Милостиве Господи, спаси и помилуй раба Своего Вячеслава. Избави его от всякия скорби, гнева и нужды. От всякия болезни душевныя и телесныя. Прости ему всякое согрешение, вольное и невольное. И душам нашим полезная сотвори.
С самого начала специальной операции, а по существу – войны на Украине Марина Сергеевна по нескольку раз в день читала эту молитву, творя земные поклоны перед иконами и зажжённой лампадкой. Огонёк в лампадке порой трепетал от завывания ветра, мчащегося с севера над полувырубленными уральскими лесами, приносящего холод даже сквозь оконные стёкла, и в этих буйных порывах, в вое и рёве грезилась ей смертельная опасность, угрожающая дорогому ею человеку.
– Слава, Славонька, спаси и сохрани тебя Господь, – шептала она, а позже бережно брала в руки его книгу «Мама, если не я, то кто», присланную ей Вячеславом Протасовым. Судьба врача-психиатра с сорокалетним стажем, открывшего в себе за годы войны дар писателя, стала едва ли не главным смыслом её жизни, предметом её дум. Уроженец Донецка, он не покинул родной город ни в две тысяча четырнадцатом году, ни позже, а всё, пережитое им за несколько лет, вылилось в пронзительные рассказы и очерки. Даже псевдоним себе он взял – Вячеслав Донецкий.
Известие об оставлении Херсона повергло Марину Сергеевну в шок. Давно ли город на Днепре был объявлен первым областным центром присоединённой к России важнейшей южной земли? Почему нельзя было послать подкрепление по сухопутному коридору? Какова теперь будет участь Мелитополя, Мариуполя и Крыма? Почему Кирилл Стремоусов, самый преданный России и яркий политик Херсонщины погиб как раз накануне отступления из Херсона? Возможно, он был категорически против этого? Официальная версия – попал в ДТП: его бронированный автомобиль был смят в лепёшку выскочившей на дорогу фурой. Если его убили, то кто? Если украинцы, то почему российская сторона даже не заикнулась о возможных убийцах? Вспомнилась ей ставшая крылатой фраза политолога Максима Шевченко: «Мы имеем дело с информационным образом события, а не с самим событием». Вспомнилось знаковая телепередача – мрачное лицо генерала Сергея Суровикина, стоявшего с указкой в руке перед картой военных действий в Генштабе, и его слова о необходимости вывода наших войск из Херсона. По мнению Максима, реальной военной необходимости в отводе наших войск не было: противник там не нападал, не угрожал, но было политическое решение сдать Херсон ради продолжения олигархической зерновой сделки. То же самое произошло на севере Украины – уход из взятых ранее территорий ради газовой сделки с Германией.
Ничего утешительного не нашла в тот день Марина Сергеевна в соцсетях, пройдясь беглым взором по избранным ею порталам. Всё тем же ядом брызгали статьи на Публицисте. Ру: «Может ли насквозь коррумпированное государство с экономикой в полтора процента от мировой, не способное наладить производство простеньких мобильников победить весь остальной мир?». Опечалил её и очередной злобный выпад: «Уже с полгода гуляет анекдот по всему миру про российскую армию: "Армия, которая собиралась брать штурмом Вашингтон, но застряла под Авдеевкой".
– Что происходит с двумя бывшими советскими республиками, самыми мощными в СССР? И со всеми их жителями? Дичайший театр абсурда, ад на земле! Разве на то направлена Божья воля? – задалась вопросом немолодая женщина, вспоминая семь с половиной лет своей работы в Луганском пединституте и знакомство с Вячеславом, начавшееся с переписки в фэйсбуке. Тогда её внимание привлёкло любопытное суждение в конце января 2015-го года: «Я мирный человек. Не по павлиньим декларациям, а потому, что медицина уже тридцать пять лет тычет меня носом в людские страдания и беды и воинственность сдувает. Я готов примириться и обняться с любым регионом Украины, но с предварительной проверкой их истинного, а не словесного, показного миролюбия и всепрощения. Проверка будет состоят в том, что наша артиллерия и авиация девять месяцев будет нещадно долбить "миролюбивый" регион и, если, после всех похорон и разрушений, желание обниматься с нами у вас не пропадёт, то обнимемся, братья мои и сестры. Но сначала мы вас разбомбим, как вы нас. Это справедливо, не так ли? И за столом переговоров мы будем в равных условиях».
– Читали ли Вы Нагорную проповедь, отрицающую ветхозаветное «Око за око, зуб за зуб»? – спросила она донецкого врача. Последовал остроумный и полный горчи ответ атеиста, нелестный отзыв об официальной Русской Православной Церкви с её озолотившимися архиреями.
Стремясь убедить собеседника, что Бог есть, Марина Сергеевна сослалось на собственный духовный путь. Сообщила в очередном послании, как после возвращения из Луганска в родной Пермский край убеждённо пришла она к староверию после былого атеизма да пятилетнего пребывания в РПЦ, что уже тринадцать лет молится в пермском старообрядческом Храме. Поинтересовалась отношением врача-психиатра к перспективе возрождения СССР и получила очередную отповедь: «Сейчас торгаши и дети торгашей истекают любовью к Союзу: и вкусное там всё было и качественное. Я помню, как в хрущёвское время стоял народ в очереди за мукой – лысый придурок кукурузой тогда всё засеял. В брежневское время ростовчане ездили в Донецк за варёной колбасой по 2 рубля 20 копеек. Загадка у нас была – «длинное, зелёное и пахнет колбасой», ответ –«электричка «Донецк-Ростов». Промтовары более-менее приличные из-под прилавка, мебель по блату, обручальные кольца по талонам, а потом и водка с сигаретами. И морды за прилавками довольные: эти распределители советских благ, чётко знали, кому и что из-под прилавка продать, и сколько наварить на этом, наличными или ответными услугами. Даже приёмщица стеклотары себя богиней чувствовала, и подручных из местных алкоголиков держала. Призыв "взять всё лучшее от СССР" прекрасен, но наивен. Всё лучшее в СССР мешало обогащаться единицам, и потому в 1991-м году произошла реставрация капитализма, которая всё лучшее уничтожила, а сейчас осмеивает. Но не стоит забывать, что ядерная дубина, которая есть у России, получена из рук Советского Союза. И, может быть, она сохранила, сохраняет и будет сохранять жизни и земли россиян».
Так – слово за слово – завязалась переписка, продлившаяся несколько лет со спорами о вере в Бога и православном социализме, пока не получила она приглашение посетить Донецк да побывать вблизи от линии соприкосновения.
Вмиг нахлынули на неё воспоминания о первой поездке в Донецк осенью две тысячи шестнадцатого года и о первой встрече с Вячеславом. То была ещё тёплая в Донбассе пора октября, по обеим сторонам дороги – бескрайние степи и терриконы, золотисто-рыжая донбасская осень с ещё не облетевшей листвой на деревьях, но уже поникшими травами. Дорога пролегала мимо мест недавних ожесточённых боёв: Дебальцево, Ясиноватая, Углегорск, более чем наполовину разрушенный от обстрелов, а неподалеку – отворот на Горловку.
Вячеслав понравился ей, что называется, с первого взгляда. Понравилось, как на автовокзале быстро выскочил он из своей машины и устремился к ней, окидывая на ходу её лицо и фигуру цепким внимательным взглядом врача. Понравилось, как обнял её, расцеловав в щёки, как усадил в машину. Чуть выше среднего роста, со спортивной фигурой теннисиста, с густым загаром на скуластом лице и тогда ещё редкой сединой в густых волосах, он был лет на десять младше её, но казался старше и опытней во всём.
– Сейчас едем устраиваться в гостиницу «Эконом», – коротко бросил он, усаживаясь за руль, – а завтра, в свой выходной день, покажу тебе город».
Теперь этот город, ежедневно обстреливаемый американскими хаймерсами, полуразрушенный, истекающий кровью всё новых жертв, но не сдающийся врагу, стал для Марины Сергеевны источником постоянной душевной боли. Но в тот памятный день он ещё жил своей полнокровной жизнью. Автомобильная экскурсия началась с центральной улицы Артёма, и уроженка Урала внимательно разглядывала площадь Ленина.
– Историческое место! Здесь с весны две тысячи четырнадцатого года собирались многотысячные митинги сторонников независимости ДНР, – пояснял ей Вячеслав на ходу. – А вот театр оперы и балета имени Анатолия Соловьяненко, нашего донецкого соловья, видишь, его позолоченный памятник возвышается возле театра. А теперь посмотри на любимое место отдыха дончан – тенистый и уютный бульвар А.С.Пушкина. Здесь на тумбах можно увидеть фотографии и прочесть историю бывшей Юзовки. Сейчас мы едем к “Донбасс-Арене”, видишь огромный крытый футбольный стадион на пятьдесят четыре тысячи человек, его построил для города донецкий татарин, бывший футболист, а ныне олигарх Ринат Ахметов на малую частичку отнятых им у народа денег».
Вспомнила Марина Сергеевна, как вышли они с Вячеславом из машины возле огромного монумента героям Великой Отечественной войны, и с высотки женщина увидала, насколько удачно спланирован город, рассекаемый в нижней его части рекой Кальмиус. Парки и цветники давали ощущение простора, облагороженного пространства: и гостья с Урала почувствовала, как любят дончане свой город, не уступающий по ухоженности и красоте иным европейским столицам. Не забыл показать ей внимательный гид и городскую “изюминку” – парк кованных скульптур с фигурой кузнеца посредине, сработанной в стиле авангарда. А возле здания Донецкого университета вспомнил Вячеслав, как в оные времена приехал сюда на учебу уроженец Галичины Василь Стус, но занят был тем, что третировал студентов и преподавателей, ходил по коридорам босым и в портках да проклинал советскую власть: «Доигрался, и отправили его в ваши края, в лагерь для политзаключённых «Пермь-36».
– Да, помню о таком, – отозвалась Марина Сергеевна. – Один из моих знакомых назвал его поэтом-великомучеником, посвятил ему стихи.
– Какой на хрен великомученик! То был лютый бандеровец, из тех, кто сейчас обстреливают нас с окраин Донецка. А ты не боишься проехать до линии соприкосновения?
– Рядом с тобой я ничего не боюсь!
Гостье с Урала довелось увидать, сколь разительный контраст с фешенебельным центром являли собой здания со снесёнными крышами и пустыми глазницами окон. Сам Киевский проспект был перекрыт в то время блокпостом. От него – рукой подать, полкилометра до старого здания аэропорта, до линии соприкосновения. Здесь Гиви – Михаил Толстых, Царствие ему Небесное! – со своими ополченцами вовремя взорвал мост, дабы нацисты не прорвались в город.
Навсегда остался в памяти Марины Сергеевны и вечер того дня. Вячеслав, появившись в назначенный час в гостинице, бережно взял её под руку, сопроводил в кинокофейню имени Ханжонкова, место встреч донецких бардов, писателей и поэтов.
– Услышишь авторский концерт Геннадия Горелик, ныне самого известного городского барда. Молодец мужик, год назад вернулся в родной Донецк из Израиля, где прожил лет пять. Сказал, не могу больше слушать, как клянут там Россию и Донбасс, да, говорят, собирается в ополчение. Евреи тоже разные бывают!
Песни военных лет под гитарные струны сменяли одна другую, зрители, аплодируя, отбили ладони. Уроженке Пермского края хотелось, чтобы этот вечер никогда не кончался. На прощание Вячеслав расцеловал свою спутницу в обе щёки, бодро пообещав ей: «Ещё увидимся!».
– Тёмная ночь, только пули свистят по степи, – уже ночью в гостинице звучала в душе Марины Сергеевны знаменитая фронтовая песня. Позже узнала она, что день и вечер оказались роковыми: в двух километрах от кофейни было совершено подлейшее убийство Арсения Павлова, легендарного командира батальона “Спарта” с позывным Моторола. Проводить в последний путь легенду Донбасса по зову сердца пришли более пятидесяти тысяч человек, многие из них ради этого приехали из других городов.
Платоническая любовь к незаурядному человеку побудила Марину Сергеевну вновь приехать в Донецк. Её вторая встреча с Вячеславом состоялась через два года в апреле и была непродолжительной. В светлый солнечный день они погуляли по бульвару Пушкина: не хотелось думать о том, что где-то рядом шла война. Вспомнила, как уговаривала она его поскорее издать свою книгу, и он обещал сделать это. Вспомнила его короткие дружеские поцелуи на щеках да привычное: «Бог даст, ещё увидимся!».
Изданная книга попала во всех библиотеки Донбасса, ею зачитывались, оставляли самые хвалебные отзывы, а вскоре Вячеслав Протасов был принят в ряды Союза писателей России. Узнав об этом, Марина Сергеевна снова собралась в Донбасс да ковидная истерия двадцатого и двадцать первого годов заморозила её планы. Сердцем чувствовала она неумолимое приближение войны: с Вячеславом порой переписывалась по электронке. На её вопрос о вероятности отъезда из Донецка он ответил в канун объявления о спецоперации: «Никакой эвакуации ни я, ни жена, ни дочки не планируем. Обстрелы окраин ДНР усилились, но пока по мирному населению не бьют или бьют редко, хотя напряжение нарастает».
К двадцать шестому марта напряжение усилилось, и в ответ на её тревогу пришла короткая весточка: «Здравствуй, дорогая Марина! У нас все нормально. То света не было, то интернет с перебоями, то не было всего, кроме газа, но это житейские мелочи. Пока еще живем в зоне обстрела, стараемся меньше ходить по улице без дела, особенно из-за Точек У, которые прилетают в любую часть ДНР. Утром отвожу жену и дочек на работу, а вечером еду забирать. После 19.00 транспорт в Донецке почти не ходит, рестораны, фитнес-центры работают только до 19.00. Город опустел, все сидят по норам и ждут Победы: мужики ушли на фронт. Я почти все время смотрю новости, все другое не интересно, эмоционально не затрагивает.
Такие дела. Обнимаю. Пиши. Жду».
Пасхальное поздравление от двадцать пятого апреля было не менее лаконичным: «Христос Воскресе, дорогая Марина! Поздравляю тебя со Светлым Христовым Воскресеньем! Желаю доброго здравия, творческой энергии и веры в лучшее! Мы ждем начала боев под Донецком с продвижением вперед. Пока идет артподготовка. Работы у меня сейчас много: на реабилитацию поступают контрактники и мобилизованные, все после лечения по поводу минно-взрывной травмы, сотрясения головного мозга. Ничего, кроме дневника, не пишу. Как-то не до того. Читаю старые сборники стихов и публицистики о ВОВ, еще 60-х годов прошлого века, под редакцией Константина Симонова и других. Такие дела. Пиши. Всего тебе самого наилучшего!».
Коротким было и майское послание: «Здравствуй, дорогая Марина! У нас пока более-менее. Я работаю с утра до вечера: много военнослужащих на реабилитацию поступают, а с ними не столько врачебной работы, как таковой, а куча бумажной волокиты: продление справок через ВКК каждые десять дней. Фронт от нас почти не движется, и живем по-прежнему в зоне обстрела. Такие дела. Пиши. Жду».
Летние письма напоминали телеграфные строки: «Работаю с утра до вечера, устаю, не до писем. Даже не знаю, когда в отпуск: некому работать. Обнимаю. Пиши». «Кручусь, как белка, потом прихожу домой, тупо смотрю новости, сплю и снова на работу. За воскресенье едва отхожу. Вот и вся моя жизнь. Пиши. Жду, но не всегда отвечу сразу».
С назначением генерала Сергея Суровикина командующим специальной операцией начались массированные обстрелы электростанций во всех крупных городах Неньки, и Украина погрузилась во тьму. Вспомнились Марине Сергеевне слова Поршенко, брошенные в адрес жителей Донбасса в 2014-м году: «У нас будет работа – у них нет. У нас будут пенсии – у них нет. У нас будет поддержка детей и пенсионеров – у них нет. Наши дети пойдут в школы и детские сады – их дети будут сидеть по подвалам. Вот так мы и выиграем эту войну". А теперь украинские дети прячутся по подвалам: «С чем к другим людям придёшь, то и – по Божьему промыслу – получишь обратно», – подумала она, с тревогой слушая ежедневные сводки новостей.
Всю осень Вячеслав работал на износ, послания становились всё короче: «Работаю один за пятерых. Врачи разбежались и разбегаются. Как-нибудь напишу подробнее. Обнимаю. Всего самого наилучшего. Пиши».
Хроника текущих событий ужасала Марину Сергеевну: «Украинские военные продолжают бомбить территорию ДНР. За минувшие сутки, с 08:00 второго декабря до 08:00 третьего декабря, в результате обстрелов ВФУ на территории Донецкой Народной Республики погибли пять человек и еще четырнадцать мирных жителей получили ранения».
Тем временем прокремлёвский политолог Сергей Марков поделился с читателями в соцсетях о целях регулярных ударов по объектам энергетики на Неньке «Цель ударов предельно проста. Это не мучения населения Украины. Это прекращение мучений населения Донбасса. То есть Украина должна прекратить расстрел Донецка и других городов Донбасса. Восемь лет их уговаривали. Наконец перешли к принуждению. Давно пора. И жестче надо принуждать к миру».
В недрах его ведомства даже созрел такой анекдот: «Хохол кричит:
– Господи, ты все дал русскому: и нефть, и газ, и золото, и алмазы. И
великую историю. А мне ничего не дал. Почему?
– У тебя все это было! – отвечает Господь.
– Когда?!
– Когда ты был Русским!
С началом зимы весточки от Вячеслава прервались, а целенаправленные расстрелы Донецка леденили душу: «Очередное военное преступление совершили сегодня утром украинские фашисты. Ровно в семь часов утра они подвергли центр Донецка самому массированному удару, начиная с 2014-го года», – сообщал в своем Телеграм-канале мэр столицы ДНР Алексей Кулемзин. – Сорок ракет из реактивных установок залпового огня БМ-21 «Град» выпущено по гражданскому населению. Под обстрел угодил проспект Богдана Хмельницкого, улица Университетская, бульвар Школьный, улица Набережная, район крытого рынка. Произошли прямые попадания в многоэтажные дома по проспекту Ватутина, были прилёты по проспекту Мира, улице 50 лет СССР, бульвару Шевченко, проспекту Театральному, по железнодорожной больнице, студгородку. Всюду возгорания и задымления. В детском саду №;15 вылетели окна и двери».
А в соцсетях на доверчивых читателей накатывали всё новые валы информационной бравады: «Хохлы не учитывают, что залп нашей ответки тяжелее. Там, где они убьют бедную донецкую бабушку, мы убьем треть их энергетики. Не стоило играть в террор. Не стоило играть в войну. Не стоило быть хохлом. Но уже поздно чего-то менять. С первыми днями зимы, хохляцкая сволочь!».
– Только новый социализм спас бы Россию и Украину, только справедливость и народовластие, созидание и развитие, – размышляла Марина Сергеевна, с горечью читая кипящие ненавистью строки. – Салорейх, укровермахт, бандерштадт – вот каковы ярлыки, навешанные на ранее цветущую, а ныне полувыжженную Неньку». Мысленно представила она русских и украинских солдат, сидящих в сырых и холодных окопах да блиндажах по обеим сторонам баррикад, вспоминая пронзительные слова и музыку Микаэла Таривердиева к спектаклю «Прощай, оружие» по роману Хэмингуэя: «Вместе с ротой моей я по длинным траншеям впился в жгучую мякоть войны…// Зачем? Зачем? Зачем? Для чего? Для чего? Для кого?// Гибнут, гибнут люди, шагая по разрытой боями земле…// Зачем? Зачем? Зачем? Для чего? Для чего? Для кого?». Написан роман о Первой мировой войне, а ощущение – что про наше время. Гибнут молодые парни – для чего и для кого? Ради прибылей миллиардеров той заокеанской содомистской страны, что недавно узаконила однополые браки? Очнитесь, люди! Прозрейте в схватке с нашим общим безжалостным врагом – российским и украинским олигархатом!».
В минуты горечи только вера в Божий промысел, только молитвы о здравии и спасении дорогого человека были подобны бальзаму для тоскующей души: «Милостиве Господи, спаси и помилуй раба Своего Вячеслава. Избави его от всякия скорби, гнева и нужды. От всякия болезни душевныя и телесныя. Прости ему всякое согрешение, вольное и невольное».
– Нет, он не погибнет от вражеского осколка: милостию Божией он выживет, верю, что настанет время, и мы вновь увидимся в Донецке, – с этими мыслями Марина Сергеевна по вечерам погружалась в тревожный сон, а утрами встречала каждый новый день.