Моя служба во внешней разведке продлилась двадцать лет, начиная с тысяча девятьсот семьдесят пятого года. За это время я прошел путь от оперуполномоченного до начальника отдела в Палдиски.
Так получилось, что уволился я в девяносто пятом году в звании подполковника, оставив за спиной несколько боевых походов в северо-восточные районы Атлантики и слежение за вражеской агентурой. В связи с этим приходилось неоднократно бывать в портах Финляндии, Швеции, Польши, Германии, Испании, Марокко и Греции. Постоянно менялась оперативная обстановка, и каждый день привносил что-то свое, учиться, в том числе на ошибках, приходилось постоянно.
Последние два года службы после того, как Эстония приняла Декларацию о независимости и суверенитете, ознаменовались подрывной деятельностью спецслужб новой прибалтийской страны, в частности, нам стал крепко досаждать Департамент полиции безопасности Кайтсеполитсай или сокращенно КаПо, созданный практически сразу после провозглашения суверенитета.
Новая спецслужба по отработанным на западе сценариям стала активно действовать против наших войск. В один из таких напряженных дней я, нарядившись в форму российского капитана первого ранга, отправился в очередной рейд, на этот раз точкой нашего особого внимания стал подвальный бар «Колм Леви», где любили собираться русские моряки, а подозрительная эстонская девушка искусно склоняла их к интимным отношениям. В качестве жертв выбирались отнюдь не рядовые матросы. Требовалось выяснить, кто скрывается за провокацией, если это, в самом деле, провокация.
Судя по полученным оперативным данным, девушка вела себя так отнюдь не случайно, а среди путан города похожей по приметам обнаружено не было. Если это провокация, то ее цель вполне понятна, – дискредитировать все русское и российское, завербовать наших ценных морских специалистов, получить доступ к секретной информации.
Мы разработали операцию, и я сел в баре делать вид, что пью виски. Разнообразной выпивки там хранилось даже по нынешним временам в избытке.
Высокие полки ломились от пузатых бутылок с разными пестрыми этикетками, японская рисовая водка, бразильская кашаса, кубинский ром, ирландский виски, голландская можжевеловая водка, еврейская пейсаховка на изюме, грузинская чача, мексиканская пульке из кактуса, в общем, всего не перечислишь, и, конечно, русская водка самых различных марок. Мне налили четверть стакана шотландского виски без льда, и я сел в слабо освещенный угол, он показался мне наиболее удобным для наблюдения за происходящим.
Близился Новый год, и Дед Мороз, прежде чем раздавать подарки, повел вокруг ёлки хоровод вовсе не под песню «В лесу родилась елочка», как можно было бы подумать.
– У леса на опушке жила зима в избушке, она снежки солила в березовой кадушке! – надрывая глотки, пели разогретые посетители известную песню в исполнении Эдуарда Хиля.
– Ты подарки-то принес? – не уставал гнусаво вопрошать ведущий представления, однако Дед Мороз таинственно молчал, словно воды в рот набрал, и продолжал невозмутимо водить свой нескончаемый хоровод.
Я отвлекся на концертную программу, почувствовав, что здесь скрывается какая-то интрига, сюрприз, в общем, какая-то неожиданность, и не заметил, как ко мне за столик незаметно подсела симпатичная молодая стройная блондинка с роскошной гривой тщательно уложенных и необычайно ухоженных золотистых волос. Она была в великолепном черном вечернем платье с открытыми плечами. В тот момент я почему-то обратил внимание, что её впечатляющий чувственный рот портит нижняя губа, она была чуть навыкате. Впрочем, милый подбородок с забавной ямочкой компенсировал незначительное недоразумение, невзначай допущенное природой.
Спиртное девушка не пила, задумчиво глотала кофе, внимательно разглядывала мои золотые петлицы и большие звезды на погонах, а потом вдруг без приветствий и предисловий представилась Элис. Я назвался Сашей, и она принялась рассказывать, что ее безвременно скончавшийся папа, инженер портовых коммуникаций, которого тоже звали Александром, привил ей глубокую любовь к России, и она прекрасно понимает, что происходит на самом деле.
– Я не совсем улавливаю, о чем вы говорите, Элис.
– А что здесь непонятного, Саша? Все, что трубят по телеканалам, следует читать в точности наоборот. Никакой независимости Эстония не получила, напротив, она стала наивной подстилкой Запада. В общем, глупо продалась за мифические обещания сладкой жизни. Когда-нибудь эстонцы горько пожалеют о своем молчании. Я убеждена, что русский народ восстанет из пепла, и его возрождение станет истинным преображением моей родины.
Я смотрел в открытое, чистое, разрумянившееся от страстного монолога лицо и радовался, что не вся эстонская молодежь поддалась на лживую пропаганду западных спецслужб.
Её губы вдруг тронула улыбка, не лишенная шарма.
– Вы, наверное, приезжий?
– Да, я прибыл сюда из Владивостока в командировку. Серьёзное и ответственное задание, очень устал, вот и зашел в бар, чтобы немного расслабиться. Новый год на носу, а настроение совсем не праздничное.
– О, вы не понимаете, что здесь происходит, не понимаете, – сказала Элис, и мне показалось, что она меня не услышала, потому что напряжённо думала о чем-то своем, – создана Кайтсеполитсай, это страшная, жуткая организация!
– Там кишки наматывают на шею?
– Вы зря так шутите, сразу видно, что совершенно ничего не знаете. Официально она борется с терроризмом, а на самом деле – с противниками нынешнего режима, который со всеми своими продажными потрохами принадлежит британской разведке и ЦРУ.
Любой гражданин, у которого есть мозги, становится врагом номер один, потому что не верит официальной пропаганде и смеется над её грубыми инсинуациями.
Любой человек, у которого есть деньги, становится жертвой номер один, потому что если не будет делиться, ему припишут экстремизм и посадят. Впрочем, могут просто убить, топорно замаскировав убийство под несчастный случай. Все зависит от того, с какой ноги сегодня поднимется шеф КаПо или какой-нибудь его особо ретивый холуй. А я люблю Россию!
Когда я общаюсь с русскими мужчинами, я чувствую себя как за крепкой стеной Тоомпеа, не знаю, понимаете ли вы меня, и жить становится легко, тогда я смотрю на жизнь как из бойницы Длинного Германа, и тогда вся моя прекрасная жизнь спокойно лежит у меня на ладони. А сейчас Таллин, этот древний красивый город, в котором я родилась двадцать один год назад, стал для меня западней, ловушкой, тюрьмой!
До этого момента я чувствовал восхищение, однако теперь меня вдруг тисками крепко зажала ледяная оторопь. Последние фразы прозвучали как-то неестественно, и мне вспомнилась ориентировка.
Происшествие произошло полгода назад, и о нем, захлебываясь, трещали все местные средства массовой информации.
Ветеран Великой Отечественной войны семидесятилетний Иван Громов изнасиловал юную эстонку, заманив к себе в квартиру плиткой шоколада. Мы навели справки и установили, что в действительности никакого изнасилования не было. Ветерану стало плохо на улице, к нему подошла приятная местная девушка и предложила довести до дома. Ничего не подозревающий пожилой человек обрадовался такому вниманию.
Она зашла к нему домой, уложила хозяина на диван, сама быстро сбросила платье, легла рядом, тесно прижавшись к несчастному старику, а в следующий миг в квартиру вломились полицейские якобы по вызову бдительных соседей и объявили, что пресекли преступление. Мотивы провокации, как нам удалось установить, были предельно просты. Сын ветерана занимал видную должность на московском оборонном заводе и очень интересовал западные спецслужбы.
Когда отца арестовали, сын, естественно, немедленно прибыл в Таллин, где ему предложили сделку, – либо он соглашается работать на КаПо, либо его отец отправляется в тюрьму. Сын отказался сотрудничать, и ветерана приговорили к длительному сроку лишения свободы, а заодно в средствах массовой информации облили грязью победу Советского Союза над гитлеровской Германией и поставили вопрос о немедленном сносе всех памятников советским воинам-освободителям.
У моей собеседницы были совсем другие прическа и брови, они поначалу ввели меня в заблуждение, однако все остальные приметы, как я теперь видел, сходились в точности, – цвет глаз, нос, губы, а у левого угла рта, в самом деле, виднелась небольшая родинка, похожая на мушку. Мне, кажется, повезло, и теперь есть фронт работы на предстоящий вечер!
Вдруг она доверительно наклонилась ко мне, небрежно сдунула со лба золотистый локон, её прямые и тонкие брови-ниточки слегка приподнялись, а прозрачные огромные серые глаза заглянули в самую душу.
– Саша, вы не оставите нас на произвол судьбы, правда?
Я принялся убеждать её, что не следует сгущать краски, что всё не совсем так, как она думает, или, точнее, совсем не так. Плохое скоро отпадёт, как сухая шелуха, а в независимости Эстонии имеются существенные плюсы.
Элис вдруг резко поднялась со своего места и покачала головой.
– Вы ничего не поняли!
Гордо вскинув голову, моя неожиданная знакомая удалилась грациозной ланью, от такой женской походки у мужчин что-то обычно ёкает где-то очень глубоко внутри. Мне стало не по себе от того, что она даже не попрощалась. Я невольно почувствовал себя дураком, ни за что ни про что вдруг обидевшим симпатичную молодую женщину.
В груди неприятно заныло. Я не пытался искать её, понимая, что если это, в самом деле, провокация, то Элис обязательно вернется, однако она не вернулась.
Прождав напрасно больше часа, я собрался уходить, поскольку близилось время закрытия бара, и что-то интересное, кроме напившихся в хлам Деда Мороза и его хоровода, теперь здесь вряд ли можно будет найти. Вдруг совершенно неожиданно какой-то наголо обритый мускулистый парень, проходя мимо с полной кружкой, как бы невзначай пролил пиво прямо на мои новенькие погоны.
Обычно в таких случаях извиняются, и всё, инцидент исчерпан, однако, как видно, это был не тот случай. Компания разогретых парней, сидевшая в противоположном углу, дружно заржала, словно стадо коротконогих рыжих торийских жеребцов, а мой оппонент развернулся, расставил свои толстые ноги и сделал в мой адрес неприличный жест рукой ниже пояса.
Стерпеть такое означало уронить честь русского офицера, и я, высунув носок полуботинка из-под стола, легонько ударил им снизу вверх по дну кружки. Пиво щедро плеснуло шутнику прямо в ощерившийся рот.
Он оторопел на секунду, а затем, злобно оскалившись, швырнул пустую кружку, целя мне в голову, однако не попал, она пролетела мимо, ударилась о каменную стену и, разбившись вдребезги, осыпала мои волосы стеклянной крошкой, при этом слегка оцарапав щеку. В следующий миг парень повел себя странно, – схватился ладонями за голову так, словно я попал ногой не в кружку, а ему в лицо, и, жалко сгибаясь, убежал в туалетную комнату.
Пьяная компания, опрокидывая столы и стулья, ринулась ко мне. Вылезшие из орбит захмелевшие глаза производили ужасное впечатление.
Я вскочил и ухватился за спинку тяжелого стула, приготовившись к обороне, однако в этот волнующий миг откуда-то из-за деревянной перегородки показалась Элис, поверх ее тонкого платья был наброшен модный жакет, и решительно преградила парням дорогу.
Они стали кричать на нее и размахивать руками, а она что-то тихо шепнула на ухо одному из них, самому буйному. Её слова произвели буквально магическое действие, парни послушно развернулись и удалились в свой угол, стреляя в мою сторону волчьими взглядами. Она твёрдо взяла меня за руку и вывела из бара так поспешно, что я едва успел подхватить с вешалки плащ и бросить купюру на стойку.
Снаружи стояла освежающая тихая погода, снега не было, влажная булыжная мостовая сверкала в свете фонарей.
– Что вы им сказали?
– Что вы мой давний и близкий друг.
– А разве такой аргумент мог подействовать? Они вели себя как быки на корриде.
– Мог, дорогой мой Саша, мог. Такие, как они, безоговорочно доверяют вкусу красивых эстонских девушек!
Мы медленно шли по улице, и я терялся в догадках, – кто же она, моя милая Элис. Случай с парнями, кажется, не был провокацией, слишком все естественно получилось.
Обычно инсценировки делаются по-другому. Ко мне тихо прицепился бы какой-нибудь профессионал, затеял бы молниеносную драку, в которой я, не успев опомниться, получил бы хорошо, после чего провокатор исчез бы, а она, напротив, чудесным образом появилась бы, якобы оказывая помощь, а на самом деле для того, чтобы не допустить скандала.
Парни в баре не были похожи на профессионалов, – обычные эстонские ребята откуда-то из пригорода, которые, как видно, из хулиганских побуждений не в первый раз задевают российских офицеров. Дай им волю, они разнесли бы бар вдребезги. Слишком много шума! Подобные дела так не делаются.
– О чем вы думаете?
– О вас.
– Что-нибудь надумали?
– Хочу пригласить к себе на чашку настоящего цейлонского чаю с кусочком сладкого калача с корицей.
– О, такие вещи я обожаю!
Через пять минут мы подошли к двери конспиративной квартиры, я принялся обеспокоенно шарить по карманам брюк, и она с явной досадой следила за моими бестолковыми движениями.
– Что там у вас?
– Я, кажется, потерял ключ во время стычки с парнями. Бар наверняка закрылся, так что идти туда сейчас, чтобы искать ключ, скорее всего, нет никакого смысла.
Она вдруг повисла у меня на плечах.
– О, сделай что-нибудь!
– Что сделать?
– Ты можешь меня успокоить?
– Как успокоить?!
Она подняла голову и многозначительно приподняла брови.
– Дай, пожалуйста, успокоительное.
Я вдруг почувствовал, что теряю самообладание. Взгляд Элис превращал человеческую суть в послушное её воле животное. Воистину колдовское воздействие! Большие усилия потребовались для того, чтобы вновь начать думать, как говорил мой наставник в Новосибирске, головой, а не другим местом. Для этого мне пришлось вспомнить не одну из тех методик, которым нас обучали, а сразу несколько.
– Это квартира моего приятеля, однако, у меня есть еще один товарищ, он – врач и тоже сейчас в отъезде, у него мы наверняка найдем какие-нибудь успокоительные таблетки. Как, вы… ты… не против?.. Тогда поехали! Правда, он живет у Северного причала.
– Плевать! А ты не потерял заодно и ключ от его квартиры?
– У него в доме дежурит вахтер, и он оставил ему ключ с запиской для меня.
Продолжение см. Элис - 2.