Под черным крылом Горюна. Часть 3. Главы 13-14

               
                13

  Если Новицкий, привыкая к присутствию в своем доме молодой жены,  совсем не думал  про Василину, то та ни на минуту не забывала о существовании  Новицкого. Знала: рано ли, поздно ли – залетит голубок в ее терем. Не может не залететь, не просто же так приносила она черную курицу в жертву, читала заговоры. Его место – подле  ее ног, а не рядом с полуяновской дочкой, которая из кожи вон лезет, чтобы быть ему желанной. Особенно теперь, когда Василина  вновь осталась одна.  Григорий, вопреки мольбам молодой жены, недолго пробыл дома. Савва Лукич настоял на его новой поездке на Югру. Сказал резко: «Нечего рядом с   юбкой  сидеть, настоящий мужик дело должен наперед всего остального ставить».

 Перечить названному отцу Григорий не стал. Только попросил Савву Лукича позаботиться о Василине, в положении оставляет жену. На ранних сроках всякое может случиться. Очень опасался за здоровье супруги. И неспроста. Не успел отъехать – случился у Василины выкидыш. То ли от нервов, то ли не хотят появляться на свет нежеланные  дети. Василина  быстро оправилась от недуга  и даже похорошела. Стали до Саввы Лукича доходить недобрые вести: мол, видели твою невестку в компании то офицера, то судейского чиновника. Словно всему миру назло Василина повела жизнь разгульную и совсем не стыдилась молвы. Под обаяние глаз цвета полевых васильков попали многие. Но самым частым гостем у Василины стал Борис Петрович Кукушкин, тот самый, что возглавлял в земстве присутствие по военным делам и был на приятельской ноге с предводителем дворянства Завьяловым.

—Вы только подумайте, Василина Гавриловна, — откладывая гитару в сторону, сказал Кукушкин молодой купчихе, — сей романс повествует о благорасположении  молодого повесы к своей замужней  возлюбленной. И хотя я уже совсем не молод, чай пятый десяток пошел, чувствами своими к вам ничуть не менее страстен.
—Ах, Борис Петрович, вечно вы с разговорами, смущающими меня, вон как в краску вогнали. Лучше еще спойте.
—Спеть? С превеликим удовольствием. Только для начала разрешите поцеловать вашу нежную ручку.
    Василина со смехом протянула ему руку.
—Господи, какая ручка! — чмокнув в ладонь Василину, со стоном произнес Кукушкин.
—Пойте же! — приказала Василина.
—Барыня, там к вам один господин просится, — сказала вошедшая  в комнату Катерина.
—Тебя кто учил без стука входить? — недовольно прикрикнула Василина, поправляя сбившуюся  набок прическу. — Или давно пощечин не пробовала?
—Он очень настаивает на свидании, — закатив глаза, произнесла Катерина.
   Она уже привыкла к внезапным вспышкам хозяйкиного гнева. Сама купчиха от скотного двора, а вон как куражится! В последнее время житья от нее нет. Все не так, все не эдак. Надо же, как меняются люди! Давно ли голоса ее слышно не было, сама невинность, а теперь, поди ж ты, как есть госпожа. 
—Нет меня ни для кого, ты что, не видишь, что я занята?
—Ваши занятия известные, только господин тот сильно настаивает.
—Что за господин? — Василина порывисто встала  с софы.
—Новицкий, кажись, его фамилия. Эта особа уже имела честь тут бывать.
    Василина при упоминании о Новицком побледнела.
—Хорошо, прими его, я сейчас выйду. Борис Петрович, подождите меня здесь, к сожалению, дела требуют безотлагательно принять данного господина.
—А мне не к спеху, — вальяжно произнес Кукушкин,  располагаясь удобно на софе и перебирая струны гитары.

Новицкий стоял у  окна, когда Василина тихо вошла в комнату. 
—Здравствуй, барин, — сказала она с мягкой интонацией, свойственной той прежней, не нынешней Василине.
—Здравствуй,  Василина, — ответил на ее приветствие Новицкий и сделал шаг навстречу. Они долго и страстно целовались, пока Василина не оттолкнула от себя  гостя.
—Зачем пришел? — спросила она, заранее зная его ответ.
—Не могу без тебя, — Новицкий снова потянулся к ее губам, но она увернулась.
—Врешь! А как же молодая жена? Неужто ты ее прелестями так недоволен, что о крестьянской девке вспомнил?
—При чем тут моя жена? Я без тебя жить не могу!
—Снова врешь! — Василина кокетливо передернула плечами. — Кабы жить не мог без меня, давно бы здесь был.
—Не мог я, к тому же ты знаешь, насколько ревнива моя супруга. А  за ее спиной стоит  папаша, язви его в душу мать, пардон, оговорился. Мне с ним споры сейчас разводить ни к чему.
—Знаю, — примирительно произнесла Василина. — Эта полуяновская семейка у меня, как рыбья кость в горле. Ненавижу их всех. Ненавижу! — крикнула она громко.
—И мужа своего? — спросил Новицкий, которому такая откровенность купчихи нравилась.
—И его ненавижу! — еще громче крикнула Василина. — Тюфяк, набитый соломой. Ты знаешь, что значит проводить ночи одной?!
—По-моему,  в этом нет ничего дурного, — просто сказал Новицкий, вспомнив горячее плечо прижавшейся к нему во сне Вареньки. И как он отодвинулся резко, даже не боясь нарушить ее безмятежный сон.
—Нет, ты не знаешь, — Василину от волнения бросило в краску. — Ты не знаешь, как это ждать, что тебя обнимут, а они, видите ли, от усталости с ног валятся. Ты не знаешь, как молодой женщине жить без мужа, которого услали от нее на край света комаров кормить. Что значит ждать, ждать, ждать…. Не хочу больше ждать, — сказала она устало. — Пусть получают то, что заслужили.
—Василина, ты что придумала? Выкладывай.
—Что я придумала? — Василина посмотрела в самые глаза  Новицкого, усмехнулась. — Что может придумать такая баба,  как я?
—Не знаю, женский ум для меня загадка, — покачал головой Новицкий. — Вы, бабы, иначе как-то устроены. Поди, пойми, что кроется за вашими уловками? Знаю одно: в бабе ценно только одно место, и это  отнюдь  не ее голова.
—Вижу, как ты ценишь то самое  место у своей жены, — с горькой усмешкой сказала Василина. — Поди, она еще и не брюхатая?
— Не знаю, слишком мало прошло времени, чтобы об этом говорить.

 Новицкому было неприятно говорить о жене с Василиной. И он постарался перевести разговор на другую тему.
—Расскажи,  как поживаешь? Слышал от Варвары – муж твой в отъезде?
—Да уж, постарался свекор. Снова послал Гришку  на Югру. Может,  он там другую встретит, да и останется? — произнесла  с потаенной надеждой Василина, прижимаясь к Новицкому.
   Чувствовал он, как нетерпеливо бьется ее сердце, словно готовится  выпрыгнуть из белой  шелковой блузки.
—Останется там – всем будет хорошо. И мне, и тебе, и ему. Плохая я жена, неверная. Тебе одному верной быть хочу. Никто мне больше не нужен.
—Василина, как я сейчас хочу тебя!
 Новицкий крепко сжал Василину в объятиях.  Впился губами в ее податливый рот, затем стал  судорожно  задирать подол  длинной  юбки.
—Катерина, принеси-ка, голубушка, чаю, — донесся до Новицкого мужской голос с легкой хрипотцой.
—Кто у тебя? — отпуская Василину, настороженно спросил Новицкий.
—Так, один гость, — ответила она тихо, проклиная Кукушкина за то, что тот неосторожно выдал себя.
— Какой еще гость?
   Новицкий нахмурился, сделал шаг в сторону  двери, за которой мужской голос  несколько раз позвал служанку.
—Это неважно, — попыталась остановить Новицкого  Василина.
—Продолжаешь зазывать к себе  мужиков? Сколько их здесь перебывало? Рота? Полк? — сквозь зубы процедил Новицкий.
—Ты неправильно все понял, — попыталась было оправдаться Василина, но Новицкий не стал слушать ее объяснений.
—Шлюха! — сказал он зло и ударил ее по щеке. — Грязная тварь!

   И  вышел, оставив на лице Василины бардовую отметину. Не рассчитал удар, пылала щека, словно приложились к ней горячим утюгом. Надо было бы заплакать от обиды, но только всхлипнула Василина, сузила глаза, полыхнувшие недобрым огнем. Вскинула голову гордо и пошла к скучающему без ее внимания  Кукушкину.
—Василина Гавриловна, что с вами? — увидев пылающее лицо купчихи, с недоумением спросил Кукушкин.
—Так, села в лужу, несмотря на стужу, — загадочно произнесла Василина, чем только подогрела интерес своего гостя.
 Вошла служанка с чаем. Поставила поднос на стол, посмотрела на хозяйку. Вспыхнула насмешливая искорка в глазах.  Так ей и надо, распутнице. Сделала реверанс и быстро удалилась.
—Вы все загадками говорите, трудно подчас вас понять, — Кукушкин отпил чаю, принесенного служанкой, из-за которого случился с Василиной столь неприятный конфуз. «Подсыпать бы тебе в стакан  яду», — подумала Василина, а вслух произнесла:
—Борис Петрович, если я вам так люба, как вы говорите, берите меня без всяческих  церемоний.
Кукушкин растерянно  заморгал глазами.
—Вы предлагаете себя вот так просто, как валдайская  девка? Но почему, что вызвало в вас перемену настроения? Я, право, не знаю, думаю, что вы…
—Так вы согласны  или нет? — твердо спросила Василина, прервав его лепет.
—Согласен,  безусловно, — кивнул головой Кукушкин, отставляя в сторону стакан.
«Господи, как я вас всех ненавижу», — думала Василина, с брезгливостью принимая его торопливые  поцелуи.  Закрыла глаза, чтобы не видеть оплывшего белого тела с густой порослью рыжих волос. Мысленно представила себе Новицкого в момент их первой встречи. Раздавила  обиду в душе, словно  вошь, упавшую с головы. В конце концов, прав Новицкий, гулящая она  баба. Пусть это будет ее местью за поруганное женское счастье, за тоску, за  одиночество. Изваляется, как свинья в дорожной грязи, пускай на Полуяновых все пальцем показывают. Чередой перед взором прошли образы состоявшихся и предполагаемых любовников. Последним в этой когорте был Новицкий. Его образ и задержала в памяти до тех пор, пока устроенная самой  себе  пытка не прекратилась. Только после этого всхлипнула и облегченно вздохнула.

                14

  Промозглая  сырость выводила Новицкого из себя. Сырость была повсюду: на улице, в доме, не топить печи было нельзя – холодно.  Казалось, воздух пропитался влагой.  Мебель, белье, постели – все источало тонкий запах затхлости.  В тех частях дома, что не отапливались, появилась на стенах черная плесень, расползлась по стенам язвами, будто проказой их заразила.  Оставалось только уповать на то, что скоро наступят теплые дни, и отсыревшая в сундуках рухлядь пойдет на просушку.  Гордей мучался от боли в ногах, Варенька и Аленка кашляли. Только здоровый организм Лодыгина, казалось, не ощущал дискомфорта. Ходил без поддевки, в одной рубахе, ворот нараспашку. И посмеивался над хлюпающими носами обитателей  усадьбы.

 Сырость наводила на разные мысли.  Все более  унылые, как погода за окном.  Новицкий, переложив на плечи управляющего все заботы о предстоящей страде, предавался бесцельной праздности.  И в этом находил несомненное преимущество, благо времени для раздумий было достаточно. Он  перебирал в памяти события прошлого, словно фасоль из мешка, отделяя красную от белой. Выходило, что память его содержит больше темного, чем светлого. То ли в действительности доброго было мало, то ли память цепко удержала только плохое, пропустив хорошее  мелким  песком сквозь пальцы. Вот его приезд в усадьбу – повод самый мрачный.  Матушка-матушка, как же ты жила! Сама впуталась в долги и мне их оставила. Грехи родителей, увы, тяжелой ношей ложатся  на плечи  детей.  И нести им их уродливым горбом уже по своей жизни, расплачиваясь за чужие ошибки.  Ребенок – не от законного супруга, прижит с лакеем от тайной связи. Какая, в сущности, ему, Новицкому,  разница, чем руководствовались эти двое? Вырос сын  вдали от матери, оторванный от ее любящего сердца. Какое почтение к памяти родительницы  можно теперь требовать от него? На могиле  с момента приезда  был всего пару раз. Отца родного отцом не назовешь, стыдно даже себе признаться, что являешься байстрюком.  Матушка-матушка….. Оставшись одна, промотала, пропила  от тоски  все, что оставил тебе супруг. Даже крест его Георгиевский, офицерский  за Плевну  делся куда-то, неудивительно, если попал в чьи-нибудь нечистые руки. Тебя уже нет, а сыну что досталось?  Тропов…. Жирный паук, сделавший состояние на слабостях и пороках своих жертв. Если есть ад, как говорит Гордей, печется  князь в самом жарком его углу. Там самое достойное место ростовщикам! Волчья стая, хищники.  Новицкий удивился, что боль за содеянное перестала мучить его. Отошла как-то разом. Ни сожаления, ни раскаяния. Черт возьми, почему он должен мучиться? В конце концов, пусть мучается тот, кто накидывал князю петлю на шею. А у него руки чистые, крови на них нет. Что избавил мир от паука, так  он, этот мир,  ему еще и спасибо  сказать должен. Не приумножатся жертвы жадности и наживы, сколько  отчаявшихся отцов семейств  с облегчением вздохнули, получив весть о внезапной кончине князя-ростовщика. Деньги Марианне, слава богу, отдал, не сам, послал Лодыгина с запиской. Марианна, как всегда, проявила любезность, в ответном письме поблагодарила и выразила желание видеть Новицкого с супругой у себя. Только что-то не хочется ему встречаться с дочерью убитого князя. А уж тем более знакомить простушку супругу с изысканной графиней.  Варенька…. Нелюбимая и далекая. Малопонятная. Видит он, что старается она  быть ему любезной, только своими неуклюжими  потугами вызывает  глухое раздражение. Уж лучше бы посуду в ярости  била, а не пыталась кудри навивать  да тряпками, купленными на отцовские деньги,  щеголять. Нашла чем заманить – дорогими атласами  и шелками. Он на женщинах лучше видел!  В Петербурге со студенческих  лет не один десяток ножек в дорогих чулках перегладил, не одну  юбку задрал. И ножки были стройнее, и бедра что надо, с приятной крутизной.  Лучше бы не тряпки меняла, а  поменьше семечек грызла да в окошко глазела. Если бы не деньги, давно бы послал ее к чертовой матери. Она, видимо, понимает это – не дура. Недавно как бы невзначай обронила, что готова большую часть денег, подаренных отцом к свадьбе, отдать на личное усмотрение супруга. Лизанька…. Память о ней – неотвязная боль. Вот с кем бы он хотел жить прожить. Больно.

Новицкий, размышляя о прошлом,  сидел в кабинете, когда в дверь постучали. Думая, что это жена, он зло крикнул:
—Заходи! Черт бы тебя  побрал.
    Но вместо Вареньки в кабинет  вошел Гордей.
—Чего тебе надо, Гордей Ермолаевич? — недовольно спросил  слугу Новицкий.
  Гордей пошамкал губами, вытер рот рукавом, чем еще больше разозлил Новицкого.
—Митрий Федорович, спросить вас хотел.
—Спрашивай, коли хотел. Чего жмешься?
—Яшка сказывает, дивный человек в деревне появился.
—В чем же состоит его диво? — спросил Новицкий, бесцельно перекладывая бумаги на столе,  только бы занять чем-нибудь руки.
—Речи его дивные. Говорит тот человек, что  конец света близко. Знаменье ему было. Хвостатая звезда на небе явилась внезапно, наподобие Вифлеемской, и так же внезапно исчезла, окутанная черным облаком. А из облака того стрелы на землю дождем посыпались. Второе, значится, пришествие Спасителя грядет.
—Вранье все и глупые выдумки.  Во все времена безумцев с фантазией  хватало, и конец света уже сколько раз предрекали, а он все не наступит никак. Хотя, кажется, пора.
— Так-то оно так, — с сомнением произнес старик, — только человек тот дело говорит. Сами посудите. Вся нежить из щелей повылазила, это раз. Яков говорит, Мирошку снова  видели, опять же волкодлак… – Гордей загнул указательный палец левой руки. Продолжал: — Нравы упали,  ниже уж некуда падать, это два. Заповеди божьи люди забыли, в грехи  впали. Содом и Гоморра, иначе не скажешь. Что с теми городами  стало?  Подвергнуты были каре небесной за все свои безобразия.
—А спать с собственным отцом, как это сделали дочери Лота, между прочим,  спасенные Богом, сиречь праведные, не безобразие? — спросил Новицкий Гордея, забавляясь растерянностью старика.
—Не богохульствуйте, — наконец нашелся Гордей, умом понимая, что не все в Писании соответствует тем заповедям, что дал людям Бог. В этом была самая большая и неразрешимая  загадка для Гордея.

—Оставим Лота в покое, в конце концов, пьяный в доску, он не ведал, что творит. Ты, Гордей Ермолаевич, мне вот что скажи: Варвара тебе доверяет, ничего за ней странного не замечал? Может, чего рассказывала тебе? Ведет она себя беспокойно, ночами спать перестала, плачет.
—Наблюдать не наблюдал, только вот что от нее слышал. Мерещится ей, будто в доме любовница ваша хоронится. С чего она так решила,  бог ее знает. Боится, вот и плачет,  думает,  бросите вы ее.
—Неужели Варвара с ума сходит? Только этого мне не хватало!
—Не похоже, рассуждает она здраво, только  втемяшила в свою голову, что нет у вас верности к ней.
—Верности! — присвистнул Новицкий. — Словечко-то какое потасканное. Старушечьим сундуком воняет.
—Напрасно вы так,  Митрий Федорович, — возразил Гордей. — На верности многое в жизни держится. Ведь в семье, как на войне, надежность превыше всего. Как в разведку с предателем пойдешь? То-то же, а в семейной жизни получается  можно?
—Сравнил! — ответствовал Гордею Новицкий. — Семья в первую очередь нужна для рождения и воспитания детей, а не сюси-муси разводить. Для этого иного рода особы имеются. Сам-то, поди, когда с замужней бабой спал, о верности не задумывался?
   Гордей насторожился.
—Что за речи такие вы ведете? — старик  тряхнул плешивой  головой. — Вроде как подозреваете меня в чем?
— Полно-полно, вон как растревожился, — примирительно сказал  Новицкий, заметив, что старик не на шутку разволновался. — Лучше пригласи ко мне для разговора жену, должен же я убедиться, что женился не на сумасшедшей.
Варенька вошла в кабинет мужа в полном смятении и первым делом посмотрела на портрет Лизы. Нахмурилась.
—Садись.
  Новицкий подал стул жене и, когда она села, расположился напротив нее, соображая, с чего начать разговор.
—Варя, что происходит с тобой в последнее время?
—Неужели тебя это интересует? — с укором произнесла Варенька и снова украдкой посмотрела на портрет.
—Варя, я хочу, чтобы ты мне поверила.  Девушки, изображенной на портрете, нет в живых.  Мне не веришь – поедем к ее отцу, он подтвердит, что твои фантазии совершенно безосновательны.
—Дмитрий, я видела ее.  Я не сумасшедшая.
—Хорошо, давай позовем доктора. Пусть он поговорит с тобой,  убедит, что девушка мертва. Доктор был на ее похоронах. Ему  ты поверишь?
—Да, — кивнула головой Варенька, — ему  поверю, тебе – нет.
—Опять ты за свое! — Новицкий в отчаянье заломил руки. — Скажи, чего тебе не хватает?
—Тебе этого не понять, — Варенька отвернула от мужа лицо, чтобы не видел он навернувшиеся на глаза слезы.
—Нет, но должна же быть серьезная причина, — выдохнул Новицкий, пытаясь понять, что происходит с женой.
—Ты не любишь меня, — тихо сказала Варенька и больше уже не смогла сдержать рыданий.
— Какая ерунда, — Новицкий взял ее за руку, ладонь Вареньки была холодная и влажная. — С чего ты решила, что я не люблю тебя?
—Так не любят, — всхлипнула Варенька. — Почему ты никогда не сказал мне ни одного ласкового слова, не посмотрел нежно? Даже в постели все делаешь так, словно хочешь поскорее отделаться от меня. Я не дура и знаю, что любящие муж с женой все делают по-другому.
—Что значит  по-другому? У всех происходит  одинаково.
—Да, но не у всех гадко и торопливо.
—Вот в чем дело! — догадался Новицкий. — Впрочем, возможно, ты и права. Здесь я  действительно  дал маху.  Прости, не думал, что для тебя  такие мелочи важны.
—Это не мелочи! — Варенька сверкнула глазами на мужа. — И для меня  важно, как все происходит! Я не хочу быть бездушной куклой для удовлетворения твоих потребностей.  Не хочу думать, что ты шепчешь слова любви другой, даришь ей ласки, а мои чувства давишь равнодушием!
—Варя, нет другой, поверь мне! 
—Но я видела ее, как ты это мне объяснишь?
—Не знаю, — Новицкому казалось, что разговор с женой отнял у него силы. — Не знаю, Варя. Но, черт возьми, если бы у меня действительно была любовница, мне было легче объясняться с тобой.
—Я не верю тебе!
    Варенька зарыдала в голос. Новицкий был обескуражен ее поведением.
—Варенька, девочка моя, — он встал рядом с женой, взял ее за плечи. — Не могу смотреть на твои слезы. Что я  должен сделать, чтобы ты мне поверила?
—Поцелуй меня. Страстно, как никогда прежде  не целовал.

  Варенька вытерла слезы и посмотрела мужу в глаза. Новицкий  почувствовал, как она напряглась. Затем поднялась со стула. Он прижал ее к себе, вначале нехотя, а потом распаляясь все больше.
—Варя, кто тебя этому научил? — выдохнул он изумленно, когда она соскользнула вниз, дав волю рукам.
—Ты забудешь ее, — прошептала Варенька, ничуть не заботясь в такой момент о приличиях.
  Бесстыдство ее действий нравилось Новицкому. Его ничуть не заботило, что дверь в кабинет была приоткрыта. И за ними  мог наблюдать кто угодно – от Гордея до Аленки.  Впрочем, наблюдать было некому. Аленка была на кухне, Лодыгин – у Якова в конюшне, а Гордей в своей комнате читал Писание и недоумевал, как в сонм праведников мог попасть Лот, если и вино пил, и потомство имел от собственных дочерей. Впрочем, раскаявшегося в содеянном,  Господь его простил.  (1)

               
                Примечания

1. Господь его простил – Лот, библейский персонаж, племянник Авраама, спасшийся со своими  двумя дочерями после уничтожения Содома. После того, как осознал, что был совращен собственными детьми, в ужасе бежал. Он много молился, просил Господа о прощении. Обратился за советом к Аврааму. В искуплении греха тот велел посадить ему три ветви и поливать каждый день свежей  водой из Иордана до тех пор, пока они не приживутся. Ветви прижились, и Господь его простил. Дерево впоследствии послужило для креста, на котором был распят Иисус Христос.