Бег
Здесь, в этом уютном, «всегда причёсанном уголке», как я его называю, жизнь течёт точно по графику. Завтрак, обед и ужин подают, соответственно, в девять, тринадцать и восемнадцать часов. Не надо даже смотреть на ходики, висящие у входа в столовую, но я поглядываю, дабы лишний раз убедиться, что мир устроен предсказуемо и комфортно. Есть обязательный послеобеденный сон. Есть холодная вечерняя ванна и «причёсывание мозгов» – так мы в шутку называем между собой беседу на самые разнообразные темы, которые проводит с каждым из нас психотерапевт Вера Васильевна. Два раза в месяц мы проходим капитальное медицинское обследование. Я считаю это полезным, потому что настоящий спортсмен должен заботиться о функциональном состоянии организма.
Здесь можно заниматься всем, чем захочешь. Можно играть в шахматы и пинг-понг, можно читать, можно смотреть телевизор. На втором этаже «основного корпуса» расположен наш «Интернет-клуб», из которого по вечерам вытаскивают самых заядлых любителей «поплавать в сети». До обеда и ближе к ужину я бегаю часика по два, ускоряясь через каждые пять кругов. Потом отдыхаю, делаю «растяжки», массирую стопу. Подтягиваюсь на турнике. В отсутствие других трасс бегать приходится по усыпанной шлаком дорожке, проложенной по периметру нашей «фазенды». Мне легко выдерживать такой режим дня, потому что я с детства воспитывал в себе дисциплину. К сожалению, вечером очень рано дают «отбой», и мне органически не хватает времени на тренировки.
Кормят здесь не хуже, чем на каких-нибудь сборах. Утром дают фрукты, булочки, чай, сметану, масло или кусочек сыра. На обед – борщ, уха или куриный суп. Постное варёное мясо позволяют заправить соусом. Желающие могут добавить каши. Я тоже беру добавку. В последнее время я пристрастился к манке и, глядя на неё, вспоминаю маму. В детстве она кормила меня из ложечки, брала за ручку, когда я капризничал, и напевала, перебирая пальчики:
«Сорока-ворона
Кашку варила,
Кашку варила,
Деток кормила:
Этому дала, этому дала,
Этому дала, этому дала,
А этому – не дала!..»
Это приводило меня в восторг. Я заливался радостным визгом, стараясь выдернуть ручку, хотя страстно желал, чтобы мама продолжала со мной играть. Я радовался тому, что большой и корявый пальчик оказался без каши, хотя и принадлежал мне. В этом был тайный и непостижимый для меня тогда смысл. Господи! Как это было давно!
Вечером перед сном ко мне в комнату заходит Вера Васильевна и спрашивает, «как прошёл день». Ну, как он прошёл? Да так же, как и все остальные. Сегодняшний практически ничем не отличался от остальных. Иногда мне кажется, что я живу здесь уже тысячу лет. Хотя я здесь поселился всего три месяца назад. Вера Васильевна интересуется, какие у меня возникали мысли в течение дня. Нет ли «провалов» в памяти? Даже неловко, честное слово! Я ведь не ребёнок и не больной. Вчера она полюбопытствовала, хочется ли мне участвовать в каком-нибудь марафоне, и я ответил:
– Да пропади он пропадом!
Она засмеялась. Вообще, Вера Васильевна – приятная женщина. У неё – правильные черты лица, настойчивый убедительный голос и аккуратная короткая стрижка, соединяющая овальной линией чёлку и боковые локоны, как говорят, «под Жанну де Арк». В её глазах я читаю искреннюю заботу, и иногда мне хочется рассказать ей обо всём. Почему-то именно ей... Мне кажется, что только она сможет меня понять. По ночам я даже стал сочинять про себя этот рассказ, образно представляя, как мы сидим с ней за столиком у окошка. Пьём чай, и я спокойно, с юмором и лирическими отступлениями рассказываю ей о том, как я стал мастером спорта, как попал в сборную, как участвовал в марафоне на Гавайских островах, в Нью-Йорке и в Гонолулу. Ей наверняка было бы интересно. Я ведь столько всего повидал! Но как объяснить ей, что в каждом из нас скрыта иногда неподвластная нам пружина судьбы? Не покажется ли ей это химерой?
Но изредка, чаще всего по ночам, меня вдруг охватывает панический страх: мне начинает казаться, что я уже знаю Веру Васильевну, что я её уже где-то видел, в той, «другой», жизни, при других обстоятельствах. Я широко раскрываю глаза, мучительно пытаюсь вспомнить забытое, потом вскакиваю с кровати, вглядываюсь в тёмное окно, и мой мозг озаряют какие-то яркие вспышки. Боже мой! Что со мной происходит? Где я? Что я тут делаю? Ах, да, да, да…Спокойно! Спокойно! Только без паники!
Я ведь прекрасно помню, что три месяца назад жена с дочкой привели меня в этот «пансионат». Вера Васильева уверяла, что тренироваться здесь даже лучше, чем дома, потому что никто и ничто не отвлекает. А, кроме того, здесь настраивают психику и силу воли – самые важные параметры в спортивной борьбе. Позднее я узнал от таких же, как я, «пациентов», что пансионат – платный, и здесь отдыхают родственники весьма обеспеченных людей. На мои упрёки в напрасной растрате денег жена заявила:
– Тебе надо думать не о деньгах. Впереди ещё столько всего! Думай, прежде всего, о здоровье. Ты же сам знаешь!
Дочка вторила ей, с тревогой вглядываясь мне в лицо. Эх, родные, вы, мои! Да! Да! Да! Они тысячу раз правы! Мне надо заботиться о здоровье. Мне надо тренироваться спокойно и без оглядки. Надо верить в себя! Надо верить!
В последнее время я стал забывать обыкновенные вещи. Например, путаю время суток. Ночью вскакиваю и надеваю кроссовки. Мне кажется, что уже наступило утро соревнований, а мне ещё надо размяться. И вдруг убеждаюсь, что зарево и блики света на подоконнике – это луна. Она застыла на небосводе, и смотрит на меня равнодушно с какими-то своими затаёнными мыслями. Странно. Всё вокруг – новое, и в то же время – бесконечно знакомое, как будто я покинул этот мир когда-то давным-давно, а теперь снова вернулся к родным пенатам, или только хочу вернуться.
Сколько он видел дорог! Они тянулись в его памяти сплошной бесконечной нитью, переходя из дневных в вечерние, из весенних в летние, осенние, зимние – и так по кругу.
Асфальт чернеет после дождя, отливая небесной голубизной, а в дни солнцепёка становится мягким и вязким. С холмов, на которые он поднимется во время контрольных предстартовых тренировок, ощущая приятный жар в теле и капельки пота на лбу, открывается великолепная панорама больших городов: Москвы, Нью-Йорка, Лондона, прекрасные виды Альп и уютных селений, названия которых он не запомнил. Огромным синим ковром простирается до небес океан в Гонолулу, курясь фиолетовой дымкой на горизонте. Под ногами – земля. Особое чувство испытываешь, когда бежишь по сырой земле и чувствуешь, как по невидимым капиллярам в тебя просачивается её таинственная энергия. Хотя учёные говорят, что никакой энтелехии нет: её выдумали давно, когда люди ещё не знали механизмов трансформации энергии из одной формы в другую.
По ночам ему снились эти дороги. Иногда они казались пустынными. Просматривались только на несколько метров дистанции, а дальше исчезали в тумане. Ближе к полудню они заполнялись автомобилями, стремительно несущимися мимо него в противоположные стороны. Трассы менялись, расширялись до автострад, сворачивали в узенькие проулки, опускались в овраги с журчащими в зарослях лозы ручейками. Одни были посыпаны гравием и песком, другие – выложены булыжником. Бесконечные тропинки пружинили под ногами мхом и густой травой. Они долго плутали в лесах, выводя к незнакомым постройкам.
Он кружил, огибая колосящиеся рожью поля, перелески, лужайки с жёлтыми одуванчиками, аккуратно расчёсанные посадки тюльпанов и роз. Любовался восходом. Вдыхал аромат цветов. Он думал вместе с ними о том, что когда-нибудь станет знаменитым спортсменом, которого будут показывать не только по спортивным каналам ТВ, но и в рубриках новостей. Он думал о славе, о любви, о той первой девушке, с которой был близок. Всё было так чисто и молодо!
Куда вели эти дороги? Он и не знал. Для него они были только полигоном для тренировок. Но именно на них, в сущности, и прошла вся его жизнь.
Он был профессиональным стайером. С семи лет, начиная с детской спортивной школы и кончая теперешним состоянием, когда ему уже перевалило за сорок, он бегал длинные дистанции. Сначала выступал в юношеских соревнованиях по кроссу, потом поехал в Тюмень, чтобы принять участие в международном забеге на двадцать километров, и получил красивый почётный вымпел. В девятнадцать лет он стал мастером спорта по лёгкой атлетике. Затем на короткий срок попал в сборную. Бегал иногда пять, иногда десять тысяч метров. Мечтал выиграть Олимпийские игры. Но когда стал ездить за границу и зарабатывать на хлеб, участвуя в бесчисленных коммерческих соревнованиях, понял на собственной шкуре, что бороться с кенийцами и эфиопами – почти невозможно. Знатоки утверждали, что они генетически более устойчивы к высоким нагрузкам. Пока он размышлял и сомневался, шло время. В двадцать пять лет он перешёл в марафон, имея несколько скромных европейских призов. Он не выиграл пока ни оного «золота» и ни одного «серебра», хотя одна «бронза» уже красовались в его квартире в Зеленограде. На тренировках ему приходилось бегать всё больше и больше. Однажды он подсчитывал, что за время своей «спортивной карьеры» он пробежал не менее двухсот тысяч километров.
Коллеги и тренеры говорили, что их профессия в принципе ничем не отличается ни от какой другой. Надо спокойно пахать борозду, заколачивать бабки и готовиться к старости, не утруждая себя дурными сомнениями. В конце концов, в «возрасте Иисуса Христа» всегда можно сменить образ жизни. Заняться бизнесом или, на худой конец, уйти в тренеры...
«А, может быть, это просто кружение на месте? – думал он иногда, зашнуровывая утром кроссовки и сканируя взглядом дремлющие в тумане здания. – Всё тот же сизифов труд, когда ты поутру каждый день поднимаешь камень к вершине, а он неожиданно обрывается и снова скатывается к подножью? Но разве вся наша жизнь – не такой же бесплодный труд тела и духа?»
Он размышлял о многом, вдыхая холодный воздух проспектов, перемешанный с запахами бензина, кофе, печёного хлеба и других ингредиентов человеческой деятельности. Он размышлял о своей одинокой жизни: «А не попробовать ли себя в велогонках? Там ведь нет господства кенийцев и эфиопов. Хорошо крутят педали испанцы, французы, американцы. Вон велосипедист Амстронг! Дрался за жизнь и обгонял всех даже после того, как у него диагностировали рак. Надо только не падать духом. Иметь железную волю и желание побеждать.
Так-то оно так… Но ведь сила воли – такой же неотъемлемый атрибут человека, как его ум и ноги. Они или – «быстрые», или – обыкновенные. Волю не «включишь», не воткнёшь в розетку, как штепсель. Тебе кажется, что ты себя заставляешь, но это только игра с собой.
О! Он много бы мог рассказать про эти игры с самим собой!
«А что если я никогда не выиграю самый высокий приз?» – Эта мысль всё чаще донимала его, преследуя по пятам. Какой-то неприятный холодок возникал у него внутри, и он убегал от неё, ускоряя темп. Нет! Нет! И тысячу раз нет! Разве так может рассуждать настоящий спортсмен? Марафонцы сражаются до «глубокой» старости. Впереди ещё много стартов. Много! Только надо держать себя в форме!
Несколько раз его жутко тошнило. Это случалось в жаркие летние дни и, скорее всего, было следствием тепловых ударов. Иногда он испытывал то, что называл про себя «отравлением». Его мутило, знобило. Подскакивала температура. Спазмы раздирали его изнутри. Он отбегал на обочину и хватался за ветки деревьев или ограду из тонких металлических прутьев. Иногда приходилось опираться на чьё-то плечо, подставленное чужим человеком или таким же, как он, спортсменом. Его мучительно рвало, выворачивая наизнанку все внутренности. И, хотя он ничего не употреблял до забега, кроме фруктов и шоколада, его крутило так, словно он объелся на вечеринке. Врачи объясняли ему, что инфекция – это результат действия вредных бактерий плюс ослабленный иммунитет.
Нередко во время длительного бега по «пересечённой местности» у него камнем давило печень. Однажды боли оказались такими острыми, что он упал, поджимая под себя коленки, как мальчик. В глазах потемнело. Очнулся он, лёжа на мокрой осенней траве, засыпанной листьями. Тело закоченело. Ныло в груди. Первое, что он ощутил – это запах гнили и ещё чего-то неуловимого, тонкого, но «первобытного». «Наверно, кровь?» – подумал он, всматриваясь в тёмные пятна на пальцах, которыми он вытирал под носом. Он тщательно ощупал голову, ноги, коленки, предполагая, что поранился при падении. Кровь напугала его даже больше, чем потеря сознания: «Значит, с сердцем не всё в порядке? Или перегрузки не рассчитал?»
Страх и отчаяние стали ныть в нём гнойной занозой. Он прошёл тщательный медицинский осмотр, выслушал заключение врачей, посоветовавших ему снизить нагрузки и успокоивших, что никаких серьёзных проблем с сердцем у него «пока нет».
«Спасибо!» – подумал он про себя. И в тот же год женился на давней знакомой. На какое-то время забросил все тренировки, соревнования и почувствовал леденящую пустоту. Ум работал. Всё было правильно. Но у него что-то сломалось внутри. Ему стало казаться, что в нём поселился какой-то чужой человек, заботливый, добрый, но тупой и трусливый, который мучается «семейным счастьем», переживает и, в то же время, совершает поступки, лишённые важной последовательности. Он инстинктивно чувствовал, что разорвал какую-то «связующую» нить жизни, и это ощущение незаконченности, бессмысленности бытия накапливалось в нём подспудно.
Через год у них с женой родилась дочь, которую они назвали Надеждой. Он гулял утром по улицам родного Зеленограда и радовался, что теперь-то уж жизнь прожита им «недаром». Он исполнил свой долг и обеспечил продолжение рода. А что ещё надо обыкновенному человеку?
Но вдруг как-то ночью ему приснилось, будто бы он лежит один-одинёшенек, кажется, в далёкой африканской гостинице, где за стенками воет джаз. Ему уже сорок лет, и завтра ему опять бежать этот проклятый марафон на жаре! Но он же выпал из «графика»! Разве они не знают? Они – это спонсоры, тренеры и мелкая журналистская шелопупия. «Нет! Нет! Мне надо потренироваться! Зачем же я, дурак, согласился?» – кричал внутренний голос. Он вскочил с кровати, натянул кроссовки и, чтобы не беспокоить «сожителей», ловко выскочил через балкон.
Почему-то множество людей бежало за ним. Там были взрослые, дети, женщины в белых халатах и даже милиционеры. Откуда в Африке взялись «наши» милиционеры? Но он ведь никого не убил, ничего не украл! Что за бред? Он просто хотел потренироваться. И как стремительно ночь переходит в день и вечер? Да отпустите вы меня, идиоты!
Какая-то до боли знакомая женщина с «причёской под Жанну де Арк» что-то говорила ему, пристально глядя в глаза. Держала за руки. И он покорно слушал, внимая ей. Слёзы текли у него по щекам… Испуганные белые лица жены и дочки стояли перед глазами.
Откуда здесь взялась мама? Она ведь живёт в Тюмени! Когда она успела приехать? И зачем мне уколы? А, может быть, это всё только снится мне? Вон и лужи, и местный сосновый бор за окном! Мы ведь в Зеленограде! Как противно пахнет нашатырём!
Вечером к нему снова приходит Вера Васильевна. И он снова рассказывает ей, как прекрасен Мехико вечером, когда опускается солнце.
– Понимаете, закат такой алый, пустой и страшный, как будто пылает весь небосвод, и вы находитесь в преисподней. Или, наоборот, – в раю! Потрясающая красота! Город расположен на высоте три тысячи метров. Кстати, там самый большой рынок и самый большой выбор рыбы. Мексиканцы всё едят с перцем и чесноком, даже рыбу.
– Правда?
– Конечно! Перец у них вместо соли.
– А Россия?
– Ну, что Россия… В России – всё пусто и тихо, и в то же время заполнено какой-то прелестной естественной ленью. Никто никуда не бежит. Спят кошки и тараканы, кукарекают петухи. На огороде бабы в платках ковыряют землю лопатами. Вы знаете, Вера Васильевна, мне кажется, что наша провинция совершенно не обращает внимания на текущее время. Она ещё живёт в чудесном пятнадцатом веке. И не спешит никого обгонять.
– Ха-ха-ха…Серьёзно? Вы так думаете?
– Эх, Вера Васильевна, если б вы только знали!
– Так любил повторять пророк Магомет.
– Опять вы смеётесь! Подтруниваете. Ну, какой из меня пророк?
– Не обижайтесь. Это я так… кокетничаю, чтобы поддержать разговор. Рассказывайте, рассказывайте! Отбросьте всё лишнее! Сосредоточитесь на главном! Только тайны души представляют собой настоящую ценность.
– Ну, уж прямо… Тайны души! Любите вы, доктора, выражаться высоким штилем.