Под ногами шуршала всё ещё хрустящая, свежеопавшая осенняя листва. В воздухе висел уютный запах пыли, который в средней полосе России счастливится ощущать лишь в короткое сентябрьское окошко величиною в пару недель.
Послеобеденное солнце, упорно старающееся упасть за горизонт, мягко слепило, грея раскрасневшиеся от предвкушения ностальгического переживания щёки. Я подняла глаза с шершавого асфальта, испещрённого тонкими прожилками трещин, в которых можно винить лишь нерадивых коммунальщиков-выпивох, на грустно-серую железную дверь. Когда я открывала её ребёнком, она была совсем другой: тяжёлой, мягкой, деревянно-тёплой от приятных рук соседей. Открываю её сегодня: ручка холодная, скользкая, чужая. Поднимаюсь на второй этаж, задержавшись на пролёте, возле почтовых ящиков. Пальцами отсчитываю шестой. Глажу. Совсем как раньше.
Свысока на меня смотрит дверь, всё такая же: коричневая, приветливая, манящая. Поднимаюсь к ней, глубоко вдыхаю, тяну на себя круглую, уверенную ручку: поддаётся.
Передо мной прямой узкий коридор, ведущий в кухню. Ухмыляюсь: когда-то он казался бесконечным, а теперь — вот он, крошечный, тесный. Слева бьёт в окно солнце, предлагая начать путешествие с углового зала. Прохожу под турником, установленном ещё старыми хозяевами в коридоре, собирающимся, похоже, пережить всех нас, и оказываюсь в прямоугольной комнате, залитой солнечным светом. Окно, с трещиной поперек, заклеенной синей изолентой, смело разрывает солнечный поток, чтобы он мог снова соединиться через пару мгновений. Трогаю его рукой: холодное, родное, любимое. На полу — грязно-горчичный ковёр, напоминающий то ли пески Сахары, то ли блёклую октябрьскую листву. Обои, плоские, белые, с еле заметными полосами, заставляют комнату раззявить стены в бесконечность, упирающуюся в комплект велюровой мебели, пыльной, тяжёлой, иррационально-мягкой. Провожу пальцем по подлокотнику кресла: на велюре остается чуть более тёмная дорожка. Пишу “дом”: пусть останется.
Балкон, заставленный ветошью, робко пускает меня на свою территорию. Скрипя, открывается уставшая деревянная оконная рама наружу, задевая ветку яблони, практически живущей на территории квартиры. Глажу её, мгновенно оказываясь на этом балконе пятилетней, вожделенно протягивающей ручонку к ещё зеленому яблоку, которое заботливое дерево мне преподнесло прямо в окно.
Стряхиваю назойливую соленую воду, выступившую на глазах, и возвращаюсь в квартиру, чтобы войти в спальню. Она поменьше, поуютнее. На стенах простые бумажные обои, гладкие и матовые. С них на меня смотрят мишки, кролики, и какие-то ещё счастливые зверушки, навсегда запертые в моей комнате. В окно так же, как и в зале, дерзко стучит сочная зелень. Старый платяной шкаф с зеркалом в полный рост, скрипучее раскладной серое кресло-кровать, мамин мятый диван.
Попадаю на кухню: крошечная настолько, что можно расставить руки и коснуться противоположных стен. Красно-белые клетчатые занавески, мягко обрамляющие белое окно, полукруглый белый складной стул, пара скрипучих стульев, любезно предлагающих присесть и выпить чашечку чая в тихом умиротворении дома.
Кто я такая, чтобы отказывать?