Глава тринадцатая
Игра в дома
Мише с раннего детства нравилось играть в дома. Встанет он под окнами панельной пятиэтажки или обшарпанной «хрущёвки», закроет глаза и начнёт улавливать идущие от неё волны. Слушать мысли людей. «Эх, мой-то опять молоко не то купил. Вот же старый маразматик!» - мысленно сокрушалась какая-то старушка, живущая на третьем этаже. «Какая у меня Лерочка умненькая и развитая! Сегодня своё первое слово сказала. «Баба» или «Папа». Надо обязательно матери позвонить и мужу Валерке», - чувствовалось, что молодую мать прямо-таки распирает от гордости.
- Мишка, ну ты чего там встал? - возмущалась мама. - На окна смотришь. Разве это красиво? Ещё чего доброго люди подумают, что ты за ними подглядываешь.
И Миша с сожалением уходил. Большая часть мыслей и чувств, исходивших от домов, были светлыми или бытовыми. «Завтра опять на работу вставать надоело наконец-то Пашка пригласил меня в кино завтра махнём на дачу всей семьёй». Но изредка встречались и темные островки. Кто-то беспокоился о пожилых родителях, угодивших в больницу с инфарктом, кто-то недавно потерял близкого человека или пережил тягостный развод. Но никогда ещё Мишке не встречался дом, буквально почерневший от смертей, пороков, горя и злобы.
«Так не бывает», - Миша тряхнул головой. Порыв холодного октябрьского ветра чуть не сорвал с него серую шапочку. Но это было. Вот он - тёмно-зелёный, обшарпанный. Кое-где стёкла заменены картонками, два окна чёрные от сажи. Пожар... Вряд ли кто-то выжил.
Тяжело вздохнув, Мишка закрыл глаза и чуть не утонул в мутных водах чужих жизней. Вместе с мыслями перед глазами мелькали и картинки. Спящие вповалку молодые люди. Холодно! «Навязались на мою голову! Глаза бы мои вас не видели! Хоть бы под машину попали!» - растрёпанная женщина закрывает дверь за своими дочерьми. Одной по виду лет шесть, а другой годика полтора-два. Полосатая кофточка на старшей вся в дырах и пятнах. Теплее. «Небо, за что ты меня наказываешь? Один у меня сын и тот наказание божье!». Тепло! «И куда мог пропасть ребёнок из запертой комнаты, где даже потайных ходов нет?» Горячо! Вот она. Елена Раменская, тридцать один год. Похудевшая и побледневшая от чувства вины и тоски по сыну.
Мишке всегда нравилась однообразная игра под названием «холодно-тепло». Его этой немудрёной забаве научила двоюродная сестра, десятилетняя Лика. Условия её просты, чтобы не сказать примитивны. Один из игроков закрывает глаза и считает до десяти или бормочет под нос стишок, а другой тем временем прячет вещь. Игрушку, карандаш или конфету. Миша чувствовал какую-то щекотную радость, когда находил спрятанное в ящике стола, под ковром или в тайнике. Стоп! Ни у Лики, ни у Миши дома никогда не было да и быть не могло никаких тайников. И предстал перед глазами Мишки летний полдень.
Черноволосая, зеленоглазая девочка играет в «холодно-тепло» со своим ровесником. Стоп, да это же тот самый Данилка с фотографии в газете! Кто-нибудь из них отворачивается к стене, а другой прячет предмет. Зеленоглазая всегда находит скрытые от её глаз вещи, а вот Даня никак не может выиграть. Один раз черноволосая положила игрушечную «скорую помощь» в тайник под половицей.
- Ничего себе! Я не знал, что доска из пола вынимается, - удивляется Даня.
- А я вот узнала в Новый год, когда нас с тенями и светом фонаря праздник не принял, - зелёные глаза девчушки наполняются слезами и становятся ещё красивее. - Свет погас, и пришёл Голод. Цепкий, как кошка и острый, словно иголка. Я ела штукатурку со стен, но Голоду это не нравилось. Он ворчал и меня мучил. И картонка ему не пришлась по душе. Зато от таблеток из тайника он свернулся и уснул. И я тоже прямо на полу улеглась. А потом был сад с вишнями и медсестра Лара. А я лежала, болела и создавала Мир зимних грёз.
Утомлённый, истерзанный чужим горем, Мишка повернулся и пошёл в школу. Ему сделали выговор за опоздание к первому уроку. С этих пор Миша стал выходить из дома чуть раньше и сразу же направлялся на улицу Возрождения. Он, не отрываясь, смотрел на окно на четвёртом этаже и видел всех жильцов сороковой комнаты.
Сугробы вышиной в человеческий рост, узкая дорожка. Пьяные, озлобленные и просто равнодушные люди идут по ней и не знают, что в одной из клетушек мучится и умирает от голода четырёхлетняя девочка. Некрасивая черноглазая девчушка вся в мелких кудряшках прячется под столом от разбушевавшегося отчима. В кроваточаще-тревожный закатный час окровавленная женщина лежит на полу. Парень с исказившимся от злобы лицом бьёт её ногами. За окном май, на деревьях появились первые листочки. А вот и бабушка. Печальная, уставшая, в странном синем платье, расшитом блёстками, сидит в кресле, глаза у неё закрываются...
Пыльная июльская зелень, вечереет.
- Ну пока! Скоро твоя мамка придёт, - и зеленоглазая девочка растворяется в окне.
Мальчик, одинокий, потерянный, скучающий по отцу, провожает её печальным взглядом.
- Окно! Ну конечно! - чуть ли не вслух воскликнул Мишка. – Они все стали пленниками оконного стекла. Любава, Снежана, Данилка, Лариса... Но что же делать? Как их спасти?
Весь день и всю ночь Миша обдумывал, как выпустить пленников из Оконной тюрьмы. Уроки, бабушкино ворчание, игры с друзьями проходили как будто мимо него. Когда небо за окном посинело, Мишке пришла в голову простая и спасительная мысль. «Что если найти большой камень, булыжник и разбить стекло? Главное не промахнуться», - Миша умылся, оделся, без аппетита позавтракал и побежал на улицу Возрождения.
Мальчик и булыжник нашёл. Неподалёку стоял недостроенный дом. Но... Но как-то страшного было вот так, по-хамски разбивать чужое окно. Он же не хулиган из седьмого класса Виталик Соломатин, в самом деле! А если Мишка всё выдумал и нет никаких Оконных? Или же рука его дрогнет, и он расколет другое стекло, потащат ещё в милицию!
И несколько дней Миша колебался, пока однажды, зажмурившись от страха, не выполнил свой хитроумный план. Раздался грохот, звон, сердитый визг какой-то женщины и... И Мишка потерял сознание, повалившись на груду осенних листьев.
***
Лара, как и обещала, решила проводить подопечных в Мир зимних грёз. Они пересекли Вересковую пустошь, Тени опять заманили Оконных в свой мрачный дом... Исполнил дьявольский танец выпрыгнувший из шкуры медведь, и вдруг раздался оглушительный звон... Любава села на снег и закрыла голову руками, Снежана завизжала, а Данилка весь как будто обмер. Одна Лариса с ужасом наблюдала, как покрываются трещинами заснеженные озёра, взрываются золотистые облачка, превращается в капли грязной воды белёсый туман.
Из-за картины разрушения стали проступать очертания крохотной комнатки. Лара сразу же узнала её.
Старый сервант, провожавший печальным звоном каждый шаг своих хозяев, потёртый ковёр цвета свернувшейся крови, жёлтые обои, отставшие от стен в нескольких местах. Грубый стол, сколоченный из досок. Два невесёлых деревянных стула с больными суставами, кровать с панцирной сеткой, трясущаяся, словно желе, не то от страха, не то от беззвучного смеха. Оранжевая старомодная люстра....
- Бегите! Прыгайте в комнату. Это Реальность. Ваш шанс. Бегите, иначе погибните вместе с Миром зимних грёз! - ещё никогда Лара не кричала так громко и отчаянно.
Лариса схватила в охапку помертвевшего Данилку, затем Любаву и буквально вытолкнула их в комнатку. Со Снежаной пришлось повозиться. Она царапалась и кусалась, не желая покидать Ледяные земли. Но вот, наконец, Лара осталась одна. Неведомый вихрь подхватил её и унёс в Кровавый сад. Там отныне девушка должна была жить и томиться. Мир её сохранился в осколке оконного стекла.
«Жаль, что и мне нельзя вернуться в Реальность. Прогуляться по осеннему бульвару, увидеться с матерью. Да ну! Никому я там и не нужна. А дети — дело другое. У них ещё все впереди. Хорошо, что я отдала свою жизнь Снежане. Любой на моём месте поступил бы так же», - утешала себя Лариса, лёжа на постели, сотканной из розовых лепестков.
***
Елене казалось, что ей снится какой-то удивительный сон. Только что она, задыхаясь от отчаяния и невыплаканных слёз, пила утренний кофе и вот... Звон, грохот, и с подоконника спрыгнул её сынишка, а с ним две девочки. Зеленоглазая брюнеточка и какая-то смуглая, курчавая дурнушка.
- Мамочка, прости. Ты ведь не сердишься, правда? - Данилка бросился к матери и прижался к ней.
- Как же, ну как я могу на тебя сердиться? - бормотала Елена и гладила сына по голове. - Какой ты холодный! Где ж ты был? И откуда у тебя эта одежда? Куртка, шапочка...
Снежана и Любава с благоговением наблюдали за картиной чужого счастья. Снежка радостно улыбнулась Даньке и его матери. Все тёмные стороны её души разбились, растаяли, умерли. Стали грудой осколков, залитых грязной водой.
Продолжение следует