Глава 4.
На окоёме.
Глаза были зорки. Слух остёр. Руки, сжимавшие однозарядную армейскую винтовку, не подрагивали. А вот сердце стягивалось, в какой-то бесформенный холодный ком и стучало в груди без всякого ритма. Лейтенант Тламм был поражён, такой своей реакцией на предполагаемую опасность. Вроде никогда страхополохом не был. Он покосился на подчинённых: сержанта дедушку Шмора и двух рядовых, что взял с собой к окоёму болотному. Нет, похоже, его внутренний мандраж остался незамеченным. Трусящее начальство, приставленное к военному делу: что может быть хуже?
Нонт Тламм постарался взять себя в руки. Зубы сцепил. Левый кулак сжал – в правой-то - винтовка, - сжал так, что ногти в ладонь впились. Дыхание задержал, насколько мог. Вроде бы отпустило.
- Шмор, - бросил он. И остался удовлетворён; голос его не дрогнул. Дальше уже уверенней, чай не зелёный новобранец, а бывалый офицер: - Рядовых оставь здесь при лошадях. Вдвоём дальше пойдём. Тут тихонько надо, чтоб ни одна веточка под ногами не хрустнула.
Шмор только кивнул, и звенящим шёпотом отдал распоряжение рядовым:
- И смотрите у меня, - напоследок пригрозил он кулаком, - провороните лошадей, из карцера год не выберетесь.
Крупнотелый, весь какой-то округлый, лейтенант передвигался на удивление легко. Шмор, был прямой его противоположностью в плане телосложения: этакий широкоплечий крепыш, на голову выше своего офицера. Но нужно было обладать слухом хищника, чтобы расслышать, как он пробирается по зарослям кустарника. Они шли по следу начальника караула и трёх солдат. Оставшиеся в башне объяснили их двухдневную отлучку не особо внятно, то и дело, отводя глаза. Давить на них лейтенант не стал. Итак ясно – тут было не чисто. Оставив капрала за старшего – служба, прежде всего – он в сопровождении сержанта и двух рядовых выдвинулся на лошадях в направлении, указанном солдатами. Кое-кто из них ещё выражал сомнение в необходимости поисков пропавших, дескать, двое суток всего, может, с геологами бражку пьют. Туда, как раз партия инженеров и рабочих направилась. Вариант распития бражки с геологами лейтенант отмёл сразу. Начальник караула знал, что сегодня его сменяют, и никак не мог пропустить такой значимый момент. А то, что же выходит? Он мало, того – ещё на неделю на башне остаётся ворон распугивать, так ведь и под дисциплинарное взыскание попадает, вплоть до понижения в звании. Кто там, у лейтенанта, дежурил? Прапорщик Сыч… Скрытный дядька. Себе на уме. И не прочь лишнюю копейку урвать. Но воинское дело он знает. Медаль имеет за храбрость. И вообще, человек он толковый. Жадноват? Так оно и лучше. Такой, потерей звания, а стало быть, и жалованья, рисковать не станет.
До окоёма они верхами не добрались. Некое подобие сырого, кое-где и с кочкарником берега, начиналось уже в трёх-четырёх милях от самого Великого болота. Лейтенант лошадьми рисковать не стал. И теперь они с дедушкой Шмором пробирались с осторожностью особой, не только след солдат не теряя, но и не забывая по сторонам и верхам поглядывать. Поскольку на болотах, коим никто предела не ведал, водилось всякое. Каждый год появлялось по нескольку тварей, о которых в здешних краях никто и слыхом ни слыхивал. И что занимательно: одно зловреднее другого. Да чёрт их всех дери: тут даже головастики и те были с зубами! Тламм отмахнулся от здоровенного комара, негромко чертыхаясь.
- С каждым сезоном они всё больше и больше. Вот же напасть. Тэкс, а это у нас, что?.. – Прямо перед его носом висел обрывок какой-то тряпки.
Дедушка Шмор снял его с шипа колючей гании – растения футов семи высотой с ветвями, похожими на плети свисающими до самой земли, и украшенными, чем-то вроде острейших рыболовных крючков.
- Похоже на кусок чьей-то рубашки… А вон и тропа. Лейтенант, да тут всего на всего отхожее место работяг. Чуете, как дерьмецом потягивает? Может и правда, зря мы так обеспокоились. Вокруг тихо. Следов никаких нет. А тряпица эта… Какой-то мужик рукавом зацепился и вся недолга.
Но лейтенант на логичные, в общем-то, рассуждения Шмора плевать хотел. Он прислушивался:
- Тихо, говоришь? – едва слышно прошептал он. – То-то и оно, что тихо. Ни голосов, - а рабочих тут должно быть десятка два – ни рёва нашего прапора. А ты помнишь, каков у него басок? Ни звука бурильной машины. Ну, положим, у них обед. И что?.. До того вкусный, что они языки проглотили? И попахивает тут кроме дерьмища ещё кое-чем…
- Чёрт… - ругнулся Шмор. – И как я сам не допёр.
- Вот именно. Труп тут, неподалёку. Только чей?.. Ты лучше винтовочку на боевой взвод поставь, сержант. Ох, недаром сегодня сердце моё ледяной коркой покрывалось. Ох, недаром… Ладно, держись рядом. Идём вперёд.
На мертвеца они наткнулись, ни сделав и двух десятков шагов по тропе. Лежал он себе в высокой болотной траве, раскинувшись вольготно, руки ноги разбросав. Лицо его, уже посинелое и раздувшееся, было сплошь покрыто отвратительного вида насекомыми, а по телу ползало нечто похожее на клок чёрных спутанных волос.
- Вот же мерзость… - сержант едва сдерживал рвотные позывы.
- Хм… Смерть никого не красит, - спокойно сказал Тламм. – А я и не знал, что у тебя слабый желудок. Если так, будь добр отойди в сторонку, но будь настороже; мне надо тело осмотреть.
С этими словами Нонт склонился над мертвецом, а Шмор поспешно сделал несколько шагов дальше по тропе. Видеть, что лейтенант делает с трупом, он не желал. Тламм был очень внимателен. Осмотрев всё вокруг, он помрачнел. Потом очень долго, по мнению сержанта, разглядывал рану на груди. А затем…
- Лейтенант! – воззвал дедушка Шмор, когда нечувствительный ни к запаху мертвечины, ни к ужасающему виду тела комендант, вдруг начал переворачивать труп, сапогом отшвырнув подальше в траву, отвратно застрекотавшую мешанину из щупалец. Клок волос, оказался одним из болотных падальщиков. – Это-то вам зачем? Итак, видно, что бедолагу зарезали. Разве – нет?
- Угу… - угрюмо бросил Нонт. – Зарезали. В спину зарезали. Причём, кто-то из наших.
- Что?.. – не понял Шмор.
- На тропу глянь: что видишь?
Тропа – не труп. На тропу сержант глядеть был согласен. Чтобы различить и прочесть то, что было «написано» человеческими следами он потратил едва ли минуту.
- Действительно – кто-то из своих. Из наших, значит. Сапоги армейские. Недавно подбитые. На левом меняли каблук.
- А ещё, что понял?
- Ещё тут был наш прапор. Подошва его ботинок на сырой земле отлично видна.
- Именно – наш прапор. Хотя убивал не он: кто-то из солдат. Но этот мазурик стоял рядом, когда несчастному работяге воткнули под лопатку солдатский тесак. Удар отменный – грудную клетку пробил, чисто бумажный листок. Хм… похоже, что сегодня вечером выпить с нашим полисменом мне не светит. Дело предстоит долгое. Идём, дедушка Шмор.
И они двинулись дальше по тропе, снедаемые тревогой и готовые в любую секунду нажать на спусковые крючки, и остро жалея, что до них так не дошли ружья нового образца. Говорят, - может, байки? - но ползают слухи, что в метрополии гарнизон уже вооружён винтовками пяти и даже – семизарядными. Сложно поверить, но если такие уже придуманы башковитыми оружейниками, то сейчас бы они здесь крепко сгодились. Лейтенант и сержант зажали в зубах по два патрона, так, на всякий случай, и теперь общались исключительно знаками. Первым по тропе двинулся сержант. Теперь, когда он увидел труп рабочего, дело перестало быть пустяковым, и у дедушки обострились все инстинкты. Ещё бы им не обостриться. Удар тесаком был нанесён рукой твёрдой, не дрогнувшей, а по следам сапог, казалось, что тут проковыляли два запойных пьяницы. Следы эти лишь изредка попадали на саму тропу, в основном выписывая кренделя вдоль неё, будто их обладатели пытались удержать хоть, какое-то общее направление. Изредка им это удавалось. Дедушка Шмор мрачнел. Что-то их ждёт на окоёме, там, где предположительно разбила лагерь геологоразведочная партия.
Заросли кончились неожиданно. И если бы ветераны службы не знали здешних мест, как содержимое своих кисетов – выскочили бы они на бережок, аки бестолковые зайцы. Но осторожность, выработанная годами, не подвела людей и сейчас.
Сержант присел на колено справа от тропы, слева, то же проделал Тламм. Прежде, чем соваться на открытое место, не грех было бы его обшарить глазами, а то ведь не ровен час…
Этот час именно таким и оказался.
- Смердит, - прошептал Шмор, вынув патроны и сунув их в подсумок.
Нонт Тламм кивнул. Действительно смердело, да ещё как! Болота простирались вглубь континента на многие сотни миль. А может – и тысячи. Кто их считал? Если так рассудить, то южные топи сами по себе – огромный океан, таинственный, недобрый, пугающий. Однако смрад смрадом, но запах смерти, любой живущий определяет безошибочно. Он-то и заставил встать дыбом мелкие волоски на шее Нонта. Взгляд его, цепкий, колючий обшаривал прибрежную линию окоёма. Ага, вот оно, то, что он искал. Лейтенант тихонько пошелестел травой, привлекая внимание сержанта. Тот обернулся и Тламм двумя пальцами указал на нечто, находившееся от них ярдах в тридцати. Шмор пригляделся:
- Ох, ты ж… - вырвался у него сиплый выдох. – Ещё один… Лейтенант, этот уже из наших.
Губы Нонта, обычно толстые, совсем не красившие его лицо, сейчас вытянулись в одну посинелую нитку. Ему подумалось, что зря он сунулся к болотам всего лишь с одним сержантом. Надо, ох надо было бы с собой прихватить из башни человек, хотя бы, пяток. Он вынул патроны изо рта, облизал пересохшие губы, и махнул сержанту рукой:
- Пошли. Теперь уж до конца всё разнюхать надо, раз припёрлись.
Им предстояла прогулка вдоль «пляжа»: ровного, сырого места шириной в две-три мили. Хоть это хорошо; вылезет из топей какая несусветная гадь, они успеют в кусты юркнуть. Но и тут глаза раскрытыми держать нужно, много всякого ядовитого и под ногами ползает, и сверху может такое нагадить, что отмываться после уже некому будет, - это тебе не синичка на форменную фуражку капнет.
Двойная цепочка следов, замысловатыми своими узорами подвела их к очередному уже раздутому мертвяку.
- Сыч, - сказал сержант. – Здорово его объели. Я… это… отойду поблюю… - И он опрометью бросился подальше от того страшного, что теперь представлял собой прапорщик Сыч.
- Иди поблюй… - негромко и раздумчиво проговорил лейтенант. – Излишняя впечатлительность подчинённого его не особо тревожила; чистка организма иногда для здоровья полезна. Другое дело то, что ему окрыли следы. Не старые совсем - и суток не прошло, - можно сказать свежак. А ещё были гильзы. Стреляные гильзы от солдатской винтовки и карабина. Сыч карабины любил. Была у него к ним тяга. Вот только ни винтовки, ни карабина Тламм поблизости не обнаружил. Как ни нашёл он и тела рядового.
Лейтенант чуть ли не на четвереньки встал, рассматривая, щупая пальцами, едва ли носом землю не пропахивая. Так, на карачках, он и пополз по спирали, постепенно расширяя круги. Винтовку он при этом держал стволом на правом плече. Неудобно – жуть. А что делать? Не оставаться же безоружным, когда прямо перед глазами что-то темное расплескалось. Падальщики, конечно, уже всё вылизали. Но и самому распоследнему дурню понятно – тут была кровавая лужа.
Разобравшись в следовой мешанине, и добравшись до места, где оставалось только две цепочки следов – одна от болота, другая – обратно, - лейтенант окликнул дедушку Шмора:
- Ну, ты там – всё? Если всё – двигаем дальше. Нам во-он туда, - и Нонт Тламм указал направление. – Видишь, палатки и вход в штольню?
Сержант видел. Пусть и не очень ясно, мешали выступившие от натуги слёзы, но – видел. Идти туда ему совсем не хотелось, но долг, чёрт его дери. Да и не бросать же этого упрямого кругляша с лейтенантскими погонами здесь в одиночестве?
- Вы уже поняли, что здесь к чему? – прерывисто спросил дедушка Шмор.
- Кое-что… - неохотно ответил Нонт.
- Ну и?..
Лейтенант довольно долго молчал, размышляя: стоит ли посвящать сержанта в подробности? Потом, сообразив, что Шмор и сам не дурак – сейчас отдышится и до всего додумается без подсказок, решился: эх, была, ни была…
- Прапорщика убил живоглот.
- Что!?. Здесь!?. Но их охотничьи угодья…
- Знаю. И, тем не менее: прапорщика убила именно эта мерзкая тварь. А рядового утащила с собой – про запас.
Шмор почесал кончик носа и щёлкнул зубами. Водилась за ним такая причуда. Это означало, что дедушка углубился в серьёзные размышления.
- Выходит, лейтенант, двоих из наших мы отыскали. А где ещё парочка?