***

Наташа Толстихина
Уходящий год был странным. Весь год я качалась на таких эмоциональных качелях, что впору было разбить себе нос. Разбить себе всё.

Такого сильного, насквозь пробивающего страха я не чувствовала, наверное, никогда. Я проваливалась в него, как в кошмарный, бесконечный сон, а проснуться было просто некуда.

В какой-то момент я поняла, что переживаю состояние острого горя, и попыталась себе помочь. Я помню это балансирование на тонком лезвии, с тем диким ощущением, что оно внутри меня, вообще-то, и я легко могу пораниться сама об себя.

Я помню, как обострилась благодарность ко всем и всему - я была счастлива услышать каждое доброе слово, прочитать каждое доброе сообщение, почувствовать каждое доброе объятие.

Я была словно больна чумой, и искала здравия и спокойствия в окружающем, отказываясь, не умея понять, что чумой болеет окружающий меня мир. Это было, как тушить огонь огнем и плакать от того, что не получается.

Я помню, какой страшной, неописуемо черной была весна, и как мне хотелось обнять свой внутренний мир, и ослепнуть, оглохнуть к другому миру, внешнему, в котором вдруг перестал существовать мир.

Я прошла какой-то долгий, тяжёлый и хромающий сердцем и разумом путь, и вот, почти пришла к окончанию года. Я шла, опираясь на все доступные мне костыли, и, буквально, научилась раздваиваться каждый день.

В этой войне оказалось так много жизни, мне было странно осознавать это. И мы искали эти проявления жизни вообще во всём, что с нами происходило.

Я нашла все свои книги из детства, обнимала их, распаковывая, и сообщала то ли им, то ли себе: ты дома, дорогая. Ты в безопасности (?). И не была уверена в этом.

В этом году я стала как никогда много покупать парфюмерию и научилась, буквально, жить в ароматах.

Это всегда такая глубокая, чувственная, альтернативная жизнь, это будто волшебство и сон наяву.

Мы очень много гуляли по Москве, и под снегом в весеннем лесу я плакала от того, как спокойны деревья, и как трогательны оттиски птичьих лап на снежной набережной.

Я впервые в жизни увидела цветущую магнолию, от счастья забыла, как дышать, и захотела остаться в Аптекарском огороде примерно навсегда. Мы жили Москвой, вдыхали ее и обнимали сердцами, и мы были вместе.

Потом внезапно случился Новосибирск - от мысли о нем до покупки билетов прошли минуты, и было хорошо и радостно. А потом было хорошо вернуться домой, потому что дом давно уже в Москве.

А потом случился Петербург, и в нем было неуютно в этот раз, и очень хотелось домой, под свое одеяло. Мы сдали билеты и вернулись домой ближайшим поездом.

Потом, случайно как-то, мы открыли для себя московскую театральную жизнь, и нам понравилось.

А потом случилась такая внутренняя тишина, что стало понятно - мне очень хорошо одной, со своей семьёй, я научилась жить без друзей в Москве.

Захотелось пропасть для всего мира, не разговаривать, ни с кем не встречаться, жить настолько просто, насколько это возможно.

Я ела, спала, занималась совсем простыми делами, читала, не поднимая головы, и общалась буквально с парой человек. Как-то неожиданно заинтересовалась живописью и биографией художников.

А потом наступил декабрь, и прилетела подруга из Новосибирска, привезла мне круглый хлеб. Он пахнет не так, как аналогичный хлеб в Москве, он совсем другой.

Мы очень много гуляли, застали почти все времена года: было и снежно, и солнечно, и морозно, и дождливо. Мы вместе готовили ужин и пили вино, мы очень много смеялись, и муж сказал, что давно не видел меня такой веселой.

Мы ездили на барахолку и купили там старые ёлочные игрушки, и, конечно, книги. Мы перешагивали глубокие лужи (в декабре!), на нас лил дождь, и сразу же застывал ледяной глазурью на одежде.

Мы избегали пробок в метро, и я, наконец, оценила его удобство и доступность, и, наконец, научилась в нем ориентироваться.

В этом году, как и всегда, в общем, я много пишу о себе, для себя, и это успокаивает, помогает посмотреть на происходящее со стороны, помогает лучше понимать то, что я чувствую.

Такой год. Такая жизнь. Такая зима. Такой декабрь.

2022.