Перечеркнув, воткнув в сердца людей… остаток острия, честь доблести «зверей» - кровь по Днепру, всему вина людей…судьба во власти случая и бога. А кто злодей? Неясен срока узел, и чей топор разрубит острием… хочу увидеть мир, в который мы войдем, а в выси око… и воронье с подскоком, -Георгий, поражающий копьем. Из библии строка, и крест в подъем. Сам убиенный, под тяжестью судьбы, их видимо прочёл.
Всецело пеленая дни средь тьмы … и не взирая на предтечу, мы… мы ищет горло, родственной крови, чтобы сдавить потуже, в слом кости. И побыстрей…, как волки мы в суровости смертей. Безумные, обречены к смертной схватке. Смело – рьяно, рвем внутренность его, свою…тирана, иль барана…нам все равно. Мы, как и вождь, с избранником в аду.
Век сеет лож, войны кровавый нож,- истории чертеж… и макияж ничтожный, мир нынче невозможный. Не ветер надомной, а голос неземной, вояж семь искр из гари без сапфира. Крест, перламутра свет, извилина тропы, до тысяч судеб лет… молящий гладит крест… сегодня благовест… а люди на шампуре.
Мимики кривой оскал, в арене фантазер с огранкой лести лживой. В проекции кинжал для харакири стылый. Историй длинный путь, об этом не забудь. Ретивость и безумий злобный вой. Эпоха возражала, боже мой…, а эхо отражало упокой? «Любви» демарш,- воинственный настрой, и нерадивых восхищает грешный рой.
Зажат приплюснут Гитлер в рукояти … -боже мой, и что же? - зло соразмерно мыслям, православной яти? Иль я не прав? Что чья-то ягодица… с экранного гальюна срет на лица, включая дурака, взирает с высока.
Меж двух вандалов возглас вековой. Лица не вижу, новь в кровавой маске. Какой ужасный сон… какая партитура в вой, подобий только прочитаешь в сказке. В палитре кровь… семь дюжин за спиной, и свет меж рам с огарочком свечений…и ночи звездный рой. А труп - часть гарнитура боя… и кость вдоль горла от ребра забоя. Война нам не сулит добра…а более вреда, с превратности… губа не дура. Ничтожная натура- смотри из далека, проект для дурака.
Я менее лучины в темноте. Внезапный взрыв… и тело в варьете, вращается летит, в разброс судьбы кульбит… а он в верхах вопит… раздвоен будто грешник в час гамбита. Все в гильотине, спину гните.
А мы поныне, оцепенев, безвольно под мечем стоим… стоим в унынье... о добре мычим.
Вершиться суд, а кто стоит за ним? – праведность? Иль сатана, кровавую слюну пускает в стужу. Жует судьбу, через губу, желанье сплюнув в лужу. Как страшно, кто сейчас в строю…и на войне, в окопе… в грешном сне…- исчадье ада. Здесь брат на брата. Брат Каин погубитель брата, а ****и вереницей- чередой… злодейству будут рады. Он враг,- не свой.
Утро выдалась на редкость тихим - странным. С особым «ароматом», привкусом сарматом, а в назидательность всему…, солнце, каплей крови разрывает тьму.
Руку протяни и капельку смотри не оброни. Астрально вижу тех, кто гибнет в бег, за будущее всех.
Вчерашней стали гарь, земля угаром дышит - с небесным холодком броня ржавеет в нише. И житель, - опаленная стена. Желчь в унисон, обуглена судьба… со всех сторон вкривь - вкось летают пули, осколки дурьи…- во время боя, смысла в жизни нет.
Женщина ждала, когда один вандал, разрушит до конца дешевый будуар. Каков её финал, ей предсказать не трудно. Сегодня утро, злобь продолжает жить…творить, преумножая боль,- её не нам судить.
Прозрачный свод небес, день, как и мы, воскрес. Сказать грешно, сулит он нам невзгоды, и право не смешно. Тут «не замай», к судьбе и падали, как ворон привыкай.
Мерцают разноцветным цветом льдинки. Ночь торопясь уходила на покой, абстрактные картинки за рекой, в тумане над сосной три лика ангелов, свеча за упокой… и слышен где-то бабий вой.
Немного бил озноб, от «счастья» искривился рот, в объятии тревог душа и кованные мысли. Природное спокойствие ушло, куда нас занесло? В аду не вижу света ангела и Кришны.
Видение пришло… лицо мертво, в окне покойник весь в холодной маске. Мое, иль не мое? так видно суждено, кровь растворилась в пастве. Тревожный холодок, в душе венок, уже на вираже истории событий…предчувствие, наживка для наитий. В душе война… сожжённая страна, обуглена войной окраина села… в смятении сочувствием ком мыслей… мысль в кровотоке рока… голос в свисте. Касаясь уст… я в выраженье чувств… хрип вырвался наружу из меня… костей знакомых хруст … земля что борона, все пройдено, а как же быть иначе…- жизнь одна. Крови потоп течет, мне радоваться рано, слеза течет из глаз… от Евы и Адама. Нам выпала стезя, оплакивать у храма. Кого-то вспомнить, помянят здесь и нас. Один фугас попал не в нас, в краюху- стога сена. Скирда горела… видимо сгорала меры вера, огарком серости дымок. А человек? - от оторопи взмок.
Вчера, накрапывал днем дождь. Народ месил чернь чернозем на мыло. Мысль отгоняя прочь… уймись войны кадило. К вечеру в миг поредели тучи, ветер северный подул вдоль трассы в Бучу. В мощь силы времени и временной пробел. Кто скрыться не успел… тому и кара «божья» … по виду все ничтожно. По виду искореженные трупы, горой у ступы. А жесть на крыше, - звонница часов… взывает в трубы, затихая в нише. А чуть по выше, над селом, парят чернь птицы в целлофановой обвертке. Их ленты извиваясь в цвет кишки, цеплялись за кору деревьев - дурь травы. Их тень застряла между веток кроны. Кровь пролилась, Днепр поглотил корону. Спектр ослепил с прелюдией Верону.
Ветер кружился, с песней нараспев, над пахотой чуть стих, пошевелил солому. Порыв единожды, прикрыв у пасти зев, стреножил две сосны, к ним прислонил «икону». Танк видимый «покойник», не взыщи…
Ночь препарирует ничтожность, злобы жало. В кругу овала смерть, и то, что составляло… зеркально чуждое на миг, то появлялось, исчезало… вновь воссоздав апофеоз из тел на миг.
Обуглено лицо, он впрямь из русской сказки. Отшельник –богатырь, ломающий порядки. Ломая кость свою, дырявить тишину… кровь на его лопатке… твердит во всю стерню, невзрачно на краю, на всю округу… «Ведь братья мы…- дожили до недуга! Нас господи прости, в нас злобу остуди!»
Хор ветряков в его ушах, и ор верховной Рады, и дилетантский лай, собачатся с экрана. Боль явная,- контузия сторон. Боль давняя с разрывами в суставах. Ржавеет все, - судьба, броня - подкова… огрызок слова. Какие времена- такая ценность слова. А плоти нет, от взрыва что осталось? – что не пойму? От бога что досталось… и где оно? Уж без того, душа его без бога онемела. Без- чувственно, без слез окаменела. В окопах отрицательная роль, второго плана. До конца здесь стой! Пока ты жив, тебя целует мама. А коль погиб? Для радужных забава. Куски не соберешь… приказ лишь подошьешь.
В застывший миг, в прокрустовой сей дали… ледок венком… в нем отсвет цвета- гари… свечой пожар вдали, все это от «любви», стяжательства и лжи, предтечей для войны, в ознобе мы. Деревья с леденцами, видит бог…- душа захолодела, месяц в рог. И как итог, плоть вижу омертвела... и он, солдат без ног. Солдат спиной опершись у «Капеллы» оград металл вонзился в его плоть… глава поникла, раны вкривь насквозь. Лица невидно… по рукам юнец. А ноги где? - войны хмельной замес и видимый прогресс… -разбросаны, средь пепла по асфальту. Кровавый клюв войны, единой не верны. Мы особи одной страны… а вороги по сути.
Заледенело, от событий все живое. Лицо казавшись мне любимое - родное, вдруг превратилось в маску мертвеца, и сам я, ввит придатком праотцам. Душа мертва. За упокой свеча и пелена пред взором. Души - стезя, злобь пожинаем хором. Неслышно божьей речи,-только брань и крик. Открылся у народа свой гнойник, он стар, он в нас, он внутрь системы всей проник. А волчий рык… ребенок и старик, всем приобщились к неразумной встрече… смакуя либеральных клик. Они далече.
Разрыв-нарыв, свечи огарок стыл, оплавлена душа, а рядом саранча… вмиг пожирает разом, сердце- разум. Когда-то неделим, сегодня с пеной в гниль, течет по роду вкривь реки «Осатанелость». Окрашены чрезмерно родники… геройские полки, сражаются… вгрызаясь сердцем в землю, все здесь в крови… а где же кесарь?
Кровавости налет, не ангела полет, а сатана гуляет по страницам. Свинцовый переплет, мне лезет дьявол в рот. Дошлёт, иль перешлет? А лживые страницы лезут в рот. Тест ввек отравленный… я вижу падших лица… и горечь на душе. Пред богом в неглиже, народ взывает к матери царицы… и богу, в свете разума зарницы.
Мы, поедая хлеб, грыземся,- так и есть... безбожно омываем павшим кости. Глотая все и всех… любовь и общий грех... а время ускоряет бег…, мы гнемся в колесе ненужной спицей, не наш успех, все личное до срока, и сломанный побег, он от порока.
В страницах много сфер, а он смотрящий с верха терн, заблудший сам, во сроке - божья птица… испепелив в нас дьявола частицу… укажет и на крест.
Живое существо… в сравнении ничто, вновь истребляет кто? Кто формирует зависть и соблазны, кто высекает искру для огня, чтобы убить, а не согреть меня.
А совесть? Об резь сердца, часть души… во сроке, как в глуши …её ты не ищи…она тебе не дама. Мерещится, она сейчас в крови… в глазах - ушах пыжи, и это наша драма. Ошметок времени, гортанность с переливом… боль, нервный гнет, в нас винтовой нарез выстреливает в стресс,- брат убивает брата. «Христос воскрес! Помянем и солдата… мы все из разных мест. Судьба войной примята. Разрывы за одно. Простите, мы в кино... и крематорий общий – Мариуполь.
*****