По Озерной улице гуляет ветер.
Двухэтажные домики вскинули плечи фронтонов, нахохлили крыши и, прижавшись друг к другу, уставились в небо слепыми чернотами окон. Ветер полощет белье на балконах, кружит деревца и гонит по асфальту целое стадо газет. Они шуршат и катятся, смахивая издали на заплутавших собачонок. Кособокий автобус, сопя, проползает по узкой улочке и, зардевшись угольком по правому борту, поворачивает и исчезает, будто его и не было здесь.
Приближается вечер. Все чаще мелькают прохожие, хлопают двери подъездов и на горбатых столбах вдоль улицы загорается вереница тлеющих головешек. Ветер раскуривает, раздувает их, словно ритуальное украшение, и никак не может угомониться. То распахиваются, то захлопываются форточки, деревья плещут рукавами по проводам, барабанят по окнам и крышам домов. Лужи покрылись рябью. Ветер гонит волны по мелководью и размазывает по земле. Ветру нравятся пальто и плащи, они развеваются, цепляются за кусты и заборы, наматываются на сумки. Прохожие, запутавшись, зажмурившись, шагают в неизвестность и бранятся, бранятся...
Третий дом и вокруг - хоровод близнецов. Лохматясь среди шумящих кленов, пляшут рябые кусты. Над подъездом раскачивается скудная лампочка. Под скамейкой у входа притаилась продрогшая кошка. Она осторожно крадется к подъезду и, путаясь между ног, проскальзывает в дом вслед за мужчиной в сером шуршащем плаще.
Мужчина не спеша поднимается по лестнице.
В подъезде тепло и тихо. Пахнет щами и жареным салом. Стены аккуратно покрашены в сумасшедший цвет, перила содраны и в облезлых почтовых ящиках пусто.
- Э-эхх...
Мужчина комкает в руках кепку и расстегивает плащ. Поскрипывает ботинок.
- Та... Иди ты...
Кошка шарахается и открывает рот чтобы заорать, но вместо этого начинает облизываться: ей приятно находиться среди тепла и вкусных запахов. Раздается звонок. Еще звонок. Мужчина исчезает за дверью. Звонок повторяется снова.
Звонит телефон. В квартире полумрак. По коридору бежит женщина в плюшевом халате и останавливается, глядя в упор на мужчину у телефона. Она, видимо, не слышала, как он вошел.
- Мм... Да.
Повернувшись к зеркалу, мужчина пытается снять плащ. Женщина спешит ему помочь, а потом смотрит на него так, будто под плащом у него вместо свитера оказалось эдакое цветастое домино. Мужчина сосредоточенно слушает человека на другом конце провода.
- Нет!.. Почему, почему... Нет я сказал!
- Ты чего-а?..
Женщина щурится ему в ноги. Смотрит удивленно и, вместе с тем, весело, как мужчина, положив трубку, бредет устало на кухню и усаживается к окну.
- Вот-те раз! Ты... перепутал, что-ли? А-а?
- Та... иди...
Мужчина отворачивается и смотрит в окно. По улице гуляет ветер, шумят деревья, спешат прохожие.
- Да уж ладно, скажи, чего так рано-то... Поссорились, что ли? Или просто запамятовал?..
- И вообще чего ты говоришь? Чего я запамятовал?
- Да уж ладно...
Мужчина смотрит в окно и не слушает. Узловатые пальцы медленно и беззвучно барабанят по столу. Клен за окном метет веткой по подоконнику. Завывает ветер.
- Я вот... газету сегодня прочитал...
- Ох! Держите меня... Ну?
По лицу женщины разлетаются морщины, она смотрит на него, как на ребенка и смеется.
- Стась! Стасик! Беги сюда скорей...
На кухню заглядывает любопытная мордашка, жующая апельсин. Вся она, разумеется, мокрая и с подбородка капает.
- Отец-то твой, слышь? Газету сегодня прочитал!.. Ну?
Мужчина удивленно смотрит на жену и решительно роется в карманах. Он достает сложенную в бесконечное количество раз газету, разворачивает ее на столе и тычет, тычет своим узловатым пальцем, глотая в волнении ртом, как рыба.
- Ты вот... эта... сядь сама и эта... Давай, давай! Смешно...
- Чего давать-то? Охх... А-а?
Все это ужасно ее смешит, она садится за стол, но теперь ее смешит сама газета. Она ничего не может с собой поделать.
- Сама-то, небось, газет-то и не читаешь! Довольная, а! Чему радуешься-то? Прочти сначала, потом радуйся...
- Да я не радуюсь, Степ, не радуюсь...
Женщина достает платок и вытирает им глаза. Пошмыгав носом, она смотрит на него весело блестящими глазами.
- Да чего там... В газете-то?
- Да, там... черным по белому ясно... война на носу...
Он умолкает. Все вокруг умолкают. Женщина шелестит, дергает газету... За окном шумит ветер. Сорвавшаяся ветка ударила в стекло, слышно, как в доме напротив разбило форточку: звенит, рассыпаясь, стекло...
- Да где же... Где это написано! Я не найду никак... А? Степ...
Мужчина мрачно смотрит на гладкий стол и молчит.
- Ну же, Степ!
- Пойми... Так, вот, ясно, тут нигде этого...
- Ну ты и шутник...
- Но ты... Ты послушай... ты прочти все. От начала до конца...
Женщина смотрит на Стася, который все стоит и мусолит апельсин, не решаясь его доесть. Она как верховный судия возвышается над газетой и не собирается, конечно, ее читать.
- Программу передач... тоже надо?
- Ну как же ты... Зачем ты это так...
Мужчина, махнув рукой, уходит в комнату, а она бросает скомканную газету в ведро... Запотело окно на кухне, стекают струйки пота. В отражении размазаны огни большого города.
Под дверью пискнула кошка. Осторожно, несмело начала мяукать. Загромыхало железо по лестнице. Видимо, опрокинулось ведро с отходами и теперь кошка будет в них рыться.
Погода на улице разгулялась. Многие прохожие идут без шапок, а те, что в шапках - вот-вот снимут их или потеряют.
Неистовый ветер ворвался в город на тучах. Хочет вымести улицы все, переставить дома, поменять местами ночь и день, и день и ночь мести улицы, рвать листья с берез и кленов, расстилать их по земле и мести, мести, мести до утра...
Мужчина стоит на балконе, курит. Задумался. Искры слетают с перил и исчезают. На соседнем балконе, будто стая подранков, вспорхнуло белье. Расшумелись деревья и стихли, опять расшумелись. Где-то опять разлетается вдребезги форточка...
- Во-о...
Мужчина стоит в одной рубашке, ежится и докуривает. Он успокоился, смотрит вдаль, туда, где над зыбким куполом рощи не видно в тумане домов.
- Ужинать! Э-э... Где вы там...
Из кухни доносится позвякивание посуды, свистит чайник.
- Ну, где же...
- Иду-иду... Эй, Стась, бросай свой ящик... Не ща, а давай... Ишь!..
Запахи заполнили кухню. Запотевшие окна истекают слюной. Слышно, как тенькают по жести прилетевшие голуби. Потенькали, перестали, начали ворковать. Женщина сажает за стол Стася. Мужчина плутает между развешанным бельем и тоже садится.
- Чего тебе?..
Стасю дают другую тарелку. Он хватает кусок хлеба и начинает его разминать.
- Ладно, Степ, ешь. Показалось тебе и ладно... ешь.
- Да нет...
Женщина отправляет Стася мыть руки. Тот залазит в туалет и долго шелестит бумажками.
- Стась!
- Ладно сиди... он "щща" придет...
Женщина вздыхает и молча ест.
Опять затенькали голуби за окном. Из комнаты долетают звуки выстрелов и чьи-то крики. В ванной шумит вода, но Стася там нет - он в комнате, смотрит кино. Мальчуган увлечен, он даже не присел и смотрит стоя, хотя стул стоит рядом.
- Стась!
- Щща...
- Я те дам щща...
- Ну па...
Все садятся за стол и молча едят. Раздается чавканье Стася, он громко скребет вилкой, доедая салат.
- Сю-о?
- Чай пей и беги...
Женщина начинает собирать со стола. Журчит в раковине вода, гремят тарелки. Целая гора немытой посуды.
- Да не будет ее Степ...
- Хмм... да...
- Не будет.
Он ищет газету и не находит, смотрит в окно. За окном огни: горят, сливаясь, разноцветные окна, где-то вдалеке розовеет небо, внизу плывут мелькая красные и белые шуршащие угольки. Вечер повсюду.
- Да, вот так представишь...
- Чего...
- Да вот - они! Тратят все свои деньги на это... Тратят, тратят... Все свои деньги... Ха... А войны-то и не будет... Вот те на...
- Они, они! А мы? Мы то...
- Что, мы?
- Мы-то не меньше тратим, наверное!
- Да уж это...
- Вот тебе и на...
Из комнаты раздается хихиканье и сопенье. Скрипит стул.
Мужчина смотрит, как жена моей посуду и размышляет. Встает, осматривая развешанное белье и щурится, щурится в окно: что там, за окном, куда идут люди, что у них случилось, что происходит, что вообще происходит в мире...
За окном ветер полощет тополя, мечутся кусты, засыпанные листьями, их тени танцуют бесконечные танцы под аккомпанемент вереницы уходящих вдаль огней. Роща опрокинута, смята. Лужи размазаны по асфальту в тонкую цветную фольгу.
Мужчина протирает тряпкой окно на кухне. Улетают испуганные голуби. Он хочет посмотреть, куда они полетели и не может никак разглядеть.
- Я вот думаю, Маш, зачем все это?
- Ты чай еще будешь?
- М-м... вот предположим... Да хоть предположим, они победили!... Ну, что?
- Что?
- Да ведь они даже не задумались: а дальше что? Что потом?
- Да что потом... Ясно, что потом... Ох, Степ, давай не надо... а?
- Да ничего им не ясно!
Мужчина ходит взад-вперед по кухне. Все старается уложить взъерошенные волосы, но они лохматятся только больше.
- Да, как же, ясно! Ясно... Вот именно, что не ясно!.. Вот никого нас не будет... Вот придут они и будут тут жить. Да? Хорошо... А они кто - люди? Люди! Ведь не ради того, чтоб напиться-то... Ведь наверное захотят тут в счастии, в любви и согласии жить. Ведь захотят! Дак ведь... не получится! Нас всех убив, тут же и жить - не получится! Как тут после этого жить!.. А? Дак что ж они - идиоты?! У них что, мозгов что ли нету! О чем думают-то...
- Они думают...
- Тоже мне, думают!
- Да прост... ой...
У нее выскальзывает из рук чашка и с хрустом раскалывается о край раковины. Женщина вдруг замирает, опустив руки, будто ждет удара, и не двигается.
- Чего ты, а-а?
Мужчина по чудному, неловко вскакивает и останавливается. Он не знает, что делать дальше. Женщина плюхается на табуретку. Сначала у нее вырывается какой-то нечеловеческий писк, потом глубокий вздох с хрипотой, а потом ее уже невозможно остановить.
- Маш!..
Мужчина похож на неуклюжую куклу. Одна его рука присохла к плечу жены, а другая, неестественно оттопырившись, повисла в воздухе. Он опять, как рыба, ловит ртом воздух и не может никак подобрать слов.
- Маш,.. да ладно... подумаешь...
Она в ответ лишь отрицательно машет головой, но он не может в этот момент ничего понять. Он ходит взад-вперед по кухне.
- Подумаешь, тоже мне, чашка!.. Я эта... тебе сервизы приносить буду! А ты их бей! Нарочно! Какая мне разница... Подумаешь... Миллиарды! Миллиарды... ты зря не стала читать... Зря... Я, хочешь, буду в две смены работать... ночью, какая разница... А ты бей все что я принесу и все... И все, понимаешь? Ведь эта... может и не будет... Ведь бьется-то к этому... как его... Я то, может, в это не верю, в приметы, да уж ладно, какая разница, пусть...
- Степ...
- А-а...
Она молчит и смотри на него.
Глаза блестят как звезды за окном. В них то, во что не верят никогда, и он - такой же, как и все. Но вот не выдержал и сел с ней рядом, и очень вдруг похожи стали их лица, их глаза и все на свете...
- Ну чего ты, а? Иди спать, ведь устал...
- Да нет... почему...
- Иди-иди... А то будешь завтра опять утром как этот.
- Как кто?...
На кухне гаснет свет.
Повсюду гаснет свет.
Мужчина стоит на балконе, чиркает спичкой. Спичка гаснет. Он смотрит на потухшую спичку и размышляет. Ветер сдувает ее с руки, ладонь пуста. Ладонь чиста и мир - как на ладони...
- С ума спятил... Иди спать...
- Мм... Щща...
Мужчина стоит на балконе и курит. Ночной город сливается с небом. Свирепо безмолвствует ветер, лишь клены шумят во дворе и воют собаки в овраге. Дома, словно лодки, сложившие весла, раскачивают мачтами телевизионных антенн, сгрудились у извивающегося причала и гасят огни.
Как потухший костер, задуваимый ветром, город тлеет и меркнет. А ветер врывается в ночь и ревет, насмехаясь, над безбрежным пространством огней, запрокинутых в бездну.
1983