Маленький, закрытый, атомный, с множеством имён; живёт в никому не ведомом, своём собственном ритме. И родной. Город великих физиков. Здесь Игорь провёл детство и юность, вплоть до поступления в престижный московский вуз.
За двадцать лет, с тех пор, как получил диплом и остался в столице, он приезжал сюда нечасто – работа не отпускала порой даже на семейные уикенды. Чтение лекций в вузах, научная работа и экспериментальная работа в НИИ… Но разве не о такой жизни он мечтал?
Май, начало девяностых. Из вагона пассажирского поезда вышел мужчина лет сорока с дорожным чемоданом. В светлом добротном костюме и фетровой шляпе в тон человек выглядел слегка полноватым. Луч заходящего солнца блеснул на браслете дорогих часов.
Он ждал, как на родной земле вдохнёт весенний воздух. Всё равно что глоток чистой воды из подземных ключей. В детстве он с друзьями и старшим братом любил играть на таких лесных родниках. По религиозной легенде, как им рассказывали старшие, вода в их целебная.
Но жадный глоток-вдох не получился глубоким. Не проветрил голову и лёгкие, а застрял в горле комом.
«Я всё решил», - повторил про себя Игорь в который раз. Но здесь, сейчас это «заклинание» сработало скорее в обратном направлении.
***
Отца с матерью направили в город на «совершенно секретный» объект через пару лет после Великой Отечественной. Сообща с другими руководителями атомного проекта они поднимали ядерный щит страны, проводили новые эксперименты с изотопами урана.
У взрослых всегда было много тяжёлой, напряжённой умственной работы. Но сколько Игорь помнил, его семья и соседи их коттеджного посёлка всегда находили время для выходов в клубы, театр, библиотеку и музеи, что вскоре появились в городке. А воскресные пикники на берегу неширокой речки были и вовсе традицией.
Родителей давно уже нет. Как и их ровесников-соседей, «зубров» российской науки. Многие дети и внуки учёных давно перебрались из «деревяшек» в многоэтажные кирпичные дома, или так же, как Игорь, уехали из города.
Из родни у него остался только брат.
Природа родительских гениев не отдохнула ни на одном из двух сыновей семейства. Старший, Кирилл, унаследовал материнскую тягу к работе с землёй – первый помощник по вскапыванию участка, рытью картошки, и даже прополки. По натуре тоже был, как мать – молчаливый и немного замкнутый. Младший, Игорь, с детства подавал большие надежды. Его освобождали почти от всех тяжёлых нагрузок, чтобы не развеять, не расплескать потенциал светлого ума. Пока младший, не убрав за собой посуду после ужина, бежал за учебники готовиться к олимпиаде, старший успевал сделать уроки, сбегать за хлебом и помочь отцу вправить табурету вывихнутую ножку.
Братья отучились в одном и том же московском вузе. Кирилл, с синим дипломом, приступил к работе на стратегическом предприятии родного закрытого города. А Игорь, с красным, продолжил учиться – окончил аспирантуру, затем докторантуру, занялся научными исследованиями в области теоретической физики, да так и обосновался в столице.
***
Вот и одноквартирный деревянный коттедж. За полвека почти не изменился. Спасибо брату – присматривает за домом. Кирилл старше Игоря на десять лет, но отношения у них всегда были приятельские. Конечно, старший позволял себе некоторую снисходительность к младшему, но все усмешки и редкие затрещины случались из самых чистых побуждений.
- Тебя встретить? – Спрашивал Кирилл накануне, когда они разговаривали по межгороду.
- Не стоит, чемодан лёгкий, - улыбнулся Игорь в трубку. - От вокзала до дома – пятнадцать минут спокойной ходьбы, и я всё ещё помню дорогу. Обещаю не заблудиться!
Несмотря на обихоженность сада, было видно, как сильно разрослись старые вишни и яблони. Их душистые цветы окутывали дом, словно растворяли в белом дыму. «Теремок» с мансардами в резных балясинах, с налётом краски «под малахит» стоял притихший в свежей майской зелени. Словно понимал, зачем приехал «блудный» младший хозяин.
А Кирилл ещё не знает, зачем. Иначе мог, пожалуй, и не выписать ему временный пропуск на въезд. Игорь ему не сказал. О том, что уже всё решил.
***
Они сидели за родительским круглым столом в гостиной. Брат всё тот же: домашнее трико, старый свитер «до колен». И вечно не то улыбчивые, не то насмешливые глаза цвета зимнего неба.
Привезённый Игорем дорогой коньяк был в страшном дефиците. Даром что до столицы четверть суток езды; экономический кризис пробрался и за колючую проволоку. Кирилл, не стесняясь сырных нарезок и копчёной колбасы, привезённых братом, спокойно достал из погреба кое-какие домашние закрутки.
- Огородствуешь? – Подмигнул Игорь, кивнув на банки с овощными рагу.
- Да, сам копаю, сажаю, сам кручу. Земля родная всегда накормит.
Братья вспомнили прошлое. Выпили. Помолчали.
- Ты двадцать лет как в Москву перебрался. Большим учёным стал. Не жалеешь, что не остался в нашем КБ? – Спросил Кирилл. - Вместе бы дело отцов продолжали. Да и зарплата здесь не хуже московской.
- В сотый раз меня спрашиваешь, а я в сотый раз отвечаю, - нет, не жалею, - проворчал Игорь. - Иначе я был бы невыездной. До конца дней - под подпиской.
- Только ты, вроде, и так по загранкомандировкам не часто шатаешься, а? – Подколол брат.
- Раньше не часто. А теперь собираюсь на ПМЖ.
Кирилл отстранился, пристально взглянул на младшего брата. Будто хотел найти в его внешности конкретный изъян.
- Так вот он, момент истины, – тоскливо произнёс он, отводя глаза. - Ну да. Страна развалилась. Дефолт. Пора мотать за «бугор» …
- Да всё не так ты понял! – Перебил его Игорь с досадой. – Я не перебежчик какой-то, никого не предаю и военных секретов не выдаю.
- А мозги продаёшь. Нашим врагам.
- Мы с, как ты выразился, «врагами» сотрудничаем уже много лет. И только так можно достичь совершенства в разработках нового сырья и технологий. Да и семью надо кормить! - Игорь всё больше распалялся из-за чистоплюйства брата. - Вот ты один живёшь, работаешь в ядерном институте, весь в науке - на хлеб с маслом хватает. А у меня их четверо, вместе с женой!
- Я своим всем тоже помогаю, - возразил Кирилл, - и детям, и внукам. Однако, дело не в количестве и не в возрасте родственников. А в том, кто ты есть сам.
- Я всё решил, - отрезал Игорь. – Если бы тебе предложили куда более перспективную работу, разве бы отказался?
Кирилл покачал головой и не ответил.
- Так вот, зачем ты приехал, - тихо подытожил он, наконец. - Родным могилам поклониться и распрощаться с корнями. А знаешь, Гош, - Кирилл вдруг оживлённо поднял на брата прозрачно-серые глаза, – у нас недавно такую аллею отгрохали, в новом районе. Ты туда обязательно сходи, как время будет. Там открыли памятник дяде Игорю, тёзке твоему знаменитому, и появилась улица его имени. Сходи, прогуляйся. Он всегда тебя любил. Может, и теперь «отговорит» от дурацкой затеи.
- Сходить схожу, - согласился Игорь. – Везде побываю. И у родителей на могилах, и на лесных ключах, и на монастырской площади. Только камни, Кирюша, они навсегда останутся камнями, как бы ты ни алхимичил над ними, - вздохнул учёный и горько добавил, - К сожалению.
Как ни уговаривал Игорь, брат не стал «дожимать» вместе с ним бутылку коньяка в тот вечер, а, сославшись на огородный сезон, ушёл до сумерек погреметь в сарае за домом.
***
Три дня отпуска были расписаны по минутам. Привычка соизмерять и всё дозировать выработалась с годами. А основу модного нынче тайм-менеджмента «преподавал» ему один из соседей-учёных по коттеджу, когда Гоша учился в школе. Статьи дяди Лёши с рекомендациями по усовершенствованию техники хронометража высоко оценили зарубежные коллеги. Один из них догадался обернуть теорию в «упаковку» из новых терминов и присвоил себе её авторство. Игорь хорошо это запомнил: нет пророка в своём отечестве. Из-за «бугра» же всё выглядит солиднее. Даже простой русский учёный из простой интеллигентной семьи.
Прогулка из одного конца города в другой занимала не больше сорока минут. А коттеджный сектор, где только начинали в конце сороковых обживаться учёные, располагался между «старым» и «новым» районами. Там же неподалёку тянулась речка, условно разделяя центр и периферию.
Да, вырос город, изменился. На месте овощного рынка – новое кафе, вместо прежнего загса – редакция газеты. А здания бывших церквей, в которых находились старый театр и продовольственный магазин, вновь стали храмами: кресты венчают золотые полированные купола*.
Новый город, которого Игорь не знал. Он шёл по лесопарку вдоль кустов зацветающей сирени, глубоко погружённый в воспоминания. О друзьях. Об их родителях, чьими именами названы теперь не только улицы, но даже некоторые астероиды в космосе. Но никто из них, как помнил Игорь, никогда не стремился показать свою весомость. Тогда её действительно как бы и не было. Была работа. Непростая, но интересная. А понятие «учёная элита» он услышал только в юности, да и то от москвичей.
Одной из самых ярких личностей их посёлка был, конечно, дядя Игорь, друг отца, в честь которого тот и назвал маленького Гошу. Если бы не время атеизма, дядя Игорь, наверно, был бы не только тёзкой, но и крёстным. Их семьи часто проводили вместе выходные – отправлялись с корзинками на пикник, или, если плохая погода, сидели дома, собравшись за круглым столом у кого-нибудь из друзей. Обладатель сочного баритона, к тому же прекрасный оратор, дядя Игорь любил читать детворе по памяти стихи Михалкова, Маршака и других поэтов-классиков.
Гоша любил приходить к нему в сад. Несмотря на упрёки матери о том, что дядя работает и нельзя постоянно его отвлекать, Игорь знал, что старший товарищ всегда ему рад. Почти всегда и в любую погоду его можно было застать на скамейке в беседке сада, в любимой позе: нога на ногу, локоть правой руки упирается в колено, кисть подпирает щёку. Немного рассеянный взгляд, как бы сквозь пространство. Но учёный умел быстро возвращаться в реальность. Так же быстро, как и выпадать из неё. Перед ним всегда лежали тетрадь и простой карандаш. Друзья шутили, что свежий воздух ему необходим, как… свежий воздух.
***
Из всех видов искусства самыми неприметными – видимо, из-за больших размеров, ему казались памятники. Игорь мог часами наслаждаться картинами в Третьяковке, смотреть «Жизель» или слушать «Волшебную флейту» в театре оперы и балета. Уличные памятники он редко разглядывал. Их обсиживают птицы, портят малолетние вандалы и погодные условия. Можно, конечно, сфотографироваться с оригинальной скульптурой или назначить около неё встречу – удобный ориентир. А кто же это высечен из бронзы или мрамора, люди иногда не знают или не интересуются, спеша по своим делам.
Игорь шёл наугад, не выбирая дороги; новый район, прекрасный и благоустроенный, казался частью чужого современного города. Внезапно что-то заставило его остановиться. Непонятно, что. Кто-то из прежних знакомых? Как-будто окликнули, но беззвучно. В поиске ответа Игорь выхватил периферийным зрением знакомую сутуловатую фигуру. Медленно развернулся. И замер.
Перед ним сидел дядя Игорь. Как живой. Только бронзовый. Сидел на невысоком постаменте в той самой легендарной позе – нога на ногу, ладонь подпирает щёку. Очевидно, скульптор делал слепки по фотографии.
Как по-человечески застыл его неподвижный, осмысленный взгляд. Кажется, ещё мгновение, и…
Дунул ветер, всколыхнулись деревья. И по бронзовому лицу пробежали тени. В тот момент, когда Игорь сделал к памятнику шаг, тот словно прервал размышления. И взглянул на бывшего мальчика. Так реально и вдумчиво, без досады, что отвлекают. С полной готовностью слушать и выслушать. Одно мгновение Игорь готов был поклясться, что памятник ожил и смотрит на него, прямо в душу!
В следующий миг над головой раздались крики пролетающих ласточек. Тогда он вспомнил, как будто увидел и услышал в записи, разговор из мая конца пятидесятых.
- Каким перелётным птицам ты больше рад? – Спрашивает мальчик старшего товарища. Они сидят в беседке под ярко-голубым небом, покрытым перистыми облаками.
- Вот я - ласточкам, - продолжает ребёнок. – Они такие шустрые. И поедают много вредных майских жуков.
Взрослый улыбается и треплет шестилетнего мальчугана по волосам.
- А я – грачам.
- Почему? Они чёрные, страшные и резко каркают!
- Зато прилетают первыми, - улыбнулся мужчина, – когда на земле ещё много снега и так мало для них еды.
- Почему они не подождут ещё немного, пока снег не растает весь?
Выражение лица взрослого становится серьёзным.
- Видишь ли, каждый день ожидания – это потерянное время. Грачи начинают первыми бороться с вредителями, которые проснулись и выползают из-под снега. Иначе жуков и гусениц в природе разведётся столько, что потом и ласточки не спасут.
Учёный вздыхает и глядит в небо, на стайку пролетающих стрижей.
- Так же и люди. Есть осёдлые, а есть перелётные. И ни те, ни другие не могут без родины.
- А как же те, которые совсем уехали?
- На самом деле они уезжают не полностью.
- Как это?
Мужчина думает с полминуты, подбирая слова.
- Их счастье навсегда остаётся там, где их дом.
- Значит, они несчастливы даже в тёплых краях? – Удивляется ребёнок.
Учёный кивает, опуская веки.
И снова задумчиво смотрит вниз, но не под ноги. Видит что-то ещё. Может, будущее?
Игорь резко зажмурился, прогоняя видение. Игра воображения и ставшие частыми бессонницы нагнали на него почти мистическую дрожь!
Ему вдруг захотелось мысленно продолжить спор с бронзовым двойником своего старшего друга.
- Здесь у меня никогда не будет таких перспектив, такого оборудования, как за океаном. Я смогу заниматься, чем хочу. А эта новая власть… Ещё не известно, как она закрутит или наоборот, вывинтит гайки! Если наука – везде, наука – для человечества, то какая, собственно, разница…
Он осёкся. Стоп. Если бы не было разницы, не было бы этого города. И этой страны, возможно, тоже давно не было бы.
Он уже не понимал, чей голос беспощадно звучит у него в мозгу.
- Игорь, ты – предатель. Потому что оружие, которое ты создашь, будет стрелять оттуда. Не рассчитывай, что теоретическая физика, твой конёк, принесёт лишь пользу человечеству. Польза редко бывает тотальной, для всех. Тебе ли не знать, как всё относительно? Даже если ты будешь там богат и уважаем, перестанешь разговаривать на родном языке, как ты сможешь не думать о них – застывших в металле, но с живыми глазами, сверлящими душу?
- Тебе с этим жить. Ведь ты уже всё решил.
На деревянной скамейке, в двух метрах от памятника известному учёному сидел человек средних лет. Руки на коленях нервно мяли шляпу. Невидящий взгляд застыл, фокусируясь в неизвестной точке. Будто бы два сидящих рядом шахматиста обдумывали сложную партию. Одну из тех, что тянется не один день.
* Действие происходит в «альтернативном» Сарове. В действительности же храм Серафима Саровского восстановили только в начале 2000-х годов.
Март, 2022