Продолжение, начало см. Палящее солнце Кандагара - 1 и Палящее солнце Кандагара - 2.
Глава шестая. Да чтобы в дубленке дырок поменьше.
Мы с интересом осмотрели удобные добротные коттеджи, в которых расположился наш советнический аппарат. Здесь были созданы все необходимые бытовые условия. Быстро познакомились.
Советники рассказали о службе, каждый по своей линии. По всему чувствовалось, что обстановка по сравнению с Кандагаром более спокойная, поэтому больше возможностей для ведения партийно-политической и оперативной работы. Немаловажно, что советники живут в провинциальном центре, существенная экономия времени, нет необходимости каждый день ездить в город за тридцать километров.
Вдруг со стороны реки гулко разнеслось эхо взрыва, я насторожился.
- Афганцы глушат рыбу, - пояснил, улыбнувшись, старший советник провинции. - Рыба в реке превосходная, на лугах много дичи, кабанов видимо-невидимо. Афганцы свиное мясо не едят, запрещает Коран, однако дикие свиньи наносят большой урон посевам, поэтому местные жители охотятся на них, а добытые туши приносят нам.
Я подошел к окну и открыл его. Во дворе Валерий, вытирая пот со лба, разбирал вместе с афганскими товарищами нескончаемые кипы справок и внушительные папки с документами.
- Вот, передаем афганцам нашу бюрократию, - заметив меня, устало сказал он. - Всё пишем, планируем, вместо того, чтобы просто работать с людьми. Они, кстати, легко заразились нашей болезнью, превратились в настоящих писак-маньяков. Слушай, Олег, бумаги, оказывается, засасывают, похлеще, чем алкоголь и наркотики вместе взятые! Теперь они без документов никуда, и как-то все с этими папками сразу важными и неприступными становятся.
- Не буду мешать.
Я закрыл окно и вдруг заметил сквозное отверстие в оконной раме. Проследив траекторию, увидел на стене выбоину, очевидно, от пули.
- Давно обстреляли?
- Весной.
- Одиночный выстрел из засады?
- Нет, душманы планировали захватить город, внезапно напали значительными силами, стреляли куда попало и безостановочно. Довольно легко им удалось захватить несколько улиц, но народ встал стеной, грудью поднялся против них.
- Без оружия?
- В том-то и дело! Едва не случилась трагедия, пролились бы реки крови, да вовремя подоспела помощь из Кандагара. Бандиты, неся большие потери, откатились за реку. Больше не суются, получили урок, но надолго ли, этого вам никто не скажет. Хорошо, когда народ поддерживает власть. Люди часто собираются на митинги, приглашают местных вождей белуджи, - весьма, кстати, колоритные, крепкие как юноши, но сплошь седые старики, перетянутые крест-накрест патронташами, с длинноствольными винтовками времен англо-бурской войны в руках. Жители протестуют против оказания помощи мятежникам из-за границы. Они не считают отряды, забрасываемые сюда из-за рубежа, своими.
Я невольно встрепенулся.
- Вот, вот, поднялся весь народ! Вот как должно быть по всей стране. Тогда земля, жаждущая мира, будет гореть под ногами тех, кому нужны кровь и нажива, тогда мирная жизнь обязательно наладится.
- Хм, да, вроде бы верно, только контрреволюционеры позиционируют себя вовсе не как уголовники, или, не дай бог, наймиты американского империализма. Они объявляют джихад против неверных, и у них есть сторонники, в том числе среди молодежи, но, думается мне, дело даже не в джихаде и набожности населения. Племена пушту и белуджи любого иностранного солдата, без разрешения вступившего в кишлак, считают врагом. Межклановые распри мгновенно прекращаются для того, чтобы общими усилиями выпроводить оккупанта восвояси, а в случае сопротивления - уничтожить.
- В нашей стране враждебное население советская власть выселяла и расселяла по отдаленным местностям, взамен проводила вселение лояльных граждан, либо лиц, имевших различное происхождение, которые могли взаимодействовать и сплотиться в коллектив лишь с помощью советской культуры, которая не выкорчевывала родные языки, сохраняла этническое культурное многообразие, так проводился в жизнь принцип пролетарского интернационализма в противовес буржуазному национализму, порождающему нацизм в самых различных его проявлениях.
- Хм, да это-то понятно, однако здесь нет такого людского ресурса и такой обширной территории. Как, интересно, и куда можно расселить двадцать миллионов пуштунов и несколько миллионов белуджи, если вокруг одни пустыни и горы! Племена пушту и белуджи против присутствия советских войск, следовательно, задача предельно проста, - с ними следует договориться. Если переговоры неизменно заходят в тупик, делать здесь нечего. Ошибка в том, что наверху возобладало мнение о давней лояльности афганцев ко всему русскому и советскому, в Москве никак не могут и не хотят поверить, что двенадцатилетние мальчики в кишлаках стреляют в спины советских солдат, берут трофеи, которые в глазах вождей превращают их в мужчин-воинов, открывают им жизненную перспективу. В такой непростой ситуации нам остаётся лишь предельно взвешенное поведение, искреннее уважение ко всему исконно афганскому и широкая разъяснительная работа по поводу необходимости в отдельных случаях применения силовых методов, однако так мы не решим проблему, а всего лишь затянем на неопределенное время её решение.
- Вы пробовали вести просветительскую работу?
- Как вам сказать, мы пытались вести политическую работу, но очень скоро поняли - бесполезно. Совсем другие люди, другие понятия и начинать надо с самого элементарного. Люди не знают самого простого, так что марксистская теория им пока что явно не по зубам!
Да что там марксизм! Как-то решили провести политическую беседу по книге Леонида Ильича Брежнева "Малая земля". Естественно, партийный советник решил начать так, чтобы неграмотные люди его поняли. Он решил вначале ввести слушателей в курс дела, затем постепенно подвести к содержанию книги, поэтому начал рассказывать не о самой книге, а об известном эпизоде Великой Отечественной войны - высадке советских десантников на пятачок близ Новороссийска. Заговорил о море, а люди не знают, что такое море. Заговорил о барже, а никто не знает, что такое баржа, корабль, пароход! Политическая беседа превратилась в мучение.
Теперь, как видно, оставалось только одно - рассказать, как Леонид Ильич шёл с десантниками по реке Гильменд на большой рыбацкой лодке, затем взял динамит, которым глушат рыбу, стремительно высадился на противоположном берегу и прогнал душманов. Такой рассказ был бы понятен, но как быть с книгой "Малая земля", как быть с марксизмом, вопрос.
Люди набожны, религиозны, отказ от религии воспринимается как вселенская катастрофа. Религия не совместима с марксизмом, сугубо материалистическим учением. Люди никогда добровольно не откажутся от религии, свободной купли-продажи и частной собственности. Они не мыслят жизнь без традиционной веры, своего дома, хозяйства, своего дела, торговли. Много, очень много вопросов, а решения или хотя бы его наброска нет и не предвидится, вот что беспокоит больше всего.
Действовать, когда нет проекта решения задачи, мягко говоря, глупо. Ах, что там говорить, давайте-ка лучше пройдемся! Вам, Олег Александрович, как старшему советнику из Кандагара, интересно будет сравнить.
Мы вышли из дома и пошли пешком. Я удивился.
- Наши советники передвигаются по Кандагару только под прикрытием брони.
- Здесь нет междоусобицы, власть держат местные пуштуны, партийное крыло "хальк", они не дают мятежникам развернуться, так что можно спокойно гулять.
- Город неплохо спланирован, - сказал я, глядя на прямые улицы и утопающие в зелени виллы Лашкаргаха.
- Тридцать лет назад его построили американцы для своих инженеров, когда проводили орошение долины реки Гильменд, а вот и сама река.
В этот момент мы вышли на уютный песчаный пляж. Река оказалась красивой как зеркало и довольно широкой, она плавно и мирно текла в своих пологих берегах.
- Там душманы, - сказал мой провожатый и показал на противоположный берег, густо поросший зеленым кустарником. - Иногда обстреливают город, так что будьте внимательны. Увидев нас, они могут открыть огонь.
Я недоверчиво осмотрелся вокруг. Было довольно людно. Никто ничего не боялся.
Местные жители и наши военные занимались, кто чем. Кто-то возился на берегу, разводил костер, кто-то просто сидел и глядел на спокойное течение воды, солдаты стирали белье, развешивали сушить, спокойно разговаривали, шутили. Сушилками служили ветви кустарников и деревьев.
Здесь легко дышалось, свежий вечерний ветерок приятно ласкал лицо, об опасности думать не хотелось совершенно.
- Часто течение прибивает к берегу распухшие трупы людей и животных, - тем временем продолжал говорить старший советник. - Все привыкли и не обращают особого внимания, никто не достает их из воды, и они уплывают дальше. но всегда найдется кто-нибудь особенный, вы знаете.
- В смысле?
- Один наш солдат, водитель бронетранспортера, начал часто и подолгу отлучаться из расположения сюда, на берег. Командир решил, что неплохо бы проверить. Офицер тихонько прокрался за ним и обомлел. Солдат вытащил из реки труп человека, аккуратно отрезал ему голову и стал, как заправский людоед, вываривать ее в котле прямо здесь, на берегу. К счастью, оказалось, что он не собирался ее есть. Отделив кожу и мясо от кости, он старательно высушил череп, а потом долго шлифовал его наждачной бумагой. Командир не выдержал и вышел из зарослей. Солдат нисколько не смутился, совершенно спокойно с широкой улыбкой доложил, что готовит сувениры домой в подарок родным и близким, будет хорошая память об Афганистане.
- Наверное, что-то с психикой.
- Да уж наверное! Приехал вроде бы нормальный, и вот такой неожиданный поворот, никаких ранений или контузий у него не было, а голова, тем не менее, не выдержала. Командование не знало, что с ним делать. Вскоре, к счастью, он подхватил гепатит, и мы сплавили его домой без памятных сувениров. Всякое здесь бывает! Немудрено, человека каждую минуту подстерегает опасность, и он мгновенно раскрывается весь без остатка как бутон розы на юге. Дома нас до конца не знают самые близкие люди, там мирная, устроенная жизнь, а здесь сразу видно все - трусость, жадность, зависть, жестокость. Как много пришлось узнать о людях! Страшно, что все мы, побывав здесь, изменились.
Вот говорят, что вернувшиеся на родину "афганцы" очень нервные, возбуждаются по малейшему поводу, мол, убить человека им ничего не стоит. Говорят, что такими они становятся здесь. Как страшно потерять себя, превратиться в зверя! Сам я за собой не замечаю никаких отклонений, но вот иногда поругаю ребят за упущения в работе, а потом ночами не сплю. Они на меня не обижаются, знают, что прав, а мне кажется, что виноват во всем я. Зря так грубо выругался! Подчиненные мои терпят лишения, мягче надо с ними, мягче.
Оказывается, быть вдали от родины, - страшная пытка. Вроде бы все устроено - быт, питание, вот только нет полноценного общения, и какое полноценное общение может быть при такой изоляции! Каждый из нас может наизусть рассказать биографию всех остальных. Очень скоро всякий повтор вызывает нервозность и крайнее раздражение.
В конце концов, все предпочитают молчать, играют в шахматы, перекидываются в картишки. Всё молча, понимаете? Вы где-нибудь видели в Союзе, чтобы люди молча играли в карты?! Так проходит время. С тупой методичностью отмечают каждый день, отбытый здесь. Вот где таится опасность свихнуться!
Боевая обстановка, пребывание на чужбине наложили свой отпечаток на наши сердца и лица, нас теперь надо изучать под мощным микроскопом. Вы присматриваетесь ко мне, я вижу. Как новый еще не успевший испортиться человек скажите, пожалуйста, изменился ли я. Посмотрите, есть ли во мне что-то ненормальное, противоестественное, нечеловеческое?.. Я так боюсь. Всё происходит постепенно и незаметно!
Советник вопросительно посмотрел на меня, и мне невольно сделалось не по себе.
- Да всё вроде бы нормально, - стараясь оставаться спокойным, с улыбкой сказал я. - К черепам-сувенирам как, не тянет?
- Хм, да какой там! Мне бы свой черепок до жены довезти да еще чтобы в дубленке дырок было поменьше, вот и все желания.
- Какой дубленке? - насторожившись, но стараясь не показывать вида, быстро сказал я. - Жене купили?
- Да нет, - засмеявшись, сказал советник. - Так у нас повелось, мы здесь собственную шкуру дубленкой называем. А вы что подумали?
- Честно говоря, подумал, что вы впрямь понемногу начинаете здесь сходить с ума.
- Ах, зря я эти разговоры затеял, - широко улыбнувшись, сказал старший советник и энергично махнул рукой, словно решительно отгоняя прочь дурные мысли. - Всё будет хорошо! Пойдёмте-ка лучше обедать, сейчас ребята шашлык из дикой кабанятины приготовят. Пальчики оближешь!
Мы, посмеиваясь, двинулись обратно. Больше к этой теме не возвращались.
Старший советник ошибочно решил, что я к нему присматриваюсь, пытаясь выявить некие странности в поведении. В действительности я чувствовал себя по-прежнему новичком и присматривался к нему лишь потому, что думал не о нем, а о себе, поскольку меня всерьез волновало, смогу ли я вот так, как они, побывавшие в боевой обстановке люди, с улыбкой и доброй иронией относиться к ужасам войны.
Глава седьмая. Первое знакомство с Кандагаром.
В Кандагар долетели без приключений, подъехали к своим виллам. Здесь мне доложили, что из Кабула прибыло большое начальство - представители всех ведомств. С завтрашнего дня начинается подготовка к большой операции. Наши расчеты сил и средств готовы. Могут попросить доложить об участии царандоя.
- Что ж, старик, - сказал мне Валерий. - Я улетаю в Кабул, там тоже большие дела назревают. Смотри, я у тебя полмесяца пробыл.
- Приписками занимаетесь, товарищ начальник политотдела, - с иронией сказал я, - пять дней за полмесяца считаете, не понимаю. Вам что, тогда больше платят?
- Ты, видимо, забыл, товарищ сар мушавер, что в Афганистане один день пребывания считается за три. Пятью три - пятнадцать!
Прошло всего несколько дней, а мне казалось, что я знаю Валерия с детства, так успели сблизиться. Мы без преувеличения начали понимать друг друга чуть ли не с полуслова, улавливая смысл по интонации. Так часто бывает между братьями-одногодками, выросшими вместе.
- Понимаю, Олег, что оставляю тебя в сложной обстановке, но пока помочь ничем не могу, держись, и особо не лезь туда, куда не следует. Наша задача помочь афганцам в их революции, а не идти, как делают некоторые наши, в бою в первых рядах с автоматом наперевес. Пусть они сами воюют! Пусть делают свою революцию и свою историю. Если они разберутся со своими партийными крыльями, фракциями, течениями, дело наладится быстро, а сейчас идет мышиная возня, мутноватая водица. Пока что советую хорошенько усвоить лишь одно, - всё внимание в настоящий момент обращено на Кандагар. Речь идет не просто о городе, это стратегический пункт. Миссия у тебя сложная, но я убежден, - ты справишься.
Мы крепко пожали друг другу руки. Жалко было расставаться. Мне нравился Валерий, рассудительный спокойный громадный белорус. Рядом с ним мир выглядел проще, и казалось, что с Валерием можно было решить любой вопрос, распутать любой узел, и не только афганский, но и гордиев.
Валерий улетел, а я засел за материалы подготовки к завтрашнему совещанию.
Рано утром следующего дня нас собрали в Ленинской комнате мотострелковой бригады. Совещание открыл главный военный советник министра обороны Афганистана, ранее занимавший в Союзе должность начальника одного из военных округов.
Он, водя указкой по огромной карте, коротко изложил суть плана. Армия намеревалась внезапным маневром блокировать город, окружить двойным кольцом и прочесать окрестности, которые по мнению руководителя операции, в силу географических и инфраструктурных особенностей позволяли мятежникам подбираться к городу и совершать террористические акты.
Затем каждое ведомство по своей линии доложило о готовности к проведению операции, подошла моя очередь. Я постарался не растягивать, однако руководитель прервал меня, едва я начал говорить.
- Полковник, обратите внимание на сам город! Царандой хорошо знает обстановку, местных жителей. Афганская милиция может сделать многое, нам с нашей техникой в городских кварталах не развернуться.
- Вынужден огорчить, батальоны царандоя задействованы в наружном периметре.
- Ничего, пусть батальоны царандоя остаются за городом, мы выделим для вас наших десантников из Кабула. Только убедительная просьба, - направляйте их правильно по городу, оцепите административные здания, чтобы не случилось самое интересное. Смешно будет, если душманы захватят власть в городе, пока мы воюем по периметру. Уверен, как только начнется операция на подступах к Кандагару, противник попытается устроить беспорядки в городе и под шумок вырежет местный актив.
Мне хотелось высказаться, но я промолчал. Сейчас не время. Запущена такая махина! Меня просто никто не станет слушать.
Больше меня ни о чем не спрашивали, и я не имел к военным совершенно никаких вопросов. Главная борьба впереди, а военной силой ничего не решить.
Вновь поднялся главный советник армии и загадочно улыбнулся.
- Умышленно не назвал время операции из соображений секретности. Операция началась! Приказываю вывести свои подразделения по отведенным местам и начать выполнение задания согласно плану. Главный штаб будет располагаться в Кандагаре на территории афганского корпуса. Командные пункты оборудованы непосредственно в "зеленой зоне". По мере продвижения наших сил они будут перемещаться.
Он важно посмотрел на часы, все поспешно сделали то же самое.
- Пока мы здесь совещались, наши подразделения вступили в бой!
"Секретность, внезапность, - с глухим раздражением подумал я. - Что они дадут, если по фронту нет противника! Наивно полагать, что душманы сидят в одном месте и ждут, когда их будут уничтожать. Военные, тратя значительные ресурсы, усердно образовали кольцо и начинают его сжимать, но сожмут они одну лишь пустоту".
Советник по безопасности, который неофициально считался моим заместителем, доложил, что советники батальонов царандоя совместно с частями советской и афганской армий вышли в пойму реки Аргандаб, чтобы прочесать обширные заросли тростника, и, видимо, ведут бой. Время - девять утра, мы заняли места у бойниц в бронетранспортерах, и колонна двинулась вперёд.
Я ехал в Кандагар впервые. Дорожное покрытие оказалось великолепным, что, конечно, сразу бросилось в глаза и слегка озадачило. Асфальт уложен по западным стандартам. Правда, местами его сильно испортила тяжелая техника. Разбитые участки постоянно засыпались песком, и мятежники сориентировались мгновенно. Легко и быстро, не копая грунт, а только лишь разрывая песок, они на разбитых участках ставили мины. Поврежденные участки проходили осторожно, иногда объезжали по обочине.
Дорога, обычно пустынная, сегодня под контролем военных. Вдоль трассы маячила бронетехника, на броне сидели солдаты. Стволы пулеметов и автоматов направлены в заросли тростника, которые на военных картах обозначались как зеленая зона. Слышалась непрерывная стрельба. Похоже, прочесывая местность, военные, в самом деле, вступили в бой.
Так было на всем пути следования в город. Дорогу длиной в двадцать семь километров проехали быстро. Вокруг одна и та же картина - боевая техника, солдаты и однообразная местность, покрытая тростником. Ландшафт чем-то напоминал местность в Талды-Курганской области Казахстана на границе с Китаем, где я вырос.
Ехали с задраенными люками. Душновато, и практически ничего не видно сквозь узкие щели.
Солдат-стрелок на крутящемся сидении, как кинооператор на съёмках, постоянно вертелся на триста шестьдесят градусов, держа пальцы рук на гашетках мощных пулеметов.
- Сегодня можно особо не опасаться, товарищ сар мушавер, - обращаясь ко мне, подал голос массивный как скала советник, служивший здесь второй год, и уверенным привычным движением откинул боковые люки, - кругом такая сила. Едем как короли!
Видимость сразу улучшилась, но свежее не стало. Воздух горячим потоком по-хозяйски ворвался в салон, выталкивая вон чахлые остатки прохлады.
Солдат продолжал напряженно следить за продвижением колонны в перископ. Стали въезжать в Кандагар. Люки закрыли.
- Начинается Дорога смерти, - сказал мой советник, как видно, охотно взявший на себя роль моего персонального гида. - Здесь нас постоянно поджидают душманы, неожиданно бьют из гранатомётов.
Сквозь щель я увидел разрушенные безжизненные здания. Бесформенные кучи глины и кирпича жалко возвышались над поверхностью земли.
- Наши "мигари" поработали, - продолжал пояснять советник, - они постоянно кидают сюда бомбы, но душманы укрываются в подземных колодцах, затем выходят снова. В любое время. Когда захотят. При необходимости опять незаметно исчезают. Вот и бомби их после этого. Им хоть бы хны! Жители давно ушли отсюда. Мертвая зона. Сколько погибло здесь наших людей! Саперы ставят мины, взрывают оросительные колодцы, но проходит какое-то время, и бандиты вновь просачиваются к трассе, устраивают засады. Они в этом деле мастера, ничего не скажешь. Появляются внезапно, стреляют в упор и растворяются. Духи, одно слово! Система подземных оросительных каналов, кяризов, древняя и сложная. Кроме местных жителей в ней никто разобраться не может, вот такие наши дела, и никто, хоть он трижды герой и четырежды маршал, ничего с этим поделать не сможет.
"Успокоил, - невесело подумал я. - Только прибыл, и вот тебе на, такая окрыляющая в кавычках новость".
Быстро проскочили опасную часть города. Показались нетронутые войной улицы, дома.
Кандагар! Даже сквозь узкую смотровую щель город поражал, завораживал, напоминал загадочную восточную сказку. Уютные особняки, сияющие белизной высокие стены, куполообразные лазоревые крыши.
Кое-где выглядывают аккуратные землянки. Крыши землянок соединены между собой. По ним можно свободно пройти куда хочешь, как по дороге.
Мне сразу вспомнилось детство. Точно такие крыши были в Панфилове, где я рос у приемных родителей. Мы, пацаны, бегали по ним, а взрослые ругались. Глина - не железо. Ребятне игра, а взрослым морока, - крышу-то придется ремонтировать.
Землянки совершенно не портят городскую красоту, теряются за добротными, гордо созерцающими мир домами. Многие из особняков похожи на дворцы, искусно отделанные красивым натуральным камнем.
Кандагар оказался великолепным, запоминающимся, замечательным городом, он буквально утопал в зелени. Ветви раскидистых деревьев покорно провисали под тяжестью поспевших необычайно крупных фруктов. Чем-то удивительным, уютным, древним и таким знакомым веяло от домов и улиц.
- А город-то неплохой, - сдержанно сказал я.
- Город очень красивый и древний. Когда-то Кандагар был столицей Афганистана. Жаль только, что мы его ни разу толком не видели. Все время смотрим на него сквозь щели как пацаны из подворотни. В городе есть шерстоткацкая фабрика, фруктово-консервный завод. Сейчас они не работают.
В целом жизнь осталась такой же, как и сто, двести лет назад. Горожане свято чтут древние обычаи. Дома у них, особенно у богатых, строятся на два входа. Один для мужчин, другой - для женщин, причем на половину жены никто, кроме мужа, зайти не вправе. Так что муж у них - высокая и почетная должность, которую надо еще заслужить. Хозяин встречает друзей и гостей в мужской половине.
Своих женщин они, как правило, не показывают, надевают на них паранджу, и на улицах очень многие женщины ходят в парандже. Если на женщине нет паранджи, то при встрече с чужим мужчиной она опускает голову и прячет лицо. Местные женщины, идя по улице, избегают любой, даже случайной встречи с чужим мужчиной. Душманы часто прячут в женской половине оружие, а иногда и сами там скрываются. Когда мы проводим операции, для осмотра женской половины привлекаем афганских женщин-активисток.
- А если женская половина пуста?
- Обычай все равно запрещает заходить туда мужчине, который не является мужем.
- Понятно.
- Здешние обычаи точно такие же, как у них дома, - мой советник кивнул головой в сторону таджика-переводчика, сидевшего рядом. – Никогда не покажут свою жену. Придумают тысячу отговорок, но не покажут. То, понимаешь, болеет, то к матери уехала, то в командировке. В общем, все вы - феодалы. Одни живут, не таясь, как здесь. Другие маскируются. Только нас не обманешь, мы всё видим.
- Да что вы такое говорите? - широко раскрыв глаза, вполне искренне сказал переводчик. - У нас все забыто давно, ничего такого нет и в помине.
- Опять маскировка! - покачав головой, понимающе молвил советник. - Ты, конечно, можешь отказываться, только я много раз бывал в Таджикистане. Готовят и угощают исключительно мужчины, вот так. Ты лучше скажи, какой калым отдал за свою жену, сколько баранов.
- Послушайте, с вами невозможно разговаривать, - сказал переводчик и, отвернувшись, приник к щели брони.
- А тут так, - невозмутимо продолжал говорить мой советник. - Жёны в обязательном порядке покупаются за большие деньги, до ста тысяч афгани, в зависимости от положения в обществе, образования, имущества. Конечно, внешность имеет особое значение. Что примечательно, образованная женщина, какой бы красивой они не была, ценится дешевле. Богатые имеют возможность купить несколько женщин, а бедные десятилетиями копят деньги для того, чтобы купить одну. Афганцы часто поясняют, что не могут жениться, потому что нет денег. Между прочим, у них не принято, как у нас, спрашивать при встрече о здоровье жены. После такого вопроса они считают, что ты имеешь какие-то виды на его половину и зарождается вражда. Вообще странно получается. Женщину здесь не считают за человека, но берегут пуще зеницы ока. Все дело в том, что если с ней что-нибудь случится, надо будет снова платить, а где взять деньги, большой вопрос. В то же время женщине нельзя уступать место в городском транспорте, и я не завидую тому, кто попробует. Хорошо, что мы не пользуемся общественным транспортом, а к нам в бронетранспортер местную женщину даже лебедкой не затянешь.
В общем, по обычаю, женщин здесь держат в ежовых рукавицах. Не знаю, хорошо это или плохо, однако появились эмансипированные особы, так называемые современные женщины. В основном они живут в Кабуле, но в Кандагаре тоже стали встречаться. Они вполне цивилизованные. Афганцы мне говорили, что современные женщины даже обижаются на то, что мушавер шурави, мы то есть, не общаются с ними. А вот жившие здесь до нас офицеры полиции, советники из Федеративной Республики Германии, вели себя иначе. В ресторан водили. Дорогие подарки дарили. Немцы жили хорошо. Получали от короля большую зарплату, занимали роскошные виллы, вон сколько их брошенных.
Утром они приходили в офис царандоя, просматривали газеты и, если у офицеров и командующего не было к ним вопросов, с чувством выполненного долга шли отдыхать в ресторан с женщиной.
А мы? Бедолаги. Из брони не вылазим, забронзовели. Да и куда вылезешь? Сразу обрежут уши, нос, да еще перед смертью глаза выдавят. Нет, местные женщины на нас обижаются. По-крупному.
- Что-то вас не ко времени на женщин потянуло, - вкрадчиво сказал таджик-переводчик.
- Я всегда так перед боем, - невозмутимо ответил советник. - Как там поп поет нам по утрам на своей радиоволне из Стокгольма? "А теперь любимую свою встречу я, наверное, в раю".
Бронетранспортер резко увеличил скорость. Солдат-стрелок направил дуло пулемета в сторону больших каменных зданий. Проезжали опасное место - район тюрьмы. Здесь обстреливали постоянно.
Глава восьмая. Процесс, а не результат.
Ворота заблаговременно раскрылись, и наши бронетранспортеры на повышенной скорости влетели в расположение царандоя. Автоматчики-афганцы не задерживали, они дружелюбно приветствовали советников.
Нас встретил одетый в полевую форму командующий царандоя полковник Абдул Баки, высокий плотный добродушный пуштун средних лет с черной как смоль шевелюрой и усами.
- О, салам аллейкум! - Он приветствовал советников как старых друзей и по обычаю приложился обеими щеками к щекам советских товарищей. – Как здоровье?
- Слава богу, как говорится.
Абдул Баки свободно говорил по-русски, в свое время учился в Москве. Прошли в его кабинет - небольшую уютную комнату с прикрытыми ставнями, посреди которой стояли диваны и низкие столики. Присели, блаженно вытянули затекшие во время поездки ноги.
- Бача! - властно сказал Абдул Баки.
Перед ним как из-под земли вырос молодой солдат и, получив указания, выскочил из кабинета, при этом он не повернулся спиной, а проворно пятился до порога, пока не исчез за дверью.
"Вот как у них относятся к начальнику," - с удивлением подумал я, наблюдая эту сцену. Солдаты афганской милиции не ходят шагом, они бегают, быстро и четко выполняя команды.
Принесли чай, положили импортные сигареты самой высшей марки. Чай и сигареты входили в особый ритуал подобных встреч. Текущее обсуждение дел или официальные совещания под запись, неважно, все подобные мероприятия у афганцев неизменно сопровождались чаепитием и курением.
Бача, то есть посыльный, поставил перед каждым маленький чайник со свежезаваренным чаем, дорогую чашку и вазу с засахаренными орешками. Хорошо было глотнуть свежего горячего крепкого чая после опасной, да к тому же пыльной и душной дороги!
Наше мирное чаепитие сопровождали время от времени доносившиеся с улицы автоматные очереди, иногда в отдалении раздавались гулкие раскаты от выстрелов танковых и артиллерийских орудий.
- Вот так в Кандагаре круглые сутки, - сказал командующий. - Душманы выбирают цели и постоянно их обстреливают, держат в напряжении. Сегодня несколько спокойнее, да и то только потому, что сейчас город отрезан от зоны, которую с утра прочесывает армия, это брошенные кишлаки и тростниковые заросли в пригороде в речной долине, соответственно городские улицы блокированы, забиты солдатами и боевой техникой.
- Что означает несколько спокойнее? - сказал я. - Душманы, несмотря на стянутые силы, тем не менее, даже сегодня обозначают свое присутствие?
- Да, так, верно! Они выбирают укромные места и пытаются вести оттуда огонь. Ничего, это ничего!
Абдул Баки принялся с краткими комментариями переворачивать перед моими глазами листы оперативной сводки происшествий, замелькали цифры убитых и раненых, факты нападений на различные административные здания с целью их захвата, случаи разграбления духанов и насильственного увода молодежи для пополнения банд.
- Серьезно!
- Особенно тяжелая обстановка сложилась в улусвали Аргандаб, - покачав головой, сказал Абдул Баки. - Там сейчас идут тяжелые бои, а в Кандагаре пока ничего.
Я обратил внимание, что "ничего" - любимое слово командующего. В его устах оно звучало как "ничаво".
- Возможно, царандою следует активизироваться в городе, именно сейчас удобный момент, вы можете разгромить подпольную террористическую сеть.
- Выявить бандитов очень трудно, - снова покачав головой, сказал Абдул Баки.
- Информаторы?
- Информаторы есть, только веры им нет. Кроме того, население ведет себя крайне осторожно, многие вообще на улицы не выходят. Так что с получением оперативной информации не все гладко.
- Рынок, чайханы, торговля?
- Чайханы, духаны, за исключением лишь некоторых, пока закрыты, а на базаре почти никого нет. Туда боятся идти, потому что душманы постоянно держат рынок под прицелом снайперов. Посылал нескольких солдат за фруктами, - двоих убило сразу, вскрикнуть не успели. Остальных выручил бронетранспортер. Так что фруктов пока нет. Ничего, будем пить чай!
Минуту пили из чашек молча. Дружеская беседа, доброжелательная обстановка, но в душе я чувствовал себя некомфортно. Попытка осмыслить информацию не приводила к решению, вопросы не исчезали, их появлялось всё больше, и главный из них, - как действовать царандою в такой странной ситуации.
- Насколько успешно проходит операция под Кандагаром?
- Полных данных об операции пока нет. Известно, что основные банды успели выйти из зоны прочесывания, перешли реку Аргандаб и скрылись в горах, где у них имеется хорошо укрепленная база сопротивления. Именно там они приняли основной бой.
- Прошу прощения, не понял, - сказал я и отставил в сторону чашку с недопитым чаем. - Как это, успели выйти, как такое стало возможным? Выходит, существовала реальная возможность блокировать крупные силы мятежников, однако возможность не реализована. Налицо провал операции!
- Нет, нет, ничего, даже не думайте, обычное дело! - Абдул Баки махнул рукой, призывая не принимать информацию близко к сердцу. - Мятежники вовремя узнали о предстоящей операции, так происходит постоянно. Понятно, что на открытой местности им невыгодно принимать бой с превосходящими силами противника, но не всем удалось ускользнуть. Операция продолжается, противник понес потери, в подразделениях советской и афганской армий также есть потери. У меня в царандое несколько человек убито и ранено. Местность для прочесывания разделена на полосы. Мои батальоны прошли одну полосу, сейчас прочесывают другую.
- Насколько обучены солдаты царандоя?
- Батальоны у меня хорошие, - с удовольствием сказал командующий. - Солдаты набраны из других провинций, в основном на севере страны. Они не связаны с местным населением и бандитами, и, что очень важно, мои солдаты закалены в боях. Для солдата главное - первый бой, первая пролетевшая мимо пуля, а когда он поразит в бою своего первого душмана, - все, он становится другим. Важно пережить момент, после этого все идет нормально.
- Понятно, естественная психологическая ломка.
- Только не та, о которой вы подумали, речь о другом. Само по себе участие в царандое не означает, что мятежники вынесли новобранцу смертный приговор. Бандиты с удовольствием переманивают к себе новичков, еще не побывавших в серьезном деле. Я со своей стороны, наоборот, стараюсь как можно быстрее пропустить новобранцев через боевые действия. Если солдат убил в бою душмана, он знает, что противник его никогда не простит! Теперь ему нечего терять, он начинает воевать всерьез, по-настоящему, и у него остается только один путь, - путь войны.
Мне подумалось, что душманы, видимо, поступают аналогичным образом, но вслух я ничего не сказал.
Мои советники остались работать в штабе, а мы с командующим вышли во двор царандоя, глинобитные стены двора были сплошь испещрены пулями. Абдул Баки сказал, что неподалеку организован фильтрационный пункт, туда доставляют молодых мужчин, взятых при прочесывании, устанавливают личность.
- Задержать душмана с оружием практически невозможно. Как правило, оружие мгновенно прячется в заранее подготовленном месте, поэтому не так просто установить, кем на самом деле являются задержанные, но мы справляемся.
Он предложил мне съездить, посмотреть, как происходит фильтрация. Я двинулся к своему бронетранспортеру, но командующий с улыбкой показал рукой на Тойоту. Автомобиль командующего покрылся густой пылью и выглядел по-боевому.
Я покачал головой.
- Так передвигаться опасно!
- Ничего! - Абдул Баки хлопнул меня по спине и засмеялся как ребенок. - Бронетранспортер в отличие от Тойоты - слишком удобная мишень.
Мы сели в автофургон на заднее сиденье, солдаты мигом прижались к нам с обеих сторон как живые бронеплиты. Впереди сели трое автоматчиков.
Тойота лихо рванула с места. Доехали без приключений, да и ехать-то было недалеко.
Фильтрационный пункт располагался во дворе школы. В ряд застыли несколько бронетранспортеров.
Мы вышли из машины, я живо осмотрелся. Двор наводнен людьми. В основном, все - молодые афганцы. Они сидят прямо на траве, жадно курят, на голове у каждого - чалма.
Подбежал офицер, вытянулся в струнку, отдал честь и коротко отрапортовал на своем языке. Абдул Баки небрежно кивнул в ответ, офицер отошел в сторону.
- Вот как все делается, - очень тихо сказал мне командующий. - Видите, стоят бронетранспортеры с распахнутыми люками?
- Да, бронетранспортеры выстроились в ряд, а перед ними поставили задержанных людей.
- В бронетранспортерах сидят наши активисты, они хорошо знают население кишлаков. Кто сидит в бронетранспортере, не видно, виден лишь черный зев отверстия распахнутого переднего люка. Активисты, наши помощники, оставаясь невидимыми снаружи, сидят внутри и все прекрасно видят. Они внимательно изучают доставленных и опознают душманов. Давайте посмотрим!
Мы подошли ближе и встали у бронетранспортера, на броне которого расположился афганский офицер, он свесил ноги внутрь распахнутого башенного люка, так было удобнее. Двое солдат подвели очередного афганца.
Офицер, подумав, приказал отвести его влево.
- Не понял, - пожав плечами, сказал я, - их опознает офицер.
- Да, своими ногами.
Я с изумлением посмотрел на командующего, он невольно улыбнулся. Тихонько, чтобы не привлекать внимание, он разъяснил суть происходящего.
Оказывается, активисты через проем раскрытого переднего люка внимательно осматривали афганца, которого солдаты якобы подводили к офицеру. Посовещавшись, они принимали решение и дергали офицера за ногу.
Если опознавали душмана, дергали левую ногу. Офицер приказывал отвести его влево, где стояли опознанные бандиты. Если не опознавали, дергали правую ногу, тогда офицер приказывал отвести афганца вправо, там стояли кандидаты для призыва в армию и царандой. Их готовили для отправки в другие провинции самолетом или вертолетом в самое ближайшее время прямо отсюда.
Опознание проходило тихо и спокойно. Никто не кричал, не тыкал ни в кого пальцем, с задержанными обращались вежливо. Они тоже вели себя чинно и спокойно, беспрекословно выполняли все команды офицеров царандоя, полностью вверяя свою судьбу в их руки.
Мне такой процесс опознания показался не вполне надежным, однако я дипломатично промолчал. Командующий предложил проехать в район провинциальной тюрьмы - очень бойкое место. Душманы круглые сутки обстреливали его из автоматов, гранатометов и минометов.
Вскоре подъехали к величественному зданию, гордо возвышавшемуся над остальными домами и деревьями, оно было искусно сложено из камня. Небольшие красивые окна располагались очень высоко. Здание напоминало, скорее, храм, таким впечатляющим оно выглядело.
- Неужели это тюрьма?
- О, да, тюрьма, сар мушавер шурави, тюрьма!
Тюремные монолитные стены были сплошь испещрены пулями и осколками. Тем не менее, серьезного вреда они не причинили. Натуральный камень выдерживал ливень из раскаленного свинца.
Мы прошли через массивные железные ворота и глазам открылся просторный двор с многочисленными постройками, увенчанными куполами. Во дворе сидели мужчины в чалмах, они торговали сигаретами, чаем, жевательными резинками, всякой мелочью.
- Афганцы не могут жить без торговли, - заметив мое недоумение, сказал командующий. - Они занимаются торговлей везде, даже в тюрьме. В основном, правда, торгуют мелкие правонарушители, которым разрешен выход в город, там они закупают товары в духанах и перепродают их на территории тюрьмы, но по завышенной цене, иначе невыгодно.
Странное чувство вновь овладело мной. В Советском Союзе скупка и перепродажа по завышенной цене является преступлением. Спекуляция - статья уголовного кодекса, предусматриаающая довольно суровое наказание, а что происходит здесь?! Преступление совершают заключенные под присмотром тюремной администрации.
Конечно, хотелось высказаться, однако я опять сдержал себя и промолчал, совершенно не предполагая, что сюрпризы ещё только начинаются.
Мы прошли по коридорам, никакой охраны! Простые деревянные двери. Одни открыты, другие заперты на какие-то игрушечные замочки.
В камерах прямо на полу сидят подследственные. При появлении командующего они встают и почтительно кланяются.
Абдул Баки довольно улыбался, сверкая крупными белыми зубами, однако я всё больше хмурился. У нас на родине такая охрана осужденных была бы квалифицирована как преступная халатность.
Наверное, я что-то не так понял. В Советском Союзе главной проблемой мест лишения свободы являются побеги. От них не спасали металлические решетки, хитроумные запоры, чуткая сигнализация, поэтому понятно, что у нас явно прослеживается тенденция к усилению тюремной охраны. Неужели здесь обратное явление, в это невозможно было поверить! Тем не менее, оказалось, что в Афганистане проблемы побегов вообще не существует.
- Я знаю, как обстоят дела в Советском Союзе, а у нас с древнейших времен за побег из тюрьмы положено только одно наказание - смертная казнь, вот почему у нас побег - исключительный случай. Из двух зол люди выбирают меньшее - сидеть в тюрьме. Побег для них - большее зло. Бывали случаи, когда душманы освобождали задержанных, а они через некоторое время добровольно возвращались обратно в камеру. Случалось и другое. Душманы пытались захватить тюрьму. Казалось бы, заключенные должны были сочувствовать нападавшим, которые хотели освободить их. Нет! Заключенные помогали гарнизону тюрьмы обороняться от нападавших.
- Еще удивляет, что нет никаких команд, окриков, строгости, официоза.
- Так проявляется сила народной власти. Мы стараемся соблюдать закон, чтобы люди на себе испытали разницу между режимом короля и победившей революцией. Система пыток при старом режиме была изощренной, я сам прошел через пытки, когда был арестован за участие в демократическом движении в период подготовки революции. Главная изюминка - орудия пыток. Самыми распространенными были металлические колодки, их надевали на пальцы рук или ног, сжимали винтами, причиняя адскую боль. Самым результативным методом считалось применение электрического тока, использовали специальные генераторы или обычный полевой телефон. К оголенному телу допрашиваемого приставляли два конца провода, быстро прокручивали ручку аппарата, ток пронзал тело и выводил испытуемого из равновесия, почти мгновенно доводил до грани безумия. Обычно концы провода приставлялись к самым уязвимым местам тела, чаще всего к половым органам. Прошедшие пытки люди исчезали, бытовало выражение: "Ушёл в Кабул". Можно было подумать, что человека увозили в огромные тюрьмы Кабула, сгубившие не одну сотню людей, на самом деле фраза означала, что, скорее всего, человека нет в живых, он казнен, и могилы нет. В отличие от нас душманы не отказываются от пыток. Применяют старые испытанные методы, в том числе полевой телефон. Так что не стоит попадать в плен, держите при себе гранату на самый крайний случай.
В достоверности слов командующего мне пришлось убедиться позже. В местах разгрома банд, кроме оружия и наркотиков, постоянно изымались разнообразные орудия пыток.
- Тогда да, было плохо, а сейчас им, - Абдул Баки с улыбкой кивнул головой в сторону заключенных, - хорошо!
Подбежал офицер царандоя, звонко щелкнул каблуками коротких сапог и что-то громко сообщил ему.
- Зовут к телефону, - сказал мне Абдул Баки, и, извинившись, быстро ушел.
Я невольно задумался. Если заключенные свободно ходят по двору тюрьмы или сидят в камерах, запертых игрушечными замочками, то вряд ли они опасны для общества. Они, безусловно, не террористы и не главари банд. Сидят рядовые исполнители, пешки в чужой большой игре, вот почему власть их не боится и не пытает. Какой смысл пытать людей, которые ничего не знают! В таком случае появляется вопрос, от которого мне снова (в который раз за сегодняшний день!) сделалось не по себе. Царандою или, по-другому, афганской милиции уделяется огромное внимание, на него расходуются немалые средства, однако то, что мы имеем в результате, вызывает, если не гомерический смех, то недоумение, смешанное с досадой, это точно.
Я смотрел в спокойные и благожелательные лица заключенных, торговавших во дворе своей тюрьмы чаем и сигаретами, и думал о том, что вопросы по-прежнему не исчезают, хотя в принципе многое теперь становится понятным.
Специфика в том, что никто, даже командующий царандоя, прямо на вопросы не отвечает и отвечать не желает, обо всем приходится догадываться самому. Все всё прекрасно понимают и подыгрывают вышестоящим, и так идет до самого верха.
Вот, оказывается, в чем причина режима строжайшей секретности, с которым мне пришлось столкнуться перед отправкой в Афганистан! Я прибыл сюда, ничего не зная, а когда начал осознавать, что к чему, стало поздно, и все мои запоздалые выводы не имеют ровным счетом никакого значения.
Теперь мне придётся участвовать в деле, для которого реальный результат не важен и даже вреден, а важен лишь сам процесс или мнимый результат, поскольку он требует нескончаемого привлечения колоссальных ресурсов. Бесконтрольно расходуются народные средства, гибнут люди, однако кому-то из вышестоящих подобный режим, безусловно, выгоден, иначе просто не было бы смысла с такой помпой организовывать весь этот процесс. Он может показаться абсурдным, глупым, загнивающим, однако лишь непосвященному человеку.
Я так желал дознаться до правды, отправляясь в Афганистан! Именно в этот день, находясь во дворе кандагарской тюрьмы, я вдруг понял, что непосредственное участие в афганских событиях ни на йоту не приблизит меня к разгадке истинной подоплёки, и вновь (в который раз!) с грустью вспомнил слова Семена, сказанные мне в номере московской гостиницы.
- Не лезь, ты всё равно ничего не узнаешь!
Через минуту меня тоже позвали к телефону. Военный советник сообщил, что мотострелковая бригада блокировала противника в горах, к ней идет подкрепление, колонна формируется неподалеку от здания тюрьмы, есть возможность поучаствовать. Через полчаса на броне танка мы в составе колонны выехали на помощь комбригу.
Глава девятая. Вот сволочь!
Командир бригады коротко обрисовал суть. Я сделал кое-какие пометки в блокноте.
Тростники вдоль реки, которые военные на карте обозначали как зелёную зону, прошли довольно легко, крупных формирований не обнаружили, серьезного сопротивления не встретили, задержали несколько десятков человек с оружием в руках. У противника есть убитые и раненые.
Наши потери незначительны. Несколько человек ранено, подбиты три боевые единицы, - два танка и одна боевая машина пехоты (БМП) подорвались на минах, но их вполне возможно восстановить.
Душманы укрылись в лощинах предгорья. Сейчас там идет бой. Батальоны советской и афганской армий, подразделения афганской милиции (царандоя) пытаются очистить местность и приблизиться к горам, где по сведениям разведки сосредоточены крупные силы мятежников.
В горах имеются заброшенные штольни, в них боевики устроили оружейные и продовольственные склады, а также оборудовали долговременные огневые точки (ДОТы) с крупнокалиберными пулеметами ДШК. Вертолеты ведут постоянное наблюдение, однако не все ДОТы выявлены. Вот такая специфика боевых действий в условиях горной местности.
- Ваш царандой хорош, - заметил комбриг, подняв на меня глаза. - Воюет здорово. Так, товарищи, а сейчас обед. Война войной, обед по расписанию.
Командный пункт напоминал военный городок в миниатюре. Всё было продумано и должным образом организовано - связь, санитарный пункт, полевые кухни. Неподалеку темнели несколько автомашин, внутри которых имелись откидные полки для отдыха.
Офицеры постоянно работали с картами, отмечали изменение обстановки, корректировали артиллерийские и авиационные удары. Громко работала рация. Можно было слышать, как батальоны ведут переговоры между собой, осторожно продвигаясь по горной лощине.
- "Лиса", "Лиса", я "Вепрь", почему молчишь? Где противник? Приём!
- "Вепрь", "Вепрь", я "Лиса", я "Лиса", - наконец, раздался из динамиков в ответ на запрос крайне взволнованный молодой голос, - смотри справа, кто-то бьёт по нам, у нас потери. Помоги! Координаты...
Командир бригады мог в любой момент выйти в эфир и вмешаться в переговоры, отменить команду, дать свою или поддержать огнем тяжелой артиллерии по указанным координатам.
Русская речь перемежалась с певучими голосами афганцев.
- Балли, балли.
Так поддерживали связь через командный пункт батальоны царандоя и афганской армии. Вот он, наглядный пример разумного командования. Каждый занимается своим делом, у каждого рода войск свои пункты управления, они поддерживают со своими подразделениями постоянную связь, передают команды командиров и руководителя объединенной группировки.
Авиаторы поддерживают связь с вертолетами и боевыми самолётами. Артиллеристы, расположившись в непосредственной близости от командного пункта, наносят удары по координатам, переданным им наблюдателями с передовых позиций. "Град" пока молчит, ожидая особой команды.
Идет настоящий бой, кругом сплошной гул от разрывов снарядов и бомб. Иногда по рации раздаются мрачные сообщения командиров, называется условная цифра. Все понимают, - опять кто-то убит или ранен. Вертолеты, бросив облёт, подстраховывая друг друга, немедленно летят туда. Раненых и убитых увозят с поля боя и доставляют в госпиталь постоянной дислокации бригады.
Наскоро перекусив, я воспользовался паузой и связался с царандоем. Подчинённые мне советники также поддерживали связь с царандоем, выполняя общую задачу операции.
Скоро стало очевидно, что дело продвигается с трудом. Противник оказывал жестокое сопротивление. Разведка доносила о хорошо обученных за границей бойцах. Все одеты в униформу, ведут себя нагло и самоуверенно, многие слова выкрикивают по-русски, показывают неприличные жесты.
Вертолеты с переменным успехом пытались подавить долговременные огневые точки, искусно оборудованные в скалах. ДШК по-прежнему представляли угрозу полетам и препятствовали прикрытию пехоты с воздуха.
Противостояние ДШК и вертолетов напоминало дуэль. Вертолеты приближались к склонам на предельно допустимое расстояние, вызывая огонь на себя. Противник хитрил, ждал, когда вертолет приблизится как можно ближе, чтобы наверняка сбить его.
В какой-то момент стрелок не выдерживал и открывал огонь. Вертолет мгновенно засекал его местоположение и наносил мощный ответный огневой удар управляемыми и неуправляемыми реактивными снарядами.
Вот и сейчас я вдруг заметил дрожащий бледный огонек, отчаянно заморгавший среди бугристых неровностей отвесной скалы. Пулемет стрелял по вертолёту.
Пилот среагировал мгновенно. Он умело развернул винтокрылую махину и ювелирно точно вогнал снаряды в амбразуру. Раздался мощный взрыв. Снаряд угодил точно в цель. Еще одна долговременная огневая точка подавлена.
Тем временем "Лиса" снова замолчала, но теперь "Вепрь" взволнованно сообщал о своих потерях от плотного огня, просил помощи. Артиллеристы дали залп из крупнокалиберных орудий по указанным координатам.
С борта вертолета поступило сообщение - пробит двигатель, аварийная ситуация. Пилоту дали команду дотянуть хотя бы до командного пункта. Дотянуть удалось, однако при посадке крепко пострадал экипаж.
В боевой суете время течет незаметно. Близился вечер. Очистить горные склоны не удалось.
Батальоны получили команду остаться на ночь на своих местах и готовиться к круговой обороне, затем уточнили координаты расположения основных сил противника и предоставили "Граду" возможность подвести итоги за день.
Тихие синие сумерки разорвали резкие визжащие залпы. Эффектные огненные молнии стремительно и грозно ринулись в небо. Через мгновение горы охватил бушующий огонь.
"Град" не сбавлял темп. Везде стоял один сплошной оглушительный грохот.
Скалы заволокло дымом. "Вепрь", "Лиса", афганские радисты корректировали огонь. Так прошло несколько минут, а затем наступила звенящая тишина. Наступление прекратилось. Батальоны занялись подготовкой к предстоящей ночи.
Когда совсем стемнело, комбриг дал указание через каждые пятнадцать минут навешивать над расположением наших войск осветительные мины и давать несколько залпов из всех орудий и "Града".
Мощные ракеты, жадно дыша огнем, через каждые четверть часа поочередно накрывали один квадрат местности за другим. Лежа на полке в кузове автомашины, я пытался уснуть, но как только засыпал, раздавались залпы реактивной артиллерии. Все вокруг начинало судорожно трястись и подпрыгивать. Уснуть по-настоящему так и не удалось.
Утро не принесло облегчения. День прошел в точности как предыдущий. Колоссальное напряжение и отсутствие результата, вот чем окончился следующий день. Ночью продолжались непрекращающиеся залпы реактивных снарядов, а на следующий день всё повторилось вновь.
Прошло четыре дня. Упорные бои продолжались безрезультатно.
Противник оказывал серьёзное сопротивление, нанести решающее поражение не удавалось. Потери личного состава угрожающе нарастали.
Я не узнал себя в походном зеркальце. Осунулся, побледнел. Голова трещала от бессонницы, пропал аппетит. Есть и спать в таком напряжении совершенно не хотелось. Организм работал в аварийном режиме на износ.
Я находился неподалеку от бронетранспортера связи, когда пуля ударила в распахнутую крышку башенного люка и рикошетом взвизгнула над моей головой. Рядом стояли офицеры штаба, наблюдавшие за ходом боя, никто даже не пригнулся.
- "Бур", - со знанием дела сказал кто-то из них. - Снайпер выстрелил, но с предельного расстояния. Наудачу. Вот почему неточно.
Интересно, куда он целился. Я стоял в двух метрах от бронетранспортера, офицеры - чуть дальше.
Мне сделалось немного не по себе. Противник без оптики довольно точно стреляет с предельно дальней дистанции из длинноствольных английских ружей столетней давности. Понятно что будет, если он в следующую минуту вдруг найдет и возьмёт в руки какую-нибудь современную снайперскую винтовку, однако офицеры, не проявляя беспокойства, по-прежнему стояли у бронетранспортера и переговаривались друг с другом.
Артиллерия и авиация продолжали вести практически непрерывный огонь. "Вепрь" и "Лиса", а также батальоны афганской армии и царандоя докладывали, что душманы упорно держат оборону, наступать дальше не представляется возможным. Огонь неэффективен. Противник умело укрывается за уступами скал и огромными валунами. Огонь авиации и артиллерии только перемалывает скалы, он не причиняет никакого ощутимого вреда. В ответ комбриг снова и снова приказывал артиллерии лучше делать свою работу.
Настроение бойцов падало. Потери росли.
Я пытался понять, в чем дело. Современная военная мощь не справляется с противником, вооруженным лишь одним стрелковым оружием. Так быть не может!
Вдруг я обратил внимание на молодого офицера советской армии. Он нервно ходил взад и вперёд по командному пункту, и казалось, что он хочет что-то сказать, но не решается обратиться к комбригу.
Я подошёл к нему.
- Что-то случилось? Почему вы так болезненно воспринимаете ведение боя?
- Да что там! - Офицер печально улыбнулся в ответ и махнул рукой. - Понимаете, по-моему, мы ведём огонь с использованием артиллерии по устоявшейся схеме, которая сложилась еще со времён Великой Отечественной войны. В общем, конечно, правильная схема, она выверена боевым опытом. Вот только, к сожалению, она не работает в данном конкретном случае.
- Вы серьезно?
- Вполне. Я - офицер-артиллерист и очень люблю артиллерийскую науку. Недавно окончил академию. В общем, у меня есть конкретные предложения по тактике ведения огня.
- Что ж, какие проблемы, доложите командиру.
- Нет, все не так просто.
- В чем сложность?
- Во-первых, я не имею достаточного опыта и сомневаюсь. Во-вторых, поймут ли меня, в армии учить командиров не принято, а вот таким умникам-выскочкам как я урок будет преподан на всю жизнь.
- Бросьте эти мысли, поймут, всё поймут, если доложите спокойно, не умничая, - уверенно сказал я. - Вы сами видите, каждая минута промедления стоит жизни новым и новым людям. Решается судьба многих, и мы обязаны сделать всё возможное, чтобы снизить потери.
- Вы, конечно, правы.
Офицер кивнул, глубоко вздохнул, но продолжал медлить. Подумав немного, я решительно направился к брезентовому пологу, за которым находился командир бригады со своими связистами. Стараясь не выпячивать инициативу артиллериста, чтобы не было неприятностей, спокойно сказал:
- Товарищ командир, у меня и офицера-артиллериста имеются некоторые соображения по порядку ведения артиллерийского огня.
Командир удивился, однако я говорил спокойно, взвешенно, убедительно. Он заинтересовался и повернулся к офицеру.
- Слушаю вас.
Мой артиллерист быстро достал блокнот и стал взволнованно излагать свои мысли. Он говорил, а сам чертил схему, наносил синие и красные стрелы - действия противника и направления наших артиллерийских ударов. Предложение сводилось к следующему.
Когда наши батальоны начинают атаку, противник, используя удобную для обороны каменистую местность, оказывает сопротивление. Когда батальоны залегают, душманы понимают, что сейчас начнётся артиллерийский удар, и, естественно, поспешно покидают боевые позиции, укрываются в щелях и пещерах. В результате наш огонь испепеляет пустое место.
Как только обстрел прекращается, мятежники получают своеобразный сигнал, - сейчас начнется атака. Они вновь занимают прежние позиции и, как ни в чем не бывало, продолжают оборону. Так повторяется постоянно. Наш огонь бьёт мимо цели, поэтому следует изменить сложившийся порядок.
- Любопытно, - сказал командир, идея ему явно понравилась. - Похоже, у них, в самом деле, есть где укрыться, отступив с передовых позиций. Сейчас посмотрим. Как говорят артиллеристы, проверим мысли на местности.
Как только батальоны в очередной раз доложили, что атака захлебнулась, командир дал команду начать артподготовку не менее интенсивную, чем прежде. Земля стала вновь болезненно содрогаться от разрывов.
Когда артподготовка закончилась, через паузу по старой схеме должна была начаться новая атака батальонов, однако через паузу поступила неожиданная команда нанести предельно мощный удар из всех орудий, в том числе из реактивной установки "Град".
Огонь усилили с воздуха. Ударили ракетами вертолеты, штурмовики сбросили мощные бомбы. Получился удар потрясающей силы.
Мощный огневой шквал, самый длительный по времени, накрыл горы. Земля тряслась как в лихорадке. Местность сплошь заволокло плотной пылевой завесой.
Когда огненный смерч, наконец, осел, комбриг дал команду атаковать. Через минуту командиры подразделений доложили, что противник исчез в горах, понеся большие потери. Батальоны практически без сопротивления достигли подножия скал, захватили оружейные и другие склады. Потери в наших рядах прекратились.
Комбриг с презрительной ухмылкой приблизился к офицеру-артиллеристу, крепко пожал ему руку и звучно хлопнул по плечу.
- Ах ты, сволочь, вот сволочь!
- Как, почему? - сказал я, опешив.
Комбриг, увидев моё растерянное лицо, рассмеялся от души. Презрение оказалось игрой.
- Товарищ сар мушавер, вы не в курсе, я вам поясню. У нас, у военных, сволочь это высшая похвала. Сволочам орден Красной Звезды полагается, а может быть даже кое-что покруче.
Офицер-артиллерист стоял весь пунцовый и взмокший от напряжения, пытался улыбаться, однако у него плохо получалось.
- Виноват.
Комбриг обнял его, а затем вдруг грозно повернулся ко мне.
- Да и ты хорош! Надо же, из милиционера в артиллериста за четыре дня перековался. Отметим!
У всех мгновенно поднялось настроение. Нечеловеческое напряжение резко спало. Офицеры сразу расслабились, принялись шутить. Забыв на время устав, они превратились просто в сильно уставших людей без должностей и званий.
Дали команду обедать. Комбриг непрестанно балагурил и смеялся, не уставая острить по поводу артиллерийских навыков советников царандоя.
После обеда командный пункт начал готовиться к снятию. Техника выстраивалась в колонну, грузили боеприпасы и другое имущество. Вскоре машины, подняв невообразимую пыль, двинулись в сторону Кандагара.
Я направил своего замполита в расположение одной из колонн. Сам решил остаться до окончательного снятия лагеря.
Замполит проворно забрался на броню танка. Я пожалел его, посоветовал сесть в кабину огромного бензовоза, чтобы спасти глаза от опасной пыли и грязи, однако он оказался опытным воякой.
- Мне моя жизнь дороже собственных глаз, - со смехом сказал офицер и остался сидеть на броне.
Колонна тронулась. Случайно или нет, но из всех бензовозов именно бензовоз, в который не сел по моему совету замполит, в пути следования подорвался на мине как раз с той самой стороны, где мог сидеть в кабине мой офицер, согласись он на моё предложение.
Машину крепко подбросило, кабину жутко разворотило. Колесо мгновенно разулось. Шина стремительно взлетела высоко вверх. Водитель получил тяжёлое ранение, его долго не могли вытащить наружу.
Когда, в конце концов, его удалось вызволить из западни, подоспевшие солдаты тросом зацепили бензовоз и, не обращая внимания на страшный скрежет разутого колесного диска, дотащили машину по камням до расположения.
- Виноват, я у вас в долгу, - позже при встрече с замполитом сказал я.
Он небрежно махнул рукой, как видно, нисколько не переживая.
- Ерунда, Олег Александрович, даже не думайте. Понимаю, вы хотели как лучше. Обычная история. Хочешь уберечь глаза, а теряешь жизнь. Костлявая словно подлавливает, насмехается. Вот так!
Глава десятая. Взятие Кандагара.
Ещё находясь в Кабуле, я детально ознакомился с планом проведения операции по Кандагару. Положение складывалось сложное.
Во-первых, как я неоднократно упоминал, поскольку это имело немаловажное значение, город окружен высокой травой и густым тростником вдоль реки Аргандаб, военные на своих картах обозначали эту сплошь покрытую растительностью обширную местность условным наименованием "зеленая зона" и постоянно ломали голову, что с ней делать.
В заросли входили мирные местные земледельцы с мотыгами, а стреляли оттуда бандиты. Стреляли не в воздух, а по нашим людям и технике.
У душманов не было тяжелых орудий и бронеавтомобилей. Перемещаясь налегке, они могли появляться неожиданно в любом месте, совершать стремительные нападения, как на колонны, так и на отдельные машины, пополнять боекомплект, запасы продуктов и фуража за счет неприятеля.
Шквальный огонь из засады, а в случае сопротивления - мгновенный уход по заранее подготовленным ходам, вот так, как я описывал выше на реальных примерах, любили воевать мятежники. Обычно повстанцы действовали небольшими группами по два-три человека, тайно пробирались в укрытия, заранее оборудованные недалеко от дороги. Делали залп по колонне, после чего независимо от результата быстро и незаметно уходили. Вооружение - гранатометы и автоматы, а еще мины, их незаметно подкладывали на дорогах. Случались и террористические акты, они тоже тщательно готовились.
Наша техника и солдаты с трудом проходили "зеленку". Ответные удары по душманам не были эффективны. Обстрел отдельных малочисленных летучих групп мощным огнем авиации и артиллерии напоминал стрельбу из пушек по воробьям.
Успешнее действовали вертолеты, а вот бомбовые удары самолетов причиняли мало вреда противнику, зато нередко из-за неточности данных наведения или ошибок прицеливания разрушали жилые дома, уничтожали посевы. Летчики старались, прежде чем наносить точечные удары по населенным пунктам, убедиться в том, что там нет мирного населения. О том, что сельчане ушли, всегда сообщали наша разведка и доверенные лица из местных жителей, но никто не мог гарантировать, что кишлак действительно пуст. Публикации в западных средствах массовой информации, согласно которым советская авиация намеренно уничтожала населенные пункты в рамках политики геноцида, являлись и являются заказными, рисуют Советский Союз в образе империи зла, на самом деле выступали и выступают в качестве информационно-идеологического оружия и не соответствуют действительности.
Во-вторых, как следовало из результатов анализа, реальная власть принадлежит душманам, хотя в городе продолжает функционировать провинциальный комитет правящей партии, есть губернатор, размещен корпус афганской армии. Контрреволюционеры убивают активистов и защитников революции, совершают нападения на административные здания, разоряют духаны, терроризируют городской рынок.
В связи с тем, что официальная власть не проявляется должным образом стали смелее действовать уголовные элементы, совершается значительное количество насильственных преступлений из банального корыстного интереса. С наступлением темноты люди боятся выходить из дома, и такое положение устраивает мятежников, у них появлялся дополнительный аргумент в пользу необходимости немедленного свержения ни к чему не способной власти.
Неоднократно разрабатывались планы масштабных военных операций в "зеленой зоне" силами советской и афганской армий с привлечением батальонов царандоя (афганской милиции). Цель - выдавить противника из удобной для одиночных нападений местности, окружить и вынудить сдаться.
В самом городе планировалось усиление пропускного режима, введение плотного патрулирования на улицах, создание групп резерва для немедленного реагирования на контрреволюционные вылазки. Предусматривалось привлечение к операции сил общественности в лице защитников революции, отрядов самообороны и добровольцев.
Казалось, возможностей достаточно, все детали продумывались весьма тщательно. "Зеленая зона" разбивалась на квадраты. Каждый квадрат в назначенное время прочесывался значительными силами. Указывались пути входа и выхода. Весь наружный периметр "зеленки" войска вначале окружали плотным кольцом, чтобы даже мышь не выскочила из капкана.
Вроде бы всё просчитывалось, однако едва военные ослабляли свое присутствие, возращаясь на базу или переходя в другие провинции, нападения и провокации возобновлялись вновь, зачастую с ещё более трагическими последствиями.
Прибыв в Кандагар, я непосредственно участвовал в одной из таких операций, находился в штабе царандоя, выезжал на фильтрационные пункты и в места боевых действий, которые вели военные, обо всём этом подробно рассказано в предыдущих главах.
Как я упоминал, вскоре выяснилось, что душманы заблаговременно ушли из "зеленой зоны" в горы. Настойчивое преследование одной из групп позволило обнаружить в заброшенных горных штольнях секретный склад оружия, боеприпасов и медикаментов, который пришлось брать штурмом. Значительное количество боевиков было уничтожено, однако наши военные, афганская армия и царандой также понесли чувствительные потери.
Подводя итоги, главный советник советской армии приводил много цифр, называл большое число убитых, раненых и взятых в плен мятежников, отдельно указал количество захваченного оружия и боеприпасов.
- В целом операция не удалась, - неожиданно сказал он, поскольку первая часть доклада звучала в мажорных тонах, - упущен фактор внезапности. Противник знал о предстоящей операции. Видя перед собой значительные силы, он решил следовать своей обычной тактике и уклонился от прямых боевых столкновений. Как всегда, нас немного пощипали на дорогах. Более заметное сопротивление оказано на некоторых высотах, где противник заранее оборудовал долговременные огневые точки. В целом по провинции, и особенно по самому Кандагару, больших успехов не достигнуто. Душманы спрятали оружие, растворились среди местного населения и теперь в любой момент могут вновь начать борьбу.
Все присутствовавшие на итоговом совещании молчали, никто не возражал. Все прекрасно понимали, что армия не в силах разбить противника, использующего партизанские методы ведения войны при скрытой поддержке населения и снабжении из-за рубежа.
Было решено несколько дней продержать войска на занятых позициях. Затем, после ухода военных, запланировали передать позиции местной власти в надежде, что ей удастся удержаться собственными силами.
Обстановка по всей стране оставалась крайне сложной, армию ждали в других местах, где существовала реальная угроза падения новой власти, и таких мест было немало. Обращаясь к афганским руководителям провинции, главный советник рекомендовал им более активно работать самим, особенно среди населения, одним военным победить в революции трудно. Местные руководители широко улыбались, благодарили и обещали.
После ухода сил, привлеченных для проведения операции, советники всех ведомств собрались на совещание и долго решали, что делать дальше. В результате детального обсуждения мы помогли афганским товарищам разработать план мероприятий по укреплению и защите гражданской власти в провинции Кандагар.
Подготовленный план во многом был условным. Сложно придумать что-то новое, когда революция начата сверху, народ в своей массе малообразован, не имеет современных навыков ведения промышленности и сельского хозяйства, а правительство во многих аспектах не может на него существенно повлиять, уступая инициативу религиозным священнослужителям и подпольным комитетам оппозиции.
В конце концов, решили, - боевых операций не проводить, постараться удержать позиции, попытаться поднять активность населения, помочь дехканам заняться обработкой земли.
Несмотря на то, что земельную реформу провозгласили давно, крестьяне не могли обрабатывать землю. Они не были защищены от вооруженной оппозиции, которая искусно контролировала все мероприятия новой власти. В условиях, когда официальная власть не имеет социальной опоры, выработать меры защиты бедных слоев крестьянства, значит, совершить некие кардинальные шаги, аналогичные проведенной в Советском Союзе коллективизации. Она, как известно, была сопряжена с добровольно-принудительной миграцией населения и проводилась одновременно с широкой индустриализацией.
Правительство Афганистана к подобным масштабным шагам готово не было, оно не проявляло политической воли, а советские военные и советнический аппарат не имели соответствующих полномочий. Говоря языком шахмат, назревал пат, - ходить становилось просто некуда.
Получалось, мы воспользовались приглашением, обозначили свое присутствие, теперь ведем оборону против тех, кто противится нашему влиянию, поддерживаем продуктами и медикаментами малоимущих жителей и готовы успокоиться, то есть остаться в таком состоянии на годы, а то и десятилетия, в надежде, что построенная инфраструктура постепенно втянет население в новый социалистический образ жизни.
Подход, основанный на предположении, что правительство Бабрака Кармаля усидит на советских штыках. Опасный, нежизненный подход!
Слабость власти поначалу казалась мне странной. Чуть позже стало очевидно, что люди неслучайно повсеместно не берут землю, имеется причина более весомая, нежели страх перед бандитами. В отличие от новой власти мятежники тщательно работали с населением, выявляли и вербовали недовольных, а сомневающимся предъявляли убедительные факты, свидетельствовавшие, что правительство Бабрака Кармаля печется лишь об интересах новой номенклатуры, а интересы простых тружеников игнорирует, готово безжалостно ломать вековые обычаи, отнимать исконную веру, разрушать традиционный институт семьи, и, кроме того, просто не приемлет естественный ход вещей, когда люди желают иметь свою собственность и самостоятельно участвовать в торговле.
Мне и моим коллегам пришлось, скрепя сердце, вопреки официальному курсу констатировать, что отсутствие в силу географических особенностей надежного контроля над границами не позволяет отфильтровывать население и перековывать его на новый лад как это было сделано в стране Советов при помощи отлаженной повсеместно единообразной пропаганды и суровых административно-командных мер.
Следовало лишь ознакомиться с традиционным укладом пуштунов, их кодексом жизни, чтобы понять, что накачивание страны войсками и советниками по линии различных ведомств лишь разжигает внутренние вековые гражданские распри. Бабрак Кармаль как политик и человек не имел никакого авторитета среди двадцатимиллионного населения пуштунов, однако именно его, как нарочно, поддержал Советский Союз, и именно его просьбу о вводе войск удовлетворил, хотя правившие до него намного более авторитетные Хафизулла Амин и Нурмохаммад Тараки неоднократно обращались к советскому правительству с аналогичной просьбой.
Делая ставку на Бабрака Кармаля, советские руководители изначально загоняли разрешение политической ситуации в Афганистане в тупик. Семён считал, что пожилые люди, находящиеся у руля власти, не могут в силу возраста и болезней предусмотреть всё. Мне такое объяснение казалось упрощенным. Я интуитивно понимал, в чем суть, однако даже моё присутствие в Афганистане и непосредственное участие в событиях не предоставляли мне объективных доказательств, оставалось довольствоваться лишь предположениями.
Полагать, что в высших эшелонах власти засели люди, подготовившие афганский капкан с целью дискредитации советской власти, ускорения её морального и материального истощения, мне представлялось совершенно неприемлемым, хотя многие почему-то верят именно такого рода объяснениям.
Более правдоподобным кажется объяснение, согласно которому система власти, сложившаяся в нашей стране на протяжении столетий, требовала и требует неустанного поиска и нахождения проектов, предусматривающих привлечение и трату колоссальных людских и материальных ресурсов. Именно такой подход, как в советское, так и царское время в силу географической и климатической специфики страны, гарантировал, что номенклатура не только оправдает своё существование, но также существенно улучшит своё материальное положение, нарастит силовой вес в обществе, а сильных, как правило, уважают. Дело не в идеологии, а в том, насколько выгоден тот или иной проект, идеология призвана лишь обслужить его реализацию.
Если проект так просто не вырисовывается, его следует нарисовать при помощи интриг и провокаций, но в то же время любой проект не вечен. Если он исчерпал себя, следует немедленно конструировать новый, вот и вся разгадка. По-моему, в этом кроется причина, если не всех, то многих военных конфликтов, реформ и революций, которые пережила Россия. Причина афганского узла в их числе.
Я уставал не от работы, а от мыслей. С каждым днем все яснее становилось, что нам поставлена изначально невыполнимая задача. Народ по-прежнему не считает революцию своей, а новая власть не желает работать непосредственно с населением, не решается на кардинальные социально-экономические преобразования. Советское присутствие ежедневно поглощает значительные ресурсы, а результаты неоднозначны. Строительство школ, госпиталей, инженерных сооружений и бесплатная раздача продовольствия при всей своей положительности, тем не менее, не давали сколько-нибудь серьезных политических дивидендов и не компенсировали нерешительность общего руководства страной.
Кандагар вновь стал содрогаться от взрывов, обстрелы случались постоянно. Дороги, ведущие к городу, вновь оказались заминированными, вновь начались подрывы бронетехники, и вновь стали гибнуть люди.
Контрреволюция делала ставку именно на Кандагар, рассчитывая после захвата города провозгласить его столицей исламского государства, не зависящего от власти правительства Бвбрака Кармаля и поддерживающих его советских сил.
Тем не менее, в Москве по-прежнему настаивали на военно-политическом варианте решения проблемы. В Кандагар прибыл новый руководитель операции, маршал Советского Союза, ветеран Великой Отечественной войны. Судя по его высказывниям, в Москве по-прежнему считали, что никакой серьезной политической оппозиции нет, а имеются лишь банды националистов, поддерживаемые из-за рубежа, которые запугивают население и используют его в качестве живого щита.
Он был настроен весьма решительно. Получив срочное задание на самом высоком уровне, маршал намеревался в одночасье разрубить кандагарский узел. Его план был прост - силами военных прочесать жилые кварталы, любое сопротивление подавить тяжелым оружием и таким образом зачистить город.
Другими словами, вновь прибывший руководитель вознамерился взять Кандагар по законам войны, словно он являлся укрепленным районом противника. Мы прекрасно понимали, какая трагедия ждет город, а итогом будет отнюдь не прекращение, а напротив усиление сопротивления. Оппозиция получит в свои руки ещё одно наглядное подтверждение антинародной сущности правящего режима.
Сложившаяся у военных схема борьбы с контрреволюцией влекла за собой одни лишь бессмысленные потери, зря гибли люди, гибли наши солдаты, гибло мирное население, а те, для кого предназначались удары, заблаговременно ускользали по секретным, одним только им известным ходам, превращались до поры до времени в простых тружеников, ложились, так сказать, на дно и временно не участвовали в контрреволюционных операциях.
Правда, не все. Некоторые, специально подготовленные, имея особые задания, меняли тактику, грамотно внедрялись в аппарат новой власти, успешно изображали из себя активных бойцов революции до поры, как говорится, до времени, чтобы в удобный момент ударить в спину.
Советникам царандоя вновь поручили разработать меры по обеспечению нейтрализации контрреволюции в Кандагаре. Разрабатывать было нечего, я вместе с моими советниками давно пришёл к вполне определенному выводу.
- Товарищ маршал Советского Союза, - не выдержав, сказал я на очередном многочасовом совещании, - военные Кандагар не возьмут.
Руководитель операции оторвался от карты и поднял на меня холодный взгляд.
- Что вы хотите этим сказать?
- Следует прежде всего заручиться поддержкой населения. Сегодня мы ее практически не имеем. Люди должны почувствовать, что террористическая сеть действительно уничтожена, а пушками, танками и самолетами уничтожить ее невозможно.
Военные были очень недовольны таким заключением. Тем не менее, с учетом мнения, высказанного советниками царандоя, на активе все-таки возобладало более взвешенное решение, - блокировать город и реализовать оперативную информацию о подпольных организационных ячейках террористов. Царандой с нашей помощью как раз получил интересные сведения.
В назначенное время военные как обычно окружили Кандагар, однако теперь работа пошла среди населения, по городским кварталам. Царандой при поддержке солдат советской армии начал якобы массовую проверку домов, однако реальной целью были адреса, сведения о неблагонадежности которых мы получили загодя.
Подозреваемых собирали в специально подготовленном месте для установления личности и тщательной проверки причастности к совершению террористических актов. Активно работали негласные помощники.
Наша операция прошла успешно. Благодаря точным и целенаправленным действиям удалось крепко повредить террористическую сеть, то есть непосредственный организационный источник повстанческих сил. Мы задержали не только рядовых исполнителей, как делали до этого, но также организаторов, координаторов и связных.
Осознав, наконец, всю сложность политической ситуации, руководитель операции смягчился и поблагодарил советников царандоя за представление объективных данных. К сожалению, поддакивание военным и лакировка действительности в угоду высокому начальству была достаточно распространенной практикой.
В Кандагаре стало намного спокойнее. Народная власть заметно активизировалась, сдвинулось с места решение земельного вопроса, стали приниматься меры к устройству мирной жизни, налаживалось оказание продовольственной, медицинской, просветительской помощи жителям.
Так был сохранен город. Взятие Кандагара, к счастью, не состоялось, а обстановка в целом стабилизировалась.
Собираясь вечером после ужина советские советники пели под гитару:
Кандагар, Кандагар - это солнечный дар,
Это сытный базар, теперь наш Кандагар!
У новой власти появился вполне реальный шанс полномасшабно провести реформы, под лозунгом которых она пришла к руководству страной в апреле семьдесят восьмого года. Шанс был в очередной раз упущен, о возможной причине я упомянул выше.
Конец
30 декабря 2022 года