Глава 13
В палату их не пустили, сказали подождать с полчаса. У Глеба сейчас следователь. И, чтобы не сидеть в духоте, они вышли и устроились на лавочке под открытым окном. Но расслабиться в утренней прохладе не получилось. То, что они услышали, касалось непосредственно Зины, она узнала голос, приложила палец к губам и прошептала, что говорит Глеб.
– Да не знал я из них никого раньше. К сцепщикам парень пришёл, спросил, нет ли у кого знакомых, которые едут в Крым: ему надо посылочку небольшую передать, там встретят. Вот я и вспомнил, что Зину видел, она как раз сына везти в санаторий собиралась. Думаю, чего не помочь, в вагон ей занесу, а там встретят. Если бы я только знал, чем это всё кончится. Когда я Зине посылку занёс, у вагона меня мужик хромой ждал. Только я вышел, он подал мне конверт с адресом и сказал, что обстоятельства изменились: встречать Зину не будут, а надо отнести посылку по адресу на конверте и получить за неё или тоже посылку, или деньги. Пришлось вернуться в вагон и сказать Зине, что она может отказаться, раз её не будут встречать. Она только рукой махнула, сказала, что поручений столько, что всё равно придётся ходить по городу, вот и посылку занесёт. А у вагона её будет встречать скорая из санатория. Я спокойно вышел и сказал, что она легко согласилась. Потом, требуя деньги, он скажет, что она так легко согласилась, зная наперёд, что ни деньги, ни посылку она отдавать не собиралась. А когда Зина возвращалась, она позвонила дежурному по станции, и он меня вызвал по громкой связи. Сказала, что едёт домой, что потеряла сына и не говорит пока мужу, пусть он ещё хоть несколько дней поживёт без этого страшного горя. Ещё сказала, что привезла мою сумку, ей её вернули, когда посылку отдала. И оставит её в вагоне проводнице, где я могу сумку забрать. Конверт с адресом в сумке. Я в тот день работал, вот и решил её встретить, а по номеру телефона, что мне дали, чтобы я отзвонился, когда посылка попадёт по адресу, позвонил и сказал, что посылку передали. Я же не знал, что за неё не рассчитаются. Думаю, и Зина никакого значения этому не придала, они ей сказали, что деньги позже, она повернулась и пошла. Чего в чужие дела лезть. Я бы тоже так поступил.
Встретил Зину, пошёл за такси, вдруг вижу, её в машину запихивают, подбежал, они и меня туда же. Выехали за город, нам глаза завязали, мне показалось, что нас долго по кругу возили. Мне тогда и в голову не пришло, что нас могут убить. Вывели нас из машины, заставили спуститься в подвал, глаза развязали. Оказались мы в большом бункере. Всё завалено тряпьём, какими-то объедками. Вонь невыносимая. Сначала не страшно было, страх пришёл позже, когда мы осознали, зачем нас привезли. Потом меня вывели, и больше я Зину не видел. С Хромым был тот парень, что посылку просил передать. Ударив так, что я завалился в угол, он меня поднял и подтащил к небольшому окошку. Заорал: «Вот ты нам сейчас всё и расскажешь. Ты же не собираешься подохнуть в тайге?» Я и сейчас не знаю, что это было за место, куда мы подъехали на машине, но кругом действительно была видна только тайга. В избу зашёл кто-то ещё. Помню только, что он среднего роста. Лицо вытянутое, нос картошкой. Это потом он меня, связанного, увезёт на вертолёте туда, где вы меня нашли, и просто выкинет под ноги тем, кто потом будет меня охранять два года. А тогда они требовали деньги, которых у меня не было. И у Зины тоже. И было ясно, что Хромой издевается надо мной, когда говорит: «Может, хочешь в милицию позвонить? Мы не против, только потом, когда всё нам расскажешь, что со своей бабой удумали. Деньги отдашь. А сейчас мы тебя связанного оставим, только покрепче узелки затянем, к утру ручонки отнимутся, кровь в жилах застоится, а это больно! Если и это не поможет, то поджаривать начнём да на ремни резать, вот всё нам и расскажешь. А если и это не поможет, бабу резать начнём, быстренько запоёшь соловьём». Я тоже огрызаться начал: «А если нечего рассказывать? Вот прикиньте, что нечего? А если с Зиной что-нибудь случится, то вы из меня и слова не вытянете. Зина мне как младшая сестрёнка, мы с ней выросли вместе, вам не понять. Мы одна семья, и можете хоть сейчас резать на ремни начинать, только мне сказать нечего. Не нужны нам с ней ваши вонючие деньги». Долго били, пока я не вырубился, а очнулся, когда в неказистое окошко вползал серый рассвет. Слышался тихий разговор, и я узнал голос Хромого. Он у кого-то возмущённо спрашивал: «Вы что, с нами поиграть решили? Нельзя было наркоту упаковать и передать с нашим курьером? Вы, надеюсь, не думаете, что нам больше некому продавать тигровые шкуры? Наш курьер ничего не знал, просто передал бы посылку. Даже и полюбопытствовала, можно было упаковать подо что угодно. У нас бабы содой посуду моют, и здесь она в дефиците. Догадался сам приехать, а то твой последний курьер ещё в поезде от передоза ласты склеил. Повезло тогда, что сюда ещё тёпленьким прибыл. Ты хоть представляешь, чего нам стоило гашиш на ту же соду поменять? Пока её вместо наркоты не сожгли, земля под ногами горела. С тобой видимся последний раз. Аптеки у нас договор на опиумный мак заключают, вот мы и договорились. 25 соток легально выращенного мака нам пока хватит, а там видно будет. «А как быть с теми, кто шкуры тигровые ждёт? У нас окно на таможне и обязательства. Меня приговорят. Прямо отсюда в бега подаваться?». «Подавайся. Сюда брат наркоши-курьера приезжал. Солидный мужик, капитан 2 ранга. Прикормленный капитан сказал, чудом нашли, где брата закопали, он его в Крым увёз и сказал нашей милиции, что так этого не оставит, выяснит, от кого он наркотики вёз. Так что с тобой мне больше не работать. Извини, ничего личного». Потом я заснул, а когда проснулся, давно рассвело. Больше не били, просто связанным довезли по просёлочной дороге до какой-то поляны и погрузили в вертолёт. Избу они не сразу поставили. Сначала над бункером был шалаш, а охрана жила в армейской палатке с железной печкой. Женщины задыхались от недостатка кислорода и вони. Они втроём шкуры скоблили, когда меня привезли. А тут мужчина. У них даже туалет был не отгорожен. Упросили разленившуюся охрану нарубить веток ивы. С горем пополам спрятали наше место уединения. Меня, наверное, убить хотели, шкуры выделывать привезли, чтобы без пользы не закапывать. Когда с девушками разговорился, все жаловались, что встречались с мужчинами из банды Хромого. Сначала они ничего не подозревали, парни были не жадные. Каждый день с ними в ресторан, танцы до утра, часто на частных квартирах. Ни одна из них не работала, и такая жизнь им нравилась. Все они бывшие студентки, которым учиться не хотелось. Так было, пока не донесли Хромому, что компания одна и та же, что парни совсем потеряли осторожность, а девки о многом догадываются, зная всех в лицо. Вот и пригласили прокатиться на вертолёте. А дуры молодые, привыкли, что парни у них не простые и за деньги могут всё. Никто о плохом не подумал. Девчонок никто не искал. Раз в месяц заставляли писать под строгой цензурой родителям. Я тогда смотрел на бледные девичьи лица и свалявшиеся потные волосы и не мог представить их в ресторане, да и просто на городской улице. Одна из них, Даша, встретилась со своим официальным женихом, когда выносила ведро в самый первый день. Увидев сопровождающего, вскрикнула, попыталась обнять. Брезгливо отодвинув уже пропахшую девушку, он оглядел её равнодушным взглядом. Но и этого жениху показалось мало. В результате Даша упала в бункер, пересчитав все ступеньки. Когда меня привезли, они уже полгода под землёй жили. Выпускали их раз в день, вынести ведро. Все стремились вдохнуть хоть глоток таёжного воздуха и ведро выносили строго по очереди. Наверное, на сегодня хватит, устал я, девушки тоже здесь лежат, поговорите с ними. Пьяные мужики хвастливы и болтают много. Они вам про Хромого больше расскажут. А я, наверное, сейчас усну, глаза сами закрываются.
Когда Глеб замолк, поднялась Зина и скомандовала:
– Всё, едём домой пробовать торт. Я и щей наварила. Обед скоро. Теперь всё время есть хочу, как те девочки наголодалась за два года. Они нам даже картошку не варили. Просто мыли и ставили на верхнюю ступеньку как свиньям. Придётся Оле все мои платья забирать, они на мне как на колу болтаются. Пока Артём, повернувшись к Зине, собирался что-то сказать, вперёд выскочила Ксюша и, побежав задом наперёд, возмущённо затараторила:
– Мама, вы с тётей Олей такие хитренькие, разве не видите, что я расту? Пойду в школу и все ваши платья и пальто, и туфли, всё изношу.
Артём, засмеявшись, возразил:
– Ксюша, ты разве не поняла, что мама всё время жуёт, вообще ест всё, что не приколочено. Скоро растолстеет, как соседка тётя Валя, и самой носить будет нечего.
– Нет-нет, папочка, тётя Валя злая, добрые толстыми не становятся.
Ксюша с Артёмом и в автобусе не перестали фантазировать, что будет с Зиной, если она, не переставая, жуёт. Поэтому в квартиру все, наслушавшись о деликатесах, ввалились голодными и мешали Зине на кухне, предлагая свои услуги. Наконец, отведав щей и не оставив от торта ни крошки, насытившись, отвалились на стульях.
Посидев, Ольга с Зиной решили перемыть посуду, а потом поговорить. В кухню заглянул Артём:
– Вы меня извините, я в экспедицию сбегаю. Ольга, пиши заявление на увольнение. Прятаться больше не надо, твоё присутствие не обязательно. Начальник экспедиции в курсе.
Артём быстро ушёл, взяв месячный отчёт и Ольгино заявление. Ксюша отпросилось к подружке в соседнюю квартиру. Едва за ней хлопнула дверь, сёстры, забыв о недомытой посуде, крепко обнялись. Им обеим хотелось плакать, особенно Зине. Два года она каждый день думала о своей маленькой дочке и Артёме. И если сначала ей казалось, что есть какая- то надежда, то через год, чувствуя себя столетней старухой, она перестала думать об Артёме. В ней ничего не осталось для живого мужчины. Помогла ей выжить Ксюша. Скобля бесконечные шкуры, она мысленно по утрам будила и одевала Ксюшу, заплетая в косы шикарные ленты. Отводила в детский сад, покупала ткань и шила на неё платья, которые могла носить любая принцесса. Готовила вкусные, любимые ею блюда. И так до вечера, пока не забирали лампу, оставив их в полной темноте. С ней была рабой бывшая любовница Хромого. Сначала они разговаривали, а потом Зина поняла, что Мария просто не угодила своему любовнику, начав спать с ещё одним мужчиной. Его это так задело, что он демонстративно пришёл в ресторан с другой, а Марию той же ночью привезли и бросили к Зине в бункер. Сначала она обрадовалась подруге по несчастью. Но Мария тосковала по своей разгульной жизни, надоедала Зине откровениями. И отказавшись от её подробного описания мужчин, их сексуальных предпочтений, их поведения наедине с Марией, Зина осталась без собеседника. Ей хватало в наступившей тишине виртуального общения с Ксюшей. Обидевшись, замолчала и Мария, её интересы дальше мужского населения планеты не простирались.
Зина не знала, что Артём сразу понял, что ни отмывать такую шевелюру, ни заплетать не сможет. Он пытался, но мать его работала, и Ксюшины роскошные волосы стали походить на комковатую паклю, не поддающуюся никакой расчёске. В дополнение беды, она где-то нацепляла полную голову репейника. Кокетливая парикмахерша, выстригая волосы почти до кожи, заигрывала с Артёмом. С тех пор он стриг Ксюшу только в её смену. А когда бабушка забирала внучку, у неё и ночевал. Их отношения для него ничего не значили и, как он подозревал, для неё тоже.
Глава 14
Сёстрам наедине было о чём поговорить. Зина рассказала Ольге всё, что помнила о родителях, показала фотографии. В Зинины 4 года память выделила и запомнила всё, что было в день землетрясения. Но и другие воспоминания, связанные с Ольгой, у неё были:
– Папа, Олечка, у нас был военный, а мама работала в школе. Их фамилию мне записал в детском доме закончивший второй класс Глеб. С тех пор мы и дружим. Я с Артёмом их не познакомила только потому, что один из них всегда отсутствовал. И тому, что они не знакомы, просто не придавала значения. Сейчас виню себя, что Артём меня не искал. Во-первых, он бы знал, что Глеб работает сцепщиком. Что отношения у нас братские и другими никогда не были. Глеб в армии был, когда мы с Артёмом поженились. Так я их и не познакомила. Если честно, ты ещё маму Артёма не видела. Глеб, когда из армии демобилизовался, к нам пришёл. Я беременная сыном была, последний месяц дохаживала. Естественно, что я его за стол посадила. А тут его мамаша явилась, я уже не помню, что она орала, но Глеб ушёл и больше никогда у нас не был. Борща после армии домашнего не попробовал. У меня сразу схватки начались, девочки с подъезда в скорую позвонили. Через два дня Артём прилетел, успел нас из роддома забрать. Если честно, мы договорились, что он отпуск возьмёт, а сын родился на две недели раньше. Приехали из роддома, у нас его мама полы помыла, обед сготовила. Обедать сели. Ну, я наскучалась по Артёму, смотрела на него и часто обращалась. Уже чай пили, и вдруг прозвучало: «Она как ты дома, Артём да Артём, а тебя не было, приходил тут молодчик в военной форме. Кое-как выпроводила». Артём из-за стола вышел, где ночевал, не знаю, а утром улетел. И осталась я одна. Спасибо соседкам. Принесут своих малышей, Я с ними посижу, а они в магазин сбегают. Их мужики тоже в поле работали. Не у всех матери в городе жили, вот и выручали друг друга. Осенью побегала с бельём на балкон, чувствую: что-то со мной не так. Температура 40*. Боюсь Юрочку выронить, руки ничего не чувствуют. И, как назло, никого в подъезде нет. Все куда-то разъехались. Позвонила в скорую, а тут свет погас, до утра не горел. Ксюшу ещё днём бабушка забрала, а я где-то свечку нашла, с ней по квартире и ходила. А утром, как рассвело, все дорожки были стеарином закапаны. До сих пор вспоминаю, как оттирала. Ночью тогда скорая приехала, сказали, у вас мастит, надо срочно в больницу. С ребёнком туда нельзя. Возможно, уже завтра вам потребуется хирургическое вмешательство. Как мне оставить сыночка одного? Бумагу врачу написала, что отказываюсь от госпитализации добровольно. Дома темно, свечка давно погасла, и скорая давно уехала. Сижу, плачу. И сынок плачет, ему есть хочется. Был бы свет, можно было смесью накормить, да в холодной воде не размешаешь. И кормить грудью врач запретила, сказала, отравить маленького можно. Я и водичкой сладенькой поила, и ходила, качала, думала, уснёт. Ничего не помогло. Тогда взяла и дала ему грудь. Он меня и спас. Сосёт жадно, голодный, отсосёт всё, его вырвет, а есть хочется, снова плачет. Пока сосёт, молчит. Так мы с ним кое-как утра дождались. Я и не заметила, как мне легче стало, комки в груди рассосались. Температуру померила, 37.6, и Юрочка спит, наконец, насытился. Он меня спас, а я его не смогла. До сих пор не могу понять, откуда у такой крохи давление? Артёму на второй день сообщили по рации, что я болею, он прилетел, не заходя домой, отпуск оформил, а я его видеть не могу, так обидно было. Ну, кое-как разобрались, что это парень детдомовский из армии пришёл, зашёл повидаться. Не может от него ребёнок быть. Мало ли что его матери кажется. Так и помирились. А обида осталась. Сейчас два года рабства добавились. Жуткие, не передать словами, ужасные месяцы рабства. А он меня вычеркнул из жизни, как будто Ксюшу в помойке нашёл. Я надеюсь себя перебороть, может, и отношения будут прежними, дочке счастливая семья нужна. Я ему бесконечно благодарна, что он не женился, что мне было куда вернуться, Ксюша жива и здорова. А обида гложет. Поверил матери, поверил носильщику на вокзале, а мне не поверил. Вот ты меня никогда не видела и не знала, что у тебя есть сестра, а поверила сразу. На второй день мои вещи нашла, а ведь два года прошло.
– Зина, ты не права. Тебе Артём не рассказывал? Когда с тобой беда случилась, я в больницу попала, как врачи определили, с мигренью. Поезд второго прибыл, а меня пятого выписали. И никогда больше никакой мигрени не было. И Артём мне знакомым показался, и его я тоже никогда раньше не видела. И не важно, что мы с тобой были не знакомы, важно, что мы близнецы. Стучат, я открою?
Оказалось, пришёл Артём. Торжественно преподнёс Ольге конверт с деньгами. Сказал:
– Всё, родственница, ты уволена, возвращайся на свою работу. Что так смотришь? Я всё правильно сказал, майор уже всё уладил. Дни, правда, не оплатят. На твоё место временно молодую специалистку приняли, но она уже завтра уйдёт в другой магазин. А ты и правда как после отпуска на море. Загорела, глаза на пол лица. Голубые, раньше серыми казались. Постройнела. Конечно, до Зины тебе далеко, у неё диета была, ни один врач не одобрит. Если не хочешь с нами к моей матушке в гости, расстаёмся.
– Вот уж маму твою мне видеть совершенно не хочется. Если будет опять Зину обижать, то я разберусь лично с тобой. Ты правильно услышал, что не должен Зину давать в обиду? Зиночка, до завтра, я после работы обязательно загляну, успею соскучиться. Только маме позвоню, что я сейчас к Варе, может, и она, туда подойдёт. На ужине сэкономим.
Наверное, в автобусе, многие мысленно покрутили пальцем у виска. Ольга была счастливой, улыбалась сама себе и никак не могла притушить внутреннее ликование. Мама встречала её у подъезда, и они вместе пошли к Вариным родителям. Стол был накрыт, их уже ждали. Посидев со всеми, они с Варей долго шептались в спальне, то смеясь, то ужасаясь тому, что с ними за это лето приключилось. Прервал их захотевший спать Гришутка:
– Мама, ты мне почитать обещала. Пойдём. Взяв Варину руку двумя ручками, он потянул её из спальни. Виновато улыбнувшись Ольге, она извинилась:
– Оленька, этот деспот спать не ляжет, пока я с ним не посижу, отца он никогда не просит. Только меня.
По её счастливым глазам было видно, что Гришутка никакой не деспот, и Варе приятно, что он почти сразу стал звать её мамой, и любит, и она его любит. И Володя с Вари глаз не сводит, чем же она их так обворожила? Варя не успела Ольге рассказать, как они вдвоём с мальчиком тащили со сломанной ногой Володю на волокуше. Маленький мальчик и обессилевшая от голода Варя. Сразу ставшего родным и близким Гришутку, когда она нашла его у окна, плачущего от безысходности. Ей, пережившей и понявшей за дни скитаний так много, сразу стал дорог маленький обиженный судьбой мальчик. Ольга молча шла с мамой домой, вспоминая счастливое лицо подруги. Они бы никогда не встретились и не стали семьёй, если бы Варя, услышав разговор, не кинулась, куда глаза глядят. Оказалась бы слабой, нерешительной, невыносливой. Или вышла на поляну, услышав гул вертолёта, когда они искали её вдвоём с Артёмом. Она слышала, но забилась под кедр, слившись со стволом. Наверное, это, правда, судьба. Должны были два человека встретиться, полюбить, они и встретились. Может и ей рано считать себя неудачницей. И не буду, весело подумала Ольга, расклею на столбах объявления: «Ищу себе божественно неотразимого принца, без детей не предлагать».
Дома сразу начала собираться не работу. Прежде чем гладить, перемерила весь свой небогатый запас платьев. Выбрала то, что не носила почти два года, остальные болтались, как на вешалке. Зашла мама, запричитала:
– Ты же похудела, как ты на работу пойдёшь? После войны с отпуска вернёшься, все отметят, что и пополнела, и похорошела, девчонки были кровь с молоком. А ты? Может, ещё неделю отпуска попросишь? Напиши заявление, подкормлю, вон, даже щёки ввалились.
– Ну да, после войны люди недоедали, а сейчас пирожки на каждом углу продают. Где ты тощих видела? Худым сейчас быть модно, так что я без диеты себе фигуру приобрела. Всё, мама, я хочу завтра хорошо выглядеть, давай спать.
Глава 14
Утром Ольга встала рано, и когда выходила из квартиры, чувствовала себя на пять с плюсом. Давно она не уделяла своей внешности столько времени, весь отпуск накраситься было некогда. Да зачастую и нечем.
Пока шла по магазину к своему кабинету, здороваясь с девочками и благодаря их за комплименты, радовалась, что всё кончилось, никого бояться не надо. Просто жить. Уже подойдя к своему кабинету, услышала голос тоже вернувшегося из отпуска директора магазина. Он говорил по телефону:
– Да, отдохнул, когда в Сочи плохо было? А вот вы меня сотрудника ценного лишили. Кого я теперь вместо Ольги найду? И зам. куда-то делся, обещал товароведа найти. Место это многие бы хотели занять. Что? Как это вернулась? Это шутка? У меня другие сведения. Согласись, смешно думать, что мои две-три шкурки подорвали весь пушной рынок. Не переживай, я готов понести наказание по всей строгости закона. Ну, приносили мне шкурки иногда, ну, скупал я их и переправлял в Крым за небольшие деньги. Отвечу, но и ты поможешь, у тебя кругом связи. Ладно, вечером на нашем месте.
Первым порывом Ольги было бежать, но потом, поразмыслив, решила, что всё, связанное с покушением на неё, случайно. А вот то, что Хромой, оказывается, просто исполнитель, поняла сразу. Надо отпроситься в поликлинику и встретится с майором. Когда пришёл зам. директора, она договорилась с ним, что задержится на обеде минут на 20, мама, якобы, заняла ей очередь к зубному. Перед обедом заглянул сам директор:
– Ну, здравствуй, пропажа, думали, уже не вернёшься, товароведа искали. Зам. сказал, ты в экспедиции поваром работала? Угораздило в геолога влюбиться?
Заставив себя рассмеяться, Ольга ответила:
– Нет, геологов там не было. Хотела попробовать пожить в тайге, пока в отпуске, вдруг понравится, профессию сменю. Пришлось задержаться, какого-то алкаша по тайге искали, а я им готовила.
– Ладно, на первый раз прощаю, а если ещё захочется куда устроиться, не возвращайся, не возьму. – И внимательно, даже испытующе посмотрев, вышел.
Чувствуя себя, как на иголках, Ольга с трудом дождалась обеда и через 15 минут была в милиции. Убедив дежурного, что дело у неё срочное, а времени совсем мало, вынудила позвонить майору, у которого был посетитель.
– Идите, только не больше 10 минут, у майора скоро совещание.
Открыв дверь, Ольга сначала увидела посетителя, это был офицер в морской форме. Что офицер, поняла, а в рангах она не разбиралась. Офицер обернулся, и, почти забыв, с чем пришла, Ольга поняла, что безумно влюбилась с первого взгляда. Она слышала, что итальянцы называют это ударом молнии. Она увидела перед собой мужчину, и не просто мужчину, а того, кто заслонил собой всех на свете. Лёд, сковавший её сердце после замужества, вмиг растаял. Смотрела на него, как последняя дурочка, глаз не могла отвести, пока не услышала раздражённый голос майора:
– Вы так настаивали на встрече. Говорите, у меня времени совсем мало.
Очнувшись, как от морока, Ольга рассказала о разговоре директора по телефону. Директор знал, что Ольга пропала, и почему, но не знал, что она вернулась. Потом, будто опомнившись, обратилась к майору:
– Почему мы разговариваем при постороннем? Я уже устала бояться. Не знаю, кто враг, кто друг. Разве я думала, что директор магазина имеет ко мне какое-то отношение? Кто этот человек?
Мужчина встал:
– Капитан второго ранга Александр Кузьмин, прибыл в ваш город в отпуск. У меня здесь брат несовершеннолетний погиб. Пойдёмте, не будем отнимать у майора время, поговорим на улице. Я вас провожу.
И тут Ольга вспомнила, что когда допрашивали Глеба, он передал разговор с курьером и Хромым о капитане, приехавшем забирать тело брата. Тот вёз наркотики и погиб от передозировки. Капитан грозился найти тех, кто превратил пацана в наркомана. На улице было людно, многие возвращались с обеда. Капитан обратился к Ольге:
– Можно я буду вас звать Оля? Оля, я… – снова начал он и придвинулся к ней так близко, будто собирался поцеловать её прямо среди толпы. Поторопившись отклониться, скороговоркой ответила:
– Конечно, можно. Только пойдёмте быстрее, я на работу опоздаю, на меня директор злой, уволит. Я и так на месяц позже после отпуска вышла. – Ольга спешила, боясь лишний раз открыть рот: так и казалось, что ляпнет что-нибудь невпопад.
– Вот и я за два года отпуск взял. Дома никаких концов не нашёл. Мама Ромку в 45 родила, папе уже за шестьдесят было. После фронта контузия, да и условия окопные. За все годы войны ни разу в доме не ночевал. Ноги отказали, гангрена началась. Мне 20 лет исполнилось, когда мы втроём остались. Ромка учился хорошо, к концу четверти всегда книгу с надписью за хорошую учёбу приносил. Город портовый, после войны тихо было, а лет 10 назад наркотики стали возить. Я по два месяца в море, когда он на наркоту подсел, мама не заметила. В школу ходить перестал, но каждое утро уходил из дома. Мама ничего и не заподозрила, думала, у него подружка появилась, а он наркотики продавал, чтобы дозу иметь. Хочу их найти, тех, кто его послал, кто наркотиками снабжал. Мне сказали, у кого денег на наркоту нет, все, если до вечера могут терпеть, продают. А потом им всё больше и больше дозу надо. У Ромки денег не было, откуда? Одна доза стоит 250 рублей, а мама техничкой в аптеке работает, зарплата 70, да я, когда с моря возвращался, давал сколько мог. Корабль торговый, но на берег почти не сходишь, зачем мне в море деньги? Вот так брата и упустил.
Ольга подумав, предложила:
– После работы пойдёмте к сестре, она сейчас всегда дома, там сумка в чемодане осталась с адресом, куда Зина посылку отвозила. Майор не спросил, а я значения не придала, выходит, зря. Мы пришли, вас жду здесь после шести.
Ольга ушла прежде, чем он успел что-то ответить. Она бежала в свой кабинет, не обращая внимания на любопытные и, что греха таить, завистливые взгляды, а их было много. Магазин после обеда опустел, и многие видели Ольгу с капитаном. А она вдруг вспомнила, что это такое: держать мужчину в своих объятьях, осязать его, ощущать тепло кожи, чувствовать его вес. Она надеялась, что никто не заметил, как она покраснела. Краснело всё тело, и девочки-продавщицы об этом знали. Кое-как сосредоточившись на накопившихся бумагах, она работала, а внутри всё кипело и ждало вечера, когда снова увидит Сашу. Так она назвала его сразу, услышав холодное Александр. Пришёл директор, спросил тоном, заставившем Ольгу взглянуть на него с отвращением:
– Ну и кто он такой, что ты про этого матросика знаешь?
Вот это уже интересно! Похоже, они, Ольгины враги, в курсе, откуда и зачем приехал Саша.
– А вам какое дело? Если вы про капитана, то ничего не знаю. Наверное, как и всякой женщине, мне достаточно знать, что он мужчина. И вам не жена, чтобы про свои знакомства докладывать.
– В магазине материальные ценности, ты товаровед. Мне положено знать обо всех мужчинах, тем более незнакомых. – Зло улыбнувшись, Ольга кивнула на зеркало:
– Не напускайте так много пара, стекло запотеет.
Раньше она никогда с ним так не разговаривала, даже если считала себя вправе ответить на откровенную грубость. Вспомнив, что майор несколько раз повторил «вести себя, как всегда», оцепенела. И, торопясь всё исправить, промямлила:
– Извините, работы много накопилось, простите ради бога. Пока в тайге летом работала, разучилась с нормальными людьми разговаривать.
Она думала, что он съязвит в ответ, но директор промолчал. О чём- то задумавшись, нахмурился и, не попрощавшись, ушёл. Да и её наверняка ждут. Рабочий день закончился. Тщательно поправив макияж, Ольга как можно быстрее вышла на улицу. Саша ждал на другой стороне, и когда она подошла, согнул руку в локте. Ей ничего не оставалось делать, как положить ладонь на сгиб. На большее она не осмелилась. Молча дошли до автобусной остановки. Когда удалось пробиться в переполненный автобус, толпа растолкала их в разные стороны. Иногда ей казалось, что он смотрит на неё, но Саша так быстро отводил глаза, что полной уверенности у Ольги не было. Договорившись о визите с Зиной по телефону, не удивилась, что в дверь звонить не пришлось. Пахло пирогами. Оставшаяся без обеда Ольга, разуваясь, сглотнула слюну. Ставя туфли рядом с Сашиными ботинками, чуть не расплакалась. Как давно это было: её обувь рядом с мужской. От мужчины исходило тепло, голову дурманил запах какого- то мужского парфюма, так не похожего на надоевший шипр. Она совсем потеряла голову, когда он, склонившись к ней совсем близко, спросил:
– Хотите, попробую угадать, о чём вы думаете?
И, легко поцеловав в губы, улыбнулся. Ольга, не владея собой, вернула ему полноценный поцелуй, со стыдом увидев вышедшую на шум Зину. Правда, видение было мимолётным. Увидев, что Ольга нахмурилась, капитан ещё раз спросил:
– Что, раскаиваетесь?
– Ни в коем случае. Мне захотелось отомстить за всех женщин, которым не хватило смелости поставить вас на место. – И тут же пожалела о своих словах, увидев, как изменилось его лицо. Из кухни позвала Зина:
– Идите уже, на столе всё стынет. Я вас с ещё одним фигурантом познакомлю.
Оказалось, что Глеба выписали из больницы, и он тоже пришёл познакомиться с Артёмом и Ольгой. Зина, навещая больного, много говорила об Ольге, надеялась, что они составят пару на всю жизнь. Но теперь, увидев то, что для её глаз не предназначалось, внимательно приглядывалась к Саше. Пока ужинали, Глеб вовсю флиртовал с Ольгой. Саша в ответ угрюмо молчал, и Ольга была в прекрасном расположении духа. Она сама не знала, почему так себя ведёт. После ужина, Зина отдала Саше приготовленный конверт. В какой раз повторила, что не понимает, почему, используя её в тёмную, дали настоящий адрес. Глеб, обняв и заглянув ей в глаза, искренне попросил прощения:
– Сестрёнка, лучше бы ты меня тогда не встретила, и ничего бы этого не было. Я себя чувствую таким виноватым. И перед тобой, и перед твоей семьёй. Давайте прощаться. Ольга, вас проводить?
– Я сам провожу, Ольга моя невеста.
Вот это новости. Ссориться при всех она не стала, когда распрощались с Глебом, злившаяся всю дорогу Ольга вдруг расплакалась, слёзы в один миг исказили лицо, состарив его на десять лет. Захлёбываясь слезами, спросила:
– А вы мне, товарищ капитан, предложение сделали? И я его с радостью приняла? Вы уедете, уплывёте или уйдёте, не знаю уж, как там моряки правильно говорят, в свои моря, а я останусь брошенной невестой? Я ничего про вас не знаю, и замужем мне не понравилось.
– Оля, вы должны меня выслушать. До встречи с вами я любил каждую красивую девушку, но теперь знаю, что не любил ни одну. Потому что когда я с вами, мне не надо притворяться, просто надо быть откровенным. И говорю я сейчас правду. Когда мы с вами встретились, я боялся потерять ваш взгляд, разорвать ту тоненькую пока ниточку, что протянулась между нами. Ночью я должен улететь. Ваша милиция не хочет себе проблем. Майор сегодня сказал: те, кто продавал наркотики, свернули производство – и всё. Что всем руководил Одесский волчара, ему свернули шею. Он отдавал приказы сажать на наркоту пацанов, которые не смогут сами платить, и мучил их больше всех, не давая дозы, чтобы они распространяли наркотики, и накручивая им долг. Они были самые настоящие рабы. Убили его свои, туда гаду и дорога. Но, как сказал майор, Крым освободился от одесского конкурента и активизировался. Сейчас там работает спецгруппа из Москвы, а у местных задача – Владивосток, и не только. Уссурийск наводнили наркоманы, и не замечать их больше не получается. На майора больше рассчитывать нельзя. Значит, я сам поеду по этому адресу. Оленька, очень прошу, дождись. Для меня ты моя невеста. Пойдём со мной, побудем вместе до самолёта, а по пути в аэропорт я тебя завезу.
– Как ни странно это звучит, после такого короткого знакомства, но я согласна. Ты теперь для меня Саша, и если согласен, перейдём на «ты»: женихов не выкают. Ты где остановился?
– Майор помог. Хороший мужик, в своей милицейской гостинице поселил.
– Ладно, пойдём. Правда, немного страшновато, я никогда в гостинице не была. Как-то не случилось.
Боялась Ольга зря. Сидевшая на вахте женщина, скользнув по ним равнодушным взглядом, считала количество петель на вязании. Гостиница больше походила на студенческое общежитие. Давно не крашеные полы, мебель, в которой жили маленькие чёрные муравьи, заполнив прогрызенные ими же дырочки. Когда Саша зажёг свет, они, не прячась, ползали на полу. Ольга быстро отступила на порог, вздрогнув от неожиданности. Она была в недоумении: у тёти Клавы тараканы, тут муравьи. У них с мамой никогда никакой живности не водилось. Правда, вспомнила, как в детстве подружилась в классе с новенькой девочкой Соней. Когда их семье дали квартиру, новая подружка позвала Ольгу в гости. Так же стоя на пороге, она смотрела, как Соня вместе с мамой выметала множество каких-то жуков, чёрных, больших. Когда на них нечаянно наступали, они громко хрустели. Мама Сони громко возмущалась:
– Надо же, главная инженерша, интеллигенция в очках, развела какую-то тварь в квартире, говорит, тараканы, вывести не могла. Чтобы не скучала, я ей несколько штук в комод сунула. Мои почти все подохли, пусть сама с ними в кровати спит, если больше не с кем.
И правда: дружили Оля с Соней, пока не закончили школу, а тараканы так больше и не появились. Вспомнив всё это, уже не думая о ползающих крошечных муравьях, Ольга шагнула к Саше и обняла его раскованно и крепко. Отбросив все условности, словно в бреду, между поцелуями говорила о том, что сейчас самая счастливая на свете, что не знает, как его благодарить за то, что снова женщина. А он отвечал, так же, шепча что-то горячо, властно подчиняя её себе.
Глава 15
Ольга не знала, что сейчас они расстанутся, и Сашино лицо будет замываться временем, удаляться всё дальше и дальше. Пропадёт сон, и каждый раз, вспоминая этот вечер и ночь, она будет расковыривать затаившуюся внутри коросту. Забываться днём на работе. Вечером чувствовать, как из почти зажившей ранки опять потихоньку начинает струиться кровь. Правда, было одно письмо. Саша писал, как нашёл друга брата, тоже наркомана. По адресу, что был на конверте, давно жил другой жилец, квартира регулярно сдавалась курортникам. Но он упорно искал Ромкиных друзей. И нашёл. Писал, что Крым, как комната без мебели, весь просматривается, там трудно спрятаться. Тем более, всех, кто занимался наркотиками, арестовали.
Он писал: «Ромкиного друга нашёл в жуткой ломке. Чтобы просто поговорить, выпросил у нашего доктора немного морфия. Парень был страшно запуган, твердил, он один все знает, они его найдут и убьют. Я спросил:
– А если не убьют?
– Убьют, да я и сам скоро сдохну. Сдохну, я чувствую, мне кайф нужен два раза в сутки, тогда я продержусь. У меня брат сродный есть. Я его морфием снабжал, когда у него мать, моя тётка от рака умирала, а старший брат учился. Больше помочь некому было. Мне бы до них добраться, хоть подохну в приличном месте.
Я его отвёз, в память о Ромке, и понял, что я бы никого не вернул: ни маме сына, ни себе брата. Как случилось, так и случилось. Стыдно даже думать, не то что говорить, но лучше плакать о Ромке, чем бороться с наркотиками. Они всё равно победят. Давай лучше поговорим о нас. Я так боюсь, что ты меня не дождёшься. Понимаю, что любая женщина мечтает о семье, и не могу тебя винить. Я моряк, сам себе не хозяин. От души желаю тебе счастья, но не с другим мужчиной. Дождись, очень прошу тебя, я обязательно за тобой приеду. Заберу вас с мамой в Крым, а Зина с Артёмом будут приезжать в отпуск. Всё будет хорошо, только дождись.
Целую. Твой и только твой. Саша.»
Письмо передал майор, его адрес Саша знал, а Ольгин – нет. Подъехали тогда к её дому на такси ночью по пути в аэропорт. Опаздывая на самолёт, он просто легко поцеловал её в щёку. И всё. Майор тогда вызвал её повесткой, сказал, что тигры теперь могут в своих тигровых падях спать спокойно. Все браконьеры осуждены, убийц расстреляли. Сама Ольга во время суда была один раз вызвана свидетелем. Городок у них маленький, о том, как проходили слушанья, писали и в городской газете, и в центральных. Так что разговора не получилось. Прошло больше года. Мечты отступили, поблекли, утратили остроту, но не исчезли. У Зины с Артёмом родился здоровенький и непоседливый малыш. Варя тоже приезжала к родителям в гости, заодно показать дочку педиатру. Местная фельдшерица написала в направлении, что у девочки одна ножка короче другой. И что когда пойдёт, будет хромать. Варя, напугавшись, решила везти дочку в город. И не зря: диагноз не подтвердился. Ольга, после ареста директора магазина, прервавшись на два месяца, заняла его место. А с внуком водилась счастливая и гордая Олина мама. От Саши не было вестей, адрес его матери она не знала, мало ли Кузьминых на свете. Да и обидно было. Зато счастье от рождения сына было вдвойне. Родить, уже никогда не надеясь стать матерью, плюс иметь сына от любимого мужчины – мечта каждой женщины. Сашин адрес из гордости у майора не спросила, наверняка зная, что он мог помочь. Саша даже фамилии её не знал, на конверте было просто написано: Ольге от Кузьмина. Когда ночами не могла уснуть, уговаривала себя, что он появился в её жизни для того, чтобы родился Сан Саныч. Сына она тоже назвала Сашей.
Александру Кузьмину тоже было не сладко. Их поход был нескончаемым. Началось с того, что в Тихом океане они столкнулись с шедшей видимой подводной лодкой. Оба судна получили сигналы, но видимость была хорошей, никто не думал, что за мысом их ждёт сплошной туман. Ни корабль, ни подлодка, оказавшись в полосе плохой видимости, не подавали никаких противотуманных сигналов. Международные правила в ситуации, что сложилась у мыса, таковы, что подлодка должна была пропустить надводное судно. А корабль должен был попытаться предотвратить столкновение, если на нём видели, что правила подлодкой не выполняются. Отделавшись одной царапиной, в отличие от подлодки, они были препровождены в чужой порт. Прибывший на судно советский консул сказал, что расстраиваться не стоит, их вины здесь нет, так что скоро вернутся на родину. Как бы не так. СССР не соглашался платить за ремонт подлодки, а их не соглашались отпустить, пока не закончатся судебные тяжбы между двумя странами. А они всё тянулись и тянулись. Давно закончились продукты, их закупало и привозило консульство. Посылать телеграммы по рации корабля не разрешалось. Радировали в своё пароходство, чтобы сообщили родным, что судно задерживается на неопределённый срок. Александр понимал, что домой сообщили, да не знала мать ничего об Ольге, а как он сам себя иронически называл герой-любовник, не знал даже её фамилию. Послать письмо обыкновенной почтой нельзя. Сходить с корабля не разрешалось. Майор бы обязательно помог. Когда он думал об Ольге, в него будто вонзалось что-то острое и обжигающее. Он не мог спать в своей безысходности, пока не научился прятать мысли о ней внутрь, в какой-то запасной уголок души. Где они и сидели до утра, не смея его терзать. Когда, наконец, корабль пришёл в Крым, Александр, не заезжая домой, помчался в аэропорт. Отпустили сразу. Всем надоели его стенания. Уже в самолёте понял, что не знает, где Ольга живёт, и из магазина, возможно, уволилась. Когда подъезжали на такси, вроде, запомнил её подъезд. Так ведь весь город застроен хрущёвскими пятиэтажками. Решил: сначала в магазин, только бы она не оказалась замужем. А там по обстоятельствам. Самолёт приземлился по расписанию, но было уже около семи вечера. Багаж он не сдавал, его попросту не было, и на такси до города успел первым с тремя такими же не обременёнными вещами пассажирами.
– Здравствуйте, вы не могли бы позвать Ольгу?
– Вам какую? У нас вон на кассе Ольга, в винном отделе Ольга, ну и директор есть, Ольга Васильевна.
Осмотрев внимательно всех девчонок, он неуверенно сказал:
– Наверное, Ольгу Васильевну.
– А она уже ушла, у неё сыночек приболел, бабушка звонила.
«Вот так, если это моя Ольга, можно возвращаться в аэропорт. Опоздал ты, Саша. Нет, всё равно пойду, а вдруг не она? В магазине половина девчат Ольги – не такое уж редкое имя».
– Адрес, девочки, не дадите?
– Дадим, можем и проводить, это рядом. Оля, ты давно мнёшься, курить собралась, вон, уши уже опухли. Проводи морячка. Заодно и покуришь.
Из-за кассы поднялась девушка и, выйдя из магазина, показала на соседний дом.
– Квартира тридцать пятая. Да вон, мужчина коляску закатывает, это её подъезд.
– Спасибо вам большое, дальше я сам.
Торопиться расхотелось. Он каким-то шестым чувством понял, что коляска, которую катил мужчина, Ольгина. Еле передвигая ставшие вдруг тяжёлыми ноги, ещё на втором этаже услышал, как мужчина ругал Ольгу за то, что бросает коляску у подъезда. Уже решив вернуться, закурил. Обвинять женщину было не в чем. Он не писал, не приезжал, не звонил. В квартире снова открылась дверь. Отвернувшись, Саша глубоко затянулся и не удержался, глянул на мужчину. Тот тоже резко остановился. И так же резко спросил:
– Капитан Александр Кузьмин?
– Да, но я вас не знаю.
– Сейчас узнаешь!
Ударив его кулаком, насколько хватило силы, не обращая внимания на свалившегося с ног капитана, мужчина, уже дойдя до первого этажа, прокричал:
– А я Артём, и моих девчонок обижать никому не позволю.
Артём муж сестры-близняшки, он тогда не успел с ним познакомиться. Неукротимое и чувственное желание увидеть, прижать к себе Ольгу, уже ни в чём не сомневаясь и не обращая внимания на заплывающий глаз, побежал вверх. Плотина чувств, так долго сдерживаемых внутри, прорвалась, высвободив поток, затопивший всё вокруг счастьем и радостью.