Однажды туманной ночью. рассказ
Вечером в большой город вполз туман. Нельзя сказать, что это было чем-то заурядным, привычным. Более того – явление было совершенно невероятным, потому что на календаре значилось тридцать первое декабря, потому что вокруг вполне уместны были бы сугробы, но холода для этой ночи явно было мало – оттепель… А туман неспешно делал своё дело: прижал к мокрому асфальту звуки, наступила какая-то глухая тишина, в которой любой резкий звук показался бы сиреной воздушной тревоги. Но откуда бы взяться таким звукам? До полуночи ещё суетились какие-то торопливые фигуры с непременными пакетами и почти обязательным громким смехом, ещё проезжали запоздавшие машины. По их аккуратной и неспешной «походке» можно было понять, что люди за рулём прошли всего лишь первый этап новогоднего застолья, и они ещё помнят, что нужно вести себя предельно осторожно. Потом были взрывы петард и разноцветные брызги фейерверков. Чуть позже всё погрузилось в эту туманную тишину. Наверняка где-то почти пробегали спешащие домой прохожие с приподнятыми плечами, кутаясь в свои шарфы-воротники, но их не было видно – туман становился всё плотнее. Он обласкал деревья так, что они начали дрожать и ронять на землю невесомые иголки инея, в тихих переулках, таких, как наш, в тумане плавали пушистые оранжевые шары фонарей, как гирлянды из апельсинов…
В такие часы, если они выпадают не в предновогоднюю ночь, люди в городах обычно садятся поближе к батареям центрального отопления, вытягивают ноги и, глядя в окно, в котором-то и не видно ничего, мечтают о живом огне камина или хотя бы свечи. А уж если очень нужно выйти и окунуться в эту промозглость, то одеваешься медленно-медленно, оттягивая ту последнюю минуту, когда ты выйдешь из подъезда и тревожное ожидание чего-то неизвестного, неопределённого охватит тебя с ног до головы.
Мне всё было известно. Спешить некуда и не к кому. Так вышло. Хотел вопреки всем традициям завалиться спать, но за окном был туман, морок, загадка, а меня с детства почему-то тянуло к таким состояниям тоски и одиночества, видно – так уж я сложился неудачно.
Да, выходить никуда не было нужно. Но ночь была именно предновогодняя. Точнее – уже посленовогодняя, когда уже прозвучали первые тосты, когда уже сказаны все хорошие слова и пожелания, а застолье неуклонно двигалось от традиционной организованности к весёлому сумбуру, изредка прослоенному вспышками вражды или ревности. Именно поэтому сидеть дома совершенно одному показалось мне полнейшим безумием или дорогой к нему. Именно поэтому я вышел и остановился перед беззвучной туманной стеной. Окружающие здания показались прижатыми к земле, стали ниже на несколько этажей. Всё, что было выше – съел туман. И оттуда – из ничего – плавно спускалась и гасла у самой земли чья-то скрипка… Нет, не было скрипки. Это мне просто хотелось, чтобы она была, и я её слышал. Как-то незаметно охватило ощущение перепутанности всего – реальности и придумки, вчерашнего и сегодняшнего, ощущение того, что с каждым шагом ты погружаешься в какое-то давно прожитое и уже прочно забытое время…
…В десятке шагов от меня стояло нечто бесформенное и непонятное. Настолько непонятное, что я подумал было, что это нечто похоже на Деда Мороза. Я подошёл поближе. При ближайшем рассмотрении оказалось, что сходство было не случайным. Вязаная шапочка, полушубок ещё не создавали образа, но лицо было усмешливым. Собственно говоря, улыбки я не увидел, но густые усы и борода с изрядной проседью уже своими очертаниями эту улыбку создавали. Мешок, которому полагалось бы лежать на плече, лежал на мокром тротуаре, Над усами нависал большой крючковатый красный нос. Натуральный Дед Мороз.
– Что, холодно? – спросил я и тут же подивился нелепости своего вопроса. Ну, как может быть холодно Деду Морозу? От собственной оплошности я сделал ещё одну глупость:
– С новым годом, дедушка!
На поздравление дед не откликнулся, да и не должен был откликаться – это ж надо: поздравить того, кто сам поздравляет всех вокруг! А вот на дедушку он явно обиделся:
– Я-то точно дед уже, а вот ты, как я погляжу, не дорос ещё до этого!
Он разглядывал меня, словно оценивал: стоит ли вступать в беседу. Результат осмотра оказался для меня, видимо, благоприятным, потому что дед снова зашевелил усами, из-под которых вылетели несколько совсем не сказочных, а вполне себе обыкновенных слов:
– А ты постой вот, как я, на улице с полчасика, а там уж сам поймёшь…
Слова земные разрушили неземное, сказочное наваждение. Я тут же увидел нарисованные гримом морщинки, разбегающиеся от глаз, ёлочные блёстки на отворотах полушубка…
– Случилось что-нибудь?
– Машина подвела, чтоб ей… Ловлю кого-нибудь, чтоб доехать. Транспорта сейчас, сам понимаешь…
– Ну, в принципе в городе где-то что-то ходит… Но здесь это трудно. Такой вот наш переулок.
– А что делать? – Самодельный Дед Мороз, кажется, растерялся.
– Пойдём ко мне, переночуешь, а утром видно будет.
Дед Мороз даже застонал:
– Да ты что?! Меня ведь ждут, понимаешь?! Они там уже хором кричат, наверно, чтоб Дед Мороз появился, а я вот тут загораю. И вообще – какого чёрта ты ко мне прицепился? Помочь ты мне можешь? Нет! Ну и гуляй себе в сторону Тихого океана!
– Тихий, он же Великий, он же Пасифик… Давай по-спокойному, ладно? Мы берём сейчас все твои причиндалы и идём до ближайшего угла на улицу Московскую. Останавливаем там машину…
– Уже пару раз пробовал. Не берут. Опасаются. Они точно знают, что дедовморозов взаправду не бывает …
– Ещё попробуем. Останавливаться не будут – под машину ляжем.
Дед Мороз как-то безнадёжно-упрямо сказал :
– Всё равно не остановятся. Переедут нас, несчастных, и помчатся вперёд, к светлому будущему. А трупы наши будут тихо остывать, укутанные туманом…
А туман расступался впереди, чтобы сомкнуться сразу за нами, задавить даже звук наших шагов. Мы шли по облакам и казалось, что стоит немного оттолкнуться – и полетишь: мягко, невесомо и счастливо, как во сне. Туманные волны уйдут вниз, можно будет дотронуться до морозно-чёрной эмали неба, можно будет заглянуть в маленькие дырочки, которые мы называем звёздами, и увидеть за ними ослепительно-прекрасный мир…
И опять Дед Мороз вдребезги разбил смутные мечтания:
– Жрать хочется, – он тоскливо причмокнул губами – А у меня тут в мешке, так и представляю ярко-ярко : конфеты, орехи, печенье, мандарины… Даже бутылок пара…
– Ну, и чего мучаешься? Ешь себе!
– Да-а-а, а потом – слёзы и сопли: где мой подарок?
– Слушай, дед, а ты ничего не путаешь? Это какие-такие дети сейчас Новый год встречают? Время-то… И потом – как у тебя ребятишки с бутылками сочетаются?
– Да я уж знаю. Прошляпил я и Новый год, и… А дети – во, какие дети! Минимальные аспиранты. Кроме того – они не конфеток ждут, а… Впрочем, это тебе уже не понять…
– Да уж где нам, тупым и необразованным… – я перестал уже что-либо соображать. Дед Мороз, по всей вероятности, был очень расстроен. Борода у него обмокла и серебрилась мелкими-мелкими искорками, а с бровей буквально капала вода.
– Ну, как, план принимается?
– А что делать? Какой-никакой, а всё-таки план. А план, как известно каждому советскому человеку – движущая сила…
– Какому-какому человеку?
– Ой, да ладно! Сам знаешь, какому…
…Мы шли вдоль неясного ожерелья огней, мимо глухо доносившихся из невидимых окон взрывов застолья. Где-то на полдороге до Московской улицы, откуда изредка доносился шум проезжающих машин (мне это мимоходом показалось странным: обычно улица эта, огибающая центр города, бывает перегружена, но сейчас каждая машина была слышна, и их было явно мало), впереди появилось смутное пятно, которое всё приближалось и уже можно было угадать человеческую фигуру, несколько шагов спустя стало ясно – женщина. В чём-то бесформенном нежно-меховом, распахнутом, в платке, накинутом на голову она шла навстречу, и ещё через пару шагов стало видно, что в поднятой руке у неё – высокий бокал. В нём тихо умирало шампанское, это мы тоже увидели. Когда она остановилась, чуть ли не столкнувшись с нами, совершенно нелогично для этой ситуации прозвучал её приказ:
– Остановитесь!
Мы и так уже стояли, но женщине это было, в общем-то, всё равно:
– Кто это пересекает мои владения? Да будет дозволено узнать ваши имена! Впрочем… – её взгляд скользнул по нам, – одно имя понятно сразу – Дед Мороз, и, конечно, никакого другого имени у этого персонажа не может быть. А вы, непонятный пока человек? У вас есть имя? Почему нырнули вы в туманные волны, куда плывёте в новогоднюю ночь?
Я назвал себя. Женщина резко повернулась в сторону, где угадывались ближайший дом и провал подъезда, и крикнула:
– Вот и всё гадание! Моего мужа будут звать… – повторив моё имя, она с размаху бросила бокал на мокрый асфальт. Ожидавшегося, по всей вероятности, звона не последовало – осколки разлетелись молча, будто стеснялись такой выходки. Секундой позже, глянув на нас внимательней, женщина посерьёзнела:
– Что-нибудь не так? У вас ничего не…
– Да нет, всё в порядке… – я объяснил ситуацию, мне самому не очень-то понятную. Потом всё же задал вертевшийся в голове вопрос. Дело в том, что я много лет живу в этом переулке, с детства. Школьником, студентом, идя на работу, я каждый день волей или неволей видел людей, живущих рядом, практически каждого знал в лицо. Но эту женщину я никогда не видел. То есть, если бы видел, то обязательно запомнил бы её тонкое, умное лицо, так резко контрастирующее с её меховым объёмным одеянием. Она пожала плечами:
– Бывает. Я тоже здесь с детства. Просто мы с вами в разных слоях времени живём. Знаете, это обычно по утрам хорошо заметно. В шесть часов выходят одни люди, всегда одни и те же, в семь – другие, в половине восьмого служащие бегут и работающие матери с ребятишками, которых нужно успеть забросить в ближайший детсад… И вот так – целый день и каждый день. Только днём это не так заметно, а по утрам… Ну, я уже говорила. Так вы, значит, торопитесь? Но тогда чего же вы стоите? Идёмте, будем костьми ложиться под каждую машину!
– А как же ваша компания?
Она засмеялась – легко и звонко:– А никого там нет, никакой компании. И не было. Это я на всякий случай придумала, мало ли кто может встретиться...
– А вы уверены, что перед вами не серые волки?
– Уже уверена. И потом – я уже давно не Красная Шапочка…
Молчавший до сих пор Дед Мороз вдруг произнёс детским голосом:
– Красных Шапочков тоже совсем не бывает. Только в метро и на вокзале!
Мы засмеялись и пошли.
…Стояли мы в самом центре перекрёстка. Прошло минут десять. Как ни странно, но машин не было. Ни одной. Мы молчали. Потом Дед Мороз занервничал и стал объяснять, что стоять здесь опасно, потому что…
Договорить он не успел: завизжали тормоза, нестандартного вида машина вильнула на мокром асфальте и замерла. Из неё полез водитель, грозно оттопыривший локти. Машина была не просто странная, а коллекционная: двадцать первая «Волга» в отличном состоянии, практически новая. Да, такую машину любой владелец…
Любой владелец, разглядев нас, остановился:
– Это ещё что такое?..
Переговоры шли недолго. Водитель ехать наотрез отказался, едва услышав, что добираться нужно до правобережья, до Киевской улицы, через мост, потом направо вдоль реки, до городка физиков. Он явно предположил, что вся наша команда нападёт на него, заберёт его красавицу, а потом даже страшно подумать, что мы с ней можем сделать… Он повернулся было к своему чуду, но Дед Мороз тяжело вздохнул:
– Что ж, придётся быть серым волком…
Он быстро шагнул следом, сгрёб водителя в охапку и пихнул его на заднее сиденье.
– Красная Шапочка и непонятный человек, водить можете? Я его пока попридержу…
Уже через пять минут парень смирился в душных объятиях и только изредка подавал мне советы. Красная Шапочка сидела рядом со мной. Платок сполз, и я краем глаза увидел тонкий профиль и глаз, мерцающий под длинными ресницами. Едем. Куда? Зачем?.. И что за новогодняя сила стронула нас всех с места и тащит навстречу неизвестности? Собственно говоря, не такая это уж неизвестность, «разобраться если строго». Легко предсказуемая неизвестность. Приедем – начнутся упрёки Деду Морозу за опоздание. Он начнёт объяснять, но его никто внимательно слушать не будет, поэтому он начнёт представлять незнакомых ему людей незнакомым нам людям. Парень этот может шум поднять. И ведь штрафным бокалом его не успокоишь – за рулём человек, а остаться он вряд ли пожелает. Нам с Красной Шапочкой придётся его просить отвезти нас обратно. Он покапризничает, потом согласится, и мы…
Красная Шапочка, не поворачивая головы, сказала:
– А мы сейчас мимо Нового года проехали. Он совсем не такой, каким его рисуют на картинках. Он – на велосипеде, крутит педали, несётся по волнам… А глаза светятся и раздвигают этот туман, будто режут его… А цифр на нём нет совсем. Вы, скучный человек, заметили? Жаль… Я вышла на улицу, чтобы прикоснуться к чужой радости, погреться возле неё... А вы что искали в этом тумане?
Я промолчал.
– Ну, конечно, так и должен вести себя скучный человек! Молчать и не замечать, что за каждым его движением следят влюблённые глаза…
–Не надо этим шутить, прошу вас. Мне было плохо, я тоже вышел греться, но только от тумана, я никого не ждал. Вы ёрничаете сейчас, а это можно назвать взломом души с применением технических средств. Один неблаговидный поступок мы уже совершили, так давайте не будем продолжать…
На заднем сидении молча прислушивались. Красная Шапочка повернулась ко мне:
– Взлом души? Да в вас и взламывать нечего, всё и так видно. Вы же одиноки, правда? Можете не отвечать, потому что это правда. Ведь если бы у вас кто-нибудь был рядом, вы бы не вышли на улицу, ведь так? Так что же вы трусите? Незнакомая женщина… ну, прямо скажем, весьма недурной наружности открыто говорит вам при свидетелях, что вы ей нравитесь, что вам ещё нужно? Рискните раз в жизни, потяните билетик! Может быть, он выиграет?
– Я никогда не был везунчиком. Я никогда, понимаете, никогда не выигрывал, мне это внушили ещё в детстве: никогда не играй в орлянку с судьбой и с государством, они всё равно будут в выигрыше.
Женщина подумала пару секунд:
– То есть, вы живёте бездействием, ничего не предпринимая для исправления судьбы? Но ведь, чтобы выиграть в спортлото, нужно как минимум купить билет!
…Что-то царапнуло в голове, какая-то несуразица. Спортлото! Конечно! Почему она вспомнила сейчас эту давно уже забытую государственную машину по выкачиванию денег из населения, почему не назвала любую из десятка лотерей, благополучно сейчас существующих?
– Может быть… Может, вы и правы, но почему…
К этому моменту мы уже спустились по Киевской к мосту и тут только я заметил, что на нём нет привычных трамвайных рельс. Это была уже не царапина, а тревожный звонок: что-то с тобой происходит непонятное! Неужели опять сосуды выкинули какую-то пакость? А ведь врачица предупреждала! Мысли как-то сами собой утратили любую последовательность: за мостом я сразу свернул направо, на почему-то неухоженную дорогу в каких-то колдобинах. Водитель на заднем сиденье подал голос:
– Э-э, да вы знаете, куда!
Дед Мороз подтвердил:
– Точно. В городе пока очень немногие знают, где мы располагаемся.
Стало смешно. И это они говорят мне!
– Да я это место… Вот прямо у поворота, где дома начинаются, сейчас не видно в тумане, второй дом наш стройотряд строил, до сих пор со студенческих лет горжусь этим. Тогда во многих городах Черёмушки начинали строить…
Наступила какая-то странная пауза. Потом Дед Мороз каким-то заторможенным голосом сказал:
– Вообще-то там пока ещё всего один дом стоит… А впрочем, какая разница? Строил, значит, – строил!
– Ну да! А ваш городок, физиков, начали строить только через несколько лет вместе с этим вашим ускорителем электронов…
Дед Мороз явно напрягся:
– Уж не шпион ли вы, случайный человек? Мы ещё и сами толком не знаем, что тут у нас будет. Но ускоритель…
– Да знаю я! Это не военное, не ядерное, а такой большой прибор научно-физический! Это везде было в своё время написано, чтоб народ успокоить. Так что страхи ваши напрасны, сударь. Тем более, что по моим представлениям о местности мы будем на месте минуты через две.
После очередного поворота впереди обозначился какой-то тёмный ком, уплотнение тумана. Я достаточно лихо (причина лихости молча сидела рядом) притормозил возле здания клуба. Вопреки моему ожиданию, он был тёмен и молчалив, вокруг не было вообще никого.
Дед Мороз всё так же сдержанно, как-то очень аккуратно, как говорят с психическими больными, негромко попросил, легонько тронув меня за плечо:
– Пожалуйста, ещё вперёд проехать надо. Там проходная, нас там ждут. А здесь, наверно, будет клуб. Его только на днях достроили, внутри ничего нет. Не сумели закончить к новому году.
Я обернулся к нему:
– Ничего себе – не сумели! Вы где были, когда уже много лет назад я приходил сюда и буквально валялся под креслами от смеха на концерте Райкина! Он тогда, если помните, в негласной опале был и ему больших официальных залов даже в провинции не давали. А ваш клуб его принял. Забыли? Тогда ваш же работник, Юра Милованов, билеты доставал, он потом в Дубну уехал, к Орлову, не помните такого?
Дед Мороз буквально заморозил лицо и проговорил ещё медленнее :
– Да, да… Аркадий Райкин… Милованов… Что-то такое… Ну, это не так важно. Давайте вон туда – к проходной!
У проходной нервно ходил человек в пальто, наброшенном прямо на белый халат. Заметив подъезжавшую машину, он подскочил к ней, распахнул дверцу, заглянул нетерпеливо.
– Да, привёз! – крикнул Дед Мороз, и человек, не замечая, что пальто упало с плеч, в белом своём балахоне вдруг заскакал вокруг машины в каком-то диком, сумасшедшем танце. Остановившись, наконец, он бросился к смеющемуся Деду Морозу, точнее – к его мешку, зубами развязал верёвочку и запустил руку внутрь.
– Да всё привёз, не суетись! Только колечко вот не нашёл…
– Колечко мы из чего-нибудь соорудим… – бормотал встречавший, перебирая какие-то детали, провода. Потом очнулся и со счастливой улыбкой посмотрел на часы.
– Вы с Артюшей ?
Я не успел сообразить, о ком он спрашивает, но Красная Шапочка кивнула:
– Да, мы с Артюшей.
Человек стал торопливо обхлопывать карманы. Как обычно и бывает, ключ обнаружился в последнем, Протянул мне:
– Вон там, видите, в общежитии окно светится? Левый подъезд, второй этаж, дверь прямо. Там никого нет, все наши – на территории. У нас тут запятая вышла маленькая, а нужные детали – только в городе, в институте. Пришлось Артёма гонять… Да, забыл представиться: Орлов. Ну, мы ещё познакомимся, а пока мы пошли!
Он схватил Деда Мороза за руку и потащил было к проходной, где в дверях маячил охранник, но в этот момент водитель машины, до сих пор ошарашенно молчавший, быстро пошёл за ними, остановил:
– Что же ты мне мозги заливал, что на ёлку едешь! Сказал бы, что и как, так я и сам бы…
Дед Мороз обнял его за плечи:
– Ты уж прости, что я так… Очень надо было, понимаешь? Ты подожди нас, сейчас мы скоро управимся, сядем, встретим новый год. Я смотрю – номер у тебя служебный, Начальство возишь?
– Да не, я всё-таки поеду..… Начальство – оно для того и существует, чтобы уже утром позвонить в гараж и погнать тебя куда-то… Подожди, я сейчас…
Он согнулся, положил на колено блокнот, вывел старательно цифры.
– Мой номер. Позвони как-нибудь. Спросишь Серёжу. Может, нужен тебе буду, так я…
Он повернулся, пошёл к машине, на ходу спросил нас:
– Так вы остаётесь?
– Да, – сказала Красная Шапочка.
…Мы вошли в подъезд. Двери молчали совсем не по-новогоднему. На втором этаже на нужной двери внимательно изучили рукописный плакатик: «Все научные разговоры оставлять за порогом!». Я замешкался с ключом. Красная Шапочка улыбнулась:
– Решайтесь!
Я промямлил что-то вроде того, что мне ещё никогда не приходилось открывать чужие двери без присутствия хозяев, но ключ-таки вставил.
Это была обыкновенная однокомнатная общага, где совсем недавно встречали Новый год. На столе было нехитрое угощение в уже несколько разорённом виде, стояли стаканы, в некоторых было недопитое вино. Телефонная трубка чуть покачивалась на шнуре. Я почему-то очень осторожно положил её на место. Мы сели, не раздеваясь, на краешек тахты. Глаза обшаривали комнату, стараясь выхватить детали, которые рассказали бы хоть что-нибудь о её обитателе или обитателях. На стене висели два рисунка в манере Дали и почему-то надорванный портрет Хемингуэя. Книги, много книг громоздились на полу по углам нестройными пирамидами. На подоконнике стоял полуразобранный допотопный телевизор, я не очень разбираюсь в этом, но по-моему – ещё даже ламповый… Из него торчали какие-то провода. На одном из стульев лежал самодельный кокошник, принадлежавший, по всей вероятности, Снегурочке…
Красная Шапочка съёжилась, зажав руки между коленями. Она комнату не осматривала. Она внимательно изучала меня. Когда молчание уже стало невыносимо тягостным, она сказала шёпотом, почти не разжимая губ:
– Помогите мне раздеться, скучный человек. Да и сами… А то в пальто как-то неудобно…
Я сбросил пальто, принял её меховое одеяние, повесил на гвозди, вбитые возле дверей, подошёл к окну. Женщине всегда нужно несколько минут, чтобы привести себя в порядок. За окном всё так же слоился туман, и ничего не было видно.
Обернувшись, я увидел, что Красная Шапочка стоит перед зеркалом, прижав ладони к щекам. Она стала тоньше, стройнее, даже как будто выше. Почувствовав движение за спиной, продолжала стоять так же, вглядываясь себе в глаза…
На крохотной кухоньке я мыл стаканы, чтоб налить нам вина, ещё остававшегося в одной из бутылок, мучительно старясь привести всё случившееся в какую-то систему, последовательность, найти разумное объяснение каким-то несуразностям… Ничего не получалось, никак не склеивалось это всё, от этого было плохо на душе. Сейчас бы радоваться, но туманная заоконная муть размывала реальность…
И вдруг перед глазами снова возник самый незаметный предмет: телефонная трубка, качавшаяся на шнуре… Телефон! Сейчас уже давно нет таких! И телевизор этот… Всё это было тридцать, сорок, пятьдесят лет назад? Почему Артюша не звонил товарищам, чтобы предупредить их о благополучном завершении экспедиции? Почему Сергей никому не сообщил, что задерживается? Да просто потому, что у них телефонов – карманных, мобильных, айфонов не было! Как это говорила Красная Шапочка? Из разных слоёв времени? И клуб, и стройка, и Райкин… А орлов?! Мы из разных слоёв времен !
Картина сложилась. Я кинулся в комнату. Там никого не было. На гвозде висело только моё пальто. Я бросил на стол ключ, схватил свою одёжку и выскочил на улицу.
Там всё ещё был туман…
Сколько времени я кричал, надеясь услышать хоть что-то в ответ, сколько времени я пытался разогнать эти волны в надежде, что просвете я увижу ЕЁ, я не знаю, но в какой-то момент туман стал редеть, в нём стали появляться какие-то силуэты, сгустки, уплотнения. Потом будто кто-то веером взмахнул: пелена упала разом, стало видно всё вокруг…
Всё видно. Я стоял в своём переулке, вокруг не было ни души.
…Прошло уже несколько лет. Каждый год с середины декабря я начинаю внимательно следить за прогнозами погоды в надежде, что пообещают оттепель, что подуют откуда-то из Космоса неведомые ветры, что принесут они с собой густой предновогодний туман. До сих пор ещё такое не случалось. Но вот в этом году, кажется, такое произойдёт: обещают тепло. И будет тогда туманная ночь. И выйду я в свой переулок. Буду ждать, что опять пероепутаются слои…