РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ИСТОРИЯ
Писатель Матвей Демьяненко выстукивал третьим пальцем правой руки уже 17 главу своего нового фантастического романа «Полёт на Кси Вентуру». Название произведений никогда не вызывало у него особых затруднений, так как космическое пространство не только в реальном мире, но и в его собственном воображении было бесконечным, безграничным, необозримым и наполненным таким количеством объектов, что Матвей боялся не охватить их все до конца своей жизни. Зато его героям было, куда летать и покорять все эти объекты и внеземные цивилизации, не забывая при этом любить друг друга абсолютно по земному.
За время создания предыдущих романов печатающий палец достиг вполне приличной скорости, а полёты стали сложнее и виртуознее, что соответствовало стремительному развитию сюжета. Итак, технический прогресс, существующий в голове писателя, в сочетании с достижением почти космической скорости напечатания, успешно продвигались вперёд.
Астронавты летели, по земным меркам, уже 80 лет, и так как они вышли за пределы действия земного времени, только молодели и расцветали. Однако в какой-то момент путешествия стали всерьёз задумываться о скорости обратного отсчёта и опасаться, как бы радость предстоящего материнства одной из героинь не совпала с достижением ею возраста, когда выпадает последний молочный зуб.
Матвею срочно понадобилось нечто, слегка тормозящее малоуправляемый процесс омоложения, и он был вынужден приостановить порхание третьего пальца над клавиатурой. Сложность ситуации заключалась в том, что многолетняя саморазвивающаяся космическая лаборатория, которая была на борту, начала давать сбой из-за отсутствия ветра в растительном отсеке. Большие деревья, выросшие без какого-либо сопротивления, утратили способность цепляться за искусственную почву, так как в этом с самого начала не было необходимости. Но когда выяснилось, что фактор раздражения и стимуляции борьбы и жизнестойкости не поддаётся возрождению в условиях полёта, было уже поздно.
Деревья, вместо омоложения, наоборот, стали прогрессивно падать и загромождать жизненное пространство лаборатории, создавая, в первую очередь, проблемы их утилизации. Секреты дровяного отопления остались на Земле. Однако это Матвея ни в малой степени не смутило, так как перед бортинженером, выигравшим конкурс претендентов на Земле, стояла задача разработки новых видов пищевых продуктов после истощения на борту земных ресурсов. Вот уже несколько лет на корабле работал натуртрансформатор, позволяющий расщеплять древесину на тончайшие составляющие и упаковывать их в нежнейший слой целлюлозы, полученной из той же древесины.
Таким образом, меню астронавтов существенно расширилось вплоть до того, что у них появился шведский стол. Теперь, походя к прилавку, каждый мог вволю поесть, положив себе 15-17% белка, столько же жира, около 23 процентов углеводов, 7,5% соевого лецитина, 2,7% диоксида серы и много всего прочего. Как только рука астронавта касалась первой упаковки, на его левом запястье загорался кружок с табло, подсчитывающим общее количество калорий, отмечалась сочетаемость отдельных компонентов и высвечивались рекомендации по вкусовому обогащению.
Набранное, а затем смешанное в отдельном контейнере, было достаточно питательно, условно вкусно и совершенно лишено каких-либо запахов. Матвей считал, что отсутствие запаха у пищи даже полезно для героев, так как играет роль сторожевого фактора в случае неожиданного поворота событий в дальнейшем путешествии.
Увлечённый химическим анализом пищи путешественников, Матвей подошёл к холодильнику. Оттуда на него смотрели остатки праздничного стола – бордово-розовая селёдка под шубой, алые кусочки красной рыбы с зеленью в лаваше, мочёная брусника с ломтиками порозовевшей антоновки, маринованные белые грибочки, собранные летом на даче, и божественное сациви, приготовленное мамой перед отъездом, насыщенное цветом шафрана и умело приправленное аджикой.
Матвей потянул на себя селёдку, уложил в тарелку небольшой кусок студня, политый ядрёным хреном на сметане, обложил всё это художественно сациви, отрезал кусок вчерашнего пирога с луком пореем и уселся за кухонным столом. Погрузившись в трапезу, он предоставлял астронавтам возможность лететь всё дальше, сминая упаковки целлюлозы в миниатюрные шарики, которые планировалось выбросить где-то в межгалактическом пространстве.
Однако голова его не была полностью свободна от судьбы героев произведения. Между студнем под острым хреном и сациви он вдруг обнаружил чудовищную метаморфозу, происходящую на корабле. Первое – совершенно разная реакция на возраст со стороны растений и людей, где одни с космической скоростью старели, а другие неудержимо молодели. Второе – скорость омоложения у женщин и мужчин была несопоставимой, что приводило Кирилла, будущего отца, в отчаяние.
Во-первых, он не знал, какие порядки относительно мужчин и несовершеннолетних девочек существуют на Кси Вентуре. Вполне вероятно, что на этой планете нет места для тюрем, и жители решают проблемы более радикально. Во-вторых, а эти горестные размышления он хранил в глубокой тайне от спутников, если мать неукоснительно молодеет, то что происходит с плодом? Для него тоже существует обратный отсчёт? А вдруг родится не младенец с розовыми пятками, а какой-нибудь его дедушка из далёкого прошлого?
Матвей растерялся. В голову решительно не приходила ни одна идея по достижению возрастного равновесия. Он встал из-за стола, слегка размял поясницу, помахал руками, имитируя зарядку, налил себе чашечку кофе и остановился у кухонного окна, глядя вниз с четвёртого этажа. Глаза его совершенно неожиданно встретились со снеговиком, слепленным мальчишками ещё вчера вечером.
Снеговик выглядел достаточно приветливым – с хорошим фирменным носом, красными щеками, на которые чья-то мама пожертвовала свою губную помаду, довольно круглыми чёрными глазами, напоминающими пуговицы от детской шубки, и ртом с редкими угольными зубами. Руки его заменяли прутики, а вместо ведра на голове шевелились веточки, сорванные с ближайшего дерева. Снеговик настолько выразительно смотрел на Матвея, что тот не удержался и помахал ему в знак приветствия рукой.
- Живут же люди, - подумал он, - стоят себе на морозе с красными щеками и ни о чём не думают. Не Аполлон, конечно, Бельведерский, но всё равно симпатяга, хотя голова – всего навсего сплошной снег. А, собственно, зачем ему думать?
Озабоченный Матвей, которого творчество никогда ещё не заносило в столь безвыходное положение, вновь сел за компьютер, занёс было третий палец над клавиатурой с намерением пропустить будущую мать через натуртрансформатор, но вовремя остановился.
До такой степени в природу ещё никто не вмешивался. Тем временем за окном наступала темнота. Внизу, как раз над снеговиком, зажёгся уличный фонарь и пошёл обильный снег. Полуосвещённый и полузасыпанный снеговик продолжал стоять, скаля свои редкие зубы, и Матвею показалось, что он криво улыбнулся.
Ночью Матвей спал беспокойно. Корабль продолжал свой полёт сквозь вечность, а здравое решение неразрешимой задачи так и не приходило в голову её создателю. Иногда на фоне туманностей и галактик возникало размытое изображение снеговика, и его редкозубый рот произносил: « Чудак! Всё в твоей воле. Ты можешь вообще не прикасаться к этой проблеме. Закрой свой комп и выходи покататься на лыжах. Поверь, за это время там без тебя ничего не изменится.»
Утром Матвей встал, тем не менее, достаточно бодрый. Вскипятил себе ароматный кофе, добавил туда немного ирландского сиропа, и мысленно переведя всё это в процентно-калорийное соотношение продуктов трансформирования, пожелал своим подопечным доброго утра. При всей своей склонности к фантастике он был абсолютно уверен в том, что время суток у него и его героев совпадают. Подойдя к окну, Матвей уже, как знакомому, помахал рукой снеговику.
Тот стоял на прежнем месте, и жизнь вокруг него кипела. Маленькие собачки на длинных поводках деликатно приветствовали снеговика поднятием задней ножки в синих или красных туфельках, вороны прицеливались к морковному носу, одна из рук была заменена сломанной детской лопаткой, а на голове у снеговика красовалась старая фетровая шляпа. Все эти преобразования показались Матвею хорошей приметой, означающей прорыв в жизни его героев.
И в самом деле. По дороге из 17 главы в 18-ю Кирилл случайно заметил, что в пластиковом контейнере с дрозофилами одна из мушек кружится в направлении, противоположном всему рою, то есть против часовой стрелки. Это настолько удивило Кирилла, что он срочно подкрасил изменницу оранжевой флюоресцирующей краской. Вскоре к мушке присоединилась ещё одна, потом ещё, и общий вихрь их кружения стал напоминать формулу ДНК.
Что-то знакомое, тёплое и очень земное тронуло сердце заворожённого Кирилла. А Матвей, придав скорость печатающему пальцу, гнал корабль вперёд, из главы в главу, забыв в порыве творчества о неразрешимых проблемах, стоящих перед героями. Изредка, между строк, почти не погружаясь в недра холодильника, он спешно выуживал из него кусочки ветчины или сыра бри, с восторгом проглатывал их, заедая фасолью с соусом терьяки по-китайски, и возвращался на корабль. Всё шло хорошо до тех пор, пока Матвей вместе со своими героями не ощутил странную пульсацию в ходе корабля, приобретшую закономерность приливно-отливного течения. Оттолкнув по дороге всё ещё заворожённого у контейнера с дрозофилами Кирилла, Матвей бросился в рулевой отсек, но было уже поздно.
Корабль, выпрямив перед собой надводные шасси, напоминающие ноги диких гусей, и выпустив гигантские закрылки, хлопнул куполом парашюта и приводнился в географическом центре Тихого океана.
В сердцах Матвей ударил кулаком по клавиатуре.
- Ну как , как они ухитрились развернуться? Это же противоречит всем законам астронавтики! Столько труда! Столько лет! 80 лет коту под хвост! Нет, это невозможно!
В бессилье он стал ходить по квартире, не замечая, что опять наступила темнота и вновь повалил снег. Когда писатель остановился у кухонного окна, ему вдруг захотелось плакать, как в далёком детстве, и он обратился к снеговику:
- Ты представляешь? Столько труда, столько напряжения и ещё столько могло быть приключений…И всё насмарку! Вернулись! Кто их просил?
- Это прекрасно, - услышал он в ответ. Снеговик в смутном свете фонаря приветствовал его шляпой.- Это прекрасно! Именно сегодня, в Рождественскую ночь, это было единственным, что ты мог для них сделать.