Горькая исповедь

Владимир Игнатьевич Черданцев
      - А пивишко то, кума, совсем никудышное у тебя на этот раз получилось. Натугом только пить его и получится. Да, ежели, нутро еще примет его в себя.

       - А с чего, кум, ему доброму то быть, пиву этому. Коль на флягу всего килограмма три сахара кладу, да вместо дрожжей какой-нибудь закваской обхожусь.

      - С каких, таких пор ты, голуба, изгиляться так над этим благородным напитком вздумала? Ведь вся деревня наверняка и по сию пору помнит, какой ты непревзойденной мастерицей была по части пивоварения.

      - Ой, лихо-лишенько моё, горькое. Это ведь благоверный мой, змей подколодный, прости господи, мою душу грешную, довёл меня до жизни такой. Сперва то я, уж как старалась, как старалась. Из кожи своей лезла, чтобы угодить. Не перечила никогда ему. Просит, свари, мать, пивца своего знатного, людей надо отблагодарить. То за сено, то за огород вспаханный, то за дрова привезенные, ту же, свинью вот заколоть надобно. Варю, знамо дело, куда деваться то. Всегда пиво моё мужикам нравилось.

     - Ведь, если бы пришел с войны здоровым Петро, если бы у него обе рученьки на месте были и людей  на помощь звали бы реже. А то одна рука, хоть и правая, но всё равно ведь одна. Он поперву даже пытался литовкой косить с одной рукой. Привязывал конец косовища к телу своему, взмахнёт, а она, литовка то эта, не слушается его, всё норовит носом в землю воткнуться. И матерится и плачет. Всё было, не приведи господь.

       -  А чтобы люди, не дай бог, не обессудили, слова плохого не сказали, я и рада стараться. И сахара  килограмм восемь на флягу бухну. И сусла, полную чугунку вскипячу с хмелем. Хмель то в забоке мешками рвала. И дрожжи никогда у меня не выводились. Двух сортов всегда, и сырые и сухие. А под конец, свекольной лепёшкой, да колобком на водке, заправлю свой напиток для вкуса и запаха. Ясное море, такое пиво, любому, самому, что ни на есть, привередливому пиваке, поглянется за милую душу.

      - Так об чём разговор, кума Татьяна. Рази я первый раз в этом доме, на этой табуретке сижу, и в жизни не пробовал пива твоего.

      - Ну, а потом закрутилось, завертелось. Видать без пива моего и жизни не стал видеть, хоть и так, чувствую, не сильно она ему мила была. В приказном порядке кричит на весь дом, давай пиво вари, да побыстрей. Так, навроде, говорю, ни праздника поблизости не предвидется, да и работы срочной не намечается у нас.  А он взъерепенится весь, глазищи свои вытаращит, того и гляди, счас с кулаками набросится. Я сказал тебе, вари и не вздумай тут антимонии разводить и перечить мне.

     - И куда мне, бедной, деваться. Попробуй, не свари, убьёт ведь. Убить не убьет, так покалечить может, или с синяками по деревне стану ходить. Люди, они ведь сразу всякие суды-пересуды начнут плести. Поплачу потихоньку в куте, за занавеской, среди ухватов и сковородников, помощников своих, да за дело берусь. Сначала варила, как надобно. Потом стала замечать, что пробовать пиво муженек мой начинает, чуть ли не на третий день, когда оно и пивом то не пахнет. Совсем никакого терпежа не стало у мужика. А пиво, знамо дело – никакое еще, как говорится, ни в жопе, ни в голове. А когда всё же начнет немного в башку ударять, то ковшик, которым он во флягу эту ныряет, уже об дно этой фляжонки стучит. Орёт, - по новой, мать, заваривай.

     - Да, кума, сроду бы не подумал, что у тебя так жизнь сложится. Вроде и в соседнем районе живу, рядышком, но никто не обмолвился даже, что Петро до такой жизни докатился. Да и кому это надо, если на то пошло. А я вот сижу и явственно вижу, как он с войны той проклятой возвернулся тогда. Грудь вся в  медалях и левой руки нет, пустой рукав заправлен за ремень гимнастерки.

     - И вот я, кум, гляжу, что дело такой нехороший оборот зачинает принимать, зачем, думаю, я буду добро переводить, сахар и дрожжи, коль ему всё едино, что в свою утробу вливать. Вот и варю теперича эту бурдомагу, что тебе дала давеча, смеха ради, попробовать, а он будто и не замечает, выпьет и целыми днями по деревне шляется, как корова колобихина. То к одним пристанет, то к другим.

    - Ну, видно не дождусь я сёдни Петра твоего. Покандыляю к центру потихоньку, скоро автобус должон подойти. Передавай привет однополчанину от меня. Крепись, сама то. Уж на скоко силов твоих хватит.