Глава 1.
«Времена не выбирают,
В них живут и умирают».
А. Кушнер
Недействующие лица:
Дед - Сахранов Николай Владимирович (1907-1989) скончался в отставке в звании вице-адмирала флота. Построил после окончания войны дом, который за его размеры и по настоящее время называют «адмиральским домом» и «родил» сына. Успел ли посадить дерево, не знаю. Думаю, что вряд ли. Никаких богатств после себя адмирал не оставил. Адмиральский дом полностью был построен на его собственные деньги.
Отец – Сахранов Владимир Николаевич (1939-1990) погиб в звании капитана первого ранга в Тихом океане во время испытания подводной лодки. Я видел отца при жизни несколько раз, но запомнил лицо по портрету. Живым почему-то так и не могу его представить. Памятник на кладбище ему поставили рядом с дедовским, в одной оградке. Но могилу даже рыть не стали. Каперанг вместе со своей командой покоился на дне Великого океана.
Мать – Куваева Любовь Максимовна, преподаватель в Музыкальном училище пережила мужа на год (1962-1991); скончалась, как написали эскулапы, от «сердечно-сосудистой недостаточности», чем-то там ещё осложнённой.
Похоронить мать в одной могиле, где стояла плита с именем деда и отца, не разрешили: «Трёх человек в одной могиле не хороним!»
Пытался доказать, что второй могилы там фактически нет. Не получилось.
Помог один из сотрудников отца, шутливо сказав мне:
- Виктор, ты как будущий доктор уже привыкаешь подарки только принимать, а не давать?
Через десять минут вышел из кабинета директора с разрешением о «третьем захоронении».
А до меня только тогда дошло, что я не просто остался сиротой, а ещё безденежной сиротой при огромном доме.
;
Главное действующее лицо
Мне, их сыну – Виктору Владимировичу исполнилось семнадцать лет и я не без страха ожидал приближения каждого очередного Нового года. Эта арифметическая зависимость: «-1» бросилась в глаза мне очень рано. Проходил Новый год, очередная костяшка щёлкала на небесных счётах, но я оставался жив. Возможно и уносил он из жизни какого-нибудь близкого маме человека из дальневосточной родни, о чём я мог и не догадываться.
Помню последнюю просьбу умиравшей матери. Перед Новым годом её снова госпитализировали. Она держала меня за руку и шептала: «Сынок, только не поступай в Морское училище. Тебя там примут, но не надо. Куда хочешь. Есть у нас технологический колледж. Там тоже всякие механизмы изучают…»
Несмотря на такую наследственность, не скажу, что мне очень уж хотелось стать моряком. Больше нравился спорт и симпатичные девушки. Но ВУЗов с такой «специализацией» у нас в городе не было.
Если быть откровенным, то всё решил мой рост. Я входил в молодёжную сборную области по волейболу. И после окончания школы тренер как бы между прочим сказал: «У наших медиков команда сильная, сам знаешь. Им бы хорошего диагонального игрока вроде тебя и мы взяли бы в прошлом году первенство среди медвузов страны. Представляешь?!.. Не хочешь в медицинский поступить?».
Вот так, не волею Божьей, а хитрым тренерским расчётом и решилась моя судьба. Если нельзя поступать в Морское училище, пойду в медики. Там же не обязательно трупы резать, в мединституте много разных кафедр.
Подал документы и набрал при экзаменах необходимое число проходных баллов. К окончанию института уже выбрал себе вполне врачебную специальность – травматологию.
Первый год жил «под присмотром» приехавшей из Владика тёти Нюры, сестры мамы. Но уже со второго курса в моей жизни появилась Кристина. И выяснилось, что я оказывается не бабник, а самый настоящий однолюб. Тётя Нюра передала «хозяйство» Кристине и её родителям и улетела на свой очень Дальний Восток.
Со свадьбой не тянули – всё равно жили и спали в одном доме – Адмиральском. Разумеется с финансовой помощью тестя и тёщи. После пятого курса на новогодние каникулы устроили студенческую свадьбу, чтобы после шестого курса уже не заморачиваться и «заниматься делом». А ребёнка наметили родить, когда нам обоим стукнет по 30 лет. Самый нормальный возраст для воспитания – раз. Оба будем достаточно самостоятельны – два. Ну а тесть с тёщей – на крайний случай.
Вот так мы прожили и вполне счастливо, считая со второго курса, ровно десять лет.
Наступал 2002 год.;
Дом
Адмиральский дом строили пленные немцы по чертежам самого деда Николая Владимировича. Война с Японией закончилась её капитуляцией и, получив на погоны ещё одну адмиральскую звезду, дед устроил себе перед пенсией несколько отпускных месяцев.
Как уж там всё это он организовал, я не знаю. Но бригаду пленных строителей-немцев ему приводили ежедневно и без выходных. Черепицу на крышу привезли якобы в специальном вагоне товарняка из-под Калининграда. Где он доставал разный строительный материал в эти трудные годы послевоенной разрухи, не знаю. Помню одно, что подтверждал и отец: чертёж дома нарисовал сам дед, матерно ругаясь, согласовывая некоторые вопросы с местным архитектором. И каждое утро, прихватив фляжку с коньяком, приезжал (мы все жили в трёхкомнатной квартире трёхэтажного дома в центре города) на эту окраину, где шла его стройка.
Выбранное под строительство место у многих вызывало недоумение.
Здесь заканчивался сосновый лес, удерживающий широко расползающимися корнями песчаную почву. Затем полукругом проходила асфальтированная дорога – «кольцевая» нашего городка. За ней метров через пятьдесят начинался глубокий песчаный обрыв. Пацанами мы любили прыгать с него. Летишь метров пять-шесть и приземляешься в мягкий, как постель, песок. И дух захватывает, и не страшно, что ногу сломаешь.
Дальше шёл пологий, покрытый тёмными камнями и ракушками морской берег, на который лениво и как-то нехотя накатывались мелкие волны, чаще всего не доходя и до середины. Купаться здесь было невозможно: такой же каменистый и плоский берег уходил в море чуть ли ни на целый километр. Легче в тарелке с супом захлебнуться, чем на этом «пляже».
Некоторые «доброжелатели», постояв на ветреном обрыве и обозрев окрестности, выносили пессимистический вердикт:
- Лет сорок дорога ещё продержится, а потом смоет море ко всем чертям эту песчаную горку, дом ваш и рухнет…
Внутреннее устройство здания отличалось крайней необычностью, я бы даже сказал - экстравагантностью. Создавалось впечатление, что строил его дед для себя одного. Во всяком случае, для проживания ОДНОГО человека.
Высокое крыльцо сжимали двух сторон колонны, которые дед называл пилястрами. Шли они до самой крыши, которая на них, видимо, и опиралась.
Правое более широкое крыло асимметричной крыши прикрывало собой часть двора и расположенные в нём строения. Края этого крыла крыши дополнительно поддерживались тремя декорированными под мачты (фок-мачта, грот-мачта и бизань мачта) сосновыми столбами. От последнего столба (считай, «бизань-мачта») тянулась длинная верёвка в самый угол двора. На ней сушили бельё.
У оснований пилястр (надо же было придумать такое название!), как рассказывала мать, раньше стояли две скульптуры птиц - буревестников. Несмотря на столь грозное название, вид у них был весьма миролюбивый. И через несколько лет они исчезли.
- А куда они делись? - спрашивал я.
- Улетели, сынок, - отвечала мама, ничтоже сумняшеся. И меня в детстве такое объяснение вполне устраивало.
Без буревестников дом ещё меньше отличался внешней оригинальностью и напоминал если не большую баржу, то обширную казарму, рассчитанную на двухметровых гренадеров.
Прихожая, или коридор, как мы привыкли говорить, была рассчитана, судя по бронзовым крючкам на вешалках и нескольким зеркалам, человек на двадцать пять. Из боковой стены прихожей небольшая дверь вела в гараж – те же десять ступенек крыльца, теперь уже уходящих вниз, и вы оказывались под крышей помещения для адмиральской «Волги». В последнее время там стояла взятая мною в кредит «Тойота Камри». Вернее, десять дней назад она ещё здесь стояла. Утром 31 декабря жена, как наиболее трезвая, поехала за «дальними гостями», чтобы привести их на встречу Нового 1992 года.
Большая дверь из прихожей вела в квартиру. Открывались двойные створки – и перед вами уходил анфиладой вдаль длинною в сорок метров (я сам замерял) традиционный паркетный коридор.
Слева у него шла «глухая» (с той стороны дома находилось шоссе) без окон стена, увешанная чудными, привезёнными из разных стран сувенирами и картинами. Справа от коридора… вернее уж сказать: «по правому борту» от него располагались все комнаты.
Первая - громадных размеров кухня. В ней кроме большой печи, заменённой в последние годы на газовую, параллельно друг другу стояли два стола. Один – ближе к плите - называли «разделочным» - на нём готовили блюда. Второй - раза в три шире - обеденный стол. За ним обычно обедали даже в тех случаях, которые можно было бы счесть торжественными, так как вокруг столешницы свободно помещались человек двадцать.
С двух сторон пантагрюэлевский стол окружали стулья, а с двух других (около угловых стен) его обнимал «Г»-образной формы диван, на котором располагались особые любители поесть, которые, отдыхая, могли отвалиться на мягкие диванные подушки.
Почему дед решил по первоначальным своим проектам оставить дом без санузла, так и осталось тайной. Существовало два объяснения, которые каждый озвучивал на свой лад: во дворе находилось вполне добротное деревянное строение «типа сортир». Но побегай-ка в него в зимнее время! Второе, больше анекдотичное: на парусных кораблях гальюны устраивали в носу корабля по бокам от бушприта. Но планировал дед-то не морской фрегат, а жилой дом на пять комнат и без всякого бушприта!
Впрочем, и в этой, переводя с норвежского, «мишени для фекалий», была своя неожиданная хитрость. Когда входящий в сортир включал свет, то одновременно (в холодное время года) включались и два стоящих по бокам от нужника электронагревателя. За минуту они, конечно, помещение не нагревали, но кто особенно не торопился уже через три-четыре минуты мог вполне комфортно расположиться на сидушке самодельного унитаза.
Второй после кухни «справа по борту» располагалась комната, которая поражала не столько размерами, сколько своим необычной обстановкой. Называли её гостиной, но гостей в ней в своей жизни я видел раза два. Во всю длину комнаты стоял громадных размеров стол, окружённый тяжёлыми, обитыми кожей стульями. На потолке в центре тускнела широкая хрустальная люстра, которую старались не включать, она так сильно слепила глаза.
На правой стене висели два поясных портрета деда-адмирала и моего отца – оба в парадной форме, со всеми регалиями и наградами. Под каждым из них был прикреплён соответствующий кортик – у деда адмиральский, у отца – офицерский.
На противоположной стене напротив своих мужей t;te-;-t;te висели таких же размеров портреты бабушки (жены адмирала) и моей матери. Остальное место на стенах занимали картины морских сражений и два гобелена такой же «милитаристской» тематики.
На одном гобелене крест на крест висели разномастные сабли с позолоченными рукоятками и блестящими клинками. Ножен на них не было. На другом – таким же образом скрестились две парадные шпаги царских времён в ножнах.
Под ними по всему периметру комнаты располагалась череда низких книжных шкафов. Разумеется, основные книги были посвящены морскому флоту, кораблям, морским сражениям и биографиям флотоводцев. На шкафах стояли изящные макеты известных исторических кораблей, так как каждый имел своё название. Особенно выделялся размерами четырёхтрубный массивный корпус «Титаника».
Эта комната больше напоминала музейную библиотеку и практически нами не посещалась.
Третья комната казалась самой обыкновенной. Двуспальная кровать, широкий шкаф, комод, трельяж. Типичная спальня любой квартиры. Однако в дальнем углу комнаты виднелась дверь. Родители устроили неожиданную для многих родных свадьбу по месту службы отца во Владивостоке. Когда они въехали в адмиральский дом, то мать решительно настояла, чтобы в доме был «человеческий санузел». Желание жены выполнил уже отец. Он нанял бригаду рабочих и сантехников, которые довольно быстро к этой стене дома пристроили дополнительное помещение. Оно обогревалось тем же центральным отоплением, имело ванну, унитаз, биде, отдельную душевую кабину, раковину и специальные трубы вдоль стены для сушки сырого белья и полотенец.
Но всем казалось очень странным, что посещать сей модернизированный санузел надо через спальню родителей. Впрочем, под всеми я подразумевал в первую очередь самого себя, так как население дома насчитывало после моего рождения всего четыре жильца.
Вот дошли и до четвёртой комнаты, кабинета деда-адмирала. Она была меньше остальных и состояла из четырёх предметов мебели: небольшого письменного стола, уставленного несколькими письменными приборами с чернильницами и без оных, узкого шкафа для одежды, ещё одного – для всяких папок, атласов, стопок исписанных бумаг, документов и тому подобного. И узкой тахты, на которой дед спал до самой своей смерти.
Его кабинет по праву занял я. Вынес на чердак все его папки и бумаги, а вместо письменных приборов установил компьютер. Повесил только на стене остеклённые планшеты с многочисленными орденами и медалями деда.
Незамысловатость этого кабинета с лихвой компенсировалась одной тайной, о которой я сам-то узнал только в классе пятом. Географическая карта на одной из стен легко сдвигалась в сторону и за ней открывалась ещё одна, уж и не знаю, какая по счёту дверца этого дома. За ней поднималась вверх короткая крутая лестница, которая вела на чердак. И там обустроен ещё один кабинет, отгороженный от помещения чердака со всех сторон фанерными листами. Это был своеобразный «капитанский мостик» адмирала, посещать который никому не позволялось. Его оборудование состояло из старого кресла, на ручке которого была прикреплена пепельница, и стоящей перед ним мощной с 75-кратным увеличением подзорной трубой, направленной в окно в скате крыши. В подзорную трубу было видно море и стоящие далеко на рейде корабли…
Девятый день
Жена разбилась на «Тойоте» через десять лет после смерти мамы. Закон периодической смертности в нашей семье продолжил своё действие, но с другой амплитудой.
Как же я завидовал тем мужикам которые могли уходить в запой! Случилось горе, несчастье. Похоронили. Запил на месяц. Затем похмелился пару дней пивом, в сокращённом варианте отметил «сороковой день» и вышел на работу.
У меня так не получалось. Я, конечно, выпил три рюмки на поминках. Четвёртая «не пошла» и я к стыду всех присутствующих выскочил из-за стола, чтобы успеть блевануть в кухонную раковину. И на кладбище стыдно было. Даже слезинка на глаза не выступила, словно не мою Кристиночку хоронили, а чужую тётю, пациентку из соседней палаты. Ну не было у меня слёз! Я вообще не помню, когда плакал в последний раз. Даже в детстве, когда что-то болело, мог кричать, но слёзы не появлялись… Присоединилась и бессонница: лежал и смотрел в потолок, на котором проецировались кадры нашей с Кристиной жизни…
На следующее утро я позвонил главному врачу:
- Дмитрий Сергеевич, можно я выйду на работу раньше окончания отпуска? А оставшиеся дни перенести на другое время?
- Всё можно сделать, если захотеть. Как себя чувствуете, Виктор Владимирович?
- Не скажу, что нормально, но работать смогу. И быстрее восстановлюсь.
- Тогда завтра выходите в отделение. Нюансов два. Первый. С кадрами я договорюсь, вам будут ставить рабочие дни. Но отпускные деньги за них вы уже получили. Это понимаете?
- Да.
- Второй. Вместо вас кого-то из врачей вызвали из отпуска.
- Григорьеву.
- Так вот. Чтобы не нарушать график отпусков и не создавать толчеи в ординаторской, пусть она догуливает свой отпуск. Этот вопрос обговорите с Фрагиной. Скажете, что со мной его согласовали.
- Спасибо, Дмитрий Сергеевич.
Вечером вспомнил разговор с главным врачом и в памяти вдруг всплыло «устрашающее»: «Отпускные вы уже получили».
Деньги, чёрт бы их побрал! Я даже не знаю, сколько их у меня. На книги всегда оставлял себе две-три тысячи, а всеми остальными распоряжалась Кристина. Когда на что-то не хватало, обращалась к своим родителям. Я к своей 35-тысячной зарплате относился легкомысленно, как она того и стоила. Входя в квартиру, бросал полученные тысячные ассигнации на стол и громогласно объявлял:
- Кристинка, это тебе на пудру и на реснички!
Она молча собирала обе зарплаты (мою и свою) в одну стопку. Кристина работала стоматологом и её «стопка» всегда оказывалась выше моей. Затем констатировала, что у нас кроме «мелочи» с последних зарплат ничего не осталось и начинала «планировать», расписывая будущие расходы на листке бумаги.
Я обычно сразу вмешивался:
- Под номером первым запиши: посетить ресторан с любимым мужем. Пойдём в эту субботу!
Ответной реакции, как правило, не дожидался, постепенно успокаивался, садился рядом с ней и смотрел на те цифры, которые она выписывала длинным столбиком.
- А эти пятнадцать тысяч за что мы платим?
- ЖЭК, разные хозяйственные расходы и занимаемую лишнюю жилплощадь.
- Ну не продавать же дом?
- Поэтому не мешай мне считать.
- А это на что?
- У тебя шарф замахрился. Некрасиво. Надо новый купить.
- Тогда и тебе давай что-нибудь купим.
- Я себе хочу нижнее бельё с кружевами. Вот здесь и здесь. Чёрное. Тебе такие трусики нравятся?
- Обожаю! Пиши!
Кристина вписала «Нижнее бельё» и поставила прочерк.
- А цену почему не проставила? – спросил я.
- Этот набор мне мамуля подарит на свои. Всё экономия…
К концу подсчёта у нас снова оставалось до следующих зарплат не больше пары тысяч рублей.
- Не можем мы с тобой деньги копить, милый. Оба такие транжиры, - с грустью приходила к заключению Крис.
- Ты ресторан так и не записала!
- Уговорил. Вот пишу: «Пиццерия». В две последние тысячи как раз уложимся.
***
Когда быстро разошлись пришедшие на девятый день немногие знакомые, я остался один. Один на весь громадный Адмиральский дом.
Долго смотрел на пустой стол, соображая, где могут лежать квитанции ЖКХ, как их заполнять, куда относить?…
А жить мне придётся до первого аванса в феврале. Впрочем, скорее всего, его перенесут на март…
Обшарил все карманы и места «заначек», где мы складывали деньги на будущие свои или чужие дни рождения и праздники.
Все имевшиеся у нас деньги были израсходованы на похороны и многолюдные поминки. Набрал около двадцати тысячи рублей на сорок предстоящих дней. Это по пятьсот рублей в день!
Один гобелен наверняка стоил сотню тысяч. Или взять тот же адмиральский дедовский кортик. Он сам говорил, не меньше десяти штук, а тут!..
Но с детских лет у меня, и не только у меня, было вбито в голову, что этот Адмиральский дом, как и его содержимое - что-то неприкосновенное и не подлежащее продаже.
Так что главное - расплатиться с ЖКХ. Не дай Бог отключат свет или воду. А с ними всегда выживу.
Решил позвонить родителям Кристины. Оказалось, что все наши расходы за ЖКХ оплачивали они. Я даже онемел от такой новости.
- Ой… Я не знал этого, Эльза Марковна… Сейчас подсчитывал наши расходы… Ими всегда Кристиночка занималась…
- Виктор, - перебила меня тёща. – Давай договоримся с тобой так. Мы с Евгением Павловичем люди достаточно обеспеченные и пока пусть эта статья расхода тебя не беспокоит. Я понимаю, что ты уже взрослый мужчина, тебе хотелось бы быть более независимым человеком, но давай останемся реалистами. Адмиральский дом можно, конечно, пустить с молотка. Уверена, что ты моментально станешь миллионером и сможешь купить себе любую квартиру в новом микрорайоне. Но предлагаю этот вариант оставить тебе на самый-самый-самый чёрный день. Ты, конечно, хозяин и решать тебе. Моё же предложение такое. Мы тебе, согласись, не чужие люди. Пока ещё не чужие, - подчеркнула она. – Пока мы с супругом работаем и не разболелись – тьфу, тьфу, тьфу – платить услуги ЖКХ за уникальный Адмиральский дом будем продолжать. Исчезнет у нас такая возможность, я первая тебе об этом объявлю. Это, как говорится, раз. И второе. Если ты женишься, а я искренне желаю тебе, когда ты сочтёшь такой момент подходящим, жениться и родить внука, который в какой-то степени будет и нам родным человечком, мы будем помогать тебе уже в меру наших собственных, как говорится, предпенсионных возможностей. Вот на этом давай эту тему и закроем. И я надеюсь, что ты не забудешь нас и хотя бы изредка будешь приходить вечерами на чай.
- Спасибо большое за всё сказанное и сделанное, Эльза Марковна. Очень благодарен Вам и Евгению Павловичу. Но у меня ещё один вопрос. У Кристины осталось очень много платьев, шубы и прочие вещи. Я не собираюсь торговать ими. Но куда их девать?
- Они тебе очень мешают?
- Нет.
- Тогда постарайся около года не трогать её вещи. Можешь перенести в какую-нибудь другую комнату, в другой шкаф – это твоё дело. А пройдёт год, сам распорядишься ими по своему усмотрению…
Всем бы таких добрых тёщ! Мне действительно повезло в жизни и с женой, и с тёщей. Впрочем и тесть хороший, вот только за все эти годы я не смог у него выиграть ни одной партии в шахматы. Небось так и считает меня волейбольным дебилом…
Вечером сел за кухонный стол. Взял лист бумаги и начертал крупными буквами: «ПЛАН ЖИЗНИ».
Да, мне надо было как-то выживать, ничего не продавая и ничем не спекулируя. Помню, что всё время пока серьёзно занимался волейболом, тренер постоянно заставлял составлять план тренировок. Работа врачом уже выработала привычку составлять другой план: клинического обследования и лечения пациента. Но это в больнице. А когда приходил домой, то ни о каких планах я и не думал. Там жили по плану Кристины в зависимости от того, что там у неё стояло на очереди: уборка, стирка, ужин, просмотр кинофильма и тому подобное. У самого же в голове доминировали из её плана только два пункта: как следует поесть и завалить жёнушку на постель, израсходовав на неё все оставшиеся (или накопившиеся?) после работы силы. А потом был готов и подумать, что там надо ещё сделать «по хозяйству»?
Первым пунктом, зная, что никогда особенной силой воли не обладал, написал:
1. Из дома ничего не продавать и не закладывать!
2. Заказать памятник для Кристины.
3. Постараться устроиться на полторы ставки, пока Григорьева не выйдет из своего отпуска.
4. Не забыть, что из зарплаты будут продолжать вычитать кредит за уже разбитую машину.
5. Расходы на еду.
Кто бы знал, сколько я проедаю? Только Кристина… Ладно. Своей головой пора думать. Сначала обозначим критерии: во-первых, никаких голодовок не объявлять, это глупость, которая обойдётся ещё дороже; а во-вторых, сбросить килограмм пять мне пошло бы только на пользу. Последний раз, когда играли с ребятами, даже высоко подпрыгнуть не смог и ударить свой коронный выше сетки. Ergo, надо худеть, но с умом.
А что осталось в доме? Ведь на поминки набирали много всего. Салаты и винегреты пошли на выброс, но где всё остальное?
Стал смотреть в холодильнике и на кухонных полках. Сахар, кофе, чай, масло, два вида сыра, какие-то консервы, несколько пачек пельменей в морозилке… Да на одном этом я месяц проживу!
Так. А теперь спокойно продолжаем по плану.
6. Завтрак: Яичница с колбасой, кофе и бутерброд с сыром.
7. Обед… Где я возьму этот чёртов обед? Сам готовить не умею. В ресторане наверняка дорого. Моих двадцать тысяч на две неделе вряд ли хватит, если даже обходиться без десерта. Но первое блюдо всегда можно взять в ближайшей пиццерии. Без первого я и обеда себе не представляю. Супы там стоят дёшево, вряд ли дороже 200-300 рублей.
8. Ужин. Самое слабое звено во всей цепи. Кристиночка любила ужинать красиво и я, разумеется, ей в этом только подыгрывал. Обязательно полбокала хорошего вина (эту «сладость» ей любимый папочка регулярно поставлял из своего магазина). Какой-нибудь мясной салат для меня, сама ограничивалась фруктовым салатом. Выпив ещё вина мы подмигивали друг другу и обнявшись шли в спальню… После любовных ласк я громогласно заявлял, что голоден как волк! На столе сразу появлялся большой кусок холодца, который я со своим оставшимся салатом и доедал.
Теперь это всё только в мечтах. Но главное – спокойствие. После шести часов умные люди вообще не едят. Значит вместо всего перечисленного у меня на ужин будет чай с молоком и большой бутерброд с тем, что останется.
А дальше посмотрим. Я в шахматы потому тестю и проигрывал, что дальше второго хода игру не представлял. И сейчас мучиться нечего. Будем решать проблемы по мере их поступления.
Пиццерия
Сорок дней пролетели быстрее, чем я ожидал, так как решил устроить генеральную уборку всего дома. Никаких кладов не обнаружил, но стало чище и даже комфортнее. Растерянно себя чувствовал только в спальне, когда открывал шкаф с одеждой или комод. Рассматривал, иногда нюхал платья, бельё Кристины. И почему-то именно в эти моменты на глазах появлялись слёзы.
Её вещи, как и просила Эльза Марковна, я не трогал. Мне хватало моих полок в комоде и той части широкого шифоньера, где висели мои костюмы и рубашки.
Но засыпать, не чувствуя рядом Кристину, было просто невозможно. Решил и в этом не мучить себя: взял в отделении пачку снотворного и, обняв вместо бывшей жены её подушку, утыкался в неё носом и пусть не сразу, но засыпал.
Когда в марте стал наконец-то получать зарплату за полторы ставки, то убедился, что без шика и ненужных покупок такая сумма вполне меня устраивала.
В пиццерии, которая находилась в помещении расположенного по соседству с Адмиральским домом Торговом Центре, мне нравился рассольник и харчо. Вот их на первое и выбирал. Все десертные удовольствия, разумеется, оставлял для приёма дома, там ещё много чего из сладкого оставалось.
С первой же субботы я выбрал маленький столик, который располагался в самом углу зала и стул около него довольно нелепо стоял спинкой к окружающим. Но это меня и прельстило. Мизантропия или клаустрофилия здесь были не при чём. Всё объяснялось предельно просто. Я не хотел, чтобы кто-то видел, как одетый в солидную «тройку» с галстуком и сорочку с золотыми запонками молодой человек заказывал себе одну порцию супа с хлебом и, съев его, быстро уходил. Стыдиться, конечно, было нечего, но мне было стыдно.
Наконец-то наступила первая «денежная» суббота с планируемой выпивкой и «роскошной» закуской, я убедился в правильности своего выбора. Когда наступила вторая «денежная» суббота, я уже решался посидеть за «своим» столиком несколько лишних минут, обратить внимание на официанток. Запомнил, что мой «угол» обслуживала всегда одна и та же девушка с бейджиком «Даша». Когда она подошла к моему треугольному столику и предложила меню в виде альбома для фотографий, я ответил, что меню не нужно, так как при каждом посещении буду всегда заказывать одно и тоже. И начал перечислять свои блюда.
Даша перебила:
- Я помню. Сначала холодная «Белуга» с томатным соком и фокаччо. Через несколько минут всё вам принесу.
Развернувшись на стуле, я наконец-то как следует разглядел её. Тоненькая девчонка лет двадцати, худое лицо, острый носик и огромные серые глаза. Поразило их выражение: непонятно чем вызванной радости, когда она смотрела на меня. Не удержался и представился:
- Меня зовут Виктор. Буду твоим постоянным клиентом.
При третьем посещении уже на правах «постоянного клиента» говорил:
- Здравствуй, Дашенька, мне то же самое.
А сам подумал: выйдет из отпуска Фрагина и останусь я со своими тридцатью тысячами. С ними в пиццерию особенно не походишь…
Но случилось непредвиденное. Говорят на чужом горе своего счастья не построишь. Но иногда обстоятельства складываются вот таким каверзным образом.
У Фрагиной нашли какое-то новообразование и она ушла на больничный лист для обследования. Все понимали, что это не на один день. Я молча посмотрел на коллег и спросил:
- Калиф на час своё отработал. Кто будет следующим?
- Продолжай работать за неё. Скажет главный «Заменить», тогда и заменим, - предложила Григорьева.
И как в воду глядела. Главный врач, который редко баловал нас своим посещением, вошёл в ординаторскую сразу после её слов.
- Коллеги, никто не будет возражать, если на время болезни Фрагиной продолжит исполнять её обязанности Сахранов?
Наступило молчание. Все прекрасно знали, что я был самый молодой и наименее опытный врач в отделении. Следовательно, меньше других подходил на эту должность. Но у главного врача, видимо, были какие-то свои резоны:
- Ваше дружное молчание воспринимаю как знак согласия. Прошу всех по возможности помогать молодому коллеге.
И ретировался.
Если отбросить в сторону всю производственную лирику и психологию, то для меня результат его решения означал одно: я буду продолжать получать зарплату в два раза больше обычной. Правда и находиться мне придётся в отделении на три часа дольше. Тут уже не до обедов. Значит буду совмещать обед с ранним ужином.
Беседовать с Дашей в пиццерии у меня не получалось. Не та обстановка: то сама прервёт меня: «Ой, мне надо бежать к тому столу», то её кто-нибудь из посетителей позовёт. Только и смог выяснить, что она живёт в пригороде, куда ездит на ночной (последней) электричке. А от станции «недалеко – полчаса и дома. Лишь бы не приставал по дороге никто».
Я как представил себе её ночные путешествия на электричке, самому жутко стало.
Когда она в следующий раз подошла к моему столику, то я быстро и как можно более серьёзным тоном заявил:
- Слушай меня внимательно. Предлагаю ночевать у меня. Дом рядом. Живу один. Обещаю не приставать. И высыпаться будешь на полную катушку, так как просыпаться тебе рано не придётся. А то вы здесь с подносами как бешеные тараканы носитесь весь вечер по залу, а потом тебе ещё больше часа до дому добираться. В общем решили! У меня сразу душ примешь и отсыпайся. Сегодня как закроетесь, идёшь ко мне в дом. Знаешь его – Адмиральский? Буду ждать.
- Вы точно один живёте?
- Точно. Какой смысл мне тебя обманывать?
- У вас, у парней много всяких смыслов… Но я раньше чем в половине двенадцатого не освобожусь.
- Нормально. Только спать будешь одна на кухонном диване. Это чтобы тебя никакие другие смыслы не беспокоили. Буду тебя ждать и свет на кухне не потушу. Двор у нас хорошо освещён, так что там бояться некого.
Даша появилась в 23-15 и постучала в дверь. Хорошо, что я стоял на кухне и увидел её в окно.
Открыл входную дверь.
- Ты думаешь, твой стук пальчиком в этом доме можно услышать? Там же небольшая рында висит.
- Я не сумасшедшая, чтобы среди ночи в колокол долбить! Звонок почему не сделаете?
- Эта рында - память о деде-адмирале. Он её повесил, с тех пор она и висит. И без звонка как-то обходимся. Гостей почти не бывает. Проходи! Это что за кулёк?
- Его бы в холодильник, если можно. У тебя он есть?
- У меня всё есть. Иди за мной… Вот эта кухня.
- Ого! Она больше нашей.
- А вот это холодильник.
- Слава Богу, он у вас нормальный. Я положу туда свёрток?
- Клади. А то уже спать пора. Ты наверное «сова», а я «жаворонок». Уже сознание теряю, так спать хочется… Видишь диван? Я сниму одну спинку и по ширине он станет не меньше полки в купе поезда. Не свалишься?
- Нет.
- А этот блок вот здесь на пол положу. И упадёшь, не ушибёшься, и если вставать, то сразу на мягкое наступишь. Плед видишь? Остальное бельё сейчас выдам. Пошли дальше.
Повёл Дашу в спальню.
- Здесь буду спать я. Дверь закрывать не стану. Что потребуется или чего испугаешься, дом иногда ночью скрипит как старый корабль, не стесняйся, приходи и буди меня. Да, двери наружные никому не открывать. Что не так, зови меня… Теперь держи: две простыни: под себя и под плед, наволочку на подушку наденешь сама… Пока всё ясно?
- Да.
- Держи дальше: одно большое полотенце, одно маленькое.
- Маленькое зачем?
- Чёрт его знает. В отелях всегда так дают. Теперь самое неудобное для тебя. На весь этот громадный дом всего один санузел. И его дверь – вот она. Так что пока я не лёг спать с него и начинай. Там и душ и всё остальное. Что-то простирнёшь, повесишь сушиться на трубы – они всегда тёплые… Да! Никаких женских ночнушек у меня нет.
- Мне не надо.
- Голая будешь спать?
- Зачем? Что надо, всё на мне.
- Моё дело предложить. Смотри сюда! Вот моя футболка. Старая, но чистая. И размеров на десять больше, чем ты носишь. Наденешь и она будет тебе почти до колен. И спать удобно – просторная. Берёшь?
- Ой, я даже не знаю. Ну, если можно…
- Бери и начинай с душа. Если ночью вдруг захочешь в туалет, не стесняйся. Я как снотворное выпью, сплю мёртвым сном.
- А зачем снотворное принимаете?
- Жизнь так сложилась, что без него заснуть не могу. Всё. Твоё время на исходе. Через двадцать минут чтобы была на кухне и чтобы я тебя не слышал… Договорились?
- Да. Спасибо вам большое!
Утром вышел на кухню, провозгласил:
- Дашуня, подъём! Как спалось?
- Ой, это вы? Доброе утро! Сначала было боязно, а потом уснула. Как вас услышала, так и проснулась.
- Тебе что на завтрак приготовить?
- Я сама всё приготовлю. Сколько времени?
- Десять часов. Спать ты горазда! Тебе же к одиннадцати в Пиццерию.
- Ой, а почему вы меня не разбудили?
- Жалко было. Ты так сладко спала… Ладно. Беги в ванную, бельишко твоё высохло. Мойся, одевайся и на кухню.
- Вы достаньте из холодильника мой свёрток. Там бутерброды и ещё кое-что. Только не подумайте, что это я с чужих тарелок собирала. Всё свежее.
Даша отбросила плед и вскочила на диване. Фигуру под моей футболкой оценить было трудно, но стройные ножки – глаз не оторвать!
Убежала в спальню, где был туалет.
Я собрал диван, сложил её простыни.
Достал из холодильника её свёрток. В судках лежали два бутерброда с красной икрой, в других – какой-то салат. Включил кофемашину и на всякий случай приготовил яичницу.
Появилась гостья. И я снова увидел глаза-фонарики с удивительным выражением радости. В такую девушку только ради глаз можно влюбиться…
Оставшийся август Дашуня ночевала у меня шесть раз (по пятницам и субботам), а я продолжал вместо неё обнимать ночами подушку Кристины…
В субботу пятого сентября вместо Даши ко мне подошла другая официантка: постарше её, высокая, стройная, но без традиционной Дашиной улыбки к которой я уже привык. Лицо благодаря макияжу или даже пластике выглядело как на рекламном постере – эскортная красотка, ни дать ни взять!
- Здравствуйте. Пожалуйста меню.
- Подождите! А Даша где?
- У неё учёба началась. Она учится в медицинском колледже в Питере. Не знали?
- Нет!
- Что же так? Не тем местом интересовались? Она же у вас целый месяц ночевала.
«Сволочь ехидная», - подумал я. Но злиться надо было только на самого себя. Взял меню, стал раздражённо открывать нужные страницы и тыкать пальцем:
- Мне это, это и этого 100 грамм. Потом это и это. Запомнили?
- Разумеется. Сейчас всё принесу.
«Вот дурак, - продолжал я ругать себя. – Было столько возможностей переспать с Дашуней. В последнюю ночь, мне кажется, она даже специально приходила ко мне, сказав, что ей холодно под одним пледом. Попросила что-нибудь потеплее. И была в своей одной просвечивающейся насквозь пижамке. А я, дурак, не сказал ей: «Давай, залезай ко мне под одеяло, быстрее согреешься!». А показал на тот ящик комода, в котором лежал второй плед. Она сказала «Спасибо», взяла его и ушла.
Прошедшее утро, как обычно, прошло второпях. Она вышла из дома первая (было воскресенье). И исчезла.
Насовсем?
Когда Жанна принесла первый заказ, я спросил:
- На секунду задержу вас. А почему Даша не работала кем-то ближе к своей будущей профессии; например, санитаркой?
- Сами могли бы давно узнать. Но отвечу. Вы зарплату санитарки знаете?
- Разумеется.
- А сколько получает официантка, если работает все праздничные дни плюс пятница-суббота-воскресенье?
- Нет.
- Вот и хорошо, что не знаете. Через пять минут принесу вам харчо. Водочки достаточно? Или ещё добавить?
«Ну и стерва! Можно же говорить с большим сочувствием».
Но выпив сразу всю водку и закусив, я немного успокоился. Зато желание общения у Жанны не прошло. Поставила передо мной тарелку с харчо, взяла пустую рюмку и графинчик. Между делом произнесла:
- Ваше обручальное кольцо на левой руке вводит в смущение некоторых наших девушек. У вас спальное место не освободилось?
- Освободилось, но пока не сдаётся! – довольно грубо ответил я.
Жанна не смутилась:
- Вам же наверняка скучно одному в таком огромном доме. Меня пригласить не хотите?
- Извините, конечно, но такого желания нет… Подождите. Простите, что так раздражённо с вами разговаривал. А какой сейчас номер телефона у Даши? Не знаете?
- Знаю. Глазастая его специально поменяла. А её номер напишу, когда принесу счёт.
- Спасибо, Жанна. Буду ждать. Простите меня ещё раз.
Даша
Для начала я решил больше не ходить в эту Пиццерию. Внешний повод нашёлся легко: при больнице организовали небольшую столовую для персонала. Без ста граммов, разумеется, и без королевских креветок, но вполне сытно.
После работы, прикинув, что у Даши к этому времени занятия тоже должны заканчиваться, позвонил ей по тому номеру, который дала «эскорт-официантка».
- Алло. Я слушаю.
- Привет, Дашуня.
Помолчали.
- Даша.
- Что?
- Прости меня дурака.
- За что?
- За то, что чуть не потерял тебя.
- Вот же захотел и нашёл. Номер у Жанки узнал?
- Да.
- Она красивая деваха. К тебе ещё не переехала?
- Мне такие наглые не нравятся.
- А какие нравятся?
- Такие, как ты… Ты почему пропала?
- А зачем я тебе была нужна? Приютил на время - спасибо. Без меня у тебя и хлопот меньше, и спать можешь ложиться по своему «жаворочному» режиму.
- Нравишься ты мне, Дашуня. Переезжай ко мне. Мёрзнуть на диванчике больше не придётся.
- Даже не знаю. Колледж рядом со станцией. Десять минут ходьбы. Отучились, снова на электричку и к шести часам уже дома.
- Плохо мне без тебя. Как пропала, так словно из груди что-то вырвали.
- Мне тоже без тебя плохо. И в ту ночь я к тебе приходила не потому, что замёрзла…
- Это я понял, но слишком поздно. Прости меня…
- Ты завтра часов в пять дома будешь?
- Буду. А сегодня не смогла бы приехать?
- Сегодня – нет. Я должна привести себя в порядок и выглядеть привлекательно. Чтобы тебя Жанка у меня не отбила. Завтра жди.
- Договорились.
- Витюш, вот ты меня к себя в постель зовёшь. А помнишь, сколько раз за всё это время меня поцеловал?
- Не помню. Раз шесть, когда тебя провожал на работу.
- Это разве поцелуи? Так, по-братски клюнул в щёчку и - прости-прощай. А по-настоящему ни разу не целовал! Потому я и решила, что ты ещё слишком сильно любишь свою бывшую жену. А насильно милой быть не хотелось.
- Завтра я покажу, как и куда могу целовать тебя по-настоящему. Жду тебя завтра.
- Хорошо. А я буду ждать твоих поцелуев. До свидания.
- Пока, Дарьюшка.
Глава 2. Вид с «Вороньего гнезда»
На самой верхушке (на марсовой площадке) фок-мачты
на старых кораблях укреплялась корзина,
в которой находился вперёдсмотрящий.
Ему хорошо было видно не только всё вокруг корабля,
но и то, что делали на палубе матросы.
Жанетка
Жанка к своему несчастью росла красивой девочкой. И, хуже всего, с каждым годом становилась всё более привлекательней.
Она смело могла бы заявить, что прошла все круги пусть не дантовского Ада (о нём и не слышала), но самого кошмарного девического ада, какой только мог выпасть ей в Детском доме. С тринадцати до восемнадцати лет её насиловали почти ежедневно. Выпадали редкие периоды «счастья» – по два-три дня в месяц. Да и в эти дни от минета её никто не освобождал…
Сначала её «втихаря опробовали» свои пацаны из старшей группы. Как только об этом прослышал директор, она сразу перешла в его «личное пользование». А это – три месяца «счастья». Но директор быстро вспомнил, что он в первую очередь администратор и должен извлекать пользу из принадлежащего ему имущества.
Напротив Детского дома («Школа-интернат для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей») на другом берегу озера располагался Дом отдыха. Разумеется для взрослых. Дело было не хитрое. Приехать по особому одетой (или по особому раздетой) с Жанеткой к воротам Дома отдыха на своём «жигулёнке» и прогуляться вдоль красивого из витой решётки забора, бросая двусмысленные взгляды на мужчин подходящего возраста не обременённых присутствием жён.
Сговаривались быстро. Окружающих кустов хватало. Как хватало и одного потёртого шерстяного одеяла, которое предусмотрительно привозили с собой. Несколько раз приходилось использовать (для капризной клиентуры) сидения советской копии итальянского машиностроения.
Затем следовал денежный расчёт и дорога «домой».
Выгода такой коммерции состояла ещё в том, что директор ничего не терял. Жанетка уже в открытую ночевала в его комнате.
«Племянница приехала отдохнуть на природе!»
А никто и не возражал.
Разумеется, все всё знали. Но все люди грешны. И если кто-то из грешников (мужчин-педагогов было ещё трое) хотел обременить себя ещё одним более приятным грехом и открыто демонстрировал, что возжелал прелестей Жанетки, то уже на следующий день неожиданно начинал страдать желудком с каждым днём всё сильнее, пока его не увозила в больницу «Скорая помощь».
Из «Вороньего гнезда» однажды увидели, как кто-то из чуваков старшей группы после отбоя, в сумерках пошёл с Жанеткой в лес «погуляти». Зашли они в кусты, где и пропали. Буквально через десять минут по их следам бежал директор и трое здоровых парней. Повторно в поле видимости они появились ровно через час. Директор шёл рядом с Жанеткой, на которой не было заметно никаких следов гнусного насилия, а сзади шли трое парней. Влюблённый чувачок в поле зрения вперёдсмотрящего больше не попадал.
«Проходит всё». Царь Соломон, про чьи копи в библиотеке Детского дома даже была книжка, на своём кольце написал такие мудрые слова. Никто не знал, что эти два слова были своеобразной молитвой Жанны, которые она повторяла до самого последнего дня, до своего восемнадцатилетия, когда была выписана с получением ордера на однокомнатную квартирку в ближайшем городишке под Питером.
Какой-то Ангел, - ну как тут в него не поверить? - оберегал её целых пять лет от абортов и сифилиса, а всякие «женские мелочи» успешно ликвидировал приглашаемый из города для профилактических осмотров врач-гинеколог.
И вот однажды наступил долгожданный день, когда Жанна одна вышла из ворот Детского дома и подошла к остановке автобуса. Сотрудники подарили ей по такому случаю красивый рюкзак и выдали полагающуюся на первое время сумму денег. Перед уходом добрый дядя директор, прижал её в углу и сразу, тяжело задышав, произнёс:
- Держи. Здесь десять тысяч. И помалкивай. Ты умная девочка. Всё должна понимать.
- Спасибо вам. А я уже всё забыла. Отпустите меня, а то так придавили, что дышать больно.
На остановке Жанка бросила рюкзак на сиденье, зашла за заднюю стенку, чтобы её никто не видел. Развела руки так, словно взяла большой мяч, со всей силы «кинула» его в сторону заросшего ручья и громко, во всё горло три раза крикнула:
- Я забыла. Я всё забыла. За-бы-ла!!!
Затем, несколько раз вздохнув, спокойно вернулась под крышу остановки к своему рюкзаку и спросила не удивившихся услышанным концертом ожидающих автобуса пассажиров:
- А когда должен быть автобус в город? Говорят, он всегда опаздывает, - словно ничего не произошло, спросила Жанна.
- В будни точнее ходит, - ответила одна женщина. И внимательно оглядев девушку, спросила: - Что, освободилась? Отсидела своё?
- И отсидела, и отлежала, и отстояла, и всё-всё-всё, что было, я за-бы-ла. Должны были слышать, я сейчас там кричала.
- Это правильно. Бумагу дали в опекунский отдел?
- Да.
- Комнату точно получишь. Мы только сдали пятиэтажку и одну комнату мэр уже приказал «забронировать» для Отдела опеки. Для тебя небось.
- Посмотрим. А с работой как?
- Это похуже. Будут предлагать уборщицей, сразу отказывайся. Говори: пойду к мэру жаловаться. Тебе нужна такая работа, чтобы специальность какую-никакую получить.
- Ясненько... А откуда вы это знаете? – Доверять взрослым Жанна не привыкла.
– У меня сеструха своего приёмного сынка сначала в ваш Детдом сдала. Когда ему восемнадцать исполнилось и он комнату получил, хочет его в тюрьму засадить.
- За что же?
- Девку одну у нас снасильничал.
- А как его зовут не скажете?
- Да его давно выписали от вас. Ты ещё малая была. Лёшка Зубарев. Знала такого?
- Нет.
(Господи, сделай так, чтобы эту сволочь посадили и надолго. А там чтобы ему задницу надвое разорвали: - шептала про себя Жанна свою очередную молитву. Этот Зубарёв был тем самым парнем, который её первым изнасиловал в тринадцать лет на грязном матрасе в подвале. А потом, закурив, ещё добавил: - Пока узенькая, пацаны, наваливайся по очереди!)
- В характеристике что написали? – спросила попутчица.
- В конверт заклеили.
- Значит, хорошего мало. Но главное комнату получить, а дальше пробьёшься. Ты смазливая. Глядишь, в артистки попадёшь.
- В «артистки» я уже сто раз попадала: и пионерок играла, и медсестёр, и девок ментовских, кого только не изображала.
- Это где же?
- А у нас в детдоме свой театр был. Директор напишет сценарий, а мы играем.
- Это вам повезло с директором. Не скучали, значит…
Подошёл, поднимая за собой высокий хвост пыли, автобус…
Жанна
Сотрудница Отдела опеки и попечительства внимательно прочитала направление и характеристику Жанны.
- Чаю не хочешь?
- Если можно, буду благодарна. А то ехали больше двух часов.
- Держи пакетик и бокал. Дальше сама. Только не ошпарься. Мы теперь за тебя в ответе… Квартирка для тебя есть. Пятый этаж. Молодая, вбежишь. Мебель только на кухне, но в полном наборе: стол, два стула, плита. Кровати и шкафа ещё нет. Это мы в понедельник поговорим. У мэра будет планёрка, там я и выступлю. Кто-нибудь из шефов привезёт тебе из своих общежитий всё остальное… С работой сложнее… Да, фабрики и завод у нас есть, но у тебя знаешь, что в характеристике написано?
- Нет, тётенька. Мне его не показывали.
- Что ты как ребёнок? Какая я тебе тётенька?! Ты теперь взрослый и самостоятельный человек. Зови меня Елена Николаевна, понятно?
- Разумеется, Елена Николаевна, - быстро перестроилась Жанна.
- В общем устраивать тебя в мужской коллектив не рекомендуют. Не будем уточнять почему. А женские у нас какие? Всякие ателье. Но там уже надо что-то уметь делать… Знаешь, есть у нас большая пиццерия. Почти ресторан и в центре города. Там одни женщины работают. Повар и директор мужики, да ты с ними и сталкиваться не будешь. Сможешь официанткой работать?
- Выучу наизусть меню, у меня память хорошая, и смогу.
- Правильно мыслишь. Но там ловкость нужна. Уронишь на голову кому тарелку горячего супа! Представляешь, что будет?
- У нас в детдоме свой самодеятельный театр был. Так я один раз играла официантку: с двумя подносами в руках вальс танцевала и ни один бокал не упал.
Тот факт, что кроме бумажного кокошника, подноса с бокалами и туфель на высоких каблуках ней больше никакой одежды не было, Жанна из скромности умолчала.
- Ну ты и циркачка! Молодец! Пишу тебе направление в Пиццерию. Сразу не выпендривайся, пусть поучат и покажут всё. Я лично директору пишу: Юрию Сергеевичу. Там какие-то краткие курсы есть для официанток, но в Питере, он рассказывал. Деньги у тебя сейчас есть?
- Да, Елена Николаевна. Неделю смогу прожить и в Питере.
- Вот и ладушки. А мы как раз с мебелью твой вопрос и решим к этому дню… Держи моё направление и иди сразу в Пиццерию, время не теряй. И просись на эти курсы. И знаешь… так… потребовательнее. Пока ты на нашей шее сидишь, мы тебя должны всесторонне устроить. Ну а дальше уж сама будешь жить, своим умом.
- Правильно вы сказали, Елена Николаевна. Есть голова на плечах, не пропадёшь.
Подруги
Кажется странным, как столь разные по характеру и по воспитанию девушки могли подружиться.
Жанна обладала хамелеонообразной и гибкой личностью, была великой лицемеркой и умела приспособиться к любому человеку – от миллионера (такие, впрочем, ей не попадались) до убогого импотента. Могла прикинуться обиженной девушкой и заплакать, а через секунду без особого труда стать наглой и распущенной. В какой степени при этом она была искренней – неизвестно.
Даша на первый взгляд не обладала такой гибкостью характера; какой казалась, как вела себя, такой и была в реальности.
Инициатива сближения безусловно исходила от Жанны. Она быстро оценила и «особое положение Даши» у директора, доброжелательность и её наивную часто в ущерб себе безотказность. И даже такой факт, что Даша училась в медицинском колледже мог пригодиться в будущем. Жанна быстро узнала, что парня у неё нет, а что хочется больше всего таким двадцатилетним девушкам знала отлично. Ещё лучше понимала, что хочется парням и мужчинам при виде вот такой симпатичной девушки.
Даша была на полголовы ниже Жанны, но обладала к великой зависти последней «нормальной грудью». Пусть небольшими, но сиськами, на которые в первую очередь и устремляются глаза любого парня. А грудь самой Жанны была почти плоской, благодаря чему её долго выдавали «покупателям» за тринадцатилетнюю. Склонный к лирике директор Детского дома называл её соски «вишенками».
Жанну так и тянуло потрогать, пощупать груди Даши, помять их и поцеловать. И чтобы рядом никакими мужиками не пахло…
Да, директор Детдома явно ошибся, посоветовав в характеристике устроить Жанну на работу в женский коллектив, а не в мужской.
Во время одного разговора подруг оказалось, что Даше иногда удобнее переночевать в городе, чем два часа в ночное время добираться до своего пригородного посёлка. Сердце у Жанки застучало как бешенное.
- У меня односпальная кровать и отдельная квартира. Уместимся вдвоём? – безразличным тоном предложила она.
- Я могу и на полу. Постелить только что-нибудь… - ответила Даша.
- Этого ещё не хватало! Будем спать как две приличные девушки на кровати. Стулья можно подставить сбоку на всякий случай.
- Ой, это здорово! Я тебе так благодарна, Жанулечка! Хотя бы раз в неделю… Мне бы уже было легче… Дай я тебя поцелую!..
Жанка в поцелуе не отказала, но почувствовала, как чуть не задохнулась от неожиданно пронзившего всё тело наслаждения.
«Неужели мне всё время не хватало именно этого?» - подумала она
Да, матросы правильно говорят, что только из «Вороньего гнезда» можно увидеть такое, что никаким образом больше не увидишь и не узнаешь…
Глава 3. Преступление и наказание
«Я люблю её ещё до сих пор, очень люблю,
но я уже не хотел бы любить её»
Ф.М. Достоевский
Новый год
Очередной декабрь наступающего 2003 года снова вызвал у меня тревогу. Остановились «небесные счёты» нашей семьи? Или только изменился временной интервал между летальными случаями?
Год прошёл прекрасно! Чтобы не сглазить, я лучше напишу «нормально», поэтически добавив «любовь наша не остывала», а дела процветали.
Даша закончила медицинский колледж, получила диплом медицинской сестры.
Я, написав необходимую отчётную работу и сдав экзамен, получил первую квалификационную категорию. Продолжал оставаться на должности заведующего отделения уже с большей уверенностью, что сделало более устойчивым и моё финансовое положение.
Посетил своих бывших тёщу и тестя. Не стал утаивать от Эльзы Марковны, что живу в Адмиральском доме с девушкой. О свадьбе пока не думаем, но отношения, скорее всего, буду носить продолжительный характер. Тёща покачала головой, погладила меня по щеке:
- Всё нормально сынок. Так всё и должно быть. Жизнь не останавливается. Будет желание, зайди к нам в гости со своей девушкой. Очень хочется посмотреть на неё. Может быть уже больше из старческого любопытства, чем для сравнения с Кристиной. Если вы вместе со своей девушкой почти год прожили, то это о многом говорит…
Но были моменты, а вернее дни, когда отношения наши не то чтобы портились, но становились более напряжёнными. И хотя оба делали всё для того, чтобы не осложнять их, но сами эти дни, эти чёртовы праздничные дни отменить мы никак не могли. Отменить не могли, но плюнуть на них нам никто не мешал. Кроме Даши…
Я так и не уговорил её перейти на работу в больницу. Против её «финансового аргумента» убедительного возражения не находил. Хотя, если не полениться и самому вникнуть во все наши квитанции и платёжки (теперь этим, разумеется, занималась «по наследству» Даша), то был уверен, что мы могли бы спокойно прожить и на нашу зарплату. То есть, Даша могла бы уйти из пиццерии и работать медсестрой.
Но легко сказать: уговори любимую женщину поступить так, как хочешь ты, а не она.
У Даши были свои контраргументы:
- Если бы я работала простой официанткой, то сейчас я ни секунды бы не спорила с тобой и перешла в больницу. Но ты знаешь о моём очень выгодном договоре с директором пиццерии. Из-за учёбы я могу работать, вернее – должна работать все вечера пятницы, субботы и воскресенья, плюс праздники. В остальные дни могу не приходить. Не подумай, что я такая жадная до денег. Как только мы сможем оба зарабатывать столько, чтобы ни от кого и ни от чего не зависеть, я на следующий же день перейду работать медсестрой. Но тогда и видеться с тобой, кстати, мы вряд ли будем чаще. Не забывай про свои суточные дежурства и что и мне придётся дежурить ночами. А сейчас четыре дня и четыре ночи в неделю я всё время дома, а остальные три дня в неделю пусть и поздно, но прихожу ночевать домой. Вот Новый год сейчас будет, сам понимаешь. От такой халтуры нормальные люди не отказываются. А это с тридцатого декабря и почти до десятого января. Левых денег капает гораздо больше…
Капает-то капает (вот именно, что КАПАЕТ, а не льётся рекой), но представьте вечер субботы и воскресенья. Сидишь дома один. И в местный театрик не сходишь, куда если и приезжают гастрольные группы из Питера, так непременно в выходные дни. Да в гости к кому-нибудь из своих коллег, на день рождения прихожу всегда один. Если случится так, что засидимся, тогда в одиннадцать часов вечера как чёртик из табакерки возникает моя Дашуня: с букетом цветов, цветными надувными шарами и набором бутербродов. Ещё на час веселья. Зато потом везу её в такси домой и она засыпает в буквальном смысле у меня на руках. Такую в дом и заношу.
Я понимал, что Даша выросла в не самой богатой семье и к деньгам относилась не так легкомысленно как я. Помню, как она явилась ко мне в прошлом году «после примирения»: за спиной рюкзак с картошкой и репчатым луком, в одной руке пакет с какими-то булочками и пирогом, в другой: «Здесь моя одежда и все мои интимные принадлежности». И счастливые радостные глаза на половину лица…
В общем вот так и жили: кто-то скажет хорошо, кто-то – не очень.
31-е декабря Нового года я решил вся-таки хотя бы частично взять под свой личный контроль. Даша сказала, что я могу так же сидеть за своим треугольным столиком в углу, там он никому не мешает. Учитывая, что кроме шампанского пить я ничего не собирался, а на ночь вообще не ем, то: «Выпивка и угощение за счёт заведения».
- А как станет совсем невмоготу, - успокаивала любимая гёлфренд, - лишь бы сидя не заснул и не упал со стула, я тебя сама домой и отправлю. Даже попрошу, чтобы Семёныч до наших дверей довёл. Зато проснёшься, а рядом с тобой будет спать прекрасная Золушка, которая от усталости забудет надеть трусики. И будет в твоём полном распоряжении. Только сильно меня не тормоши: ласковый массажик изнутри и всё…
Как мне легко разговаривать с пациентами: я говорю, они слушают, благодарят и не спорят. А тут обнимет меня Дашуня, пошепчет что-нибудь не всегда приличное в ухо, укусит слегка за мочку, потом посмотрит в глаза и наивным голосом спросит:
- Я вижу, миленький, что ты меня совсем разлюбил, да?
И я соглашался с любым её предложением…
Шум голосов и музыки раздражал меня больше всего другого. Заметил, что роль боцмана, говоря языком матросов, выполняла Жанна. Кивком головы или каким-то ещё знаком направляя официантку (несколько человек набрали совершенно новых, из желающих подработать студентов) к тому или иному столу. Дашенька носилась с подносом не меньше других и, пробегая мимо меня, сразу делал губы бантиком и посылала воздушный поцелуй.
Но вот закончились какие-то глупые шарады и розыгрыши, закончился и хоровод вокруг красивой, но синтетической ёлки и я почувствовал, что сейчас это разноцветное мельтешение в основном платьев (мужчины уже утихомирились и сидели небольшими «двойками и тройками» попивая коньяк и ведя «мужские разговоры») сдует меня как бумажного солдатика со стула. Я не был пьяным, больше усталым и одурелым.
Драк не намечалось. Ничем смертельным не пахло. Можно считать, что Новый год уже наступил по-настоящему, другими словами длился уже больше двух часов. Трагедии не предвиделись. С чистой совестью можно уходить.
Встал и, нигде не увидев Дашу, направился к выходу. Главное – не споткнуться на лестнице, взять свою дублёнку у Семёныча и домой, домой, домой…
Дублёнку надел, шапку взял в руку (было достаточно тепло для начала января) и вышел на крыльцо. На нём стояла Даша с каким-то парнем и шумно объяснялись. Я бы даже сказал, что ругались. Оставить Дашу в такой ситуации я не мог.
Подошёл ближе.
- Витюша, иди домой. Здесь у меня со старым знакомым небольшой разговор, - попросила меня Даша.
- Значит теперь тебя Витюша трахает, да? – пьяным голосом констатировал «старый знакомый», добавив ещё пару матерных слов.
Вот такого обращения при женщинах я не выносил. И сама медицина воистину «женская специальность». Выражались иногда «круто», но в самых крайних случаях и без такой похабщины…
- Может быть на этом разговор и закончите? - Вполне миролюбиво заметил я, хотя внутри, как перед прыжком для удара через сетку, адреналин в крови уже забурлил.
- Давай, вали отсюда, мужик. Иди отсыпайся, - и он слегка толкнул меня плечом.
Я уронил якобы случайно ему под ноги шапку. Медленно нагнулся над ней, продолжая бормотать что-то вроде: «да ладно вам… давайте расходиться». Натянул шапку на кулак. Поднимать голову и примериваться нужды не было: вот они его ноги. Я пружиной распрямился на все свои 186 сантиметров. Вот его живот и руки в карманах. Продолжая прыжок, с силой вытянул правую руку вверх, зная, что попаду точно в челюсть. Это называется апперкот!
Я всё рассчитал правильно.
Кроме одного: своей злости и силы удара.
Удар, благодаря шапке, сохранил мои пальцы, но челюсть не спас. Явственно раздался треск сломанной кости. Голова «старого знакомого» откинулась назад, колени подкосились и он стал заваливаться на спину. Скорее всего оказался в нокауте.
Теперь моя задача – не дать ему убиться на этот крылечке. Успел ухватить его левой рукой за рукав и развернуть туловище. Его голова благополучно миновала, не касаясь, последние ступеньки крыльца и уткнулась лицом в снег.
- Так! Вызывай «Скорую помощь». Скажешь, заметила лежащего без сознания мужчину. Беги, пока сама здесь не простудилась.
- Ты его не убил? – с ужасом в голосе спросила Даша.
- Надеюсь, что нет. Хотя надо было бы.
Наклонился над «пациентом», поднял голову из снега. Движения в шее были нормальные. Дышал. Изо рта летели на выдохе капли крови. Язык целый. Всё нормально. Перелом нижней челюсти слева. Буду надеяться, что односторонний. Вот пусть теперь походит и помолчит месячишко. Завтра посмотрю, что там под рентгеном. Впрочем, его сделают наверняка уже сегодня. Потом намечу клинический план операции: челюстно-лицевая хирургия – мой конёк. Проведу репозицию, наверняка есть смещение обломков. Удалю выбитые зубы, а челюсти шинирую, чтобы перелом быстрее зажил. Принимать пищу и пить этот урод будет теперь через трубочку месяца полтора. Так ему и надо!
Даша стояла рядом.
- Ты хочешь окончательно простудиться?
- Я «Скорую» вызвала, но хочу её дождаться. Девчат предупредила, что это не наш клиент и что скоро вернусь.
- Твой бывший?
- На первом курсе встречались. Нормальный парень был. А сейчас то ли пьяный, то ли уже спился. Наглый стал. Я его давно не видела. А ты иди домой, чтобы тебя не видели.
- Мне всё равно с полицией объясняться. Главное, чтобы кроме перелома челюсти ничего серьёзного не было с позвоночником.
Клинический план предполагаемой операции я наметил, о лечении и уходе за больным (вызовем родных) тоже подумал.
Не подумал я о другом плане: о плане своей собственной защиты, если дело дойдёт до суда. А родители его быстро сориентировались и написали исковое заявление в уголовный суд.
Следственные действия не заняли много времени. Пациент ещё находился в моём отделении, как уже была опрошена свидетельница (Даша), обвиняемый (ваш покорный слуга, он же лечащий врач) и дал письменные показания сам пострадавший.
Беседуя со мной, адвокат с удивлением спросил:
- А вы не подсказали своей гражданской жене, как лучше отвечать на вопросы следователя? Не намекнули, что правда хорошо, а счастье лучше?
- Я сказал, говори, как всё было. Он грубо выругался при тебе, а я его ударил. Потом оказал первую доврачебную помощь. Больше ничего и не происходило.
- У вас, уважаемый Виктор Владимирович, всё может закончиться очень плохо. Я прочитал показания Дарьи Шишкиной и Руслана Гусева. У них расхождений нет. Встретились двое знакомых, начали разговор. Шишкина заявила, что Гусев к ней не приставал, за руки не дёргал и никуда не пытался увезти. Выражался иногда грубо. Тут подошли вы и первый (nota bene, если ещё помните латынь) ударили гражданина Гусева. Да так ударили, что медицинские эксперты оценили уровень повреждения как средней степени тяжести. А это 112-я статья УК РФ. От девяти месяцев до трёх лет. Самый минимум девять месяцев, штраф, оплата лечения пациента. Подчёркиваю – минимум. Это вам понятно?
- Понятно. А что можно сделать?
- Теперь уже ничего. Судебное заседание намечено на вторник. Но всё осложняется одним неприятным обстоятельством. Прокурор вдруг заговорил об этической стороне дела: врач намеренно наносит другому человеку тяжёлое повреждение, которое требует оперативного вмешательства. Это отягощающее обстоятельство и крыть его нечем. Нет достаточно убедительного мотива для вашего удара. У Вас определили лёгкое состояние опьянения, то есть вы понимали и отдавали отчёт своему поступку. Получается: просто подошли и без причины врезали незнакомому человеку так, что он потерял сознание. Я Шишкиной уже подсказал, чтобы она попросила на суде слова и рассказала, что Гусев очень грубо матерился по её адресу, что и вызвало вашу агрессивную реакцию. Но в протоколах об этом ни слова нет! Судья подумает, что придумали такую «отмазку» позже, и прокурор это подтвердит.
- Хреново дело оборачивается. От работы не отстранят?
- Именно этого прокурор и добивается – лишение врачебной деятельности хотя бы на год.
- И что мне целый год делать?
- А этот вопрос, Виктор Владимирович, уже не ко мне, а к вам.
Неожиданно узнал (проболталась Жанка), что иногда вечерами, отпросившись пораньше с работы, Даша идёт в больницу к Гусеву и ухаживает за ним. То ли судно выносит, то ли помогает принимать пищу через трубочку.
- Зачем ты ходишь его навещать? – Не выдержал я за ужином и «завёлся». - Ты в чём-то виновата перед ним? Боишься, что он может что-то рассказать о ваших отношениях более подробные детали? Тогда можешь и дальше ходить к нему. Можешь даже оставаться там ночевать, в его палате есть свободная койка. Так что могла бы ублажать его не только трубочкой через рот…
- Ты не прав, Виктор! И не кричи на меня, пожалуйста. Я перед тобой и перед ним совершенно ни в чём не виновата, мне его просто жалко. Как любого другого больного. А тебе не говорила об этом, потому что предвидела, как ты на это среагируешь.
- За ним приходит ухаживать мать. Есть няни.
- У матери не всегда получается, а няня в ночную смену, сам должен знать, только одна остаётся.
- Я скажу, чтобы его выписали на амбулаторное лечение. Ходить может. Пищу сам принимать может. Какие проблемы? Нам свободная койка всегда пригодится.
- Я тебя очень прошу, выпиши его тогда на следующей неделе. У них ремонт в квартире не закончен. А у Руслана аллергия на ацетон или ещё какой-то там растворитель. Прошу тебя. Три дня ничего не решат.
- Ты прямо как мать Тереза, - постепенно успокаиваясь, согласился я. – Ладно. Дашуль, ты извини меня за грубость. Наговорил лишнего. Но согласись, что очень глупо всё складывается. Он тебя оскорбил. Я заступился. Ты жалеешь его. А судить будут меня… Кстати на следующей неделе судебное заседание. И неизвестно, чем закончится.
На входе в здание Городского суда предъявили паспорта, сказали в какой кабинет идём. Поднялись с Дашей на второй этаж, где проводились процессы по уголовным делам. Ждали около часа, пока закончится предыдущее заседание. После небольшого перерыва пригласили меня.
Приговор оказался неожиданно жёстким. Я знал, что накажут, но был готов ко всему, кроме отстранения от работы. А приговор оказался, если не злоупотреблять терминологией юриспруденции, следующим:
- Ограничение свободы на срок девять месяцев условно;
- Лишение в течение девяти месяцев права занимать врачебную должность;
- Оплата проведённого Р. Гусеву оперативного и амбулаторного лечения;
- Штраф сто тысяч рублей Р. Гусеву за причинение морального ущерба.
Из зала суда я вышел практически безработным человеком.
Мне пришлось ещё пару раз зайти на работу: передать своих пациентов другим врачам и заполнить документы, требующие моей подписи. К счастью, никто в больнице публично не обсуждал это событие. И я даже не мог понять смотрят ли на меня с сожалением или с осуждением. Словно ничего и не произошло, я будто находился в отпуске и зашёл по своим делам в стационар.
От какой-либо работы в больнице я отказался. Главный врач (надо отдать ему должное) предложил мне работу «заместителя председателя профсоюзного кабинета». Оклад мизерный, но делать ничего не надо. Просто оставшиеся 8 месяцев отходить и положенное число дней и часов отсидеть в профкоме.
Но мне надо было зарабатывать деньги. И уж теперь не только на суп с хлебом, но и на содержание дома. Тесть с тёщей намекнули, что им будет трудно постоянно помогать мне. Их понять можно. И так сделали больше, чем могли.
А мне надо сделать вставки в разбитые стёкла. Большие и явно негабаритные окна заменить целиком мне не по карману.
Тесть (разумеется, бывший), устроил меня грузчиком в магазин. Я сам напросился на ту работу, где больше платят. И приятно удивился получив через месяц оклад, близкий к моей зарплате заведующего отделением. Уставал, конечно сильно (с 8-00 до 22-00), но и девять месяцев пролетели быстрее, чем я ожидал.
И на следующее утро я уже, предварительно сходив в парикмахерскую, уже надевал свою любимую «троечку», галстук и самостоятельно купленный новый плащ.
Глава 4. Para bellum.
Штраф я оплатил сразу.
Слава богу – хоть без взяток обошлись.
Деньги за проведённое лечение были уже отложены, но так как амбулаторное лечение ещё не закончилось, то я и копейки не собирался платить раньше времени. Даст Бог, может завтра ему кирпич на голову упадёт!
Плохо было только одно: мы с Дашей снова остались «при своих». Все накопления истрачены.
Была новость и похуже. Жанка откуда-то узнала, что Гусев поклялся мне отомстить. И не избить меня с помощью кучи друзей, а… сжечь Адмиральский дом в месте с его обитателями.
Первая проба была два дня назад и оказалась не слишком удачной. Половинка кирпича пробила наружное стекло, но застряло во втором. Видимо, стёкла в своё время дед устанавливал тоже какие-нибудь «пуленепробиваемые».
Я отнёсся к этому с возможным спокойствием, так как именно такой пакости и ожидал. Но когда приходилось поздно вечером (затянулась неожиданная операция) возвращаться домой, меня всегда подвозили на машине «Скорой помощи» до самого крыльца.
Решение приняли такое: на три больших окна установить крепкие и частые решётки. Каждая (будем просить попрочнее и потолще) пусть обойдётся в полторы-две тысячи рублей. Шесть тысяч - не миллион!
Но ещё плюс установка чего-то будет стоить?
Здесь неожиданно предложил свою помощь друг Дашиного отца. Он был то ли кузнецом, то ли сварщиком, в общем в их посёлке на все руки мастер. На решётки Даша попросила взаймы у своих родителей. А со сварщиком, заявили родителяи, сами «договорятся». Мастер, проведя замеры, обещал сделать всё как можно быстрее. Следующего абордажного нападения можно было ожидать в любую ночь.
***
Жанна первая обратила внимание на этого представительного молодого человека. Одет casual? Но не «по нашенски». Значит: «питерский залетел», сразу решила она и подошла к нему.
- Здравствуйте! Вы обедать? Проходите к тому столику.
- Я пока сам ещё не решил обедать или не обедать… - Повернулся к Жанне. - Жанетка, ты?!
- Господи! Сергей! Ты зачем здесь? Откуда? Как к нам попал?
- Теперь могу ответить на первый вопрос: можно и пообедать. И главное – тебя искал. Есть одна тема. Только шепотком…
- Проходи вон к тому треугольному столику на одну персону. Но сейчас мне долго разговаривать будет некогда. Работа.
- Веди к столику и быстро отвечай на мои вопросы. Живёшь здесь?
- Да.
- Замужем?
- Что я - дура? Живу одна в однокомнатной квартире, какие нам дают после выписки.
- Переночевать у тебя можно будет?
- Разумеется… - И уже погромче: - Вот меню. Через три минуты я к вам подойду.
Обслужив соседний столик, снова подошла к Сергею. Спросила:
- Что-нибудь выбрали?
- Давай вот этот салат. Жульен. И чайничек завари чёрного чая. Только сразу завари и не с пакетиками. Пусть здесь стоит на столе передо мной и заваривается.
- Ничего не выпьете?
- Нет. За рулём. – Потише: - Зубарёва помнишь?
- Эту гадину и вспоминать не хочу.
- Жанночка, очень надо. Он в вашем городке живёт.
- Мать здесь его живёт. На Чехова. А его сто лет не видела и не хочется… Да, я слышала, что его посадили… Извини, отойду…
Через несколько минут, когда Жанна принесла Сергею заказ, продолжила разговор:
- Он кого-то изнасиловал. Наверное уже сидит.
- Уже свободен, Жануля. Девчонка заявление забрала, решили всё миром и, как говорят, «по обоюдному согласию». А мне нужен его точный адрес.
- В полиции можно узнать.
- Полиция исключена. Сможешь узнать? Хорошо заплачу.
- Встретиться с тобой – для меня лучшая плата. Сейчас буду думать. А тебе приятного аппетита.
Через несколько минут неожиданно подошла и прошептала:
- Придумала. Но отсюда звонить нельзя. Надо выйти.
- Я как всё доем, ты отпросишься на пять минут. Вместе выйдем на улицу.
- Попробую. Народу, как назло, навалило.
И снова отошла к другим столикам.
Вышли вдвоём из Пиццерии и зашли за угол здания, где никого не было. Жанна достала телефон.
- Или сразу повезёт, или придётся ходить по своим старым знакомым, с которыми и не встречалась давно. Я уже живу по-другому, Сергунь. Никакой Жанетки во мне не осталось.
- Очень хорошо. Куда звонить будешь? Я хотел бы слышать, что тебе будут отвечать.
- Становись рядом и всё услышишь. Я доктору звоню.
Набрала мой номер.
- Здравствуй, Виктор Владимирович, это Жанна.
- Что случилось?
- Найдёшь три минутки? Я знаю, что ты не любишь, когда тебе звонят на работу.
- Говори быстро, что тебе надо?
- Адрес Зубарёва Алексея. Он у нас прописан это точно.
- Если обращался ко мне, то в моей базе будет. Если не обращался…
- Он постоянно с кем-то дерётся. Не мог мимо тебя пройти.
- Год рождения.
- 1993-й.
- Чехова, дом пять.
- Нет-нет-нет! Витюша, не отключайся. Это он раньше там был прописан. А когда получил после выписки из детдома квартиру, то где-то в другом месте живёт.
- Тогда подожди ещё. Если обращался за справкой на вождение… Там адрес чётко списывают с паспорта… Вот: Полевая, 15, квартира 7.
- Ой, Витюшенька, спасибо большое. Я тебя расцелую…
- После Жанна. Пока!
Жанна со счастливой улыбкой посмотрела на Сергея, в ожидании, что он обрадуется от её эффективной помощи, от того, что она так быстро решила его проблему. Но тот оставался серьёзен.
- Мне в зал надо возвращаться? – упадшим голосом сказала Жанна.
- Во сколько освобождаешься?
- Поздно. До одиннадцати вечера пашем.
- Это как раз хорошо. Ровно в одиннадцать буду ждать тебя на машине на этом месте.
- Не надо. Отъедешь вон к той девятиэтажке и на обочине встанешь. Только чтобы я мимо тебя не прошла.
- Да, ты права. Так надёжнее. Не растеряла детдомовских навыков.
- Я восемнадцать лет прожила в концлагере. Только последней год у меня мирная жизнь пошла, а всё не отвыкну… Ну, я побежала к клиентам.
***
Сергей проехал мимо нужного дома, оставив машину за углом. Вернулся. Посмотрел, что за «первый подъезд»? Где могут быть окна седьмой квартиры? Не любил он «работать» в помещениях. Зайдёшь, а там кроме Зубаря родители или сожительница, или – не дай Бог – ещё и ребёнок.
Сергей обошёл дом. Двор был идеальным местом. Если он не ошибался, то на него выходит и первый балкон со второго этажа. До соседнего дома метров 70. Видимо, планировали какую-нибудь детскую площадку, но удовлетворились «зелёными насаждениями» в виде густых кустов и бурьяна.
Отошёл в сторону, чтобы сразу не броситься в глаза. Свет в комнатах седьмой квартиры горел. Не может же Зубарь лечь спать, не выкурив на ночь сигарету?!
И не ошибся.
***
Вечером в машине Жанна спросила у Сергея:
- У тебя получилось то, что задумал?
- Да.
- А за что ты его?
- Ты забыла, как он над тобой издевался?
- Я об этом никогда не забуду… Но не думала, что за это можно через несколько лет приехать и убить человека.
- Есть и вторая причина, Жанночка. Которая, ты уж извини, является первой. Есть такая профессия – называется киллер. Слышала?
- Конечно. А я теперь оказываюсь лишним свидетелем?
- Не сходи с ума. Будешь моей помощницей. И, кстати, держи. – Протянул ей толстый конверт. – Это твой гонорар за помощь в получении информации. Я ещё и доктору твоему благодарен… Жануль, я, видимо, буду чаще теперь приезжать к вам. И насчёт приодеться подумай. Не всё время одеваться как девчонке. Иногда придётся посещать приличные места. У тебе должны быть несколько неплохих платьев или костюмов.
- А какая причина всему этому? Или секрет?
- Пока это закрытая информация. Просто намекну, что в силу некоторых обстоятельства население вашего городка вскоре тысяч на десять или больше возрастёт. И мы… не буду пока расшифровывать это «мы», не хотели бы чтобы в городе господствовала банда мелких жуликов и наркоманов. Зубарёв очень быстро сколотил небольшую шайку. Если она разрастётся, дальше справиться с ней будет труднее. Вот я и попытался заглушить рост этого сорняка в стадии расцвета. Срубил головку основного цветка.
- Сегодня переночуешь у меня?
- Хотелось бы, но нет. Теперь мне надо очень быстро исчезнуть из города. Причём не на своей машине, не на такси и не на транзитном поезде. А первой подходящей ночной электричкой.
- А куда меня везёшь?
- Чего испугалась? К тебе домой, чтобы не шла пешком.
- А машину куда?
- Оставлю в каком-нибудь дворе. Она всё равно не моя.
- Я знаю, где есть свободный гараж. Только звонить поздно неудобно. Узнать?
- Ты у меня прямо палочка-выручалочка. Если хорошо знакомые люди, то можно и позвонить. Но уже двенадцать ночи. А машина вещь полезная; поменять номера и пару раз выехать ещё можно.
- Я попробую.
Жанна снова позвонила мне.
- Витюша, прости ради Бога, вы ещё не спите?
- С Дашей заснёшь! Празднуем годовщину нашей встречи. Я уже сознание теряю от сна, а она хохочет.
- Вопрос такой. Можно моему знакомому оставить машину в твоём гараже. На несколько дней. Он зато сможет помочь нам, если буду неприятности с Гусевым. Помнишь, ты говорил, что мстить он будет и может поджечь дом? Мы одни вряд ли справимся…
- Подъезжайте. Только побыстрее. Если я засну, гараж вам никто не откроет.
- Через пятнадцать минут будем у тебя. Приготовь место. Это «Тойота Камри».
- Надо же какое совпадение!.. Бывает… Жду.
Сергей и я познакомились. Но обсуждать что-либо было уже поздно.
Машину поставили. Гараж закрыли. Надеялись, что в такое время вряд ли кто мог гулять по улице или наблюдать за их домом.
- Договариваемся так, - начал первым Сергей. – Всё будет зависеть от Жанны, других людей у меня здесь нет. А некоторые её знакомцы должны быть в курсе этих дел. В одиночку такую домину поджигать не станут. Минимум человек пять-шесть, плюс чей-то гараж, плюс чей-то фургон типа «Газели» с большой боковой дверью, плюс десяток бутылок, плюс сильный запах бензина. Я со своей стороны могу гарантировать, что после вашего звонка через тридцать-сорок минут нужный человек будет на месте. Может быть и сам приеду. К вам заходить не будем. Надеюсь, что и те до дома не дойдут. Если увидишь летящую бутылку с горящей тряпкой в разбитое окно, стреляешь в неё дробью. Не промахнёшься. Девушку свою обучи с ружьём управляться. Если вообще обойдётесь без стрельбы - лучший вариант: меньше разборок с полицией. Попадёт несколько дробинок в кидавшего – объяснимая самооборона. И естественно, мы с тобой не знакомы. Основное ясно?
- Да. Лишь бы твоя помощь не опоздала.
На этом и простились. Домой Жанна, разумеется, уже не пошла. Я завалился спать. Даша и Жана расположились на кухонном диване и стали обсуждать вопросы женской одежды. Дашка потихоньку принесла из шкафа в спальне пару платьев Кристины. Жанка примерила. Сшито, как по ней, если, конечно, надеть подходящий бюстгальтер пуш-ап.
- Я за всё заплачу. Деньги у меня есть. И ты с родителями рассчитаешься. Небось последнее вам отдали.
Военные приготовления мы не останавливали. Купил пару автомобильных огнетушителей. Я не расслаблялся, хотя понимал, что всё решит фактор неожиданности. Налетят, когда мы будем спать, одной бутылки «коктейля Молотова» достаточно – особенно в гостиную с масляными портретами, многочисленными деревянными макетами кораблей и книгами – чтобы она вспыхнула не хуже применяемого раньше в морских сражениях брандера. Эта комната сгорит за минуту. А дальше, как карта ляжет… Успеть бы выскочить из дома…
Несколько раз ходили с Дашей на край песчаного оврага. Научил её быстро заряжать и разряжать двустволку. Пальчики у неё были ловкие. Затем кидал на морской берег как можно дальше разные банки и бутылки. А она по ним стреляла. И, не считая первых двух-трёх выстрелов, в большинстве случае попадала. О Жанне в этом плане я что-то и не думал: был уверен, нет такого, чтобы она не смогла сделать или быстро научиться.
Теперь всё зависело от Жанны. Как уж она сможет сблизиться со своими старыми «соратниками» по Детскому дому, которые тоже получили квартирки в нашем городе, не знаю. Отношения между ними всегда оставались сложными. Но уже через неделю Жанна позвонила и сообщила громким шёпотом:
- Витюш! Сегодня вроде собираются. Время не знаю, но где-то в середине ночи. Там двое будут с арматурными шестами, чтобы дыры в окнах проделывать и три человека закидывать в них бутылки. Понял? Что делать?
- Звони срочно Сергею, расскажи всё, что узнала. Договориться с ним нужно сейчас иначе будет поздно.
- Поняла. Звоню сейчас же. Потом тебе сообщу.
Второй звонок раздался от неё минут через двадцать.
- Значит так, слушай. Помощь приедет обязательно. Самое главное - мы вообще о них ничего знать не должны. Повторил, чтобы стрелял только в крайних случаях и в бутылку: весь бензин в рожу поджигателю и уйдёт. Сразу вызвать полицию! Мы про них ничего не должны говорить. Это я уже говорила, да? Если у кого-то из напавших будет пулевое ранение, то ты всегда докажешь, что стреляли не из твоих ружей, они у тебя с дробью, правильно? А кто стрелял, откуда тебе знать?
- Спасибо тебе, Жанночка. Сама где будешь?
- Сказал, лучше с вами: больше свидетелей и в случае помощи лишние руки не помешают. Я отработаю до вечера и как ни в чём не бывало пойду к вам… Да, ещё подготовить несколько вёдер с водой и купить штук пять огнетушителей. Обыкновенных, автомобильных. Вот вроде и всё. Что забыла, перезвоню.
Жанна больше не звонила, а вечером, когда Пиццерия закрылась к нам не пришла. На наши звонки не отвечала: её телефон был выключен.
Это меня встревожило. Она звонила в таком возбужденном состоянии, что её легко могли услышать. Или вычислить раньше из-за неуместного любопытства, зная о её дружбе с Дашей. И если она сознается, что всё рассказала нам, тогда и нападения сегодня не будет. Но не будет и Жанки. Эти ребята умеют не только пытать, но и убивать.
Хуже всего, что я не представлял, с кем будем иметь дело: с раздухарившейся мелкой шпаной или с бандитами, которым не впервой поджигать дом.
Я приготовил заряженные ружья. Патроны - рядом. Даже по ведру с водой поставили в каждой комнате и подкупил ещё огнетушителей. Они конечно, надёжнее ведра воды. Когда мне рекомендации давали «профи», я всегда прислушивался и не спорил. Институтская привычка…
Спать легли после двенадцати, разумеется, не раздеваясь. Договорились каждые тридцать минут, чтобы кто-нибудь заговорил, а другой обязательно отвечал. И каждый такой разговор, который не позволял неожиданно заснуть, начинался с Жанки. Где она? Что с ней? Впрочем, ясно, что её вычислили и поймали. Теперь пытают, чтобы узнать, рассказала она нам о времени ночного нападения или нет?
Абордаж
Первая услышала стук открываемой двери машины напротив нашего дома Даша.
Атака шпаны была продумана плохо. Был, видимо, расчёт на страх жильцов, на «Ура, загорелось!» и на «Быстро смываемся, пока нет полиции». Городское Отделение полиции, кстати, находился максимум в десяти минутах езды от Адмиральского дома.
Сначала из машины вылезли два пацана с длинными стержнями из арматуры и сразу побежали ко второму и третьему окнам. Каждый из них ловко пробили внизу окон по большой сквозной дыре. Конечно, если издалека кидать бутылку в такое отверстие, то не попадёшь, но с метрового расстояния прокинуть через эти дыры «знаменитый» коктейль вполне возможно. Ударившись о решётку бутылка разобьётся и горящий бензин хлестанёт внутрь комнаты. Да только так близко подойти мы им, конечно, не дадим.
Заметил, что один парень из салона с бутылкой в руке быстро побежал во двор, к входу в дом. Это меня удивило, но и напугало. С одной стороны, двор был хорошо освещён, так что поджигатель смотрелся на нём, как на сцене. С другой, все окна большого кухонного помещения из каких-то соображений были сделаны дедом из террасового стекла. То есть из небольших квадратных окошек, которые шли от самого потолка и заканчивались на уровня пояса человека. В такую «стену» можно было кидать бутылку хоть с закрытыми глазами – не промахнёшься.
На моей стороне было два плюса: полная темнота на кухне и несколько форточек, которые были сделаны (опять-таки чёрт знает из каких морских соображений!) на разных уровнях. Я присел и открыл нижнюю форточку. Вот и враг в десяти метрах передо мной. Поставил бутылку на снег, достал спички, поджёг тряпку, торчащую из горлышка. Взял бутылку, разогнулся – тут я и выстрелил, целясь в бутылку. На вспыхнувший человеческий факел и смотреть не стал, побежал в свою комнату.
Из салона уже вылезли три человека. Один парень с подожжённым фитилём быстро направился ко второму окну. В той комнате была Даша с двустволкой.
- Ближе двух метров не подпускай, - крикнул я ей. - Сразу стреляй по бутылке, бензин и на него попадёт. Если кинет раньше, постарайся попасть в бутылку, а вторым выстрелом уже в него, лучше в живот и по ногам.
- Ага! Я постараюсь, - дрожащим от волнения голосом ответила Даша.
Я не успел посмотреть, как близко подбежал тот парень к окну, за которым стояла Даша, как раздались сразу два выстрела из её ружья. И оба не напрасные. Бутылка до окна не долетела, а террорист с горящими штанинами и рубашкой бежал назад к машине. Всё моё внимание теперь было приковано к тем двум, которые медленно приближались к моему окну.
Первой шла Жанка: босая, избитая в кровь, в чужих шортах, разорванной блузке, которая не прикрывала голой груди. В правой руке у неё была бутылка с «коктейлем». За ней, прикрываясь ею, шёл амбал, который держал её за волосы.
Стрелять в лицо Жанне я бы не смог. Эта выдумка подлецов была беспроигрышной.
Они остановились у края дороги. Парень стал поджигать тряпицу из зажигалки. Как только она разгорелась, Жанка развернулась и прыгнула на своего конвоира, обхватив левой рукой за шею, а бутылку кинула позади него на асфальт. Потом сильно ударила своим лбом его по лицу.
Тот сделал невольно шаг назад и наступил на расплывающееся пятно огня. Оттолкнул от себя Жанну, загорелся, заматерился.
Я облегчённо вздохнул. Такой трюк могла придумать только Жанна, которая упав в сторону газона, теперь отползала к дому, прячась в его тени.
Но атака продолжалась. Из машины вышли ещё два парня с уже подожжёнными фитилями у бутылок. Увидев предыдущую сцену, рисковать не решились и прямо от машины - до дома было метров семь, не больше, решили кинуть бутылки с «коктейлем» с таким расчётом, чтобы они застряли в решётке. Разобьются и от возникшего жара наверняка в окне треснут оба стекла. Что они собирались делать после этого, я не представлял, но какой-то план «B» возможно существовал и у этих придурков.
Крикнул Даше, чтобы перезарядила ружьё и «смотрела в оба».
Но дальнейшая картина показалась почти фантастической. Только что появившиеся парни, (последний корабли эскадры?), видимо, невольно действовали одновременно. Они замахнулись «бутылками», но вдруг правые руки у одного и у другого словно переломилась в локте. Бутылки упали им под ноги, разбились и они сразу вспыхнули двумя горящими факелами. Бросились к машине, пытаясь снять на ходу горевшие джинсы и спрятаться в салоне. Это была катастрофическая ошибка. Из салона повалил чёрный дым, показались языки пламени.
Водитель завёл мотор, машина тронулась и остановилась. Перед передними колёсами оказался один из тех пацанов, которые пробивали арматурой стёкла. Он выскочил из темноты дома, но ему не повезло пробегать мимо Жанны. Она подставила шпанёнку подножку, он упал ниц и растянулся во весь рост в самом неподходящем месте.
Водитель выскочил, взял его на руки и пошёл к машине. Но перед его дверью уже желтела на асфальте в свете фонаря лужа бензина. Он на секунду остановился, размышляя, как поступить дальше, но бесшумный выстрел в голову поставил точку в решении этой задачи. С пацаном на руках он так и повалился спиной на ещё дёргающегося в огне конвоира Жанны.
Картина приобретала всё более жутковатый характер, на который было неприятно смотреть.
Послышались частые и глухие хлопки, объяснение которым я нашёл не сразу. Только приглядевшись заметил, что шины всех четырёх колёс «Газели» разлетались отдельными кусками в разные стороны. Ещё секунд пять и всё смолкло. Машина стояла на одних ободах. Куда делся второй пацанёнок, я не заметил. Возможно ему удалось незаметно сбежать через двор в сторону берега.
Настало время звонить в полицию. Кратко изложил случившееся. Спросил, вызывать ли мне пожарную машину, так как хоть и на дороге, но машина вспыхнула и горит, освещая валявшихся рядом с ней людей. Зрелище напоминало кучу грешников во время современного аутодафе…
Позвонил Сергей:
- Из дома никому не выходить до приезда полиции. Понятно?
- Да. Но мы не знаем, где Жанна.
- Я её вижу. Сейчас подберём. Мой номер из айфона сразу же удалите. Отбой.
В последующие дни несколько раз ходил на «беседу» со следователем. Его, разумеется, интересовали те люди, которые стреляли из военного оружия пулями. Убедительно обманывать я уже научился (иногда пациентам с психотерапевтической целью приходилось очень убедительно врать). Следак, безусловно, понимал, что я что-то не договариваю, но в конце концов на этот раз я был пострадавшим, а не обвиняемым. Ружья забрали для баллистической экспертизы и мне пришлось писать заявление на имя начальника Городского Отдела полиции, чтобы мне их вернули быстрее, так как (и в это не трудно было поверить любому) нападение может повториться ещё раз. (Сергей, впрочем, мне намекнул, повторять уже будет некому). Но я хотел иметь уверенность в том, что смогу защитить себя и свою собственность.
Эпилог
Даша, сдав экзамены в медицинский институт, уехала в Питер. Поступила на платное отделение. Сказала, что деньги на первый год обучения ей оставила Жанна.
Остался я в одиночестве жить после смерти родителей, один и продолжу. В конце концов мне не шестьдесят лет, а ещё и тридцати нет. Всё впереди.
Судя по тому, что сказал Сергей, забирая свою «Тойоту» из гаража, «Адмиральский дом» будет теперь находиться под «спецохраной наших ребят». Спросил его о Жанне.
- Умерла у меня на руках. Её очень жестоко избили. Как смогла бросить бутылку за спину конвоира, поражаюсь? Железная девка, всегда такой была! В больнице, уже на капельницах, пришла в себя и спросила:
- Наши все целы? Дом стоит?
Я ответил, а потом смотрю: она закрыла глаза и… умерла. Представляешь? Вот так – сразу. Узнала, что хотела и умерла.
Бедная Жанка! Нас спасла, не выдала.
Какая мучительная выдалась ей жизнь. А смерть оказалась мучительнее в сто раз. Били и пытали наверняка сильно, появилось внутреннее кровотечение, но она терпела и не умирала до своего последнего подвига, во многом решившего исход этого нападения.
(Продолжение следует)
***