Примерно лет так с восемнадцати в моём окружении стали преобладать мои еврейские ровесники. Хорошее было время. Утром работаешь грузчиком, вечером пьёшь вермут с лимончиком в симпатичном кафе, да ещё и числишься в институте! Поди плохо? Правда, среди грузчиков евреем был один Стёпа Манзон, самбист – за молодёжную сборную выступал. А вечером, за вермутом и стихами Мандельштама – тут в компании русским был один я. Но следует оговориться: на рожу лица в то время я был еврей почище Мили Спринцина или Гриши К. Они даже мне завидовали по-доброму. Помню, Витя Даин, подвыпив, спрашивает меня на ушко:
– Ник, а ты семит?
– Нет, – говорю, – вообще-то я из шведов петровских. Но были и прабабка-полька, и австрияк-пращур. А что?
Ответ моего погрустневшего друга был для мне удивителен:
– Ну, всё равно, придется тебе в этой жизни помучиться!
Но я смолоду так начал закладывать за воротник, что мучиться мне почти не пришлось. Хотя так я и оставался и для русских и для евреев как-бы под вопросом. Помню, как по ночной осени плясал я Хава Нагилу, обнявшись руками за плечи с друзьями, у синагоги недалеко от Лубянки в шумной весёлой толпе избранного народа. Только Стёпа Манзон не плясал, его трезвый лик появлялся иногда из какой-нибудь подворотни и, незаметно подмигнув мне, исчезал как призрак. Район охраняли люди в штатском, милицейских машин не было, но проезжали изредка машины «Скорой помощи», подбирая ослабших от вина братишек. Не поверишь!
Отношения с друзьями я подпортил не по своей воле лет через несколько, уже будучи главным технологом новейшего завода.
Уговорил я умницу Мишу Кральковского перейти ко мне начальником лаборатории. Добро получил не от директора, а, на всякий случай, от его зама Вайсертригера (ВасиТрипера, как его все за глаза звали). Вася обрадовался: «Конечно. Прекрасно! Тащи его к нам скорей!».
Ну я и притащил. В отделе кадров оформили заявление, ВасяТрипер завизировал, на подпись директору передал. Тут директор меня вызывает. Сижу в роскошном кабинете, посмеиваюсь, как Михаил Прохорович моего друга Андрея чистит – тот начальник молодёжного цеха. Рабочих мест полно, а работать некому: двадцать шесть девиц в декрет ушло. План валится. Андрей оправдывается:
– Что я могу сделать-то? Помогите! Вы же директор!
Директор думал-думал, как помочь Андрею. Потом без всякой надежды, но твёрдо, говорит:
– Как двадцать седьмая забеременеет – уволю!.. Тебя!
Андрей поперхнулся от такого неожиданного вердикта и ушел план выполнять.
Директор посветлел немного, тут и до меня очередь дошла:
– Николай, это ты в начальники лаборатории Кральковского привёл?
– Я! Золотой парень и специалист, каких мало, кандидат наук почти!
– Ну как привёл, так и уводи!
Я – чуть не в обморок!: – Так ведь он с прежней работы уволился!!
– Слушай, у меня приказ из райкома: евреев на работу не принимать! Тут такая история, по секрету. Директор нашего банка, еврей, пропал! С концами! Всё обыскали – найти не могут! Секретарю райкома строгача влепили! Рвёт и мечет!
Так и не смог я Мишке своему помочь. Стыд мне и позор! С великим трудом устроился он экспертом в антикварный магазин, помогли добрые люди.
А банкир-то, когда снег сошёл, нашёлся. Всплыл из-подо льда на пруду селезнёвском. Секретарю райкома выговор отменили, евреям – зелёный свет. Ну а я навсегда остался перед всей капеллой бесполезным человеком и пути наши потихоньку, но круто разошлись.
И только лет через пятнадцать заморские птицы вернули всё на круги своя!
К этому времени я нажил вес и даже известность в своей области техники. Научная работа, которую я подготовил в гордом одиночестве, была хороша, но как бы снижала роль двух институтов, ведущих эту проблему по стране. И так уж вышло, что еврейская часть профессуры этих институтов как раз и гнобила меня по-чёрному и по-белому. Но с виду, конечно, деликатно, с поклонами в мой адрес.
На решающем совещании у заместителя министра, который заранее был подготовлен в пользу моих оппонентов, профессоры повели наступление и были наголову разбиты моей аналитикой. Однако осадок остался, поскольку так не должно было быть ни при каких условиях. Начальство было весьма недовольно и покинуло совещание, не приняв решения и не прощаясь. На неопределённое время возникла патовая ситуация.
Вот тут-то и вмешались куры.
Дело шло к Новому году, и вдруг приболела моя младшая дочура. Пошли доктора, лекарства, казалось бы, всё по схеме. А кто скажет, почему жене моей всегда чего-то не хватает? Не знаю, кто ей напел, но она потребовала срочно привезти пять-шесть экологически проверенных целебных кур из секретного магазинчика в подвале знаменитой синагоги в пяти минутах от Патриарших прудов.
Я посопротивлялся немного, но,получив коленкой под зад, полетел за курами, как проголодавшийся коршун. Хотя, честно говоря, не лежала у меня к ним душа.
Зато, какой сюрприз меня ждал на посту охраны синагоги: за бронированным стеклом сидел раздавшийся в плечах и непобедимый как Илья Муромец, Стёпа Манзон. Мы не виделись столько лет! Но узнали друг друга с полувзгляда.
"Здравствуй, Стёпа, Новый год!"- от неожиданности гаркнул я нашу старинную кричалку. Мы обнялись. Очевидно, всё это нарушало принятый в тамошнем хозяйстве этикет. Два-три субъекта в плоских чёрных шляпах подозрительно переваривали наши объятья. Стёпа срочно вызвал замену и лично проводил меня в подвал к курам. Громадный пакет с птичками Стёпа захотел нести сам.
Тут-то и поджидал меня второй сюрприз: уже почти у выхода из синагоги я буквально споткнулся о двух профессоров, так жестоко атаковавших меня последние годы по работе. Две лысые мудрые головы смотрели на меня через очки как на инопланетянина выпученными от ужаса глазами. На секунду я тоже оцепенел, надо было что-то придумать. И я, по-панибратски похлопав профессоров по плечам, представил их моему другу, зачем-то спросив, как они относятся к знаменитым курам, неслабые тушки которых просвечивали в пакетище, который я взял в свои руки. Оказалось, что они даже не знали о существовании секретного подвала, куда я их немедленно к их безмерному счастью и отправил. А мой друг благородно согласился их сопроводить.
Можно дальше и не объяснять, что не прошло и недели, как моя научная работа получила высокую оценку начальства. Но я, по тупости своей, догадался о причине своего триумфа только тогда, когда заместитель министра, провожая меня из кабинета, успел шепнуть мне незаметно для чужих ушей сакраментальное признание: «А куры Ваши действительно хороши!».
Добавлю, что к Новому году дочура моя вполне поправилась. Опять, прошу заметить, куры заморские отличились. Так что, рекомендую всем! Проверено лично!
Ну и что ещё? А вот! С Новым годом, дорогое мои читатели! Здоровья вам и вашим близким – остальное приложится. Пусть даже и с помощью курей заморских!