Треска в апельсиновом соусе

 
  Среди завсегдатаев моего "Города на воде" много странных/интересных/удивительных типов. Я всегда давал им прозвища, вешая ярлыки согласно первому впечатлению. Порой эти прозвища получались совершенно оправданными, порой нет, но сей дурной привычке я не в силах был изменить, да и зачем? Завсегдатаи никогда о тайных своих именах не узнают, меня веселят совпадения, а несовпадения веселят ещё больше.

  Колокольчик над дверью тихонечко звякнул, и в зал вошла ОНА. То есть никакого другого прозвища этой женщине я подобрать не смог, кроме восторженно-заполошного выдоха: "ОНА". Вообще-то она Лариса, ей чуть больше или чуть меньше тридцати, она красива и недоступна. Может вить веревки из кого угодно, из меня первого, но пользуется этим крайне редко, хотя вот сегодня - да.

- Здравствуйте, Максим, а наших ещё никого нет?

- Вы первая.

Серо-зеленые глаза в тени ресниц, прекрасного рисунка губы, непослушная каштановая прядь струится по щеке. Я сейчас в обморок упаду, если она не заправит прядку за ухо. Заправила. Теперь точно упаду - движение настолько чувственно, что мне срочно требуется нашатырь.

- Посадите нас сегодня вон за тот столик у окна.

- Увы, но он занят, Лариса.

- Вы не поняли, Максим, мне надо, чтобы сегодня вы устроили нашу компанию именно за тем столиком. Там очень правильный диван у окна. И оно - о чудо - открывается.

- Лара, милая, дорогая, единственная, столик занят. Его забронировали ещё вчера.

- И да, если вас не затруднит, принесите из своего кабинета ещё одну диванную подушку.

- Но...

- Максим, пожалуйста, - говорит она и надевает моё сердце на острый шампур своего колдовского взгляда.

  Я обреченно иду переставлять табличку и за подушкой, естественно, тоже иду. Куда же я денусь? Подушку она пристраивает в самом углу дивана, у окна, а сама садиться напротив, на стул и просит меня сварить ей кофе, и её голос медленно поворачивает моё нанизанное на шампур сердце над обжигающими угольями её сексапильности. Пока я варю ей кофе, как она любит - с лимоном, в кафе появляется Гефест. Подходит к ней, склоняет в полупоклоне свою стриженную "ёжиком" круглую голову, садиться через стул, в торце стола. Они мило болтают. Он вообще-то не слишком разговорчив, но ОНА может и мертвого разговорить. Он тоже будет кофе, но не американо, а покрепче и без лимона.

 Кстати, первым из их компании в моё кафе забрёл именно этот кряжистый парень. Я его за бандита принял. Бугры мускулов перекатывающиеся под тонким свитером, перебитый нос, не предвещающий ничего хорошего взгляд. По логике вещей он должен был заказать много еды и водки, но он выпил три крошечных чашки "маленького двойного" и ушел. И на следующий день - только кофе, и на следующий. А потом он ушёл, не заплатив. Я даже расстроился. Не из-за денег, конечно, а из-за того, что он, Гефест, больше не придёт. Было в нём что-то такое – неординарное. Но он пришел. Извинился, заплатил и снова заказал кофе. Много очень крепкого кофе.

- Вы меня простите, - сказал я ему, - что лезу не в своё дело, но не надо бы столько кофеина одномоментно, не полезно это. Давайте я вас лучше вкусным обедом накормлю.

- Я тогда прямо здесь и усну, а мне ещё много куда надо.

- Хотите, я вам у себя в кабинете диван предоставлю? – едва не поперхнувшись от собственного благородства, предложил я, - вы поспите пару-тройку часов, а потом поедете по делам.

  Я был уверен, что он не согласиться, но он согласился. Дима – так его на самом деле зовут - обалденно готовит и в качестве благодарности за те два часа покоя до сих пор сдает мне особо удачные рецепты своих кулинарных экспериментов.

  Пару дней его не было, а потом он привел с собой Ареса. Арес – мой самый большой промах на самом деле, потому как ничего от бога войны в Сергее нет. Но когда я увидел его в первый раз, меня поразила его выправка. Как будто он училище Кремлёвских курсантов окончил, правда-правда. Арес в отличие от Гефеста, был стильно одет, прекрасно воспитан и кофе литрами не поглощал, а вот настроение у них было примерно одинаковое. Мрачное.

  На следующий день вместе с Аресом и Гефестом пришел ко мне Ричард Львиное Сердце. Нет, я конечно, понятия не имею, как Ричард выглядел на самом деле, но, по-моему, именно так. Седеющая грива, сильные руки, обманчиво-ленивая грация царя зверей. Кальфа. Вот он, как раз, может и водки выпить, хотя предпочитает виски. Вообще-то он Владимир, но Сергей и Димка зовут его за глаза именно так - Кальфа. Это для него оставил стул рядом с НЕЙ Гефест. Ричард заметно старше всей этой разномастной компании. Там ещё много кто есть, в компании, но основной состав – эти четверо. Прекрасная дама и её трое рыцарей.

  Пока я принимал заказы у других посетителей, пришел Арес, сел на диван, но не в угол, к окну, а рядом с Гефестом, подушку поправил ещё любовно. Никогда я не видел его таким… м-м-м… окрылённым? С чего я вообще взял, что он имеет какое-то отношение к древнегреческим мифам, когда внешность у него как есть нордическая? Пусть временно побудет Зигфридом/ Сигурдом, а дальше - посмотрим.

- Привет, Макс, я пока ничего не буду, а как все соберутся – пообедаю с превеликим удовольствием.

  Угу. Он-то с удовольствием, а я сейчас по полной поимею от братков, что заказывали столик у окна. Вертеться мне, как ужу на сковородке, ох вертеться! Я утрясал и улаживал, и дело у меня не клеилось, но к стойке, оценив ситуацию, подошла ОНА, и тут же всё само-собой разрулилось самым чудесным образом. Парни были просто счастливы сесть посреди зала, предварительно составив вместе два небольших стола. Уф! Цирцея, но наоборот. А вот и Львиное Сердце, да не один, а с незнакомцем. О, как интересно! То есть диван-подушка-окно - ради этого тщедушного пацана? Как мне его назвать? Дрыщ?

  Я отвлёкся на Марфушеньку, пришедшую, как обычно с новым кавалером, отправил ублажать её весьма банальные пристрастия в еде и алкоголе нашу знойную официантку Ирочку, смешал пару коктейлей и глянул туда, где сидела ОНА, на точеный профиль и длинную шею, идеальные линии груди и спины. ОНА положила узкую свою ладонь на лапищу короля Ричарда, но смотрела исключительно на доходягу в углу. Вот на меня она ТАК никогда не смотрела! Они все на него смотрели, а он, неспешно рассказывая какую-то байку, сооружал самолётик из зеленой салфетки, а закончив, запустил невозможную в принципе конструкцию в полёт над залом. Прежде, чем вылететь в приоткрытое окно, салфетка, клянусь, описала круг, похлопала крыльями и начала набирать скорость, а за окном и высоту.

  Я подошел к их столику. Принял заказ ото всех, кроме Кощея, тот всё еще листал меню, а потом поднял на меня очень тёмные, тёплые, смеющиеся глаза и просканировал. Вот - не вру - именно просканировал.

- Мой самый юный друг тайно зовёт меня Чёрным, самый серьёзный - не менее тайно – Флорентийцем, Гефест - про себя – инопланетником, Львиное Сердце - когда не слышу – Серафимом, ОНА – много кем, в зависимости от настроения, но ОНА всех так зовёт, вслух перебирая варианты имён. Остальные не заморачиваются и называют Ником. А вы – тот самый Максим, который варит лучший кофе в городе?

  Никто ничего из его слов не понял, кроме меня, а если и понял – виду не подал. Я же едва смог из себя выдавить:

- Тот самый.

- Жаль, что не могу оценить. Я, пожалуй, буду треску в апельсиновом соусе и бокал Шардоне.

  Я записал, не посмев сказать ему, что у нас в меню вообще нет трески. Никакой. Он и без меня знал, что нет, но был уверен, что я справлюсь. И что прозвища ему придумать не смогу - тоже знал. Не ложилось на него ни одно. Была в нём за внешней хрупкостью такая мощь, что вообще непонятно было, как тонкую, едва не прозрачную оболочку до сих пор не разорвало в клочья. Он всех их воедино стягивал, он без них жить не мог. В буквальном смысле не мог. В буквальном. Но и они без него теряли объём и плотность, и единство теряли, каждому из них необходимое в данный период времени. Я с таким раньше не сталкивался никогда. Силища в нём жила огромная и её природа была мне совершенно незнакома. Коленки у меня подгибались и ладони потели от страха. Это потом я понял, что опасности никакой нет, когда поближе с ним познакомился. Ну как - поближе? На шажок буквально. Вот наша официантка Ирочка шуточками с ним перебрасывалась и разговоры разговаривала, а я робел, сам не знаю чего, но треска в апельсиновым соусе стала нашим фирменным блюдом.

                ***

  Шел дождь. Заунывный, не слишком густой, бесконечный. Такие дожди у нас могут идти день, два, неделю, месяц, всю осень и часть зимы. Они тянутся и тянутся, как жевательная резинка, потерявшая вкус, как нудный урок, как бессонная ночь. Вот он начался, и ты понимаешь - это надолго. И не ошибаешься никогда, потому как привычка. У нас вообще город метеорологов. Все прогнозируют дождь и редко ошибаются - он изо всех сил старается не подводить.

  Утро плавно перетекало в день, когда на пороге "Города на воде" появилась Ундина. То есть в миру-то она Саша, но хозяин кафе, дающий прозвища всем своим посетителям, иначе, как Ундиной, за глаза девушку не называл, столько в ней было текучей русалочьей  грации. С её зонта ручьями стекала вода.

- Здравствуйте, Саша, разрешите, я вам помогу. Вот, зонт сюда, а плащ на вешалку. Ваш столик свободен.

- Спасибо, Максим, я сама, ой, спасибо. Там же табличка "Зарезервировано"...

- Так для вашей компании и зарезервировано. Навечно. Разрешите я вас провожу. Вы одна?

  Саша села за стол у окна.

- Пока да. Ник пошел в издательство, часа через полтора освободится, а у меня выходной неожиданно случился, я его здесь подожду. Вы не против?

- Я только за, драгоценнейшая. Вам кофе сделать?

- Обязательно и непременно.

Макс принёс ей кофе и спросил:

- Разрешите?

- Да-да, конечно, Максим, садитесь. А вы кофе?

- А у меня уже не кровь, а кофе в жилах плещется - не могу больше. Он иллюстратор, да? Для книжек иллюстрации рисует?

- Нет, - Саша засмеялась, - с чего вы взяли? Он переводчик.

- Как с чего? С этого.

  Макс кивнул на стену напротив, увешанную работами человека без прозвища, а потом на подоконник у стола - там стоял гранёный стакан с акварельными карандашами, и лежала склейка - специально для него купленная.

- Нет-нет, он переводит с французского и английского, а рисует исключительно для себя. Надо же дождь как разошелся! Хорошо, что я успела к вам до вселенского потопа. Слышите? Кажется к вам кто-то ещё.

- Да, пойду, заодно скажу, чтобы на кухне начинали готовить апельсиновый соус к треске. Что вам ещё принести?

- Пока ничего, Максим, вы чудо!

- Спасибо.

  Хозяин ушел встречать гостей, а Сашенька осталась ждать человека, которому остроумный начитанный Макс так и не смог подобрать прозвища по росту. Она читала благоразумно прихваченную с собой книгу, пила кофе, смотрела в окно, скучала, болтала с Максом. Ливень за окном умалился до обычного дождя, прохожие повыскакивали из-под козырьков и подъездов, заспешили по своим делам, расцветив зонтами улицу, в "Городе на воде" прибавилось посетителей, а у Макса работы и денег, соответственно. Потом пришел почти совсем сухой Ник.

- Как ты умудрился не промокнуть? - спросила Сашенька.

- Как - как? - Он сел напротив, легко коснулся её руки кончиками пальцев, пробежался дробью по запястью, и ей мгновенно стало тепло, - Между капельками, между капельками. Меня знакомый под зонт пустил, ему по пути было. Как ты?

- Я вела светские беседы с Максом - о дожде и его разновидностях. Обедать придётся в любом случае, Макс насчет соуса из апельсинов распорядился. Нет, ты посмотри, как дождь опять разошелся - всё вокруг в серое перекрасил!

  Горин потянулся к склейке и карандашам, буквально несколькими штрихами наметил город на листе - оранжево-жёлтый, яркий и радостный. Саша наблюдала за тем, что делает Ник, просила добавить ещё во-о-он того дядечку, что так смешно прыгает через лужи и кота, кота обязательно, что сидит на подоконнике, вылизываясь с брезгливым достоинством, и мальчика, одной рукой держащегося за маму, а второй запускающего в ручей вдоль проезжей части целую флотилию из кленовых, сорванных ливнем листьев. Оранжевыми оказались только солнечные блики, а город был самым обычным - охра, линялый голубой, серый, светло-зеленый, но солнце, солнце подсвечивало его так празднично, блестело в окнах, отражалось в лужах, бликовало и дробилось, скакало по стенам солнечными зайцами. Дождь кончился. С деревьев ещё срывались тяжелые капли, ручьи ещё неслись по мостовой, прохожие, не веря своему счастью, ещё протягивали из-под зонтов ладони, но дождь уже кончился. Причём было сразу понятно - надолго. Уж на неделю-то точно.

  За окном все было точно таким, как на листе бумаги - светлым, чистым, родным и прекрасным. Саша смотрела в темные, с янтарными искрами, смеющиеся глаза с нежностью и вопросом.

- Не-не-не, не придумывай, - рассмеялся он, - Это отсюда не видно было, что тучи почти все унесло, над городом чистое небо, и дождь вот-вот кончится, а из окон издательства - да и да.

  Саша ему тут же поверила, а Макс, наблюдавший за происходящим из-за барной стойки - не поверил ни на секунду. В человеке без прозвища от человека была лишь оболочка, а то, что пряталось за ней легко могло управлять погодой. Легко.

  Ундина и её возлюбленный пообедали, расплатились, поблагодарили и ушли, а Макс принёс из подсобки деревянную рамку(он целую коробку таких рамок купил специально для этого), вставил в неё лист с зацелованным дождём городом, повесил рядом с другими работами существа без прозвища, настолько равнодушного к своим творениям, насколько это вообще возможно. Максу порой казалось - графика - только инструмент в его руках, не результат, а путь, способ изъясняться. Высказался и утратил интерес. Ундина же, которой следовало бы копить и собирать всё, к чему он прикоснулся, не оспаривала его решений никогда. Оставил - и оставил. Она как будто раз и навсегда решила быть с ним всегда заодно, что бы он не вытворял. Не могла же она не видеть, что дождь кончился, повинуясь акварельным карандашам!