занят поиском новых направлений для вложения денег и извлечения выгоды. Он явно напрашивался на повышение. Поэтому, я просто напросто передоверил опёку о нём своему лунному клону, с последующей перспективой разделения личности. Вскоре, вняв моему «ходатайству», мой клон сделал всё как нужно. Исходный образчик отошёл от заседаний в Думе и, покинув страну, растворился в компании таких же бездельников, кажется где-то в Испании. Зато его клон получил направление на Ниобу. Там после бегства Каммота дела шли недостаточно продуктивно. Я был уверен, мой кандидат на замещение вакантной должности генератора бизнес-планов, покажет себя во всей красе. И главное, его амбиции теперь стали ограничены контролем империи. Пусть уж лучше поживёт там, пока слегка отупевшее от бессмысленных развлечений земное тело ещё способно функционировать. Хотя, западная медицина творит чудеса в искусстве геронтологии!
Почти забыл про моего земного клона. Это тело, созданное подземными жителями, немало чего повидало и стало больше чем родным, с ним тесно связалась часть моей разумной жизни. Это не было имперско-лунным исчадием, это было нечто другое – вроде брата близнеца. Поскольку для военно-морского флота я пал смертью героя, хотя и под иным именем, то получил для близнеца отпуск. Я давно заметил, что клон змее-людей отличался от имперского своей самостоятельностью и некоторым свободомыслием. Поначалу это меня пугало. Он начинал исторгать философские идеи, обновления человечества, над которыми я сам никогда бы не стал заморачиваться. Безделье ему не шло впрок. Нам обоим стало легче после умной мысли – загружать его мозг проблемами под завязку, чтобы он не лез куда не просят. Ещё одна странность изумила приятно: он автономно, без моего непосредственного контроля нейтрализовывал садистскую деятельность моего лунного антипода.
Когда я уже праздновал победу над «самим собой», лунный прототип, вышел на след «подземного» и между ними началась игра за победу не на жизнь, а на смерть. Первый, как я уже упоминал, был мне чем-то дорог, а второго терять раньше срока мне не хотелось. Я ему готовил особую роль. Скомандовав сам себе: - «брек!», я развёл противников по углам. Лунного спровадил по ложному следу, а подземному дал задание вернуть угнанный боевой модуль по назначению и остаться там подле командора, до востребования.
ЭТОГО НЕ ОЖИДАЕТ НИКТО
Крестьянина из меня не вышло, тут Катя оказалась права. Моя деятельность свелась к уходу за грядками с морковкой и петрушкой, а так же к ряду ноу-хау, по сути, явившимися воспоминаниями о давно забытом старом. Пока наши сельчане с воодушевлением выращивали экзотические сорта Амаранта и всяческих целебных трав, а изобретатели выдумывали и изготавливали действующие модели различных бестопливных генераторов, насосов и испарителей, я налаживал сбыт этих диковинок во внешний мир. До лаптей дело пока не дошло, идеи других полезных изобретений и разведение нужных и редких растений просто штабелями теснились в голове, не оставляя места ничему другому. Наверняка дело было в том, что за время своих космических приключений я, неосознанно, многое взял на заметку и теперь пытался реализовать на Земле.
Вторая весна нанесла сокрушительную затрещину моей бедной голове, когда я гулял с Василисой по нашему садику. Саженцы винограда, которые я пытался приручить в резко континентальном климате, не спешили приживаться. Они поднялись за год с тридцати сантиметров до сорока, и на этом мои аграрные потуги застопорились. Василиса, держащаяся за мои штаны, чтобы не оступиться, увидев непорядок, уселась прямо на землю, внимательно глядя на хлипкие кустики.
— Нравится? — спросил я её.
— Не-е, — отозвалась годовалая дочка.
Она поражала нас своим быстрым развитием. Только пошла своими ножками, только пролепетала первые слова: мама и папа, и вдруг букет осмысленных высказываний и вопросов полился с её детских губ нескончаемыми трелями.
— Что же тебе не нравится? — спросил я, усаживаясь рядом и приобнимая свою дочурку.
— Спят, — дала она незатейливое пояснение.
Потом требовательно сжала мои два пальца в своей ладошке и строго поглядела на хлипкие растения.
— Пора, встава-а-а-ть! — серьёзным голоском пропела она, не сводя своих вспыхивающих искорками глаз с винограда.
В кино по биологии я видел ускоренный процесс роста растений: веточки начинают на глазах расти, а стручки наливаться и созревать. Это было почти так же. Виноградные лозы не только удлинились и приобрели одревесневшие стволы, но ко всему прочему, на концах веточек появились маленькие зачатки будущих кисточек. Я невольно помотал головой, стараясь избавиться от своих фантазий о будущем наших саженцев. Ничего не изменилось: виноградные лозы выросли и уменьшаться обратно не желали. Они желали плодоносить и принести к осени урожай. Василиса победно поглядела на меня.
— Так хорошо папочка?
Я смешался от града чувств и радостно покивал головой, не находя слов. Дочка поднялась с травки и, шагнув поближе, обняла меня за шею, ткнувшись своими губками в щёку.
— Я люблю тебя, — серьёзно прозвенел её голосок.
— Я тебя тоже очень люблю, доченька. Ты, значит, подарок мне решила сделать?
— Ты хотел так.
Когда вечером, Василиса сладко посапывала в свой кроватке, которую я сам смастерил, для неё, а мы с Катей прихлёбывали травяной чай, при свете восковой свечи, придающей диковатый уют нашему дому, я рассказал о произошедшим. Она долго молчала, мечтательно глядя в тёмное окно, после наградила меня торжествующим взглядом и тихо засмеялась, одной счастливой улыбкой.
— Я хорошо постаралась для тебя, правда?
— Ты смастерила чудо чудесное, любимая, — отозвался я, целую ей руку.
— Ты так хотел.
— Это правда.
Я старался не нарушать данное слово – быть всегда рядом со своей семьёй. Удержаться было трудно, я за последние годы так вошёл в ритм деятельности в разных телах, что покой, как говорится, только мог мне сниться. Мой контроль за обоими клонами не затягивался больше нескольких минут в сутки. Сегодняшнее происшествие требовало объяснений. Хотя я понимал, что, скорее всего, это просто наследование моего дара, помноженное на Катюшины способности, но не мог избавиться от искушения совершить астральное и разузнать больше. Меня вдруг потянуло посетить Облачную. Ночь для меня прошла в бесплодных размышлениях и борьбе с искушением. Под утро, решив, что прежде чем покинуть своё тело необходимо подстраховаться, я заснул тревожным сном, полным какой-то борьбы с невидимым противником. Порядком измучившись, я встал с рассветом и принялся готовить завтрак, чем обычно занималась Катя. Этим сразу выдал себя с головой.
— Ты, что не спал? — ткнулась она мне в подмышку, как маленький котёнок.
— Немного одолевали думы, — признался я, целуя жену. — Мне кажется важным с кем-то посоветоваться по поводу нашей дочки. Хочу знать, насколько может быть опасным открывать её зреющие возможности окружающим людям. Хотя, разве иначе бывает в нашем мире?
— Вот ты о чём! — отозвалась она. — Сходи к Кузьмичу.
А ведь и в самом деле, что это я? Ведун живёт недалёко, к полудню обернусь обратно.
В поход мы направились вдвоём с Василисой. Она настойчиво потребовала взять её с собой на прогулку. Она оседлала меня и рулила, дёргая за уши, а я топал по тропинке в роли лошадки под её крики «но-о-о»! Километров пять отделяющих нас от цели пролегали вдоль леса и через речку. Берега связывались мостком из брёвен, которые с каждым половодьем норовили уплыть вниз по течению, но всякий раз отлавливались Кузьмичём или добровольными помощниками из наших ребят и водворялись на место. Вопрос о том, застану ли я или другой кто ведуна дома, не стоял никогда. Если ты собрался в гости, значит, хозяин ждёт. Если гость нежеланный, то и ходить было бессмысленно: такому, застать на месте ведуна не удавалось. Читатель наверное удивиться, мол чего это, такому озарённому скрытой мудростью человеку – как я, приспичило вдруг получить совет или помощь, от старика? Но в этом и заключалось моё личное озарение, касающееся важных вопросов: Я безотчётно почувствовал необходимость помощи и всё тут.
Преодолев лесную заросшую дорогу, переходящую в бывшую главную улицу заброшенной деревушки, я дошагал до крайнего дома слева и толкнул калитку. Уже подходя к крылечку, я ощутил чьё-то внимание к себе. Наверняка, старый сканировал мою персону. Постучав и не дождавшись ответа, я распахнул дверь на терраску. Тревожное чувство опасности захлестнуло меня с головой. Поставив дочку на пол и приложив палец к губам, я мысленно сказал ей, что мы играем в прятки. Я никогда ещё не пробовал общаться с нашей крохой мысленно, но она задорно кивнув, тут же полезла в угол, заваленный пустыми корзинами из-под картошки. Даже не обратив внимания на новое чудо, приняв это как само собой разумеющееся, я осторожно приоткрыл вторую дверь, ведущую с терраски в избу, и, чувствуя себя вором, бесшумно шагнул внутрь. Быстро окинув взглядом внутреннее пространство, никого не увидев и не почувствовав присутствие никого живого, я осмотрелся более тщательно. Опрокинутый стол и придавленная им лавка, а так же другие вещи, раскиданные по полу, вызвали новый прилив тревоги.
Ощущение чьего-то присутствия не отступало, а только усиливалось. Оставив, всё как есть, я подхватил Василису на руки и выбежал из дому во двор. Я впервые оказался растерян и не знал, что делать. В другой ситуации, я бы прибег к астральному сканированию, но сейчас боялся оставить дочь хоть на мгновение без присмотра. Если на Кузьмича было совершено нападение, то кем? И куда подевался сам лесник?
— Мы играем? — спросила меня Василиса, подёргав за штаны, чтобы обратить моё внимание.
— Ещё играем, Ноябринка, — ответил я. — Теперь мы прячемся вместе.
— Дедушка тоже играет?
— Ты нашла его, дочка? — опешил я.
— Он там прячется, — указала она пальчиком в сторону группы клёнов, росших метрах в двадцати от палисадника лесничего.
Подбежав к указанному Василисой месту и ошпарив руки зарослями разбуянившейся крапивы, я поставил дочку на землю и, прислушавшись мысленно к происходящему в округе, пришёл к тому же выводу, что и она. Больше не ощущалось никого живого. Внимание к моей персоне, почувствованное раньше, не покидало ни на миг. Спрятав ладони в рукава, я нырнул в жалящее переплетение листвы и сразу наткнулся на истерзанное бессознательное тело старика. Разодранная в нескольких местах одежда, как будто исполосованная бритвой, но со следами подпалины, напиталась кровью. С холодностью, удивившей меня самого, я констатировал следы лучевого оружия, но не пистолета, а чего-то менее смертоносного. С таким на Земле-матушке я повстречался впервые. Насколько я слышал, применение неземного оружия имперским законом запрещалось, кроме ситуаций-исключений. Быстро пролистав в своей голове перечень исключений этого правила, я не нашёл ничего подходящего к случаю. Земля не относилась к мирам, чья деятельность угрожала бы безопасности империи и её законам. Сам Кузьмич тоже, едва ли мог представлять собой фактор риска для безопасности империи. Загадка.
Постелив свою ветровку рядом с раненым и перекатив его непослушное тело на импровизированные носилки, я связал концы рукавов у него подмышками и, застегнув пару застёжек, чтобы скрыть раны от глаз Василисы, поволок его к дому. Дочка следовала за мною, осторожно переставляя ножки в путающейся траве, не спуская глаз с неподвижного тела. О том, как её могло напугать это зрелище, я даже боялся подумать. Поднатужившись, я втащил свою ношу по ступенькам крылечка и дальше в дом. Уложить на кровать вялое тяжёлое тело, мне не хватило сил.
— Папа! — окликнула она меня.
— Погоди, милая. Дедушка болен. Посиди у окошка, погляди на улицу, пока я занят.
Она послушно влезла коленками на лавку, стоящую под окном и, отодвинув занавеску, повернула лицо к улице. Наверное, мой ребёнок понял, что происходит что-то неладное. Я быстро обыскал избу и не найдя аптечки, задействовал чудо-печь старика, чтобы получить необходимые медикаменты. Стараясь изо всех сил задать нужные свойства затребованным мною предметам, я досчитал до десяти и, убрав заслонку, извлёк из синтезатора то, что мне было нужно. Кровоостанавливающая мазь с противоожоговыми свойствами, а так же бинты и пластыри. Разорвав одежду на Кузьмиче я смазал все обнаруженные на его теле кровоточащие раны и наложил несколько неумелых швов на особенно глубокие разрезы. Подумав, что народные средства тоже не лишние, сбегал наружу и нарвал подорожника. Забинтовав и заклеив раненого, как смог, поймал на себе внимательный взгляд дочки.
— Дедушка поправиться, доченька. Не бойся, всё будет хорошо.
Она отрицательно помотала головой, словно не желая соглашаться с моими словами.
— Дедушка хочет что-то, — возразила Василиса, пытаясь выразить словами, которых ещё не знала, свою мысль.
Новая волна внешнего внимания захлестнула и уползла куда-то прочь, затаившись. На этот раз я догадался, что происходит. Догадался благодаря реплике дочки, которая тонко чувствуя происходящее в мире невидимых энергий, не умела рассказать об этом. Бессознательное и почти обескровленное тело Кузьмича отказывалось повиноваться его духу, но мысль его сущности проникала в мир материальный. Нужно было настроиться, что я и попытался сделать. Вскоре моё подсознание уловило всё, о чём он настойчиво пытался предупредить меня.
* * *
Как часто бывает, игра ума прорабатывает вымышленные сюжеты куда лучше, чем в реальных ситуациях, в которые ежедневно окунает нас жизнь. Когда осознание неизбежного утихомирило ложные надежды, то в какой-то мере стало легче. Я попался в искусную ловушку своих невидимых противников. Воображая себя надёжно спрятанным от внимания Службы безопасности и чувствуя себя неуязвимым, я пропустил решающий момент начала атаки.
Невидимый мною противник обладал дьявольскою проницательностью и бессердечностью. Он следовал своей коварной тактике выжидания, пока не получил сигнал к началу действий. И сигналом этому послужило раскрытие потенциала нашей крохотули-дочки. Враг действовал чётко по расписанному заранее графику. В тот момент, когда наши с Кузьмичом ментальные сущности вошли в контакт, и наступило прозрение, я чуть не ринулся сломя голову обратно к Кате. Но ведун вовремя охладил мой понятный пыл, указав на истинную цель Службы безопасности – нашу дочь. Им нужна была ОНА! Очень тонкий расчёт безжалостного противника шахматной баталии, в которой фигурами и пешками являлись мои друзья и самые дорогие мне близкие люди, вызывал чуждую мне, до сей поры, злобу и ярость. Отвлечение меня в деревню лесника, путём нападения на него, с последующим захватом моего дома в моё отсутствие. Только злодеи не ожидали, что Василиса увяжется со мной. Но Катя всё равно должна была стать в этом сценарии заложником.
Дальнейшие шаги Службы безопасности предугадать было не сложно. Либо я, спеша на помощь своей жене, попаду в засаду, либо, (наиболее вероятное), кража Василисы, оставленной мною подальше от врагов. Теперь, когда я всё понял, то легко сопоставил контроль за собой с ощущаемым посторонним вниманием. Как не сжигало желание немедленного безоглядного действия, я взял себя в руки.
— Ноябринка, — взял я дочку на руки. — Мне необходимо подумать. Если что произойдёт, скажи мне.
— Хорошо, папочка.
Астральное путешествие не связано с проявленным миром временным потоком, поэтому моё отсутствие будет для дочки почти мгновенным. Закрыв дверь на засов и сев возле неё прямо на пол, я подпёр её спиной и расслабился, приготовившись дать своему «я» выскользнуть из тела. Мне хотелось понять, что произошло здесь и что там – с Катериной. Начать я решил с Кузьмича, по-прежнему находящегося в беспамятстве. Пошмыгав вдоль отрезка реальности Кузьмича, ставшего уже историей, мне удалось, наконец, наткнуться на начало трагедии, разыгравшейся на этом самом месте. Словно в страшном кино, с замиранием сердца я восстанавливал эту картину перед своим ментальным восприятием:
«Вот Кузьмич вошёл в избу, неся ведро с водой и поставил его возле рукомойника. В следующей картинке он уже сидел на полу, возле опрокинутого им же стола, сжимая голову руками. После, он вскочил на ноги и бросился за дверь и по тропинке прочь, вслед за несколько несуразным человеком, прятавшимся до этого на терраске».
Я вернулся на миг в реальность и убедился, что Василиса спокойно играется на подоконнике с бельевыми прищепками, передвигающихся на своих ножках, словно деревянные человечки. Увиденный Кузьмичом убегавший неизвестный со спины, показался мне знакомым. Повторный сеанс изучения прошлого привёл меня в полное замешательство. Кузьмич, несмотря на свой почтенный возраст, почти нагнал убегавшего незнакомца возле злополучных зарослей крапивы, когда тот резко обернулся и, пятясь, принялся размахивать перед собой каким-то зажатым в кулак предметом. В этот же миг, из-за группки клёнов, образовавших хитросплетение, сверкнул тонкий луч, поразивший Кузьмича. Стрелявший, несомненно обладал способностями сходными с моими и оставался незамеченным лесником до самой развязки. А вот в завлёкшим лесника в засаду, я с удивлением узнал Мясникова. Кого угодно я ожидал увидеть: дракона или родственную ему тварь, но клон Мясникова, от которого я избавился таким оригинальным способом! Копия слегка трусоватого оригинала отличалась жестокостью, с которой он принялся наносить порезы беспомощному Кузьмичу, зажатым в кулаке оружием. На шеях клона и его компаньона я разглядел небольших пушистых тварей с неестественно большими пастями. Твари походила на отвратительную помесь шакалов с воротниками шуб. Зря я подробнее не поинтересовался по поводу этих существ астрала, после того как впервые увидел их. Оказывается, они играли какую-то роль в реальных земных событиях. Толи они управляли поведением своих «коняшек», толи питались эмоциями. Судя по виду и пасти – эмоции были такими же отвратительными. Как говорится, подобное к подобному. Дальше смотреть не имело смысла.
Перед следующим выходом в астрал, я замешкался. Дикая мысль молнией вспыхнула во мне, а вдруг я увижу сейчас возле Кати своего лунного клона? Если здесь где-то Мясников, то и его хозяин должен находиться неподалёку. Признаться, теперь мне моя выходка с клоном Мясникова не казалась остроумной. Я почти отказался от контроля своего альтер-эго, а он почти два года, кажется, контролировал меня. Барьер, изолирующий мои мысли от чтения посторонними я уплотнил сразу, как почувствовал интерес к своей персоне, то есть, как только мы с дочкой вошли в эту деревню. Раньше я тоже, по привычке, не забывал это делать. Неужели кто-то шарился в моём мозгу и считывал крохи не переработанной информации, когда редкими ночами я проверял своих клонов и происходящее во внешнем мире. Усилием воли поборов страх ожидаемого, я вновь скользнул во вневременную реальность, чтобы как обожжённый выскочить оттуда обратно. Я увидел то, чего всеми фибрами души надеялся не увидеть. Мой лунный клон, в такой же одежде, как на мне сейчас, преспокойно сидел на лавочке возле крыльца моего дома, сколоченной моими руками. Он насвистывал какую-то симфонию Баха, задрав ногу на ногу, терпеливо чего-то дожидаясь. Неподалёку возле экранированного боевого модуля, устроившегося прямо на огороде, находились ещё двое людей, незамеченных мною сразу. Катю я обнаружил внутри, лежащую в кресле в бессознательном состоянии, видимо чем-то оглушённую.
Каким бы всемогущим не казался я сам себе, являясь одним из немногих зрячих в мире слепцов, а в этот момент, бессилие и отчаяние плотно спеленало меня своим ледяным саваном. Мысли лихорадочно проносились во всех направлениях, не находя выхода из ловушки в которую оказался вовлечён невидимым противником этой многоходовой баталии. Все мои последующие ходы вели прямо к неизбежному финалу – к мату. Никогда не любил шахматы! Правила этой игры не оставляли мне шанса избежать проигрыша. Тактику можно было слегка изменить и отсрочить неизбежное поражение, но и только. Какие ходы я мог предпринять? Бежать на выручку к своей жене, взяв Василису с собой, или без неё, оставив ребёнка без присмотра? Но им только это и было нужно. И в том и в другом случае, они заберут дочь в придачу. С этого момента я буду окончательно сломлен и добровольно сделаюсь безропотным винтиком Службы безопасности и предателем людей Земли в веках, ради спасения своей семьи, которая отныне останется заложником моей лояльности к земным делишкам империи.
Последним шансом отчаяния пронеслась мысль натравить своего подземного клона на лунного и сразу растаяла из-за своей бесполезности – это потребовало бы времени, которого не было. Катю вызволить из беды не успеть, они увезут её прочь раньше. Вдруг за дверью послышались приближающиеся шаги. Кто-то толкнул дверь, которую я подпирал спиной. «Ну, вот и всё – отметил мой мозг с холодной решимостью, – они здесь!». Я бросил взгляд на Василиску и мысленно сказал одно слово: - Прятки! Лицо дочки в ответ расплылось в лукавой улыбке. И вдруг она исчезла. Трудно было одновременно сдерживать натиск пытающихся ворваться в дом «гостей» и удивляться, но пришлось. Её не было нигде видно. Странным образом пропал и лежавший на полу Кузьмич. За дверью раздалась злая ругань разозлённого человека, по которой я узнал Вовку-самбиста. Отвалившись в сторону, я позволил ему и Лохматому ворваться в избу.
— Это вы! — перевёл я дух с облегчением. — Не знаю, зачем вас сюда принесло, но вовремя.
— Что происходит? — раздражённо поинтересовался Вовка. — Лохматый меня притащил сюда. Говорит ему привиделось нехорошее. А где лесник?
— Ранен, — ответил я не последний вопрос. — Мало времени, некогда объяснять. Поблизости может прятаться один или несколько вооружённых недругов. Сделайте всё, чтобы защитить мою Василису, она прячется где-то здесь с Кузьмичом.
Мужики переглянулись, соображая, где это «здесь». Не знаю, как моей крохе удалось исчезнуть из этого мира, не оставив даже следа ментального тела. Беспокойства это не вызвало, за последние два дня я начал понимать, что она куда сильнее меня самого. Недостижимо сильнее! И наверняка важнее всех «просветлённых» для Службы безопасности. Взять управление своим лунным клоном мне удалось с третей или даже с чётвёртой попытки. Он ожидал этого и каким-то образом сопротивлялся моему вмешательству. Он хорошо подготовился к этому поединку, куда лучше, чем я мог предположить. После упорной ментальной борьбы, как только я ощутил себя единовластным хозяином этого тела, последовал запланированный ход. Один из двоих пилотов, что дожидались команды моего клона у модуля, сделал нечто совершенно мною не предвиденное. Он отстегнул от пояса парализатор и преспокойно разрядил его в меня.
Выскользнуть в своё родное тело удалось не сразу. Когда мозг материального тела, используется ментальными телами, оглушение действует через эту связь так же действенно. Хорошо ещё, что я за миг до выстрела предугадал этот шаг. Превозмогая головную боль, я открыл глаза и оглядев избу. Тут за время моего отсутствия произошли кое-какие изменения: Вовка и Лохматый, распластались у стен между окон, скрываясь от чьего-то внимания снаружи. Лохматый сжимал в руке кочергу. За него можно было бы быть спокойным, он умел маскировать свои мысли. Вот Вовка оставался открытым любому телепату.
— Прикрой всю избу! — посоветовал я Лохматому, вновь делая бестелесный нырок.
Кратким мигом, который займёт моё очередное астральное плавание, можно пренебречь. Я поспею вовремя. Сейчас меня интересовали типы возле «тарелки», один из которых подстрелил меня. Судя по всему, он был хорошо обученным телепатом, коли сумел уловить команду моего клона перед самым его поражением в борьбе за тело. Вопрос, на сколько хорошим? Смогу ли я опередить его реакцию? Мозг моего клона всё ещё пребывал во власти бесконтрольно блуждающих там электрончиков. А вот Катя, кажется, уже готова была пробудиться от шока. Пилоты были заняты спором, дожидаться ли им пробуждения своего шефа, или улетать на базу. Если улетят вместе с Катей, то мои карты окажутся биты. «Ну, просыпайся же! Приходи скорее в себя, милая! – молил я». Безрезультатно. Её мозг только начинал включаться, но она ещё не управляла телом. Что ж, придётся помочь. Я вспомнил к случаю управление алкашом Вареником. Она бы не одобрила, будь у меня выбор, но не просто же так, она и я две половинки!
Руки пошевелились, когда я попробовал сжать её пальцы. Ноги вроде тоже приобрели чувствительность. Дав секунду-другую глазам моей жёнушки оглядеть кабину и спорящих между собой пилотов, я начал действовать. Приходится признать, что я не очень жалел её белые пальчики, когда колотил ненавистных обидчиков своей жены. Пусть простит меня читатель, но некоторые рефлексы подчиняются чувству ненависти значительно вернее, чем чувству меры и благоразумия. Когда оба пилота вырубились в саамы разгар моего негодования, я понял, что дальнейшее управление телом моей Кати снова в её руках.
Оставаясь сторонним наблюдателем, я с отвращением видел, как она прижимается всем телом к телу моего бесчувственного клона и пытается оказать ему помощь, бросая взгляды полные любви и сострадания. Мне оставалось только клясть себя за то, что начал не с того, с кого следовало начать. С большим трудом мне удалось внушить ей мысль, выкинуть пилотов наружу. Бежать прочь самой, или выволочь бесчувственного моего клона на травку и сесть за управление она не желала и всё тут. Отчаявшись, я отступил. Пока клон будет приходить в себя, мне необходимо разобраться с теми, кто сейчас подступает к избушке Кузьмича и защитить дочь. Времени в обрез!
Что-то не так ты делаешь – объявил я сам себе. Чья-то чужая воля пыталась сбить меня с толку этим сомнением, или… Время, время! – подстегивала другая мысль. Нужно было сразу послать зов всем, кто меня знал, тогда сомнения не мучили бы в самый неподходящий момент. Лохматый вот почувствовал что-то! Наверняка это наш лесник, даже не владея уже своим израненным телом, послал ему зов о помощи. С другой стороны, не хотелось погубить другие жизни из-за своих просчётов. Пора! Я подвёл черту искушениям и колебаниям, мгновенно возвращаясь в своё тело – в свой дом. Любой человек, окажись он на моём месте, не раздумывая, зубами бы грыз врагов, не фантазируя о чудесах и не надеясь на чью-то помощь.
— Что тут? — Ошарашил я, друзей своим вопросом.
Лохматый покосился, слегка приподняв брови, но Вовка-самбист сразу догадался, что я снова «в себе».
— Двое направляются к нам. В руках у них что-то неприятного вида.
Сообщал он мне это через плечо, стоя на одном колене и увлечённо засовывая патроны в дробовик. Где он нашёл его? Бросив взгляд в оконце, я успел увидеть спины двух людей в чёрных комбинезонах, заворачивающих за угол. Послышался стук в дверь. Колотили чем-то тяжёлым.
— Эй! Вы двое! — раздался громкий хрипловатый голос. — Отдайте девочку, и мы не сделаем вам ничего плохого!
Интересно… Меня они не обнаружили, а дочку почувствовали, хотя я сам её присутствия не ощущаю. Я прижал палец к губам, подмигивая Вовке. Тот всё понял и кивнул мне в ответ, прокричал:
— Отойдите от крыльца на пять шагов! Мы выйдем!
— Хорошо! Только без глупостей, предупреждаю!
Я поймал взгляд Лохматого и показал ему средним и указательным растопыренными пальцами на его глаза, а потом на дверь. Если мы с ним вдвоём атакуем одновременно этих двоих и если скуём их волю хоть на мгновение, то притормозим ответную атаку. Вовка, я уверен, этого мгновения даром тратить не будет. В одном из стоящих в трёх шагах от дома, я узнал Мясникова по рисунку блуждающих мыслей, грезящих о славе. Второй, почти не отбрасывающий ментальной тени, несомненно, был стрелявшим в Кузьмича.
Я решил остаться на терраске, вне поля зрения этих двоих. Мясникова я знал достаточно хорошо, он вовсе не имел скрытых талантов. Главным противником оставался второй, им я и занялся. Наши воображаемые шпаги скрестились, как только я коснулся его мысленно, посылая приказ расслабиться и ослепнуть на время. Он мощно сопротивлялся. Явно наши способности оказались равны, или почти равны. Всё же, мне удалось оставаться невидимкой для него до последнего мига. Если бы не эта внезапность, не знаю, вышло бы задуманное? Лохматый проделал нечто подобное с клоном Мясниковым, как я учил, и тот послушно задремал, застыв на месте и выронив из руки своё оружие. А мой противник отчаянно боролся с накатившей на него слабостью. По нему было заметно, что он прилагает неимоверные усилия: даже сероватое жёсткое лицо, с сутенёрскими усиками под носом, налилось кровью. Обеими непослушными руками он вцепился в лучевик – штатное оружие космических вояк, пытаясь поднять ствол. Одним словом, он был не прост, но Вовка быстро разобрался, что к чему. Подскочив, ударом приклада дробовика по затылку, он освободил меня от утомительных потуг. После глянул на Мясникова, находящегося в прострации и, решив поберечь приклад, просто пнул его в бок. После принялся вытаскивать ремни из брюк обездвиженных противников и с помощью Лохматого, ловко ими стянул руки обоим за спинами.
Я следил за происходящим, прислушиваясь всеми чувствами к окружающему. Беспокойство не оставляло. Я не мог понять причины, пока взгляд не упал на заторможенных Вовку с Лохматым. Стоя уже на крылечке, они прилагали неимоверные усилия перешагнуть через порог и не могли, словно преодолевали бурлящий горный поток, который постепенно отбрасывал их, попутно превращая в статуи. Кто-то невидимый, обладающий чудовищной ментальной силищей вступил в наше сражение. Его тактика почти не отличалась от моей, с той лишь разницей, что на этот раз врасплох застали меня. Дальше всё понеслось галопом. Озарение пришло на каком-то высшем уровне ещё ни разу не исследованном мною. «Противник сзади в избе. В избе? Как такое могло произойти?!». Не рассуждая, я выхватил из руки оседающего Вовки трофейный лучевик и бросился внутрь, с разгону налетев на мощный барьер. Сила была такой, что боль пронзила голову, словно стальной клинок, а руки повисли как плети, выпустив пистолет, который глухо стукнулся о деревянный пол.
Мозг лихорадочно забился в черепной коробке в поисках выхода, когда карты оказались открыты. В потолке и крыше зияла аккуратная дыра, проделанная лазерным оружием, судя по оплавленным краям и древесной вони. Посреди избы, сгибаясь в три погибели, возвышалась туша дино-человека. В круглых глазах плясало пламя, крокодилья пасть чуть ощерилась в довольной драконьей улыбке собственного превосходства. На поясе лучевой пистолет, в лапе он сжимал кривой, словно сабля полуметровый тесак. Одной рукою он держал мою дочь на сгибе ручищи. Бережно, как самую величайшую драгоценность! Кто ему позволил явиться на нашу планету? Ответ я получил очень скоро, когда он, сунул палаш за пояс и направился к выходу из избы, по пути ухватив меня за руку и волоча следом. Вовку-самбиста и лохматого он просто проигнорировал, столкнув своею тушей с крылечка, отчего они повалились в разные стороны, словно кегли от соприкосновением с шаром. Ребята были в сознании, как и я, но не могли пошевелиться. Взгляд Лохматого выражал изрядный ужас, а вот в глазах Вовки читалась только холодная ненависть. Посреди деревенской улочки, напротив палисадника лесника, торчала проклятая тарелка, а возле неё нас дожидался мой лунный клон.
Пытаясь тайком освободиться от мысленной хватки этого существа, я попутно отметил, что Кузьмича в доме видно не было. Следовательно, он остался там, куда спрятала его дочка. Почему тогда она в лапах чудовища? Василиса смотрела на меня с высоты своего насеста чуть весело, словно её забавляло происходящее. Страха перед неземной тварью нёсшей её, в ней не чувствовалось, скорее любопытство. Кажется, она воспринимала происходящее как забавную игру. Ну, пусть так и будет, пока я не придумаю чего-нибудь. А придумаю я скоро – твердил я себе, потихоньку накапливая силы и приводя все свои мысли в порядок. Конечно внезапное поражение на пороге победы, выбило меня из колеи напрочь, наполнив эмоциями от макушки до пяток. Это мешало: эмоции и телепатические манипуляции несовместимы.
— Ну, вот мы и свиделись! — Нагло заявил клон, кривя рот моей улыбкой. Улыбочка гаденькая, мне такое моё зеркальное отображение очень не нравилось. Оно дотошно разглядывало меня, словно пытаясь найти отличие. Отличия не нашлось, его глаза уставились в мои. — Предупреждаю один раз, — процедил он. — Либо ты прекращаешь бегать и приступаешь к исполнению своих обязанностей в Службе безопасности, либо я уменьшаю численность твоей семьи.
Сунув руку по плечо в распахнутый проём люка, он с усилием вытянул из тарелки упирающуюся Катю. Руки её были связаны за спиной, в глазах горел огонёк, не обещавший клону ничего хорошего. Она увидела двоих меня и понимание отразилось на её лице. Фиалковые глазки дочурки тоже переместились на моё лицо, и я тут же почувствовал, как телепатическая хватка крокодилоподобного великана ослабевает. Это отразилось на его, с позволения сказать, лице – оно приняло озабоченное выражение. Следом он опустил Василису на землю и освободившейся лапой полез в кобуру.
— Ну, что? Дотрепыхался? — ввернул клон, не пропускавший ничего из происходящего. — Он точно убьёт кого-нибудь. Меня слушать не будет, поверь.
Я и так знал, что это существо, мнящее себя высшим созданием по сравнению с землянами, задето за живое. Никто из иных форм жизни никогда не мог противостоять его телепатическим способностям, а тут вдруг он оказался в роли слабого. Мысли проносились в его черепе, словно молнии, он от возмущения даже не удосуживался их скрывать. Он не мог понять, кто именно его одолел, и стоял перед выбором.
— Беги прочь, Ноябринка! — воскликнул я, вырвавшись из его хватки, когда он сделал свой выбор.
Пистолет поднялся и нацелился на Катю. Боковое зрение уловило, несущегося к нам со всех ног Вовку с подвернувшейся под руку лопатой, (оружием пролетариата), и клона, задравшего голову к небу, суетливо вытаскивающего из-за пазухи шокер. Четыре стремительно падающие точки, превращались в знакомые боевые модули. Эх, как мало осталось времени! Время – нечто невидимое, ткущее узор жизни в мире живых существ, но отсутствующее в мире мёртвых. Чтобы сохранить жизни, нужно было опередить противника, хоть на мгновение, но опередить! А время, безнадёжно ускользало от меня. «Мне со временем, больше не по пути», – разочарованно усмехнулся я мысленно, намертво вцепившись в лапу с лучевым пистолетом – «время придётся остановить».
Я ожидал страшной боли, но боли не почувствовал. Только туман, застилающий глаза, мешал досмотреть всё до конца. Кажется, Вовкина лопата не подвела, найдя свою цель где-то между головой и плечом чудовища. Да, ещё падающий замертво клон – проклятое порождение моего самого отвратительного «я». Наверное, мой второй клон, изготовленный змее-людьми, сейчас тоже умирает. Его жаль. Они – искусственные, без меня ничто, им пришёл конец. Я свободен от цепкой хватки времени!
«Это был единственный выход, – шепчу я Кате, склонившейся над обгорелым телом. Не плачь. Всё будет хорошо, это ещё не конец. Я вернул тебе свой долг, моя любимая. Позаботься о дочери».
Она меня уже не слышит. Только Василиса сжимает и разжимает пятерни ручек, задрав их к небу.
* * *
Дорожка, усыпанная битым кирпичом, упирающаяся в дверь знакомого двухэтажного дома, заботливо увитого виноградником. Как радостно вернуться в родное, давно забытое место, где так спокойно и так благостно. Где нет одиночества, где нет навязчивого присутствия нежеланных тебе людей. Толпа человечков окружает меня, каждый улыбается в приветствии и каждый норовит дотронуться. Сестрёнки среди них нет. Я не ищу её, я уже всё понял. У ней сейчас очень важные дела, она в другом месте. Вместо неё, мальчик со смешными оттопыренными ушами, берёт меня за руку и подводит к скамье.
— Посидим? — спрашивает он.
— Посидим. Отчего не посидеть, не поговорить?
— Ты надолго вернулся к нам? — спрашивает он, пытливо заглядывая в глаза.
— Пока не знаю. Нужно многое продумать.
— Они нуждаются в тебе, — серьёзно заявляет он.
Это он про Катюшу и про Василису.
— Нужно продумать, как это устроить, — отвечаю я, обняв мальчика за плечи и прижав к себе.
Интересно, это я сам сделал, или он захотел, чтобы я так сделал?
— Я бы тоже был не против, побыть рядом. — Он некоторое время молчит, словно собирается с мыслями, после заявляет: — хочу быть нужным вам!
Я согласно киваю. Он мне нравится. Добрая, отзывчивая сущность. Самоотверженная.
— Ты только не забудь, — говорю ему и встаю, чтобы уйти в дом. — До встречи?
— До встречи! — отвечает он, прикасаясь на прощание ладошкой к моей руке и погружаясь взглядом в меня.
Мне нужны книги. Многое нужно восстановить в памяти и познать заново, сформулировать мысли и отправить их другим. Вот эта заветная комната со стеллажами, на втором этаже дома. Книги не только старые, тут есть совсем недавно сотканные другими сущностями, пребывающими здесь же – на Облачной. Нужно правильно понять законы движущие всеобщий разум по пути развития и не допустить тупикового сценария, чтобы после не пришлось начинать всё заново. Нужно многое учитывать, а для этого необходима полнота познаний во всех областях мироздания. Я снимаю первую попавшуюся книгу и сажусь на диван, погружаясь в знаки и символы, переносящие разум в тайники истоков намеченных русел, вплоть до самого устья, завершающего путь каждого круга восходящих спиралей мысли во времени, в своём бесконечном звёздном пути.