Примус

 
Увидел на днях примус! Здравствуй, дорогой! Сколько лет, сколько зим!  А ты изменился! Помолодел, подобрался!

Я вспомнил, как, тоже зимой, года за два до войны, появился примус в нашем доме в деревне Красный Яр. Купили ли его тогда в райцентре – в городе Алейске, или организовали коллективную покупку для механизаторов в МТС, не знаю. Но отец мой, Иван Михайлович, радовался покупке, как ребёнок! Я тоже радовался, трёхлетний. Мне нравился его синий огонь в кружочек, не то, что огонь в печи. Это был другой огонь, невиданный!

Я просыпался от какого-то постукивания. Это насосом накачивали в примус воздух. Вот этот воздух и выдавливал в горелку керосин. Сначала он наливался в маленькую тарелочку, которая чуть ниже горелки.  Тут его и поджигали спичкой. Он горел обычным огнём, даже копоть была видна. А потом головка накалялась. Тогда керосин начинал гореть синим пламенем и издавать равномерный жужжащий звук.

Это происходило очень рано утром. За окном ещё совсем темно. Отец разогревал себе завтрак, кушал. Потом тепло одевался - надевал стёганую фуфайку, а сверху - брезентовый плащ с капюшоном.  И уходил во тьму на работу, в какую-то МТС – машинно-тракторную станцию. Это дальше, чем село Кашино. Как только образовали колхозы, так сразу организовали государственные МТС. Отец наш и его друг Александр Серебряков, а также ещё несколько мужчин деревни стали трактористами и комбайнерами, они уже были не колхозниками, а рабочими.

Это всё я потом узнал. А тогда целый день ждал отца с работы. Приходил он тоже затемно, от его одежды отдавало холодом. Он сбрасывал с плеч котомку, вынимал оттуда кусочек мёрзлого хлеба, белого от мороза, и подавал мне со словами: «Это тебе от зайчика!» И я представлял, как зайчик выходил на дорогу и передал мне этот хлебушек. Холодный и необычно вкусный.

Вот такой прогресс пришёл к нам в деревню. Сначала в виде примуса. А весной прикатили железные кони – тракторы ХТЗ с железными колёсами, на которых были огромные шипы. Они остановились за нашими огородами, около кладовых. От них резко пахло солидолом и горючим. Мужчины были весёлыми, шутили и смеялись. Я ходил рядом и смотрел. Трактористы, видя моё жадное любопытство, спрашивали: «Кем ты будешь, когда вырастешь?» И я отвечал: «Инженелом». Они почему-то каждый раз дружно смеялись. Откуда я знал это слово, и кто мне такую мысль внушил, я не помню.

Примус служил нам и тогда, когда отец ушел на войну. Двенадцатилетний старший брат Валька накачивал в него воздух, зажигал. А примус уже капризничал, не хотел гореть. Тогда в ход шла игла: кусочек проволоки на кончике железки. Вот этой проволочкой брат прочищал проход для керосина. Для этого находил эту забившуюся дырочку, старательно высунув язык. И примус оживал! Что-то на нем подогревали. Запас керосина быстро заканчивался, а вместе с ним и прогресс. Братишка ещё долго мучил этот примус. Никто тогда не думал, что и у этого замечательного прибора есть срок годности. Он просто износился, поэтому капризничал, забивался, гас и не хотел работать.

И по-прежнему царицей дома была русская печь с её лежанкой. И была ещё её служанка-пособница - голландка с плитой. Два дня еду готовили на плите голландки, называемой у нас грубкой, а на третий разжигали русскую печь.

Грубку топили хворостом. Его заготавливали за рекой Алей и привозили либо пешком на салазках, а если удавалось взять в колхозе лошадь – то на конных санях. В основном это был тальник белый и красный. Но рубили также крушину и всё подряд, кроме боярошника – этот оборонялся своими колючками.

Дома, в сарае, рубили хворост на палочки не длиннее тридцати-сорока сантиметров. Для растопки на плите каждый раз сушили расщеплённые палки. Их, сухие, укладывали костерком, а на них – уже сырой рубленный хворост. На удивление, он загорался!  Средина палок уже горит, а из концов выходит влага в виде пены. Хворост шипит, трещит, тихонько гудит, но разгорается и в конечном счёте нагревает плиту и кирпичные колодцы. Тепло от печки на обе комнаты.

А русскую печь разжигают иначе. Что она из себя такое? Представьте себе пещерку шириной с метр, высотой чуть меньше, а глубиной все полтора метра. Это – рабочая часть. А в целом это солидное сооружение из кирпичей и глины. В мультиках это хорошо показано, где Иванушка на печи ездит. Сверху русская печь широкая, это лежанка с подогревом. Тепло она держит от топки до топки. К задней стенке пещёрка слегка сужается. Вот там, в глубине, хозяйки и разжигают костёр.
 
В нашей местности для топки русских печей шли кизяки. Делали их из навоза из-под коровы и овец, который сначала самосогревался в летних кучах. Потом его раскидывали в широкий круг и месили, гоняя по нему лошадь. Хорошо поливали водой. Перемешанный навоз приобретал пластичность, позволяющую закладывать его в формы. Получались такие бруски, похожие на кирпичи, только немного крупнее. К этой работе привлекались девчата. Они, весёлые и шустрые, наполняли податливым теперь навозом формы, относили кизяки в сторону и выкладывали рядами на травке.

Около каждого дома нашей степной деревни жарким летом лежали такие ряды навозных кирпичей – кизяков. А дальше была работа уже наша, мальчишек. Кизяки, когда они слегка подсыхали, осторожно, чтобы не сломать, ставили  сначала на ребро, дней через несколько – в «бабки»: два кизяка «на попа» и один сверху. Через определённое время это чудо топлива складывалось в «кучи». Это когда их укладывают по кругу ряд за рядом, оставляя между ними пространство для вентиляции. Получается такая пирамидка выше метра. При такой укладке даже дождь кизякам не страшен, он будет мочить только один внешний край.

И вот, когда кизяки высохли окончательно, их сносят в сарай под крышу и укладывают в зарод!  К кому бы ни зашёл в это время, первое, что увидишь под крышей, это зарод с кизяками. И чем больше он размером, тем надёжнее обеспечена топливом эта семья.

У некоторых жителей навоза от одной коровы оказывалось мало. Тогда они договаривались с чабанами и нарезали острой лопатой кизяки в кошарах, где зимовали овцы. Там слой подстилки и навоза всегда был толстый. 

Вот этими кизяками и топили у нас русские печи. Хозяйки укладывали их особым способом у дальней стенки чрева печи, под ними размещали разжижку. Потом поджигали. Кизяки разгорались медленно. И горели они не столько пламенем, сколько алым жаром, нагревая кирпичи до нужной температуры.

Если растопили русскую печь, значит, будут хлебы печь! За ночь уже подошло тесто в квашне. Сначала испекут пышки или пироги. Это на углях, которые кочергой нагребут от горящих кизяков. К этому времени сформируют булки и оставят их на скатерти стола. Они продолжают подниматься, дозревать.

И вот настал момент, когда кизяки прогорели, и всю золу выгребают дочиста. И на под (так называется низ печи – под!) деревянной лопатой сажают булки. Иногда снизу кладут капустные листья. Но обычно безо всякого, прямо на нагретые кирпичи. А они приобретают такую температуру, от которой хлеб не подгорает, а только выпекается. Жар исходит из всего пространства печи, под при этом – не самый горячий. Булки прогреваются на всю глубину, а сверху и внизу образуется нежная желто-розовая любимая нами корочка.

О, это целая наука – испечь хлеб в русской печи! Молодые хозяйки не раз всплакнут над булками, которые не «поднялись». Или подгорели. Всякие бывают недостатки. Зато уж если женщина уловила все моменты  - и топления печи, и закваски квашни, и всё остальное, то хлеб получается изумительный, ни в какой фабричной печи такой не испечь! Когда встречают дорогих гостей, то преподносят каравай, испечённым таким вот способом!   И доверяют выпекать такой каравай признанным мастерицам.

Итак, на примусе пищу только разогревали да чай кипятили. А готовили пищу на живом огне. В русской печи не только пекли хлебы и пироги да пышки. В ней варили первые блюда типа щей, борщей, супов. Томили молоко на варенец. Запекали тыкву. То есть готовили абсолютно всё, на что хватало продуктов. Мяса в моём детстве было мало, его мы изредка видели только в первых блюдах.

 На плите голландки еду готовили в чугунках, а не в кастрюлях. Они тем хороши, что дно у них сделано как усечённый конус, а верх – почти полусфера, только без верха. Плита устроена так, что два широких отверстия закрываются плоскими чугунными кольцами с пазами. Убирая несколько колец, открывают доступ к горящим дровам. Вот в образовавшийся проём и опускают узкую часть чугунка, прямо туда, где огонь. Чугунок закипает быстро. Его потом приподнимают, регулируя кольцами (вьюшками), какую часть дна оставлять у огня. Иногда совсем вынимают и ставят на раскалённую плиту, и содержимое продолжает кипеть.

Когда готовят на плите, то нужен глаз да глаз, иначе пища выплеснется через край. Если кипятят молоко, то наготове держат стакан с водой. Когда молоко закипит и начнет бурно подниматься, то сначала плеснут в него воды, чтобы осадить, а уж потом с помощью прихваток вынимают чугун из плиты. 

Летом русскую печь топили примерно раз в неделю, чтобы испечь хлеб. Приготовление пищи переносилось на улицу. Сооружали печки-времянки, в которых в качестве топлива шло всё, вплоть до бурьяна.

У нас такую печку сделать было некому, поэтому, когда я подрос и оставался домохозяйничать, то проявил находчивость. Я разыскал заброшенную половинку чугунной плиты от грубки и выкопал под ней ямку, которая служила топкой. Пока мама на полевых работах, а сестрёнка в яслях, я наряду с другими делами заготавливал топливо.  Это была сухая прошлогодняя трава, то есть всё, что могло гореть. Я сам разжигал эту минипечь и сам же регулировал интенсивность огня, Помню, я достиг в этом деле совершенства и мог регулировать интенсивность кипения содержимого чугунка. До поздней осени мы готовили пищу то в русской печи, когда пекли хлеб, то в огороде на моей плите. В дождливые дни топили голландку.

Так проходили день за днём в какой-то необходимой работе, смысл которой заключался в поддержании жизни семьи. Ничем нельзя было пренебречь, иначе семья останется голодной.

 А примус что? Куда-то он исчез из поля зрения. Я о нем и забыл. И только вот сейчас, когда увидел новое поколение этого прибора, то вспомнил и о том, как отец разогревал себе завтрак в лютые мороза, работая механизатором ещё до войны. И о том, что выручал он некоторое время нас в начале войны, но потом забарахлил.
Современный примус работает на бензине. Это очень удобно. Сейчас почти каждая семья имеет автомобиль и часто путешествует. Бензин для примуса всегда с собой, специально заботиться о нем не надо.

Теперь это не приземистый прибор, а сжатый с боков и выше ростом. Посмотрел я его в работе. Не хуже прежнего. А может быть даже лучше. Расспрошу сына после летней поездки к морю. Благодаря примусу не надо возить с собой газовый баллон и газовые конфорки.  Сплошная выгода! Прогресс налицо!

 Целая эпоха уместилась между созерцанием двух разных примусов. А если заглянуть во время, когда инженер Франц Вильгельм Линдквист изобрёл этот прибор, то мы попадём в 1892 год! Живуч прибор! Значит, исправно служит людям! По-прежнему популярен среди туристов.

Мне остаётся только поблагодарить судьбу за то, что позволила быть свидетелем многих событий и действительного прогресса: от лучины до атомных реакторов и двигателей. Жизнь – прекрасна! Хочу ещё увидеть, кем станут мои внуки. Заявка сделана – буду выполнять.