Глава XXXII. Неожиданная встреча
Да простят нас наши дорогие читатели за то, что мы не соблюдаем хронологию в изложении событий. События, о которых мы рассказываем, столь часто переплетаются сложным образом, что рассказать обо всём сразу не представляется возможным.
Мы расскажем вам о том, что произошло тогда, когда наши друзья ещё только преследовали корабль «Чёрный Лис» в надежде спасти Филиппа.
По прибытии во Францию, Филипп, Шарлотта и Жозефа направились в Монако, где князь принял их как ни в чём ни бывало. Шарлотта не торопилась представить супругу своего гостя, а он не спешил знакомиться с ним. В их семейной жизни настало такое спокойное отчуждение, что князь позволял княгине поступать так, как ей будет угодно, при условии, что она не будет соваться в его дела.
Князь Монако Людовик I, герцог Валентинуа, внешне был не ревнив, что было следствием того, что внутренне он был ревнив чрезвычайно. Узнав о том, что супруга ему не верна, он перегорел настолько сильно, что для него она попросту перестала существовать.
Жизнь преподнесла ему множество ударов, но этот удар был сильнее всего.
К тому времени, о котором мы пишем, у княжеской четы родилось уже шестеро детей, первому из которых, Антуану, предстояло унаследовать титул князя Монако, дочери Мария-Тереза-Шарлотта, Жанна-Мария, Тереза-Мария-Аурелия и Анна-Ипполита унаследовали красоту матери и благородные черты отца, но в отношении младшего сына, Франсуа-Оноре, князь не был уверен в своём отцовстве. Поэтому он сосредоточил свою любовь на первых пятерых детях, относился прохладно но с достаточной заботливостью к младшему сыну, но полностью запретил себе проявлять хотя бы какое-то беспокойство в отношении супруги, которая один раз не оправдав его доверие, лишилась его любви, отчего и ревность его угасла, как угасает камин, который испепелил все дрова, которые в нём были. Внешне князь соблюдал видимость счастливой семьи и ожидал того же от своей супруги, однако, ничего не требовал от неё.
Для соблюдения внешних приличий, Шарлотта поместила Филиппа в небольшом охотничьем флигельке, а Жозефа распустила среди придворных слух о том, что это разорившийся дальний родственник. Поскольку Филипп изменил причёску, отрастил усы и бороду в стиле Генриха IV, своего деда, его сходство с Королём мог заметить только человек, хорошо знающий Людовика XIV в лицо, и лишь при весьма близком общении с Филиппом, чего осторожный принц тщательно избегал. Мы не можем описать того, как восприняли это слух придворные и простые слуги, поскольку не знаем этого, а измышлять что-либо о том, что нам не известно достоверно, мы никогда бы не решились, ибо не таков принцип нашего творчества. Шарлотта и Филипп проводили время в совместных прогулках по морскому побережью и по прибрежным лесам, не думая ни о чём плохом, и черпая удовольствие от простого созерцания друг друга, хотя, впрочем, их отношения не были одними лишь платоническими.
Эту идиллию нарушило одно событие, о котором мы не можем умолчать в связи с теми последствиями, которое он имело.
В княжество Монако с визитом прибыл Карл IV, герцог Лотарингский.
Князь, разумеется, принял герцога со всеми подобающими почестями.
— Я счастлив принимать у себя великого герцога Лотарингского, — сказал князь после обычных церемоний. — Позвольте спросить, что привело вас в нашу глушь?
— Дорогой князь, я всегда мечтал посетить ваше прекрасное княжество и засвидетельствовать своё почтение князю Монако, герцогу Валентинуа! — ответил герцог. — В наше непростое время так мало осталось радостей, что радость посетить достойного правителя и восхититься чудесной природой, замечательным видом на море, а также великолепными постройками, не может не быть достаточной причиной моего визита.
— Благодарю, герцог, за столь лестную оценку моего скромного княжества, — ответил князь. — Мне кажется, что Лотарингия также являет собой пример достойного герцогства, а ваш герцогский дворец, в котором я, к сожалению, не имел чести побывать, полагаю, ничуть не хуже моего.
— У каждого дворца есть свои достоинства и свои недостатки, как и каждое герцогство и княжество имеет сильные и слабые стороны, — скромно ответил герцог. — Нам, мелким правителям, подобает держаться вместе для того, чтобы при случае не дать себя в обиду и при необходимости дать решительный отпор попыткам совершить несправедливость над нами.
— Если я верно вас понял, герцог, вы предлагаете мне союз против нашего Короля Людовика XIV? — спросил князь.
— Я бы не спешил с такими выводами, — возразил герцог. — Неужели любой союз обязательно должен быть против кого-то? Неужели недостаточно, чтобы наш с вами союз послужил только лишь взаимной поддержке нас с вами?
— Всякий союз в поддержку неизменно является союзом против кого-то или чего-то, — возразил князь. — Поскольку княжество Монако и герцогство Лотарингское входят в настоящее время в состав Франции, то единственный союз, который возможен для нас с вами, это союз с нашим сувереном, Королём Франции. Всякий союз, не включающий в себя Короля, является союзом против Короля.
— Решительно я не имел в виду ничего подобного! — возразил Карл Лотарингский. — Почему всегда все полагают, что если герцог Лотарингский ищет с кем-то дружбы, то из этого следует, что он замышляет что-то против Короля?
— Вероятно, потому, что так всегда и было, — ответил князь. — Впрочем, я отнюдь ничего не утверждаю, я лишь задал вопрос о том, какого рода союз вы мне предлагаете.
— Как я уже сказал, я предлагал бы договор о взаимной помощи, — ответил Карл.
— Моё княжество и ваше герцогство не имеют общих границ, а только лишь имеют границы с остальной территорией Франции, — возразил князь. — Поэтому любая помощь, которая могла бы быть предоставлена вам, должна исходить, прежде всего, от Франции, если речь не идёт о помощи против Франции, то есть о союзе против Короля.
— Как я уже сказал, речь не шла о союзе против Короля, — ответил Карл. — Однако, коль скоро вы об этом заговорили, то почему бы нам с вами не помогать друг другу даже в том случае, когда Король по какому-то вопросу будет не с нами, а против нас?
— Итак, мы начали называть вещи своими именами, — кивнул князь. — Я был прав, полагая, что вы предлагаете мне союз против Короля, и уже дал вам свой ответ.
— Я услышал и весьма оценил вашу преданность Королю, но, быть может, в некоторых обстоятельствах она является излишней? — спросил Карл.
— О чём вы говорите, герцог? — сухо спросил князь.
— Я говорю о том, что далеко не всегда Король Франции поступает справедливо по отношению к своим лучшим подданным, и что в этом случае неплохо было бы указать Королю на его место, — сказал наконец герцог.
— Я отказываюсь понимать ваши слова, герцог, — ответил князь. — Не могли бы вы сформулировать свои тезисы более конкретно?
— Разве следовало бы прощать Королю то оскорбление, которое он посмел нанести такому знатному лицу, как Ваша Светлость? — спросил Карл.
— Прежде, чем вы продолжите свои разъяснения, я хотел бы дать собственные пояснения по некоторым вопросам, — ответил князь. — Вы, вероятно, полагаете, что князь Монако не видит оскорблений тогда, когда ему их наносят, или готов простить кому угодно какое угодно оскорбление? Спешу уведомить вас, что бывают некоторые виды действий, которые следует расценивать как оскорбление, когда таковые действия исходят от равных или примерно равных лиц. Я говорю, например, о действиях со стороны герцога, князя или маркиза, графа или барона по отношению к человеку подобного же статуса, или даже просто о действиях одного дворянина по отношению к другому. Если эти действия оскорбительны, то понятно, как должен реагировать на них человек чести, какими бы эдиктами не был связан этот человек. Запрет на дуэли, введенный кардиналом Ришельё, и ратифицированный Людовиком XIII, действует до сих пор, он подтвержден министром-кардиналом Мазарини и Королём Людовиком XIV. Но ни один Король не может запретить дворянину отстаивать свою честь. Это всё, что я хотел сказать об оскорблении дворянина другим дворянином. Однако бывает некий вид действий, которое, если его соизволил осуществить Король, не является оскорблением дворянина. Всё, что исходит от Короля, исходит от его божественной власти, и поэтому не может являться оскорблением. Подобно тому, как нельзя обижаться на Божественный промысел, также нельзя обижаться и на решения Короля. Не видя в действиях Короля никаких оскорблений, порядочный дворянин не видит оснований для того, чтобы оскорбляться, а, следовательно, не возникает необходимости со шпагой в руке защищать свою честь.
— Вы, по-видимому, совершенно правы, князь, — ответил герцог с улыбкой, которая означала «Со мной ничего подобного не могло бы случиться, поэтому мне не нужна подобная примирительная мораль».
— Я не договорил, герцог, — сказал князь. — Я сказал, что человек, подобный мне, не видит оскорблений в действиях, совершённых Королём. Но такой человек вовсе не обязан прощать оскорбления от любого другого человека, который стоит хотя бы на одну ступеньку ниже Короля. Даже принцу князь, подобный мне, не простит никакого оскорбления. Поэтому, сделав это предупреждение, я хотел бы вернуться к утверждению, которое вы, герцог, как мне показалось, собирались высказать. Мне показалось, что в этом утверждении, которого вы не сделали, но собираетесь сделать, может содержаться намёк на какие-то обстоятельства, которые следует либо решительно отмести, либо их можно обсудить в другом месте и так, как подобает дворянам, заботящимся о своей чести.
— Князь, я не собирался говорить ничего подобного, — сказал герцог, стараясь придать своему тону как можно более мягкую интонацию. — Если я и хотел сказать, что время и судьба иногда предоставляют возможности преподать Королю урок за какие-то неблагородные поступки, я имел в виду чисто гипотетическую ситуацию, не намекая ни на что конкретное. Я ни в какой мере не собирался произносить свои суждения по какому-либо поводу, я прибыл искать дружбы и поддержки, и если я по какой-либо причине был неверно понят, то приношу свои нижайшие извинения и на этом хотел бы откланяться.
— Благодарю вас, герцог, за разъяснения и за ваш ответ, — ответил князь. — Не угодно ли вам задержаться у меня на ужин?
— Я признателен вам за гостеприимство, — сказал герцог. — В настоящее время я очень тороплюсь. Совершая поездки по местам, где я надеялся бы обрести друзей в предстоящем деле, я не имею возможности где-либо задержаться.
После этого князь и герцог весьма почтительно и прохладно обменялись любезностями и расстались.
Выходя из дворца князя, герцог увидел, что княгиня идёт под руку с каким-то дворянином. По чистой случайности Филипп оказался слишком близко к герцогу и не успел отвести своего лица. Взглянув в лицо Филиппа, герцог похолодел. Он узнал Короля Франции. Поскольку он был наслышан о том, что у Короля два года назад был недолгий роман с княгиней, он решил было, что Король тайно прибыл в княжество Монако для продолжения этого романа. Но он был твёрдо убеждён, что Король находится сейчас в Париже. Карл отправил одного гонца в Париж для того, чтобы тот узнал о том, где находится Король и где именно он находился сегодня, чем занимался. Также он особо сказал, что нужны весьма надёжные свидетельства, не следует удовлетворяться непроверенными слухами о том, где он на самом деле находился. Одновременно герцог оставил ловкого шпиона по имени Арман для того, чтобы он по возможности выведал всё об этом человеке. Ему натерпелось бы самому узнать всё в деталях, но дела на западе страны, в Лотарингии, призывали его. Поэтому он был вынужден уехать.
Впрочем, Карл уже догадался, что он встретил не Короля, а человека, чрезвычайно на него похожего, поскольку он знал, что Людовик не мог столь быстро отрастить бороду и усы а-ля Генрих IV. Поэтому у герцога в голове стал мало-помалу вызревать некий план, пока лишь в общих чертах. Карл понял, что этот человек, который столь удивительным образом похож на Короля, но не является Королём Франции Людовиком XIV, далеко не случайно появился в Монако. Это никому не известный дворянин не может быть случайным человеком, он прибыл сюда тайно, и лишь те люди, которые обращаются с ним, как с дворянином, знают о его происхождении всё. Карл решил, что он также должен узнать всё об этом человеке, и тогда он будет знать, как действовать дальше. Но в любом случае существование человека, столь похожего на Короля, открывало невиданные возможности для такого могущественного человека, как Карл Лотарингский, и такого неразборчивого в средствах владыки, каким был любой Лотарингский герцог.
(Продолжение следует)