Писатель, молча, сидел перед Издателем и терпеливо ждал, когда тот дочитает рукопись. Здание издательства находилось на Георг-Шварц-Штрассе. В кабинете было почти тихо, если не считать клацанья печатной машинки, на которой за стеной работала секретарша Издателя. Писатель наблюдал как меняется выражение лица Издателя по мере того как тот, перелистывая страницу за страницей, начинает понимать какого уровня роман перед ним. На его лысине, где на самой макушке торчало несколько волосков, выступили крупные капли пота, которые Издатель, время от времени, стирал платком. Наконец, перевернув последний лист, он снял очки и воззрился на Писателя.
С минуту он, молча, смотрел на него, а потом спросил:
- Вы хотя бы отдаете себе отчет в том, что вы принесли мне? И хорошо, что мне! Ведь если бы эта рукопись попала в руки другого издателя, то за вами бы уже давно послали "Блюстителей законности"! Ведь это, это…
Издатель не мог подобрать слова, чтобы выразить свое отношение к только что прочитанному. Наконец из самых дальних уголков своего сознания он извлек его:
- Ведь это просто преступно! Да! Весь этот ваш роман сплошное преступление! Вы только подумайте, вы ведь называете низ низом, а верх верхом, белое белым, а черное черным! Вы даже ни разу не назвали круглое квадратным, а короткое длинным!
- Я хотел отразить реальность такой, какая она есть на самом деле, - извиняясь, пролепетал Писатель.
- Да кому это нужно! – Издатель встал и прошелся по кабинету. – Кому это нужно? Ведь это к тому же и опасно! Если наше правительство решило, что черное отныне следует называть белым, то так и должно быть! Ведь вам известно, что происходит с теми, кто не согласен с указами правительства?
- Да, я слышал, - перебирал в руках поля шляпы Писатель.
Издатель посмотрел на писателя так, как учитель смотрит на провинившегося школьника.
- Слышали! Вы слышали! Это хорошо, что вы слышали! Тогда зачем же вы написали все это? Ведь если бы вы принесли это не ко мне, тому человеку, который знает вас уже десять лет, а скажем к нашим конкурентам, то наверняка были бы уже арестованы!
- Я просто устал ото лжи! – тихо сказал Писатель. – Устал от того, что земля это небо, а зеленое это красное. Я просто хочу перестать врать себе и читателю.
- Да что вы такое говорите? Перестать врать! Как можно? И кому она нужна, правда? Да и зачем? Вот скажите мне, что изменится в жизни обычного обывателя, если он, вдруг, начитавшись ваших книжек, поймет, что звезды это не светлячки, а светлячки, сидящие в траве это не звезды в небе?
- Мне думается, - неуверенно начал Писатель, - изменится многое.
- Что, например?
- Мне кажется, что люди тогда смогут понять, что делать добро – хорошо, а зло – плохо, а не наоборот как сейчас.
Издатель вернулся в свое кресло. Достав сигарету, он прикурил от зажигалки в форме книги и выпустил в потолок кабинета густую струю табачного дыма.
- Вы мне вот что скажите, этот экземпляр романа у вас единственный? – спросил он, внимательно глядя на Писателя.
- Да, единственный, - ответил тот. – Вы ведь знаете, в каком дефиците сейчас белая бумага!
- Знаю. И, слава богу!
Издатель стряхнул пепел в пепельницу.
- Вы сейчас вот что, идите домой. Отдохните. А после выходных заходите снова и мы с вами подумаем, как исправить ваш роман. Ведь если сделать все как полагается, то из него получится гениальная вещь!
- Как полагается, это значит поменять верх и низ, черное и белое, длинное и короткое? Это значит называть войну миром, а мир войной как у Оруэлла?
- Ну, конечно! – воскликнул Издатель, давя окурок в пепельнице. – По-другому сейчас нельзя, если хотите жить, а уж если хотите есть и получать за ваш труд вознаграждение тем более!
Он аккуратно сложил неподшитый роман, выровняв стопку, листок к листку и открыл ящик стола.
- Вашу рукопись я пока оставлю у себя. Так надежнее. А то вы мало ли отнесете ее в другое издательство или решите спалить в камине. У вас ведь есть камин?
- Нет, камина у меня нет, - ответил Писатель.
- Впрочем, это не важно. Можно сжечь и в тазу предварительно полив рукопись керосином. Таз ведь у вас есть?
- Таз есть, - подтвердил Писатель.
-Вот видите! – Издатель положил рукопись в стол и задвинул ящик. – Я сейчас позвоню в кассу, вам выдадут небольшой задаток, чтобы вы смогли хорошенько повеселиться на выходных. Сходите куда-нибудь. В театр, в кино или на скачки, вам надо развеяться, а с понедельник мы приступим вместе к редактированию вашего романа. Я уверен, мы превратим его в настоящий шедевр!
Получив небольшую сумму в кассе издательства, недостаточную для того, чтобы прожить безбедно месяц, но достаточную для того, чтобы хорошенько напиться в выходные, Писатель вышел на улицу.
Начинался дождь. Писатель пожалел, что не прихватил зонта. Он надвинул шляпу на глаза и, подняв воротник, двинулся в сторону автобусной остановки.
Мимо него проехала машина "Блюстителей законности". Писателю показалось, что машина сбавила ход, и он почувствовал на себе взгляд внимательных глаз. Может быть, ему это только показалось, но он сильнее вжался в плечи словно пытаясь, стать маленьким и незаметным, чуть ускорил шаг, настолько, чтобы не привлекать к себе еще более пристального внимания и высматривал глазами какое-нибудь кафе, чтобы укрыться за его дверями. Слава богу, такое было неподалеку. Писатель зашел в помещение и, подойдя к стойке, заказал себе стакан бренди. Крепкий алкоголь всегда действовал на него успокаивающе, хотя и разрушал его жизнь. Именно из-за пристрастия к выпивке, он потерял жену и сына, которые сейчас жили в центре города. Жена нашла нового мужчину достаточно быстро. По договору раз в месяц он мог брать к себе сынишку, но это удавалось не всегда. В какие-то дни он был занят работой, в какие-то у него просто не было желания никого видеть. Он скучал по сыну, однако понимал, что ничего хорошего дать ему он не сможет, а в последнее время, когда Писателю захотелось описать мир таким, какой он есть, а не таким, каким его заставляют считать, он просто стал опасен для окружающих. Он понимал это и не настаивал на свиданиях, хотя знал, что сын тоскует по отцу.
Бренди согрел его, Писатель расстегнул пальто и снял шляпу.
- Еще стакан, - попросил он бармена.
Тот кивнул и катнул по стойке новый стакан с темно-рубиновой жидкостью.
После трех выпитых стаканов бренди, прогулка от бара до дома показалась более безопасной. Даже проезжавшие мимо машины "Блюстителей законности" не пугали. Писатель знал, что блюстители никогда не арестовывают пьяных, их интересуют только протрезвевшие.
"А все-таки Издатель – мировой парень!", думал Писатель. "И правильно он сделал, что оставил роман у себя. Меня ведь и вправду черти могли дернуть отнести роман в другое издательство, и кто знает, может, действительно меня сейчас бы допрашивали в «Министерстве законности"".
Методы допроса в указанном министерстве были те еще. Даже дикая средневековая жестокость не шла, ни в какое сравнение с тем, что практиковалось в подвалах министерства.
Но Писатель ошибся в Издателе, тот слишком долго грезил улучшением своего социального рейтинга.
Вечером в дверь к Писателю постучали. С особой тщательностью трое "Блюстителей законности" вели обыск в его небольшой квартирке. Они перетряхнули ее вверх дном. Собрали все книги и рукописи, перевязав их шпагатом, разрешили взять Писателю с собой один комплект белья и несколько пачек сигарет, выходя они защелкнули на руках Писателя наручники. Когда машина тронулась, он в последний раз с грустью взглянул на темные окна своей квартиры.
Больше Писателя никто не видел. Само его имя было стерто из памяти людей. Все книги, которые когда-либо были им изданы изъяли из продажи. Жителям страны под страхом смерти было рекомендовано сдать уже имеющиеся на руках экземпляры, хотя в тех книгах, что были им написаны ранее: верх был низом, черное белым, правое левым, а жесткое мягким.
Около года его сынишка ждал, что отец придет и заберет его на выходные. Но отца все не было и не было. Вскоре о нем позабыл и он...