Глава 7
Всю ночь шёл дождь, и вода прибывала. Расстроенная Настя уснула под утро. Пашка не стал её будить, отправился на сенник. Николай с Аркасом спали, и он улёгся между ними. Пригревшись, крепко заснул.
Настя нашла Аркаса с Пашкой спящими. Николай ушёл доить коров, а она смотрела и думала, что если Аркас задержится на заимке, Николай скоро обо всём догадается. Вчера она заметила, что у отца с сыном одинаковая походка. Одинаковые скулы, подбородок, а главное, цвет и разрез глаз. Почувствовав чужой взгляд, Аркас открыл глаза и неожиданно даже для себя сказал:
– Ты мне нравишься.
– А ты мне нет. Не оставайся с сыном один на один. Я ему запрещаю быть с чужими.
Аркас оскорбился.
– Мы вчера с ним познакомились. Я не спал, когда Паша пришёл. У него ноги замёрзли. Босиком шёл по мокрой траве.
Днём Настя с ужасом увидела, что Пашка ходит за отцом по пятам. Желая, быстрее избавится от присутствия Аркаса, пошла вокруг заимки, надеясь найти брод. Заходила в воду и возвращалась. Уставшая, стараясь брести между кочек, не раздумывая, приняла протянутую руку. Её сжала ладонь Аркаса. Сам до пояса в воде, он прижал промокнувшую Настю как можно теснее. Вместо двух сердец забилось одно. Его губы приблизились к её рту, и она, не думая ни о чём, просто пила его дыхание. Расстояние между ними вдруг исчезло, и губы Насти встретились с его губами. Они у Аркаса были горячими, чуть шершавыми и очень живыми. Внутри груди вспыхнула радость от его прикосновений. Что я творю? Я не должна, но как же это восхитительно! Трезвые мысли умчались в дальние дали, оставив пустоту и лёгкость. Голова кружилась, ноги стали ватными.
– Ласа! Ты вернулась ко мне. Опять плачешь? Родная, милая, не плачь. Я не хотел тебя обидеть. Прости.
Она не чувствовала своих слёз. Аркас, целуя, слизывал мокрые дрожки, осторожно сжимая и гладя плечи. Он всё вспомнил. Спрашивал про Игнаса, про её жизнь в селе у Бутанаевых. Сказал, что ехал за ней. Она ждала, когда спросит про Пашку, но он не спросил. Наконец, она решилась:
– Почему не спрашиваешь про моего сына? Бросил, когда я была наивной девчонкой. Сейчас нас двое. Ты уверен, что мы тебе нужны?
– В Усть-Абаканском у меня есть служебная квартира. Правда, мазанка, но жить можно. Работа. С Николаем я тебя не оставлю, даже если Пашка его сын. Вода спадёт, и мы уезжаем.
– Лошадь по кочкам ноги сломает. Пока мы на острове, есть время подумать. Пойдём.
Пашка, увидев Аркаса, подбежал к нему. Похвастать пойманной лягушкой. Не отходил от него до ужина. Со слезами выпросился спать на сенник. Когда они ушли, Николай спросил:
– Когда ты собираешься ему рассказать?
– Что рассказать?
– Я не слепой. Он всё вспомнил, рассказал, что приехал за тобой. До крещения ты была Ласа. Но ничего не знает о сыне.
– Ему и не надо знать. Я не решила, нужен ли Пашке такой отец. Если мы тебе надоели, скажи.
– Мое самое горячее желание – быть с тобой. Я не понимал, когда ты смотрела на Аркаса с ненавистью, пока не увидел рядом Пашку. До сих пор его любишь.
Ночью Аркас разбудил Настю. Молча, безвольно, она протянула руки ему навстречу. А через пять дней вода спала, и они выехали в Усть-Абаканское. В селе, рядом с заимкой, пришлось задержаться. Аркас на неделю был послан сюда в командировку, бороться с самогоноварением. На самогонку шло массовое истребление хлеба. Самогонщиков и пьяных карали по законам военного времени.
Поселили их в дом Настиной матери. Хозяев раскулачили и выслали, а в доме устроили заежку. Аркас был постоянно занят, и Настя пошла с Пашей по посёлку, спрашивая про Бутанаевых. Она ничего не знала про приютившую её семью с того утра, когда её отправили на заимку. Соседи сохранили письма, пришедшие тётё Нине от сыновей. Сводили на кладбище. Придя вечером, Аркас застал Настю с опухщим лицом. Пашка, набегавшись с детьми, давно спал. Люди, которые спасли Настю, когда она рожала у них за забором, ставшие семьёй, любившие её, как родную, навсегда покинули село.
Аркас не был пламенным революционером. Знал: если бы было что защищать, в отряде Голикова не оказался. Настя показала ему письма и робко спросила:
– Аркас, ты можешь отпустить меня в Иркутск? Если Паша мешает, я его отвезу к Николаю. Сама на заимке выросла.
– Зачем тебе в Иркутск?
– На курсах скотоводов Бутанаев учится. Василию возвращаться сюда нельзя. Может, получится Арсению помочь? Прочитай письмо. Нельзя самовольно покидать места поселения. Хотя нет ни зоны, ни караулов, но любая отлучка из посёлка без разрешения НКВД – побег. На работу мужчин на дрезинах возят. Бараки рядом с железной дорогой. Солдаты от безделья обленились, по ночам развлекаются. Вызывают по фамилиям мужчин. Ни один не вернулся. Беглых и умерших просто вычёркивают из списков. Посёлки, через которые в большинстве проходят беглецы, имеют оперативные группы тайных агентов из спецпереселенцев, они докладывают о беглых и их ждут по бывшему месту жительства. Значит, надо Арсению с семьёй найти место, где их никто не знает.
– Не торопись, обдумать надо. Адрес в Иркутске, в Черемхово есть?
– Мне все письма тёти Нины отдали.
– Я плохо пишу, давай ты. Ответы сегодня дашь. Сначала в Иркутск. Пусть Василий солдата найдёт. Того, что письма отправлял. Будем весточку ждать. А сразу ехать, ничего не зная, глупо. Пашка со мной останется. Нечего к Николаю привыкать. Все говорят, он на меня похож.
Настя в который раз, молча, подивилась мужской житейской глупости. Принял Пашу, как родного, даже любил, но ни разу не спросил, чей он сын.
Аркас давно про себя решил, что Паша должен быть его мальчиком. Он не слепой. Почему она не говорит правды? Зачем лжёт? Так нельзя! Нельзя… Настя не имеет права. Опомнившись, вспоминал, как бросил её, как не стало Игнаса, как рос Паша у чужих людей. Спрашивать было стыдно. В первую очередь они с Настей должны помочь Бутанаевым.
Утром отправили письмо Василию в Иркутск. Теперь всё зависит от ответа. Пока Аркас в командировке, решили этой ночью выкопать драгоценности тёти Нины. Увезти в тайник на заимке.
Глава 8
Аркас специально шёл с работы мимо дома Бутанаевых. Внимательно осмотрел огород. Весь заросший лопухами и крапивой, он будет в темноте надёжной защитой от чужих взглядов. Прислушался. Из окон неслись, сальные шутки пополам с матом, развязный женский смех. Напившись самогонки, солдаты вели себя, как отпущенные на свободу щенки.
После полуночи, взяв лопаты, пролезли через лаз в заборе, проделанный мальчишками. Сорванцы, не боясь ОГПУ, лакомились самой вкусной клубникой в округе. Она давно заросла сорной травой, измельчала, но не погибла. Этой весной буйно цвели брошенные без ухода ранетки и яблони. Бутанаевы были из тех людей, которые до раскулачивания кормили, одевали и обували Россию.
Настя хорошо запомнила дерево, где схоронили тёти Нинину шкатулку. Её сразу нашли и выкопали. А вот определить в темноте, где закопан китайский фарфор, Настя сразу не смогла. Аркас копал, когда на улицу выбежал пьяный солдат. Его рвало и он, переходя с места на место, остановился прямо у свежей ямы. Сообразив, побежал в дом, что-то крича на ходу.
Настя расстроилась из-за китайского фарфора. Аркас давно спал, а она всё вспоминала, какой он гладкий и лёгкий. Прочный. Роняли на пол, ни одна чашка не треснула. От ножа царапин не остаётся. И красивый, ажурный, синий воздушный рисунок.
Утром всё село гудело. Пересказываемые подробности обрастали новыми фактами:
– Батунаевы в огороде золото прятали. Воры приехали из Абакана и всё, кроме посуды, забрали. Спугнули их.
Каждый хотел после отъезда штаба ОГПУ попытать счастья. Из Облисполкома приехал уполномоченный, забрал фарфор и увёз в музей. Настя не знала, что такое музей, и спросила Аркаса:
– Музей, это человек? Он себе домой фарфор заберёт?
– Что ты? Музей – это дом. Велели всё старинное и необычное, если где увидим, в облисполком везти. Весной приплавили из Таштыпского района кулацкую избу. В Абакане своей тайги нет. Дома – больше мазанки. Я в таком живу. Плетень сплетём, обмажем глиной с соломой, будет Паше отдельная комната. Это быстро. Приедем в Усть-Абаканское, сама увидишь. Музей пока в маленьком домике разместили. Нет денег у власти, кулацкий дом восстанавливать. Захочешь тёти Нины фарфор увидеть, купишь билет в музей. Я сам ни разу не был. Сходите с Пашей.
Настя не всё поняла про музей, просто обрадовалась, что можно любоваться сервизом тёти Нины. Он как память о ней на земле.
Аркас один съездил на заимку, увёз шкатулку. Сказал Николаю:
– Если кто придёт от меня, отдашь шкатулку. Настя сказала, что Арсений высокий, широкоплечий. Михаил...
Николай перебил:
– Я всех Бутанаевых знаю, раненый у них в доме лежал. Пойдём со мной, покажу, где сундук спрятан, в него шкатулку положим. Зарубки сделаем. Настя сразу найдёт, она в той пещёрке в детстве от отца пряталась. В куклы играла. А Бутанаевым вдруг самим искать придётся? Время неспокойное.
Через три дня Настя с семьёй на телеге въезжала в Усть-Абаканское. Аркас, объясняя, сказал:
– С этого года село переименовали в город Абакан. Дома деревянные строят, мне на работе в таком квартиру обещали. Старики говорят, раньше здесь болото было.
Избушка, сделанная из плетня, обмазанного глиной и соломой, Насте понравилась. Просторная и тёплая. Только зашли, Аркас обнял её за плечи. Она почувствовала, как бьётся его сердце, как по телу мужчины пробежала дрожь. Он поцеловал её с такой жадностью, словно в её губах был источник жизни. К ним, обхватив ноги родителей, приник Пашка. Аркас сразу отстранился и, обнимая её глазами, сказал:
– Нам, хакасам, нужны женщины особого склада, чтобы они могли жить с такими мужчинами, как мы. Прости за давнюю обиду. Спасибо, замуж не вышла. Опасно было оставлять одну. С того дня, как обидел тебя, будто целая жизнь миновала. Два раза приезжал на заимку. Никого, кроме Николая, не видел. Думал, твой муж.
– Не надо вспоминать. И Ласой больше не зови. Пойдём, вещи занесём.
– Пойдём. Звать Ласой мне больше нравится. Не хотелось говорить, но если вечером долго не приду, ложитесь без меня. И если два дня, три не приду, не переживайте. Могу по работе уехать и не успеть предупредить.
Когда утром Аркас ушёл, Настя с Пашкой, вымотавшись за дорогу, спали. К вечеру одинокое жильё мужчины преобразилось. Николай заставил взять с заимки небольшое приданое Насти, приготовленное Игнасом. Отец обещал выдать замуж за любимого и на калым не рассчитывал.
Через неделю Настя привыкла к Абакану. Город был небольшим. В центре возводили здание облисполкома, а вокруг строили деревянные двухэтажные дома. Пашка подружился со всей улицей и днями пропадал на речке. А Настя, управившись с домашними делами, ждала Аркаса. Когда возвращался, сердце начинало бешено колотиться. Сильные руки подхватывали Настю, и казалось, радость так захлестнёт, что она простится с жизнью. Все эти годы, не признаваясь себе, любила и ждала она только Аркаса. А он, глядя на свою Ласу, вспоминал, как часто ему снился один и тот же сон: «Тайга, вековые деревья. Аркас с удивлением смотрит вокруг и понимает, что всё это уже видел, и место ему хорошо знакомо. И та, что легко и стремительно идёт ему навстречу с вершины холма. Она почти летит, и роскошные пряди волос, широкие одежды развиваются на ветру. Совсем близко, и видны её глаза, бездонные как два колодца. Подошла, окутала взглядом своих удивительных глаз, а в них в его снах жила любовь».
Пробуждение и понимание, что сам потерял счастье, было трудным. Особенно чувствовал своё бессилие в поисках Ласы. Это приводило в отчаяние. До сих пор не мог привыкнуть, что у него семья. Дома любят и ждут. Пашка давно знает, что Аркас его настоящий отец. Настя, когда научилась доверять мужчине, сказала о Паше. На что Аркас спокойно ответил:
– Давно догадался, и ему сказал. Он меня наедине папой зовёт.Тебя расстраивать не хотели. Ждали, когда признаешься.