Наш Шпин рай начинался каждое утро кроме воскресного в шесть и заканчивался, когда исполнялся план на день. Невыполнение плана, объявляемого фрау Шванцгунд сразу после подъема словами "зэкс ур моргенс", влекло за собой работу до полуночи и позднее. Такое положение дел складывалось не потому, что никто из нас толком не умел работать, а потому, что плана никто не понимал, а я понимала только что "зэкс ур моргенс" это шесть часов утра.
Кормили завтраком. Справлялись с планом к ужину - так и ужином. Вечерняя еда была такая же точно, как утренняя. Чаще всего - постный суп с кусочком хлеба, шматок какого-нибудь овоща. Бывала морковина, полсвеколки, обрезок белокочанной капусты или невидаль в форме круглых зеленых шариков, фиолетово-сизых стволов сродни спарже и так далее. Всегда бывала большая чашка кофе и в особенно удачливые дни к нему добавляли еще маленький кусочек хлеба. И совсем уж в отдельные дни - молоко. Вкусно до чрезвычайности!
Пока мы втягивались в такой темп работы постепенно зима перешла в весну. По краям дорожки от дома до работы раскрылись желтые глазенки одуванчиков. Так же и у нас на многое вокруг стали, как говорится, "открываться глаза"
Мы стали замечать сильнейший шум внутри фабрики. Шум работающих станков.Тот, кто работал весь день в цехах к концу дня имел еще и головокружение вдобавок к усталости и тошнотворному состоянию полуголода и полунемытости. Помыться в раковинах туалета получалось частями. Из-за того, что деревенские не умели пользоваться туалетом он часто не работал вообще.
Нитки на вращающихся бабинах рвались и при том в разных уголках здоровенных цехов. Бегать нужно было быстро, ничего не зацепив, в особенности, вращающиеся части станков. Пробежка такая могла бы показаться увеселительной прогулкой со стороны. Но в нашем положении быстрые рывки с места на место добавляли риска. Риска завалиться и угодить на подвижные валы и шестеренки.
Местные работники были в основном пожилые женщины, шарахавшиеся от нас, как от прокаженных. Во многом это было связано с нашей одеждой. Но мне повезло: то, что делало меня мишенью для насмешек среди деревенских хохлушек, то делало меня более похожей на местных - мой городской харьковский костюмчик, тонкие чулки, беретка и ботинки. Плюс - светлорусые чуть волнистые волосы по плечи и помешанность на чистоте. Не дай бог завидится где пятнышко - я немедленно бросалась его устранять.
Девченки крутили пальцем у виска - не то змерзла, не то сказилась,- а местные старушки воспринимали с одобрением, как и фрау Шванцгунд. Не стоит забывать и мой юный возраст - я была самой молодой из всех. Мне было 15.
Постепенно старушки все чаще упрашивали фрау отправлять меня к ним. Из цехов в отдельное помощение упаковочной. При упаковке катушек, когда на завершающей стадии катушки устанавливались определенным образом в картонные коробки, приходилось низко наклоняться. И я оказывалась как нельзя кстати.Предполагаю, старушки из жалости старались таким образом заменить мне более тяжкий труд в цехах на упаковочные работы в тихом,светлом помещении.
Мне же было жаль их - они едва пиликали - рассохшиеся столетние скрипочки. Приходили утром раньше нас, чтоб пока мы завтракали, сделать задел - натаскать объемных тюков с пряжей (или это были тюки хлопка-сырца?) и пустых катушек для уже строщенных нитей. Уходили вечером. Иногда так же поздно как и мы, ведь в их обязанности входила уборка рабочих мест.
А я из жалости к ним старалась не только устанавливать катушки в ящики, но и полностью освобождать старушек от паковки.Пока я занималась паковкой и укладкой старушки разыскивали припрятанные от фрау Шванцгунд малюсенькие табуреточки, кряхтя и охая усаживалась,вытягивали ноги. Совсем как моя бабулечка на хуторе под Диканькой. И я все гадала, как она там? Жива ли среди немцев? И как поживает ее табуреточка?
К весне я насобачилась в паковке достаточно, чтоб поспевать с исполнением плана к ужину и, более того,- стали появляться свободные минуты задать самые важные тогда для меня вопросы " где я? " и "кто я?"
На вопрос "кто я?" ответ дала фрау Шванцгунд. Мы получили новую форму-рабочие платья с длинным рукавом и нашивкой ost, фартуки и косынки.Фрау долго тыкала на нашивку и твердила нам что там написано ost, а мы - остарбайтеры.
Второй вопрос я задавала старушкам. Однако "Wo bin ich?" моё заканчивалось их "Ду бист хиа" или "ин дер Шпинерай". Уточняющий вопрос сразу несся из меня по-русски или по-украински, но перевести на немецкий не хватало знаний языка и времени. Чтоб выполнить план нельзя было стоять без дела дольше пары минут.
В один прекрасный день меня озарило как надо поставить вопрос." Берлин, Гамбург, Мюнхен, во бин их?"Мне сразу ответили "Линц, Остерайх". И поставили тем самым в следующий тупик. В Остерайхе я или в Линце? Ни первое, ни второе название из школьной географии мне было не известно. И тут еще нашивка ost. Я работница Оста или Остерайха или в Остерайхе?
Укладываться с выполнением плана по весне стала не я одна-все девченки.И знакомы мы были уже гораздо серьезнее, чем попутчицы. С десяток немецких слов заучили даже самые дурные и,худо бедно, местных работников разумели. То бишь, возможностей для понимания стало много больше.
Однако ж кто мы и где - отчетливо так и не вырисовывалось. Мы искренне считали, что мы в Германии. В каком-то альпийском городке. Работаем на прядильной фабрике под названием Шпине рай у хозяина Оста.Не то, наоборот, в прядильне Ост на Шпинерая. Ну больше, чем ничего!