"Главное - не запариваться. Этот девиз я взяла у миланских таксистов." (Лучана Летицетти)
"Если окружающие спонтанно не провоцируют вас, не оскорбляют, не соблазняют и не пугают, вы начинаете игру, чтобы заставить их это сделать."
(Эрик Берн "Люди, которые играют в игры")
2 1 м а я 2 0 1 3, в т о р н и к, П ф е ф ф е н х а у з е н, округ Л а н д с х у т.
(Неотправленное электронное письмо пользователя с ником "Коко Шанель, Париж" пользователю с ником "Сергей- Полупаралитик, Санкт-Петербург).
Привет, Полупараллельный! О, как я достала тебя!..
Пишу тебе снова из Баварии. Впрочем, в прошлый раз мы с тобой, кажется, до Баварии не доехали, ты бросил меня в чешской Литомышли, перестал отвечать на мои письма, которые я строчила из инфоцентра на Сметановой намести, возле Марианского слоупа (столпа, возведённого деве Марии в тысяча семьсот лохматом году благодарными литомышлицами по случаю избавления ею города от чумы), под самый серебряный в мире перезвон колоколов городской башни, - которая, впрочем, была там не ахти, - то ли дело
здешняя краснокаменная махина домашней кирхи семейства Бруммеров, у которых я работаю.
Или ты бросил мне писать потому, что тогда в Баварии у меня не было ноутбука? - но его и сейчас нет, хотя вай-фая везде полно, хоть попой ешь.
Однако, послушав совета психологов, наперебой твердящих о "визуализации желаемого",я представила, что наконец-то приобрела ноутбук, подключилась к интернету и строчу тебе от имени небезызвестной Коко Шанель.
Бавария - дичайшее захолустье, скажу я тебе. Но то захолустье, где я начинала свою немецкую карьеру сиделки (она же Pflegerin, или, как говорила моя первая наставница, Оля из Мюнхена, "флегерин", вобщем, флюгер ещё тот), было ещё так себе - поля да пашни, цветущие садики со смешными гномика-ми, добротные, но топорные деревни с огромными, тяжеловесными и мрачными каменными домами и рассыпающиеся на глазах городишки. Китценген и Швайнфурт, одним словом.
Здесь же дикая и пышная лесостепная глухомань, так как, если смотреть по карте, северо-восток Баварии снизу вливается в Саксонию, - или наоборот, Саксония заливает нас сверху (и, кстати, по ходу рассказа это станет очевидным), с ее воспетыми поэтами холмами и лесами, Шумавой, Гарцем и Брокенскими ведьмами.
Но буду последовательна и начну с самого начала, сори за такую тавтологию.
Так как автобусы компании Ecolines, следующие по маршруту "Санкт-Петербург - Рига", не останавливаются в Нарве (слышала, что в этом году все-таки сделают остановку), то мне опять пришлось, по моей всегдашней привычке, провести ночь на автовокзале, - точнее, у автовокзала (на этот случай я теперь всегда, даже летом, таскаю в чемодане зимнюю куртку, шапку и варежки), - но для разнообразия я решила на этот раз переночевать не у таллиннского, а у рижского автовокзала.
Разница, однако, оказалась незначительной: чуть больше бомжей, ищущих бычки в мусорках, спящих на скамейках; чуть больше скамеек и ночных автобусов. Благодаря последнему факту я познакомилась с симпатичным парнем из Беларуси, - дальнобойщиком, возвращаю-щимся домой в Полоцк через Витебск, - в разговорах с которым мы скоротали полночи, обсудив политику, экономику, личную жизнь, последнюю роль Галустяна и просмотрев все фото в его мобильном: Сибирь, Астана, Коломна, его родной Полоцк, жена и маленькая дочка. В два часа его автобус ушел, и я снова начала замерзать.
Разница между таллиннским и рижским автовокзалом сказалась ещё в том, что явившаяся под утро веселая компания легко одетой молодежи шумела и оття-гивалась по-латышски, а не по-эстонски. И в том, что за один лат амбал-охранник впускал тебя погреться в зал ожидания. У меня латов не было, и я спросила у стража порядка, можно ли погреться за евро. "Можно", - ответил он. Я порылась в кошельке:"Но у меня только 2.." - "можно и за 2", - был невозмутимый ответ, - "ну нет, это слишком жирно для вас!" - возразила я и продолжила мужественно мёрзнуть. Чтобы латыш переупрямил эстонку, - не дождетесь!
Когда в 5 часов вокзал открылся, и легко одетая молодежь, чуть не выломив его стеклянные двери от нетерпения, мирно уснула друг у друга на плече, на скамейках зала ожидания, - мне как-то удалось обмануть рижский автомат и попить кофе за евроценты. Потом я пошла разбираться с латышами в офис Ecolines. Толку от этого. Лучше ты, Полботинка, разберись с ними в своем Питере!
У рижан гонору больше, чем у парижан, - говорю это тебе, как скромная парижанка Габриэль Боннер, - хотя, если посмотреть, что такое Рига? - любой захолустный немецкий город ничуть не хуже, а то и лучше ее, - но она назвалась столицей, и исполнилась невероятной важности. Так как обмен валюты ещё не работал, в качестве маленькой мести я сунула в латышский банкомат свою карточку и - бинго, сняла 5 лат одной ассигнацией!
Завтракая уже основательно в вокзальном бистро, я спросила у продавщицы, легко переходящей с русского на латышский, и обратно, - где тут можно купить подзарядку для мобильника. "Нужно перейти дорогу, пройти под мостом, потом - через подземный переход, и дальше будет большой магазин", - объяснила девушка.
Но я нашла ремонт мобильных прямо в подземном переходе.
Да, да, Сережа, ты будешь смеяться,
но я опять забыла дома подзарядку для
мобильного! Зато нашла в этом же подземном переходе замечательное кафе со старомодно-манерной, увядающей, но все ещё красивой продавщицей в кружевной наколке и синем переднике с оборками, и попила там, по второму разу, кофе с изумительным пирожным. Пожалуйста, Сережа, не осуждай меня за мое гурманство, ведь это был последний глоток вольной жизни, и что ждет меня впереди, я не знала.
Свою кулинарную книгу и тетрадь с рецептами я тоже забыла дома, и чтобы хоть как-то восполнить пробел, - ведь мне сказали, что я еду ухаживать за бабушкой и кормить ещё двух дедушек, - я купила на автовокзале четыре кулинарных журнала на русском языке, которые обстоятельно изучала всю дорогу от Риги до Мюнхена.
Я снова ехала на втором этаже омнибуса Ecolines. По видику над кабиной шофера шли новые российские фильмы, из которых мне больше всего понравился "10 первых свиданий" с Зеленским и Акиньшиной. Ночью, как всегда, проезжали Польшу и она, как всегда, казалась нескончаемой.
Германия началась с Tankstelle и кофе в бумажном стаканчике. Как я скучала, Полботинка, именно по немецкому кофе в бумажном стаканчике!
Потом - раннее дождливое утро в Берлине, где многие вышли, и автобус стал полупустым. После Берлина немного распогодилось, выглянуло солнце. По видику над кабиной шофера в третий раз гоняли "Москва слезам не верит", но фильм все время застревал на одном и том же кадре, на сцене приготовления Гошей ужина, когда, невозмутимо отодвинув с прохода ногу Александры, он шел к холодильнику:"Можете звать меня просто Гоша", - "А Вы меня - Маруся, меня так мама зовёт..", - и дальше не шел, - пока бортпроводница не догадалась его выключить и запустить какой-то другой.
Во время ланча я заказала у нее капучино, и, вслед за мной, это же сделал мой сосед через проход, симпатичный лысеющий мужчина в клетчатой рубашке. С Берлина у меня ещё остался слоёный пирожок, и я его доела.
В Лейпциге бортпроводница спросила по-русски, едет ли кто-то в Дрезден. Все молчали. Тогда я, на всякий случай, перевела вопрос на немецкий, но снова никто не ответил, лишь мой сосед насмешливо отозвался:"nein, никто не едет!" - и мы напрямую двинулись до следующей остановки, в Нюрнберге.
Я смотрела в окно: южно-немецкий пейзаж казался четким офортом, разрисованным акриловыми красками: ярко-голубое небо, ярко-зеленые и ярко-желтые квадратики полей, похожих на шахматную доску, нарядные деревни с неизменной высокой кирхой.
При виде Нюрнбергского автовокзала, такого маленького и задрипанного, с Фрауентор на заднем плане, у меня защемило сердце. Я сошла с автобуса и помахала рукой Фрауентор, пусть считают меня ненормальной. Снова купила кофе в стаканчике, - странно, кажется, прошлым летом здесь было обычное бистро, не турецкое.
До Мюнхена оставалось 2 часа. Элизабет, с которой я вела переговоры по интернету и которую подательница объявления (а в прошлом - сиделка у Бруммеров) Нина описала мне супер-красавицей, послала мне уже две смс-ки, так как автобус опаздывал, - теперь же, из-за того, что не завернул в Дрезден, он нагнал время. Я позвонила Элизабет, сказала, во сколько приезжаю. Опять полил дождь.
Своих встречающих на мюнхенском Хакербрюке я определила сразу: высокий худой мужчина и полноватая женщина, одетые просто и невзыскательно, невозмутимо и без любопытства кого-то высматривающие. На мне их взгляд не останавливался, - неужели я так не похожа на типичную Pflegerin? - так что я подошла сама и назвалась.
Не такая уж она и красавица, эта Элизабет, но приятная, с весёлыми серыми глазами, прямым носиком, мальчишеской рыжей стрижкой и мягкими манерами. Мы пожали друг другу руки, как принято у немцев. "Это мой брат, Людвиг", - показала она на мужчину, и тот, улыбнувшись, мне кивнул. Брат тоже не красавец, но вполне в моем вкусе: субтильный брюнет, в выражении лица которого было что-то лисье, что-то от Ива Монтана в уголках губ, в пытливо-недоверчивом взгляде тёмно-серых, чуть раскосых глаз.
Мы сели в машину: Элизабет - за рулём, я рядом, Людвиг сзади, - и поехали. Поначалу Элизабет меня активно расспрашивала, но быстро потеряла ко мне интерес и переключилась на брата. Я же поняла, что мое и окружающих мнение о моем хорошем знании немецкого было сильно преувеличено, - оно развилось именно в отсутствии языковой среды, - а первое же столкновение с ней повергло меня в ступор, так как из оживленной болтовни моих работодателей я могла выловить лишь отдельные слова и фразы, но не общий смысл.
Мы долго ехали по пригородам баварской столицы, но ещё дольше - по автобану в направлении северо-востока, всего около часа, который мне, впрочем, показался пятью минутами, - по известной пословице о невозможности надышаться перед смертью.
Пока, наконец, не свернули на проселочную дорогу, круто поднимавшуюся к высокой и внушительной рыжевато-розоватой кирхе и большому белому двухэтажному дому с красной черепичной крышей (из курса нарвских гидов я помнила, что такие четырехскатные крыши называются вальмовыми, но не помнила, почему).
Справа, слева и напротив дома располагались хозяйственные постройки той же высоты и с такой же красно-черепичной крышей. Внутри этой цитадели, посреди мощеного двора, охраняя его, бегал по просторной клетке Херкуль - добродушный черно-белый пятнистый дог.
Пышные кусты розовидных пионов или гардений у крыльца, вернее, двух крылец, так как дом разделён на две половины. Справа - половина Людвига-младшего, Сони и их детей, в которую встроен гараж, а рядом, на полянка стоят трактор и небольшой автобус. Дальше - спортивная площадка и поле неведомой сельхозкультуры, на котором ежедневно работает Людвиг-младший.
Слева - половина трех стариков, за которыми я приехала ухаживать: полудикий сад с несколькими грядками клубники и кустами малины, спускающийся к маленькому заросшему пруду, подступиться к которому было нереально, и бегущие под горку поля с зелёными полосками, - опять же, неизвестных мне, - сельхозкультур.
2 5 м а я, с у б б о т а.
Господский замок был построен, как замки строиться должны..Прикинь, Серёга, я попала в самое гнездо Виттельсбахов, хотя вобще-то они Бруммеры, - но и отца, и сына зовут Людвигами, так что...(задумчивый смайлик).
Как жаль, что нет фотика. Если ты помнишь, мой самсунг свистнули прошлым летом на литомышльской фабрике мороженого, - больше всего мне было жаль в нем греческих видео одного прекрасного лета на Санторине и полного оксфордского англо-русского словаря со всеми матерными выражениями, - с тех пор у меня купленный там же, в Чехии, простенький нокиа.
В первую же свободную минуту, пока Августа, дочь моей предшественницы, литовки Кристины, каталась на роликах, я села на велосипед, спустилась с горки, и, немного проехав по шоссе, свернула на лесную тропинку. Вдали - синие холмы, вокруг - золотистые поля, я же оказалась в темно-синей тени самой непроглядной и мрачной чащи с высокими, лохматыми, но какими-то безжизненными елями и неровной, изрытой грузовиками и покрытой жидкой грязью тропинкой, на которой - ни души!
Итак, замок а ля барон Мюнхгаузен (который, кстати, был не баварцем, а нижнесаксонцем, но - неважно), eine baufallige Villa (обветшалая вилла). Длинный высокий холл, все потолки готично-
высокие, с крестообразными паучьими сводами.